Отказать королю

Глава 29

Путешествие из Болье в Виндзорский замок заняло целых три дня. Я могла бы добраться и быстрее, если бы нас не сопровождала телега со всем моим имуществом, которое я обязана была взять с собой. Я ехала верхом на послушном коньке, взятом взаймы из конюшни принцессы. С той поры как я покинула поместье Хартлейк, собственных лошадей у меня не было.

За эти три дня у меня было время поразмыслить над своим будущим, и тут я поняла, какую трудную задачу взвалила на себя. Как примут меня в окружении леди Анны? Как смогу я убедить королевскую любовницу, что более не являюсь верной тенью принцессы? Если мне это не удастся, она никогда не доверится мне и не приблизит меня к себе. «Что ж, — сказала я себе, — в первую очередь, нужно перестать, даже мысленно, называть мою новую госпожу королевской фавориткой или королевской любовницей. Ведь для своих сторонников она является леди Анной Рочфорд, будущей королевой Англии».

Я уже раньше бывала в Виндзорском замке. Именно сюда переехал двор принцессы, когда было решено, что ее высочество оставляет земли Уэльской Марки. Но теперь замок показался мне каким-то другим. Когда к нему приближаешься по Темзе, его башни и высокие стены на крутом косогоре выглядят пугающе. Дорога к замку по суше, которой я следовала в тот день, несколько сгладила давнее зловещее впечатление, но когда я очутилась внутри под защитой древних стен, меня поразило, насколько мрачным выглядело это место, несмотря на все его величие. Здесь не было ни садов, ни галерей, и глазу не на чем было отдохнуть.

Даже в жилых покоях на последнем и предпоследнем этажах, несмотря на цветные стекла в окнах, было довольно уныло. А уж если выглянуть из такого окна, то от высоты кружилась голова, ибо замок стоял на вершине холма.

Мое прибытие ко двору почти не вызвало интереса и могло остаться вообще не замеченным, если бы не одно досадное недоразумение. Я потребовала, чтобы меня провели в спальню фрейлин. Но, когда я появилась там, ожидая найти постель и место для хранения своих сундуков, оказалось, что я ошиблась. Сэр Лайонел выхлопотал для меня место постельничей леди Анны, а отнюдь не фрейлины. Должность эта стояла гораздо ниже в дворцовой иерархии, нежели почетный пост фрейлины, но она давала мне возможность войти в ближайшее окружение леди Анны. Ведь я должна буду прислуживать ей в спальне и выполнять ее самые интимные поручения.

Я не слишком расстроилась из-за такого понижения в придворном звании, но моя новая должность имела один очень существенный недостаток: если фрейлина не могла быть замужней дамой, то постельничей не возбранялось иметь мужа. В первый день моего пребывания в Виндзоре я страшно боялась, что сейчас появится сэр Лайонел и поведет меня под венец, несмотря на все мои ухищрения. Я смогла вздохнуть спокойно только тогда, когда убедилась, что он отбыл в Корнуолл для выполнения своих обязанностей.

Лорд — управляющий двором отвел мне маленькую комнатку без окон на некотором расстоянии от спальни леди Анны. В ней едва нашлось место для моих сундуков и для раскладной кровати, а также для еще одной маленькой кровати, задвигаемой под нее, на которой предстояло спать Эдит.

— Как здесь тесно, — пожаловалась моя верная служанка. Она стояла посреди нашей комнатушки, уперев руки в боки, и с неодобрением оглядывалась по сторонам. Не только я опустилась на ступеньку ниже, но и ее утянула с собой.

— В тесноте, да не в обиде, — ответила я, пытаясь не терять присутствия духа в любых обстоятельствах. — Зато эта комната принадлежит нам одним. И над кроватью есть балдахин с драпировкой.

Эдит даже не потрудилась мне ответить. Она прекрасно видела, как, впрочем, и я, что драпировки эти изготовлены из шерстяной ткани унылого темно-зеленого цвета и кое-где трачены молью. Никаких гобеленов или ковров на стенах не было, и ничто не защищало нас от холода, которым несло от голого камня. Угля для жаровни не было, и нам нечем было согревать нашу спальню. Да и сама жаровня, по правде говоря, тоже отсутствовала. Хотя на дворе стоял июнь, ночью мы вынуждены были натянуть на себя кое-что еще из одежды, тесно прижаться друг к другу и укрыться для тепла дорожными плащами.

На следующее утро я явилась за указаниями к лорду-управляющему, и он сообщил мне о моих обязанностях. Они были простыми, но такими, которые скорее пристало выполнять простой служанке, а не бывшей фрейлине принцессы. Я должна была чистить одежду, наполнять кувшины вином, водой и элем, а также выносить оловянный ночной горшок, спрятанный под специальным табуретом в уборной леди Анны.

Первые несколько дней моя новая хозяйка не обращала на меня никакого внимания. Можно было подумать, что она меня не узнала, ведь мы разговаривали всего дважды, и то несколько лет назад, но леди Анна, помимо острого ума, была наделена и цепкой памятью, и потому я нисколько не удивилась, когда в один прекрасный день она обратилась ко мне по имени.

— Томасина Лодж, причеши меня! — распорядилась она.

Волосы у леди Анны были густыми и красивыми, и она ими так гордилась, что отказывалась носить высокие чепцы, полностью скрывающие прическу. Она предпочитала головной убор, именовавшийся «французский чепец», или «арселе»[93], а иногда обходилась только маленькой шапочкой и сеткой, удерживавшей ее локоны.

Я взяла гребень из слоновой кости, богато украшенный драгоценными камнями, и с некоторым трепетом принялась за свою работу, чувствуя, что леди Анна обратила на меня внимание неспроста.

— Насколько я помню, твоим опекуном был сэр Лайонел Даггет, — обронила она, когда я принялась осторожно разбирать спутавшиеся за время сна пряди.

— Он и остается моим опекуном.

Леди Анна рассмеялась резким и немного пугающим смехом:

— Неужели? Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, миледи.

— И ты все еще не замужем?

— Нет, миледи.

— Что ж, Томасина Лодж, думаю, мне следует просветить тебя относительно законов об опекунстве. Я их неплохо изучила, потому что имею на своем попечении нескольких детишек, в том числе Генри Кэри, сына моей бедной милой сестрички.

Она послала быструю улыбку той, о которой заговорила, — присутствовавшей здесь же леди Мэри Рочфорд, вдове придворного Уильяма Кэри, умершего несколько лет назад от потницы.

Леди Мэри совершенно не походила на свою младшую сестру. Если Анна была стройной, темноволосой, смуглой и беспокойной, то Мэри имела округлый стан, светлые волосы, белый лоб и покладистый, легкий нрав.

— Значит, тебе еще не было четырнадцати, когда твой отец умер?

— Нет, не было, миледи.

— Жаль. Тогда бы все его земли перешли прямо тебе в руки. И вопрос об управлении твоим наследством вообще не выносился бы на рассмотрение суда по делам опекунства.

— Да, мне так сказали, миледи.

Анна повернулась ко мне так внезапно, что я чуть не вырвала у нее клок волос и только чудом успела отдернуть руку с гребнем. Она посмотрела на меня так пристально, что мне стоило большого труда не стушеваться под этим внимательным взглядом. Ее глаза были огромными и почти черными, даже темнее, чем у принцессы Марии, и казалось, они проникали в самую душу.

— Значит, раз тебе не было четырнадцати, когда твой отец умер, ты попала под опеку, — повторила она.

— Да, миледи.

Она отвернулась от меня и уставилась в отполированное до блеска металлическое зеркало, в котором виднелись оба наших отражения, и медленно проговорила:

— А когда тебе исполнилось шестнадцать, ты вышла из-под опеки.

— Простите, миледи, но я вас не понимаю… — пробормотала я и попыталась возобновить свое занятие, но гребень выпал из моих ставших внезапно такими неуклюжими пальцев.

В одно мгновение Анна развернулась, стремительная, как кошка, и ловким движением успела поймать драгоценный гребень прежде, чем он коснулся пола. Она не рассердилась на меня за мою неловкость, а только расхохоталась, и вместе с нею — с полдюжины девушек и женщин из числа ее придворных дам и фрейлин, слышавших наш разговор.

Лицо мое запылало, когда до меня дошел смысл слов леди Анны. Неужели она говорила правду? Но какой резон ей лгать мне? Неужели я была настолько глупа, что не освободилась от опеки сэра Лайонела три года назад?

— В то же время, — продолжала леди Анна, когда смешки вокруг улеглись, — до двадцати одного года ты не вправе продавать или сдавать в аренду свои земли и во всех делах должна следовать советам уважаемых людей, в первую очередь сэра Лайонела. Ну а если выйдешь замуж, тогда все твое имущество перейдет к твоему супругу. Значит, надо мне приискать для тебя хорошего муженька. А твоими поместьями сейчас управляет надежный человек?

— Надеюсь, миледи, — пробормотала я, думая про себя: «А вдруг я не права?»

Ни разу после отъезда из Гластонбери я не требовала отчета о состоянии моего наследства. Я приняла как само собой разумеющееся, что сэр Лайонел и мой управляющий Хьюго Уинн заботятся о Хартлейке и других моих имениях, ибо их доход напрямую зависел от процветания поместий. Какой же наивной я была! Возможно, сэр Лайонел вел себя как рачительный хозяин земли и людей, обрабатывавших ее, рассчитывая, что когда-нибудь все это будет принадлежать ему. А возможно, мое наследство сейчас пришло в полное запустение, если сэр Лайонел выкачал все доходы от имений, дабы подкупить влиятельных лиц при дворе и добыть мне эту должность в свите леди Анны.

Пока голова моя была занята этими невеселыми мыслями, мои руки продолжали расчесывать шевелюру моей госпожи, утратившей к тому времени ко мне всякий интерес. Когда наконец она закончила свой туалет и проследовала в покои, где принимала узкий круг своих близких друзей, я, как тень, сопровождала ее.

Апартаменты леди Анны были обставлены дорогой мебелью, на стенах висели яркие гобелены с изображением мифологических сцен, пол покрывали роскошные ковры, а столы были застелены плотными скатертями. Здесь всегда стояли три кресла — одно из железа и два из дерева. На всех трех красовались подушки малинового бархата, обшитые шелковой бахромой и украшенные золотом. Леди Анна села в одно из кресел и взялась за лютню. Тут же ее окружили несколько молодых галантных придворных. Она играла, а они пели, болтали и смеялись.

Забытая всеми, я опустилась на широкий подоконник, сцепила руки на коленях и изо всех сил попыталась собрать воедино разбегавшиеся мысли. Меня не удивило, что моя мачеха была столь же невежественна во всем, что касалось законов, как и я сама. От женщин иного и не ожидали. Даже графиня Солсбери, как я теперь поняла, не увидела ничего дурного в том, что я подписала в ее присутствии какой-то документ по просьбе моего опекуна, хотя к тому времени мне уже исполнилось шестнадцать лет. Тот документ, как я вспомнила, был написан на латыни, и прочесть его я не могла. А вот сэр Лайонел наверняка законы об опекунстве знал досконально. Следовательно, тот лист, который я так опрометчиво подмахнула, скорее всего, представлял собой доверенность, продлевающую его право присматривать за моим наследством.

Меня захлестнуло чувство вины. Мне нужно расшибиться в лепешку, но добыть верные сведения о том, в каком состоянии мое богатство. Ведь его сумели собрать и приумножить мой отец, мой дед и прадед, а значит, пренебрегая им, я была неверна их памяти. Мне нужно было сразу же вступить в переписку с Хьюго Уинном, чтобы точно знать, как обстоят дела на конюшне и на фермах. Остались ли вообще у меня лошади? Вполне возможно, что нет. Сэр Лайонел быстро избавился от Светоча Хартлейка. Я же думала только о себе, погрузилась в свою новую жизнь при дворе принцессы, тратила усилия лишь на пересказ забавных историй и обретение новых друзей. А потом, мы, связанные этой самой дружбой и преданностью принцессе Марии, сами были рады отгородиться от внешнего мира, пока этот мир насильно не вторгся в наш тесный круг.

Я вздрогнула, когда увидела перед собой фигуру в черном.

— Не сердитесь на мою сестру, — раздался нежный и мелодичный голос леди Мэри Рочфорд. — У нее своеобразное чувство юмора.

Я подвинулась на подоконнике по знаку моей собеседницы. Усевшись и расправив пышные юбки, она взяла мою руку своей полной белой ручкой и спросила:

— Не хотите ли поговорить с тем, кто смыслит в законах, моя дорогая? У меня как раз есть такой человек на примете. Если ваш опекун вас обманывает, всегда можно попробовать отстоять то, что принадлежит вам по праву.

— Существует документ на латыни, — призналась я. — Сэр Лайонел обманом заставил меня подписать его после моего шестнадцатилетия. Наверное, я передала ему все права на свои поместья.

Глаза мои наполнились слезами. Как же глупо с моей стороны было попасться в сети, коварно расставленные моим опекуном!

— Вполне возможно, что вы сможете получить ваше имущество обратно по суду, — утешила меня леди Мэри. — В любом случае, стоит посоветоваться с законником…

Я всхлипнула, кивнула и проговорила:

— По крайней мере мое наследство у него не навсегда. Леди Анна сказала, что оно вернется ко мне, когда я достигну совершеннолетия.

Участие леди Мэри тронуло меня, хотя я не надеялась, что ее поверенный сможет мне помочь. Только одно утешало: через два года мне исполнится двадцать один. И сэр Лайонел должен будет рассчитаться со мной сполна по всем счетам, которые я ему предъявлю.