Отказать королю

Глава 43

Спустя несколько месяцев двор малютки Елизаветы переехал в Элтам. В это же время ее августейшие родители расположились всего в нескольких милях — в Гринвиче. Повинуясь внезапному порыву, королева Анна решила нагрянуть в Элтам и провести несколько часов с дочерью. Пока королева была занята в детской, я неслышно выскользнула из покоев Елизаветы. Мне указали путь в домовую церковь, где в это время обычно молилась принцесса Мария. Новая церковь в Элтаме была выстроена рядом с большим залом, и из нее две винтовые лестницы вели в личные молельни короля и королевы. Мария Тюдор замерла на коленях у дальней стены. Она не посмотрела на меня, пока я искала ее взглядом под сумрачными сводами, и не повернула головы даже тогда, когда я опустилась на колени рядом с нею. Тогда я вознесла краткую молитву, попросив Господа укрепить и направить меня в разговоре с принцессой.

Дочь короля в полной мере унаследовала отцовское упрямство. Конечно, я восхищалась ее стойкостью, но искренне не понимала, для чего Мария вступила на путь мученичества. Стоило ли так упорствовать? Вот я, например, принесла ложную клятву, что поддерживаю парламентские акты, сделавшие короля Генриха главой церкви Англии и лишившие принцессу прав на престол, как и многие другие подданные нашего короля, и что с того? Ведь за отказ произнести несколько слов могла последовать страшная кара. И так, я уверена, поступили многие. Почему же та, которой эти законы касались напрямую, не могла заставить себя последовать нашему примеру, зная, что ее отказ подчиниться приведет короля в бешенство.

В результате король запретил любые встречи леди Марии с королевой Екатериной, которая теперь должна была именоваться «вдовствующей принцессой»[128]. Более того, Марии, до тех пор пока она не принесет клятву, нельзя было даже переписываться с собственной матерью.

— Ваше высочество, — прошептала я, — вы должны подумать о своем будущем. Что вам стоит хоть немного смягчить свое отношение к королевской фаворитке? Этим вы поможете и себе, и своей матери. Сделайте всего лишь один маленький шаг навстречу, и король вас вновь полюбит.

— Я не могу признать наследницей незаконнорожденную и не могу согласиться с тем, что меня объявили ублюдком. И не стану ставить своего отца выше Папы Римского.

— Клятву, данную по принуждению, не обязательно исполнять, — заспорила я. Правда в качестве аргумента на ум мне пришло только освобождение от брачных обетов будущей жены сэра Ричарда Эгертона, похищенной и выданной замуж насильно.

Принцесса продолжала молиться и ничего мне не ответила. Тогда я попыталась привести другой довод:

— Скоро родится еще один ребенок. Если это будет мальчик, то он по рождению станет наследником трона впереди всех дочерей короля Генриха, что бы там ни говорили о браке его родителей.

Как и в прошлый раз, его величество излучал уверенность в том, что на этот раз у него точно будет сын. Он уже велел своим ювелирам выковать колыбель из чистого серебра. Я видела эскизы колыбели, которые выполнил сам мастер Гольбейн[129] — придворный живописец короля. Ручки, за которые качают колыбель, был увиты искусно выкованными розами Тюдоров, а по краю шел позолоченный пояс, инкрустированный драгоценными камнями. Еще колыбель украшали золотые фигурки Адама и Евы. Королева тут же потребовала, чтобы были изготовлены шитые золотом простыни и одеяла, а также одежда для младенца из золотой парчи.

— Я знаю о предстоящих родах. Покои королевы здесь, в Элтаме, переделаны в детскую для будущего наследника, — принцесса Мария недовольно скривилась. — Стропила зачем-то покрасили в желтый цвет. У принца будет зал приемов, столовая, туалетная комната и спальня.

— Король скучает по вам — своей старшей дочери, — я очень надеялась, что говорю правду. — Он готов простить вам ваши слова, которые вы произнесли сгоряча, не подумав. Сердце его величества можно смягчить почтительностью, лестью, наконец, простой учтивостью. Неужели даже на это вы не можете пойти?

Принцесса при этих словах обратила на меня взгляд своих близоруких глаз, которые, как оказалось, были наполнены слезами. Она открыла рот, но не успела заговорить, потому что у подножия одной из винтовых лестниц показались двое придворных.

Жаль, что я не знала любимых ругательств Марии Витторио, а то бы они сорвались у меня с языка, когда я узнала одного из них — это был Дикон, камердинер королевы. Второй тоже носил цвета ее величества. Значит, королева Анна и ее дамы скоро должны были появиться в церкви.

— Останьтесь, — взмолилась я, обращаясь к принцессе. — Поговорите с вашей мачехой. Если вы возьмете на себя почин к примирению, она пойдет вам навстречу.

Взгляд, который бросила на меня принцесса Мария, был холоднее вод Темзы в самую суровую зиму. Прошелестев юбками, она поспешила вон из церкви, задержавшись лишь для того, чтобы склониться в быстром поклоне перед алтарем. Она выбежала в боковую дверь как раз в тот момент, когда королева Анна подошла к подножию винтовой лестницы, направляясь в свою молельню.

Я осталась на прежнем месте, склонив голову и надеясь раствориться в полумраке. К сожалению, девушке с моим ростом трудно остаться незамеченной, к тому же королева наверняка еще раньше заметила мое отсутствие в своей свите.

Впрочем, королева Анна хотела послушать мессу и не собиралась отвлекаться по пустякам. Только после того как священник произнес заключительные слова службы, ко мне подошли слуги в ливреях ее величества. Мне ничего не оставалось, как только подняться вслед за ними в личную молельню королевы. Как только я вошла в крохотную комнатку, королева Анна отослала всех, за исключением своей сестры.

— Ты говорила с леди Марией, — резко бросила мне королева.

Я опустилась в особо глубоком реверансе, словно на плечи мне лег тяжелый груз ее неудовольствия. Я была полностью в ее власти, и она могла сделать кое-что похуже, чем просто надавать мне пощечин. Тем более теперь, когда у нее — из-за явных ухаживаний за мной короля — появилась веская причина не любить меня. Если я хочу сохранить не только свою должность при дворе, но и свою свободу, я должна немедленно развеять любые подозрения в том, что я злоумышляю против королевы за ее спиной.

— Я зашла в церковь помолиться, когда леди Мария уже была там… — начала оправдываться я, стараясь не обращать внимания на чувство горечи, возникшее оттого, что приходилось так называть мою бывшую госпожу.

Королева лишь сверкнула глазами, и в этот момент я поняла: что бы я ни делала, что бы ни говорила, она никогда больше не будет благоволить мне, не доверит мне своих тайн. Значит, у меня остается последний шанс задобрить Анну, чтобы добиться примирения отца с дочерью… И я решилась.

— Леди Мария научилась смирению и покорности за то время, пока она находится на службе у принцессы Елизаветы, — не моргнув глазом, солгала я. — Если ваше величество убедит короля вернуть ее ко двору, я уверена, что она…

— Эта девчонка мне как заноза в боку! — бросила королева. — Почему я должна делать что-то ей в угоду? Почему я должна слушать твоих советов, Тэмсин Лодж, ведь ты была готова закрутить шашни с моим мужем, если б я не вмешалась.

Произнося это, Анна беспокойно меряла шагами молельню, сложив обе руки на животе, в котором рос ее ребенок. Остановившись напротив меня, она воскликнула:

— Мне следует вышвырнуть тебя отсюда, отправить тебя обратно к твоей мачехе и ее милому муженьку!

От этой угрозы я покрылась холодным потом.

— В этом нет нужды, — вмешалась леди Мэри Рочфорд. — Может быть, мои глаза меня обманывают, но я видела, как леди Мария поклонилась тебе, Анна, перед тем как столь стремительно покинуть церковь.

Я вовремя прикусила язык, чтобы не, проговориться и не противоречить сестре королевы.

— Почему ты мне сразу об этом не сказала? — воскликнула Анна. — Король очень обрадуется, если его дочь наконец-то примет меня и признает наш с ним брак. Я даже готова предложить ей в ответ свою дружбу. Его величество не дает мне покоя с тех пор, как Мария отказалась принести клятву. Стоит этой упрямице произнести всего несколько слов, и она тотчас получит свой собственный двор и резиденцию… подальше от нашего двора, — добавила она вполголоса.

Королева тотчас велела подать перо и чернила и быстро написала записку своей падчерице.

Ответ от принцессы Марии еще не был получен, когда королева и ее свита отбыли из Элтама в Гринвич, но вечером леди Шелтон, тетка королевы и мать Мэдж, управлявшая женской частью свиты принцессы Елизаветы, передала этот ответ в письме своей племяннице.

— Неблагодарная нахалка! — Анна смяла послание от леди Шелтон и швырнула его на пол.

Королева готова была затопать ногами от ярости, и даже нежное пение коноплянки, жившей в клетке в зале приемов, ее не успокоило. Она велела вынести клетку с птицей вон.

— Слава богу, что птичке совсем не отказали от двора, — прошептала неугомонная Бесс Холланд.

Прочие фрейлины захихикали. Ранее птицы уже навлекали на себя неудовольствие нашей госпожи: павлины, которых королю прислали из-за моря — с самого мыса Ньюфаундленд, что в Новом Свете, — громко кричали по утрам и не давали ей всласть поспать. Чтобы потрафить прихотям своей беременной жены, король приказал построить птичник рядом с домом сэра Генри Норриса[130] в деревне Гринвич неподалеку от дворца, куда и были «сосланы» павлины, а с ними и пеликан — еще один подарок королю, прибывший из Нового Света.

Я не разделяла веселья своих подруг. Сейчас я была при дворе на таких же птичьих правах, что и пресловутый пеликан. В наше время людей легко выгоняли со службы, отправляли в ссылку, а иногда и держали в клетках, как диких зверей.

Я подождала, пока ее величество отвлеклась, дабы поприветствовать появившегося в ее покоях короля, и осторожно подняла письмо леди Шелтон с камышовой циновки, покрывавшей пол. Поздно ночью, будучи полностью уверенной в том, что остальные фрейлины спят крепким сном, я разгладила смятый листок и принялась читать, заслонив пламя одинокой свечи, которого едва хватало, чтобы разобрать написанное.

Леди Шелтон сообщала, что на обеде леди Мария громко заявила буквально следующее: «Ее величество королева Англии никак не могла послать мне ту записку, что я получила сегодня, ведь моя мать находится на расстоянии многих миль от Элтама, Посланец должен был сказать, что эта писулька — от леди Анны Болейн». А потом строптивица прямо объявила, что не признает никакую другую королеву, помимо своей матери, и не примет дружбы никого, кто не может считаться другом королевы Екатерины. Тот поклон, о котором упоминала «леди Анна», предназначался нашему Создателю и никому другому.

Немудрено, что после такого ответа Марии на предложение мира и дружбы королева Анна впала в ярость.