Я не сразу сориентировалась, выискивая подруг за столами. Наконец, они сами узнали меня и дружелюбно замахали руками. Мы с Кешей присоединились к ним. Оксана с Маринкой тут же принялись заваливать меня вопросами. Как похудела? Какими кремами пользовалась? За расспросами Аркаша затерялся. Будто слился со стеной, превращаясь в невидимку. Парни подруг тоже с любопытством оглядывали меня, но в разговор не вмешивались.
Торжество разгоралось. Тамада — худенькая рыжеволосая девушка надсаживала голос, привлекая внимание гостей. Безумные однообразные конкурсы, наставления родителей со слезами, тосты приглашенных. Всё это казалось таким скучным! Подруги заворожено наблюдали за происходящим, Аркаша вполголоса разговаривал с их парнями. А я, подперев щеку, следила за молодоженами. Свадьба плавно перетекла в танцы.
Кеша не умел танцевать, поэтому, неловко улыбаясь, отпускал меня веселиться с очередным кавалером. Вообще, он как-то съежился, буквально растворился в зале, стараясь стать как можно незаметнее. Шумные компании угнетали его, а те, где он никого не знал — тем более. Уверена — он готов был провалиться в подвал и убежать домой. Я делала вид, что не замечаю его терзаний.
Мне даже стало обидно от того, что он не хотел разделить со мной веселье. Пару раз я пыталась насильно вытащить его из-за стола на возобновившиеся конкурсы. Но, получив ожесточенное сопротивление, надулась и упорхнула с другим поклонником. Тем более меня раздражала его нелюдимость, что желаемый эффект был достигнут: Игорь не сводил с меня глаз. Наташа нежно обнимала его за плечи и прижималась, а он в упор сверлил меня глазами.
Через пару часов я устала и отправилась в уборную — отдохнуть от суеты и навязчивых кавалеров, задушивших вниманием. Конечно, я могла выйти на улицу, но побоялась, что и там они не оставят в покое. Пока шла по коридору, за спиной раздавался стук мужских ботинок. Отличить его от кокетливой поступи каблуков не составило труда. Я добралась до конца коридора, где располагались заветные кабинки «М, Ж», и обернулась.
Оказывается, всё это время меня преследовал Игорь. Выглядел он, как типичный жених на свадьбе после нескольких часов торжества, приправленного алкоголем и несуразными конкурсами. Взмыленный, с помутневшими озорными глазами, развязанным галстуком и расстегнутыми верхними пуговицами рубашки. Судя по периодическим отклонениям от ровного курса — он был уже изрядно навеселе.
Я на долю секунды остановилась, наблюдая со снисходительной улыбкой за его приближением. Сердце замирало, словно предчувствовало — сейчас случится что-то важное.
— Скучаешь?
Остановившись рядом, Игорь окатил меня перегаром. Я невольно поморщилась.
— Отдыхаю, — пожала плечами.
— Около туалета? — Усмехнулся он, подходя чуть ли не вплотную. — Можешь не строить из себя дурочку, я всё прекрасно понимаю.
— Интересно, что же?
— Ты очень изменилась… — задумчиво произнес Игорь. — Раньше бы покраснела, а тут дерзишь. Да… — смачно произнес он, обводя меня бесстыжим взглядом, — была бы ты такой пять лет назад, сейчас я бы не на Наташке женился.
— Семь лет.
Я ядовито улыбнулась. Внутри всё ликовало. Потешенное самолюбие растекалось липким студнем. Понял-таки, что проворонил сокровище! Только сердце почему-то ныло тревожно, предостерегающе. Я попыталась пройти мимо новоиспеченного мужа подруги, но не успела сделать нескольких шагов. Он сгреб меня в охапку и прижал к холодной коридорной стене.
— Торопишься? — дохнул перегаром прямо в лицо.
— Нет, просто не хочу слушать бредни пьяного мужа лучшей подруги. — Я попыталась высвободиться из капкана его объятий, но ничего не получилось. Вот бы где пригодился прежний вес!
— Думаешь, я только по пьяни так?
Подернутый туманом взгляд Игоря сползал в моё декольте.
— Я не думаю — я знаю, — подобный поворот уже не радовал. Хотелось побыстрее избавиться от тягостного плена. — А если нас сейчас кто-нибудь увидит?
— И что? — развязно ответил Игорь, а сам обернулся, выискивая случайных свидетелей.
К тому же, он ослабил хватку, и я, воспользовавшись этим, выскользнула из его объятий.
— Проспись, потом поговорим, — бросила игриво через плечо, быстрым шагом возвращаясь в зал.
И к чему теперь это кокетство, ужимки и прыжки? Сама этого не понимала. Минуту назад, когда Игорь прижал меня к стене, я уже подумывала позвать кого-нибудь на помощь. Его прикосновения не вызывали ничего, кроме неприятной дрожи. Теперь же, когда опасность миновала, я опять принялась угождать тщеславию. На душе стало противно, словно я со всего размаха прыгнула в бочку с помоями. Сердце заныло еще сильнее, круша прежнее веселье. Захотелось бросить толпу одноразовых ухажеров и уехать домой.
А в зале между тем разворачивалось настоящее шоу, видимо, отложенное тамадой на сладкое. Несколько цыганок в цветастых длинных юбках песнями и плясками пытались расшевелить подуставших от затяжного веселья гостей. Цыганки кружили по залу, сверкая белыми зубами и шелестя подолами, подходили к гостям, вытаскивали их на середину отведенной для танцев площадки. Кто-то из захмелевших гостей, вытягиваемых за рукав из-за стола, предложил погадать. В мгновение ока тамада подхватила предложение и подошла к кучерявому цыгану с гитарой в руках.
Тот закивал и затянул песню, а цыганки стали подходить к гостям и под общий хохот оглашали их судьбу, выискивая линии жизни на протянутых ладонях. Большинство гаданий были заведомо шутливыми и действительно заслуживали улыбки, остальные тоже не воспринимались всерьез. Да и кто станет верить в цыганские присказки, да еще и на приправленную хмельком голову?
Я вошла в зал, всё еще копаясь в себе, и не заметила, что одна из цыганок направляется ко мне. Это была женщина лет сорока с проседью в вороных волосах, но тем не менее стройная и моложавая, ничем уступавшая ни по грации, ни по красоте подругам по ремеслу. Я не сразу поняла, что от меня требуется и только после традиционного «позолоти ручку» протянула раскрытую ладонь. Улыбаясь и щуря лукавые глаза, она сначала взглянула на мою руку, а потом мертвой хваткой вцепилась в нее. Мгновение — и цыганка с посеревшим лицом уставилась в мои глаза. Ее зрачки всё ширились, делая взгляд черных очей бездонным.
— Волчья душа… — прошептала она, наконец, больно впиваясь в мою руку ногтями.
Я попыталась высвободиться, но ничего не получалось.
— Может, вы меня всё-таки отпустите?
Но цыганка не слышала. Судя по застывшему взгляду, она ушла в себя и возвращаться не спешила. Ее губы продолжали что-то шептать, но я разобрала только несколько непонятных цыганских слов, сливавшихся для меня в единую тарабарщину. Я не стала больше церемониться и с силой выдернула руку, на которой теперь красовались красные полосы от ногтей. Она вздрогнула, словно очнулась ото сна.
— Убирайся прочь, чужая душа! — выкрикнула гадалка, да так громко, что все присутствующие обратились к нам.
Мне стало жутко неудобно. Выходка цыганки отбила всякое желание оставаться на празднике дальше. К тому же все гости теперь пялились на меня, как на восьмое чудо света. На скорую руку я комкано распрощалась с Наташей, благо подарок — конверт с деньгами и цветы — уже успела ей вручить, и выскочила из зала в фойе. Следом вышел и Кеша, про которого я совершенно забыла.
Он, не проронив ни слова, помог мне одеться. На пойманном швейцаром такси мы так же молча добрались до моего дома.
— Ты куда? — удивленно спросила я, когда Кеша проводил меня до дверей, а сам снова направился к лифту.
— Домой, — грустно ответил он, не поднимая глаз.
— У меня разве не останешься?
— А зачем? Я тебе больше не нужен, — он печально посмотрел на меня с вымученной улыбкой.
— Ты чего? Из-за свадьбы что ли? Я же не виновата, что ты такой угрюмый и нелюдимый! — я перешла на крик, словно пыталась спугнуть мерзостную пустоту и холод, заполонившие душу.
— Вот и я о том же, — тихо ответил он и, дождавшись лифта, оставил меня одну на лестничной клетке.
Внутри всё пылало огнем ненависти и обиды. Сейчас я готова была обвинять всех и вся, начиная от мамы и заканчивая гадалкой на свадьбе. Жизнь перестала меня устраивать, даже собственная внешность бесила и отторгала. Хрен с ним, с Кешей, не велик принц, чтоб о нем плакать! Найду другого — в сто раз краше и богаче! А то и вовсе с шефом закручу, хоть деньги будут! Непреодолимая жажда власти и богатства затопили меня. Чужая воля с новой силой закопошилась в груди, вытаскивая наружу прежние обиды, заставляя ненавидеть весь мир. Словно в беспамятстве я переколотила всю посуду, что попалась на кухонном столе, а потом завалилась спать как была — в платье и туфлях, с накрашенным лицом и шпильками в волосах.