Глава 41

В четверг двадцать первого августа двор переехал из Виндзора в Йоркский дворец, а уже в понедельник следующей недели мы обосновались в Гринвиче, где во все время нашего отсутствия плотники работали не покладая рук. Во вторник королева Анна удалилась в родильные покои, где заперлась со своими придворными дамами, фрейлинами и служанками в ожидании появления на свет будущего короля Англии.

Временное «заточенье» королевы проходило в обстановке роскоши и изысканности. Зал приемов разделили ширмой. Ни один мужчина, кроме врачей, не мог пройти во внутренние покои. Спальня ее величества была перестроена и стала более просторной. В ее уголке отгородили отдельную молельню, украшенную гобеленами, изображавшими святую Урсулу и одиннадцать тысяч девственниц[123].

Рядом с огромным ложем, подаренным Анне королем, стояла кушетка под малиновым балдахином, на которой, собственно, королева и должна была рожать, а если потребуется, на ней могли и немедленно окрестить ребенка, дабы спасти его душу. Тут же была приготовлена купель, доставленная из самого Кентербери.

Седьмого сентября в три часа пополудни королева родила здоровую рыжую девочку. Король дал ей имя Элизабет[124] в честь своей матери.

Я испытывала к королю теплые чувства (которые, впрочем, ничуть не распространялись на его нынешнюю супругу), и мне было жаль, что его опять постигло разочарование — у него так и не появилось наследника мужского пола. В то же время я тайно радовалась: если король умрет, оставив лишь двух наследниц, принцесса Мария, как старшая из них, будет иметь более весомые права на трон.

Во всяком случае, я так думала.

Но жизнь показала, что я ошибалась. Королева убедила Генриха — как уж ей это удалось, мне неведомо — отобрать у Марии титул принцессы. Теперь старшая дочь короля должна была именоваться просто «леди Марией». Когда моей прежней госпоже сообщили об этом, она сгоряча написала очень резкое письмо отцу, отказавшись подчиниться ему. Его величество пришел в бешенство и поклялся добиться от дочери повиновения.

Несмотря на то что Анна Болейн так и не смогла подарить своему супругу сына, король вновь попал под ее чары. Говорили, что он даже публично объявил, что скорее пойдет собирать милостыню, чем покинет ее.

Новое сближение короля и Анны имело для принцессы Марии катастрофические последствия. Четырнадцатого декабря король распустил ее двор и велел своей семнадцатилетней дочери прибыть в Хэтфилд и поступить в свиту своей сводной сестры.

В Рождество Рейф сумел устроить так, что именно он сопровождал миссис Уилкинсон в Гринвич, куда она должна была доставить шелковое кружево для отделки и ленты, а также шелковую тесьму и позумент. И еще благодаря его стараниям мы смогли остаться ненадолго с ним наедине на борту небольшой барки, на которой мастерица по шелку перевозила свои товары вниз по реке.

У меня задрожали губы, и я смогла вместо приветствия вымолвить лишь:

— Я подвела принцессу.

— Ерунда, — спокойно ответил мне Рейф. — Ты сделала все возможное.

— Ты правда так думаешь?

Мне очень хотелось верить в это, ибо в моем теперешнем положении лишь Рейф оставался мне опорой. Сбивчиво я рассказала ему о том, что всего лишь пару вечеров назад король хотел сделать меня своей фавориткой, но даже из этого я не смогла извлечь никакой пользы для дела принцессы. Слезы застилали мне глаза, и лицо Рейфа расплывалось — я не могла прочесть его выражения, но стоило мне запнуться в своем печальном повествовании, как мой друг одним движением преодолел расстояние между нами и заключил меня в свои объятья.

— Успокойся, — раздался его настойчивый голос. — Выше головы не прыгнешь, даже если встанешь на цыпочки.

Я невольно улыбнулась и попыталась утереть слезы, но Рейф меня опередил. Он осушил мои щеки нежными движениями кончиков пальцев. А потом глаза наши встретились, его лицо медленно приблизилось к моему лицу и его губы тронули мои губы. Мне хотелось, чтобы наш поцелуй продолжался вечно. Никогда еще мне не было так хорошо, и в то же время хотелось еще чего-то большего… Я не желала отпускать Рейфа от себя и спрятала лицо у него на груди, уткнувшись щекой в теплую ткань его шерстяного плаща. Как всегда, от Рейфа пахло сандалом и корицей.

На Темзе было холодно. Ветер гнал барашки волн, и стоявшую на якоре барку качало. Мы постоянно теряли равновесие на кренящейся палубе и волей-неволей должны были цепляться друг за друга. Ни один из нас против этого не возражал, и какое-то время мы оба молча раскачивались, слившись друг с другом. Потом Рейф приподнял мой подбородок тыльной стороной руки, посмотрел мне в глаза и произнес:

— Выходи за меня замуж, Тэмсин.

Я заморгала от неожиданности:

— Что ты сказал?

Он усмехнулся:

— Ты меня слышала. Выходи за меня замуж. Коль скоро ты сама сказала, что от твоей службы при дворе принцессы нет никакого толку, я заберу тебя отсюда, и мы поженимся.

Я ждала, что он скажет мне о своей любви. И не дождалась… Противный голосок у меня в голове принялся нашептывать, что Рейфу нужна не я, а только мое состояние, которое пойдет со мною под венец и перейдет в руки моего мужа.

— Я не могу просто так взять и оставить двор, — схватилась я за самый очевидный предлог. — Я поклялась служить королеве Анне столько, сколько она пожелает.

— Только не говори мне, что ты и вправду собираешься выполнить эту клятву!

— Не в этом дело. Королева считает, что может распоряжаться моей жизнью, а я не имею права оставлять двор без разрешения лорда-управляющего. У нее возникнут подозрения, если я внезапно исчезну.

— Тогда попроси ее отпустить тебя со службы. Если ты считаешь, что она не разрешит тебе выйти за меня замуж, сошлись на болезнь.

— Рейф, я правда не могу. — Мне стало страшно от того, как сильно я вдруг захотела все бросить и убежать с Рейфом куда глаза глядят, и я привела еще один довод: — Кроме того, сэр Лайонел поднимет шум, если я скроюсь.

Я кое-что рассказала Рейфу про моего отчима, но немного.

— Мы не будем беспомощны, — убеждал меня Рейф, крепко обнимая меня, словно старясь отгородить от враждебного мира. — Я найму лучших законников Лондона, которые сокрушат любые препятствия на пути к нашему счастью.

«И ты должен будешь заплатить им целое состояние», — подумала я. А вслух сказала:

— Если я убегу с тобой, мне придется исчезнуть, никогда не появляться ни при дворе, ни в поместье Хартлейк.

Перед глазами встал образ коварного и вероломного сэра Лайонела, каким я его видела последний раз. Я вспомнила, какими глазами он смотрел на меня, когда я его рассердила. А потом я подумала о короле. Вполне возможно, мое бегство навлечет на меня и его гнев. И он использует свои поистине безграничные возможности, чтобы найти меня и разорить все семейство Пинкни. Ни Рейфу, ни даже его преуспевающей матери с королем не тягаться. Мой друг только-только закончил свое ученичество. У него не было ни средств, ни смекалки, ни знаний, чтобы защитить себя, не говоря уже про будущую жену.

Я решительно высвободилась из объятий Рейфа и отступила, чуть не упав, когда очередная волна обрушилась на борт барки.

— Я останусь там, где мое место, то есть при дворе, — отрезала я, попытавшись придать своему тону уверенность, которой не испытывала. Но тут голос мой предательски задрожал. Рейф замер, ожидая продолжения, но я молчала. Снова подступили слезы, и я часто-часто заморгала. «Не буду больше плакать! — решила я. — Слезами горю не поможешь».

И когда, откашлявшись, я заговорила, то нашла действительно правдивые слова, ибо вспомнила, что на деле первая и самая главная клятва верности была дана мною не королеве Анне, а принцессе Марии:

— Двор — это единственное место, где у меня есть надежда оказать такое влияние на короля, чтобы он проявил милосердие и любовь к своей дочери. Моя первейшая обязанность — служить ей, нашей будущей королеве.

Лицо Рейфа потухло. Потом на нем появилось упрямое выражение, скрывавшее, как я чувствовала, такие же противоречивые чувства, которые раздирали и меня. Ведь и он не желал отступиться от той тайной задачи, которую мы сами на себя возложили, — помочь девушке, звавшейся теперь леди Марией, пережить женитьбу ее отца на королеве Анне.

— Твоя верность достойна всяческого восхищения, — в голосе Рейфа была нескрываемая горечь.

После долгого напряженного молчания я решилась заговорить:

— Нам нужны новые коды для обмена сообщениями. И их должно быть достаточно, чтобы мы могли вовремя предупреждать друг друга о самых разных вещах.

— Как скажешь…

Мы по-прежнему говорили с ним на одном языке, но близость меж нами исчезла. Следующий час мы провели, придумывая, что будет значить упоминание в заказе того или иного изделия из шелка, и голоса наши звучали так чопорно и холодно, словно мы вели пустую официальную беседу.

Я решила, что пошлю сигнал Рейфу немедленно прибыть ко двору только в самом крайнем случае. Пусть просто передает принцессе то, что будет зашифровано списком товаров.

— Расскажи, как ты собираешься доводить мои новости до принцессы? — Я не представляла, станет ли он действительно отправлять ленты, кружева и тесьму, чтобы передать мое сообщение принцессе Марии, либо будет лично встречаться с нею.

— Лучше тебе этого не знать. Так будет безопаснее, — Рейф не смотрел мне в глаза.

Больше нам сказать друг другу было нечего. Я поднялась со скамьи, на которой сидела, и приготовилась сойти с барки.

— Будь осторожна, Тэмсин, — услышала я голос Рейфа у себя за спиной. Что-то в его тоне подсказало мне, что он имеет в виду гораздо большее, чем способность пройти, не споткнувшись, по спущенным на берег сходням.

Я вернулась во дворец в полном отчаянии — вполне возможно, что больше мне никогда не удастся увидеть Рейфа Пинкни. Чтобы заглушить горечь потери, я, очертя голову, кинулась в веселую кутерьму рождественских праздников.

Загрузка...