Отмеченная полночь

Глава 17 ЧЕМ БЛИЖЕ ТЫ

Я сжала руки, чтобы они не тряслись, и повернулась к нему лицом. Он наблюдал за мной так, как может наблюдать человек за пантерой в клетке. С опаской и большой осторожностью.

— Мэллори, наверно, сказала тебе, что я увидела кое-кого возле Дома, — произнесла я.

— Вампира, который работает на Эдриена Рида, — огрызнулся он.

— Вампира, который убил Калеба Франклина. Он увидел, что я приближаюсь, и убежал.

— И ты последовала за ним. Без прикрытия, без оружия. — Без меня, как я догадалась, он оставил невысказанным.

— Если бы я стала ждать или медлить, он бы исчез. Я сказала Мэллори идти внутрь, запереть ворота, а затем погналась за ним до поезда. Ты видел остальное?

Этан кивнул, лишь раз.

— Что там было видеть. — Он мгновение наблюдал за мной. — И что ты не договариваешь?

Я собралась с духом.

— Он не просто вампир, который убил Калеба Франклина. — Я помолчала. — Он вампир, который напал на меня во дворе университета.

Этан застыл, как изваяние. Ярость и собственнический инстинкт вспыхнули в его магии, завращавшись вместе по комнате.

— Он тот, кто напал на тебя.

Я кивнула.

— Вначале я его не узнала. Но когда мы оказались в поезде, и освещение стало получше — когда я увидела его лицо и, не знаю, почувствовала что-то знакомое в его запахе или магии — я поняла, что это он.

Я потрясла головой.

— Я не знаю его имени. Я все еще не знаю его чертового имени. — Сейчас мне это казалось столь важным, настолько, что мой голос задрожал, и я покачала головой, с трудом сглотнув, когда меня захлестнули эмоции.

Накатила волна гнева, за ней последовал поток сочувствия.

— Мерит, — произнес он голосом, полным эмоций, беспокойства.

Я лишь покачала головой и подняла руку. Я была еще не готова к сочувствию.

— Он работает на Рида. Он планировал добраться до меня, чтобы выбить тебя из колеи. Ты настоящая цель Рида. Он хочет причинить тебе боль. Манипулировать тобой. Вот какой он человек.

— Нахрен Эдриена Рида.

Его голос был настолько резким, настолько решительным, что мне пришлось снова посмотреть на него. Его лицо выражало свирепость воина, человека, намеревающегося уничтожить своих врагов.

— Смерть будет мучительной для Эдриена Рида, но сейчас не об этом, он для меня не важен. Единственное, что меня интересует в Риде — это опасность, которую он представляет для моих людей, для тебя. Это меня очень сильно заботит.

Это было очень близко к извинению. Очень близко к признанию, что Рид заставил его сделать что-то достойное сожаления — включая звонок моему отцу.

— Какова связь Рида с Бродягой? — спросил он, прежде чем я смогла заострить внимание на этой теме. Что, вероятно, было лучшим для нас обоих. И все же, он заставлял меня говорить. Сообщать о фактах, вместо того, чтобы позволить ускользнуть обратно в свой страх.

— Это, должно быть, Селина.

— Почему? — спросил он.

— Она заплатила вампиру, чтобы тот убил меня. Она была в долгу перед Ридом на протяжении многих лет; он финансировал ее образ жизни. Может, она взяла на это деньги у Рида, и так он узнал о Бродяге. Или, может, Рид был не просто источником денег. Он криминальный авторитет. Быть может, он и убийцу предоставил. Хотя, если это так, то зачем так долго ждать, чтобы показать его мне?

Взгляд Этана потемнел, вероятно, потому что он подумал о Бальтазаре.

— Рид человек, который умеет выжидать.

Я кивнула.

— Он любит драматизировать. Нет, правильнее будет сказать: он любит эмоционально трахать мозги. И он, ей-Богу, в этом преуспел. У меня такое чувство, будто это снова происходит. Как будто я начинаю с самого начала. У меня складывается ощущение, что все не на том месте.

— О, Мерит, — произнес Этан. Он потянулся к моим рукам, проигнорировав мои попытки оттолкнуть его, и привлек меня к себе. Он обнял меня, обернув руки вокруг моего тела, как будто мог вытеснить остальной мир или защитить меня от его острых граней.

Я уткнулась лицом ему в грудь, позволив слезам, которые я сдерживала в течении нескольких часов, наконец пролиться.

— Я позволила ему сбежать, — сказала я, когда разрыдалась еще сильнее. — Я, мать его, позволила ему сбежать. И я ненавижу себя за это.

— У тебя есть право на твои эмоции, но они незаслуженно суровы. Ты спасла ребенка, Мерит.

— Я позволила ему сбежать. — Я посмотрела вверх на него. — Три раза, Этан. Три раза он причинил мне боль и ушел от этого. Когда он получит по заслугам? Когда его заставят понести наказание?

— Не знаю, Мерит. Я не знаю, добьешься ли ты правосудия, и получит ли он по заслугам. — Он отстранился, чтобы посмотреть на меня. — Ты не ребенок, и знаешь, что мир несправедлив. Ты получила свою долю несправедливости, и тебе сегодня сурово об этом напомнили. Но я клянусь тебе, Мерит — клянусь своей жизнью, своим Домом и своей душой — он никогда снова не тронет тебя.

Внезапно я почувствовала себя такой уставшей.

— Он попытается. Он попытается, и Рид попытается. Он подвергнет нападкам тебя, меня или моего отца.

Воспоминание о моем отце — или о моей затянувшейся ссоре с Этаном — заставило меня отвести взгляд. Но Этан взял меня за подбородок двумя пальцами, заставив встретиться с ним взглядом.

Его глаза были сужены, брови нахмурены, когда он смотрел вниз на меня.

— Это мы решим, пока будем разбираться со всем остальным. Твой отец был жесток к тебе множество раз. Почему же телефонный звонок стал стеной между нами?

— Может, потому что он изменился.

Вылетели слова, о сдерживании которых я даже не знала.

Я не злилась на Этана. Не очень.

Я была напугана.

Я заставила себя встретиться с Этаном взглядом.

— Думаю, я надеялась, что его изменил «Тауэрлайн». Что это признак того, что он принимает меня такой, какая я есть, понимает, что ему придется иметь со мной дело на моих условиях, а не на его. Что у нас могут быть другие отношения. Что что-то может зародиться. А если Рид нацелится на него, если Рид избавится от него…

— То я отниму эту новую семью, — сказал Этан и обхватил мое лицо руками. — Мне очень жаль, Мерит. Я не хотел рисковать им. Я лишь хотел защитить тебя, потому что ты самое близкое к семье, что у меня было за четыреста лет. Ты мое чудо.

Его руки обернулись вокруг меня, когда я снова зарыдала.

— В будущем, — произнес он спустя некоторое время, когда мои слезы утихли, — я буду говорить с тобой, прежде чем вовлекать — даже потенциально — твою семью.

— Спасибо. — Я прочистила горло. — Спасибо тебе за этой. Ты, должно быть, сегодня рассердился и волновался, и я прошу за это прощения.

— Я волновался, — согласился Этан. — И был зол. Ты зарождаешь обе эмоции, Мерит, и нередко. — На его губах появился намек на веселье.

— Прости, — снова сказала я. — Но я бы сделала это снова.

Он посмотрел на меня, глаза ярко горели.

— О, серьезно?

Я чувствовала, как из меня вытекает страх, как будто его близость — и наше вновь обретенное взаимопонимание — выкачали его из меня, впитали. И когда страх отступил, вернулась бравада.

Боже, я любила браваду.

— Я люблю тебя, Этан, и люблю этот город. И как бы я с этим ни боролась, я люблю этот чертов Дом. Он часть меня, а я часть его. Я не собираюсь стоять здесь и смотреть, как человек разрушает все, что ты построил. Не собираюсь. И если это означает, что я должна гоняться за человеком, который угрожает этому Дому, или извиняться перед тобой больше, чем мне того хочется, пусть будет так. Я этого не хочу, но для меня это приемлемо. Потому что я не могу жить без тебя.

Наступила тишина.

— Ну, — произнес он спустя целую минуту, — после такого и орать-то на тебя не хочется.

— Это было частью плана, — сказала я с жидким смешком. — Страх — это то, что Рид использует против нас. В отношении Селины — она боялась, что станет посредственной. В отношении тебя — ты боишься, что превратишься в монстра наподобие Бальтазара, что мне навредят. И в отношении меня — я боюсь, что снова стану тем уязвимым человеком.

— Это его талант, — печально согласился Этан. — Находить эти больные места и давить на них. Страх, мой Страж, неотвратим. Он один из наших наиболее важных инстинктов. Он уберегает нас от смерти. Борьба через страх — это результат выбора. Это выбор, который ты сделала после той апрельской ночи год назад. Это выбор, который ты продолжишь делать, потому что это внутри тебя. Я люблю тебя и верю в тебя, больше, чем когда-либо в кого-либо верил. И это просто пугает.

Я подумала, что это была самая приятная вещь, которую он когда-либо говорил мне. Я обхватила его щеки руками, притянула его голову к себе и поцеловала.

— Я люблю тебя, Этан.

— Я люблю тебя, Мерит. — Он улыбнулся. — А теперь такое чувство, что мир восстановился. Подходящее ли это для меня время, чтобы указать тебе на то, что, несмотря на то, что вчера ты меня отчитала, сама сделала то, за что ругала меня?

Он был прав, поэтому я позволила ему выйти сухим из воды.

— Ты хочешь сказать, что я позволила Риду поймать себя на крючок? Что я побежала сломя голову навстречу опасности, вероятно, устроенную Ридом, даже если немного разрушила его план, заставив его агента вступить в игру немного раньше, чем он, наверное, планировал? Да, я знаю. — А затем я разыграла свою собственную карту: — Думаю, можно сказать, что я обошла Дарта Салливана.

Он знал о прозвище, но ему оно явно не нравилось, судя по тому, как скривилась его верхняя губа.

— Если тебе станет лучше, можешь назвать мне свое прозвище для меня.

— Это испортит все веселье. — Он вздохнул и снова обнял меня. — Мы можем снова поругаться, Страж. Мы можем упрекать друг друга, пока солнце не вылезет на небо. Но правда такова. Я люблю тебя. И я нашел тебя однажды той апрельской ночью. Я всегда буду искать тебя, и всегда отыщу. А что касается твоего монстра, мы найдем его вместе, — сказал Этан, целуя меня в лоб. — Мы спустимся вниз, поговорим с Люком и найдем его. И так или иначе, мы найдем и Рида. И тогда пусть Бог помилует его душу.

***

Я умылась, стерла слезы со своего лица и кровь с рук, и мы спустились вниз в Оперотдел. Люк и Линдси поднялись, когда мы появились в дверях, поспешив к нам.

— Все в порядке? — спросила Линдси. — Малик не сообщил нам подробностей, лишь то, что ты вернулась и, вроде бы, была целая и невредимая.

— Думаю, относительно «в порядке», — ответил Этан. — Почему бы нам не присесть и не поговорить об этом?

— Мой Дом — твой Дом, — произнес Люк и вернулся на свое место за столом. — И мы рады, что ты дома, Страж.

Прямо сейчас я предпочитала находиться именно здесь.

Когда Келли, Джульетта, Линдси, Люк и Этан собрались за столом для совещаний, я рассказала им о своем столкновении с Бродягой, все как было. От встречи до преследования, о том, как он использовал человека в качестве заложника и щита, о бегстве Бродяги в ночь.

Люк знал обстоятельства того, как я подверглась нападению, стала вампиром, как и другие ведущие фигуры в Доме — в том числе и Малик, поскольку он там был. Я полагала, что все еще ходили слухи — вампиры любят сплетничать так же, как и люди — но по сочувствующему лицу Келли догадалась, что была неправа на этот счет.

— Насколько мне известно, — закончила я, — ЧДП его не нашел.

— Он ушел в подполье, — сказала Келли, откидывая прядь прямых, темных волос за плечо. — Туда, куда бегут и прячутся крысы. — Она посмотрела на меня, и в ее взгляде была сила и солидарность.

— Ага, — произнесла я. — Согласна.

Люк сцепил руки на столе и наклонился вперед, его взгляд был серьезным.

— Думаешь, он попытается снова?

— Я знаю, что попытается. Особенно, если это устроено Ридом.

— Тогда мы найдем его первыми, — сказала Келли.

— Возможно, стоит снова поговорить с Ноем, — предложила Линдси. — По крайней мере, теперь ты сможешь его описать.

— Мы сделаем кое-что получше, — сказал Люк. — Кейджи, — позвал он одного из временных сотрудников за группой компьютеров. — Можешь просмотреть видео схватки из Интернета, поискать четкий снимок нашего преступника, увеличить и распечатать изображения?

Кейджи оглянулся и один раз кивнул, его глаза с интересом загорелись от поставленной задачи.

— Принято, босс.

Люк кивнул и снова посмотрел на меня.

— Видео не ахти, но довольно четкое, чтобы получилось увеличенное изображение.

— Отправь изображение Чикагским Домам, — сказал Этан. — Предупреди их.

Люк кивнул.

— Спасибо за помощь, — поблагодарила я. — Мне нужно узнать его имя. Мне было бы лучше, если бы я знала его имя.

Джульетта улыбнулась, серьезные ярко-голубые глаза контрастировали с ее нежными чертами лица.

— Знать имя своего врага — это важно. Имена определяют нас как личностей, и отношение друг к другу. Они… — она замолчала, подыскивая подходящее выражение, — устанавливают границы того, кто мы есть. Если ты узнаешь имя этого парня, то установишь границу. Это даст ему меньше власти, а тебе больше.

Поскольку «Мерит» на самом деле моя фамилия, и я не использую свое имя по личным и семейным причинам, я понимала определение имен, характеризующих нас.

— Мы отправим изображения тебе на почту, — сказал Люк. — Мать ребенка не сказала, хочет ли она выдвинуть обвинение?

— Она сказал ЧДП, что не хочет, — ответила я. — Он не знает ни ее, ни ее ребенка, и она не хочет давать ему больше информации, подавая заявление. Я сказала им, что тоже не хочу его преследования.

— По крайней мере, не официально, — согласился Люк, и я кивнула.

— А Рид? — спросил он.

— Если вампир сказал правду, — произнес Этан, — а у нас нет причин полагать, что это не так, это не противоречит тому, что Рид сделал ранее.

— Он задействует личное, — согласилась я. — Он использовал Бальтазара против Этана, использовал деньги против Селины и использовал Бродягу против меня, что является очередным ударом по Этану. Он попытается снова, — добавила я.

— Тогда мы остановим его до того, как он это сделает, — сказал Люк. — А если мы не сможем, тогда он твой.

— Хотя, тебе, возможно, придется сразиться с Габриэлем за него, — беспечно произнес Этан. — У этого вампира длинный список очень сильных врагов.

— Учитывая, как мне с ним улыбнулась удача, у Гейба, вероятно, больше шансов, — пробормотала я в минуту жалости к себе.

— Ты должен рассказать ей о Бедовой Джейн[69], — сказала Линдси Люку.

Я перевела взгляд с нее на Люка.

— Кто такая Бедовая Джейн?

— Короче говоря, — произнес он, — она женщина из моего скучного, пыльного и наполненного перекати-полем прошлого. — Люк был ковбоем в своей человеческой жизни.

— Она была воровкой, убийцей и вообще нехорошей женщиной, — сказала Линдси с улыбкой. — Обвинялась в четырнадцати убийствах, о которых знал округ. И она сбегала от него четыре раза.

Четыре — это определенно больше, чем три. Хоть и не намного.

— «Сбегала» — грубое слово, — проговорил Люк. — Я предпочитаю говорить, что она «уклонялась от заключения». Но да, четыре раза.

— И как же ты в итоге ее поймал?

Он улыбнулся.

— При помощи грязи, пыли и перекати-поле. Она заехала в Додж-Сити[70], нуждаясь, как ни странно, в горячей ванне. Я поймал ее, когда она совершала свои омовения, — ответил он, поиграв бровями.

— Мораль этой истории в том, что безопаснее сторониться надлежащей гигиены? — спросил Этан.

— Ха-ха, Сир. Ха-ха. Мораль истории в том, что никогда не нужно останавливаться! Двигаться только вперед! Добиваться прогресса! Ты можешь это сделать! И все прочее мотивирующее дерьмо. — Люк посмотрел на меня, его глаза блестели. — А если ты сможешь поймать их со спущенными штанами, они, скорее всего, будут немного более послушными.

Мудрые слова.

***

Последовав предложению Линдси, я отправила сообщение Джонаху по электронной почте, попросив устроить встречу с Ноем следующим вечером в штаб-квартире КГ, чтобы поговорить о Бродяге.

Когда этот вечер подошел к концу, и мы были в безопасности нашей башни в Гайд-Парке, Этан осторожно снял мою одежду, использовав руки и слова, чтобы успокоить и соблазнить.

Потребность была такая же, как и в библиотеке, но иного рода. Здесь были и партнерство, и прикосновения. Присутствовали и нежность, и страсть. Комфорт и удовольствие. Каждое движение было медленным и томным, каждое слово нежным. Его губы мягко прикасались к моим губам, затем прошлись по остальному телу, наслаждение возросло и накрыло волной, которая рассеяла насилие в моем разуме.

Мы прокатились на этой волне вместе, соединив тела и наконец воссоединив сердца. Любовь — не битва и не война. Она — партнерство с промахами, чудесами и всем остальным.

Когда мы оба пресытились и были истомлены, Этан обнаженным лег рядом со мной, его голова покоилась у меня на животе. Я пробежала пальцами по его волосам, в то время как он проводил кончиком пальца по моей все еще разгоряченной коже.

— Ты помнишь, Страж, первые слова, которые сказала мне?

Я поморщилась.

— Нет. Но, готова поспорить, что они были грубыми. — Я не была поклонницей Этана Салливана, когда впервые попала в Дом Кадогана.

— О, так и есть— Его глаза сверкнули, как осколки зеленого стекла. — Твоя жизнь изменилась, и ты была очень зла на меня. Ты сказала, что не давала мне разрешения превращать тебя.

— Что, справедливости ради, было верно. — Я замолчала, вспомнив свою кипящую неприязнь к Мастеру моего нового Дома. — Ты мне очень не понравился.

— Да, не понравился. Но потом ты образумилась и поняла, что была неправа.

Я дернула его за волосы.

— Не испытывай свою удачу. С твоей стороны потребовался целый процесс уламывания.

— Спасибо, что не назвала это вымаливанием.

Я усмехнулась.

— Я так и собиралась, но в последний момент передумала.

— Потому что это было бы жестоко.

— Но действительно хорошим ходом с моей стороны. Я бы за это получила много очков.

— Мы ведем счет?

— Да. Баллы можно обменять на «Мэллокейки». — Они были моими любимыми шоколадными пирожными, хотя за несколько недель я так и не съела ни одного. Не после Ночи Тысячи «Мэллокейков». Вот почему я готова была отдать их Этану.

— Меня не интересуют твои «Мэллокейки».

— Надеюсь, это не эвфемизм.

— Очевидно, нет. — Он приблизился ртом к моему животу и игриво куснул.

— Я помню первые слова, которые ты мне сказал, — произнесла я. — Это было в тот вечер, когда на меня напали. Ты поддержал меня рукой за талию, там на траве, и сказал мне успокоиться.

Он приподнялся на локтях и уставился на меня. Я никогда не говорила ему, что помню большую часть того, что произошло, и что он сказал. Но это слово — это маленькое и невероятно значительное слово — по-прежнему имело ту же силу.

— Ты это помнишь.

Я кивнула.

— Думаю, это важно, Этан. Я думаю, это имеет значение. Я не помню ничего из того, что он говорил или делал, лишь боль, которую он причинил, что он убежал, как трус. — Как, кажется, он всегда и делал. — Но помню, что мне сказал ты. Это слово, полагаю, было чарами.

Он подпер голову кулаком и потянулся, чтобы смахнуть волосы с моего лица.

— Я помню, какой ты была бледной, и какой хорошенькой. Я боялся, что мы опоздали. Но мы успели. И ты рассердилась, а потом ты достаточно повзрослела для того, чтобы принять, кем являешься.

— И ты повзрослел до того, чтобы принять, кто я. За исключением тех случаев, когда ты по-прежнему чересчур опекаешь.

— Я никогда не перестану быть гиперопекающим. Не потому, что я не верю в тебя или не доверяю. А потому, что я такой. Это значит быть Мастером.

— И все же ты назначил меня Стражем. Тем единственным, задача которого — спорить с тобой.

— Не только спорить, — сказал он с ухмылкой. — Хотя часто кажется, что именно так.

Позаимствовав прием Мэллори, я треснула его по уху.

— Ой, — произнес он со смешком и потер мочку уха. — Речь шла о сдержках и противовесах[71], Мерит. Смысл всего этого заключается в том, что мы изменились. Мы выросли и развились с того вечера, когда я встретил тебя, а ты меня. — Он положил руку мне на живот. — И когда-нибудь у нас будет ребенок. Семья. Это будет нелегко — иметь ребенка, иметь ребенка-вампира, причем первого ребенка-вампира. Но мы справимся.

— Как, конкретно, по твоему мнению это произойдет?

Он перешел в режим Мастера вампиров. Губы слегка изогнулись в усмешке, одна бровь властно приподнялась, когда он посмотрел на меня.

— Я совершенно уверен, что ты точно знаешь, как это происходит, Страж.

Да что же такое с людьми и шутками про зачатие?

— Ты знаешь, что я не это имела в виду. Я имела в виду, ну, знаешь… — я обвела пальцем свою нижнюю половину — недоказанный процесс вампирской беременности. Если называть вещи своими именами, то как его или ее там удержать?

Его лицо стало совершенно серьезным.

— Страж, я честно не знаю. — Он прижался губами к теплой коже. — Попробуем позволить природе взять свое?