Отражение

Глава 5

С этих пор «Ромео» начал звонить мне каждый вечер, выспрашивая «как дела» и «чем занимаешься». Я каждый раз старалась ограничиться короткими фразами, чтобы сильно не привыкал. Но в итоге выбалтывала всё: от происшествий на работе до погоды за окном, будто он сам не мог выглянуть на улицу. За три недели каждодневных встреч совместные прогулки вошли у меня в привычку. Он водил меня в кино и кафе, я таскала его по музеям.

Теперь я с нетерпением ждала его звонков и с радостью щебетала с ним по телефону допоздна, наплевав на сериалы. Жертвовала законным сном в выходные дни, а иногда — и поездками к маме, чтобы лишний раз сходить в зоопарк или Третьяковку.

Постепенно я узнала, где он работал и чем увлекался. Оказалось, что моя догадка про маму на сто процентов верна — Аркаша действительно обитал в двухкомнатной на другом конце Москвы с родительницей. Она уже много лет болела, два или три из них лежала пластом, не в силах не то, что сына обиходить — ложку поднять. А Аркадий всё не терял надежды на выздоровление и время от времени таскал ее по врачам. Собственно, из-за этого и с личной жизнью не сложилось — на нее просто не оставалось времени. Правда, именно благодаря заботе и вере сына в успех, мама Аркаши медленно, но верно шла на поправку.

Выяснилось также, что он за несколько дней до нашего знакомства высмотрел меня на остановке — случайно забрел в этот район в поисках импортных лекарств. Вот только подойти всё никак не решался. А тут я вдруг забыла пакет! «Это судьба» — проскальзывал контекст его слов, «может быть» — лукаво отвечала я, хотя все равно еще отказывалась задумываться о серьезности отношений.

На работе изменения в личной жизни не остались незамеченными. Соня сразу уловила флюиды счастья, разлетавшиеся от меня в разные стороны, и завалила вопросами.

— Ты чего это светишься? — пытала она.

— Да ничего особенного, — уклончиво ответила я и принялась копаться в бумагах.

— Да я же вижу, что что-то случилось! — не унималась коллега. — На работу приходишь накрашенная, глаза светятся. Никак, мужчина завелся?

— Почему сразу мужчина? Просто стала более внимательна к себе. Пора бы уже, знаешь ли, в тридцать-то лет!

— Это правильно, это хорошо. — Соня заговорщицки подмигнула. — Давно пора этим заняться.

— Ты про что? — возмутилась я, сообразив, на что она намекает.

— Да про ЭТО самое.

— Да мы даже не целовались! — вырвалось у меня.

— Ой-ой-ой! Ни за что не поверю! — вцепилась в меня коллега ехидными зубками. — Смотрите, люди добрые — мужчина завелся, а этим не занимались! И потом, что в этом плохого-то? Когда у тебя это последний раз было?

— Ну… — замялась я. — Было и всё тут.

— Чего ты тогда из себя монашку строишь?! — не выдержала Соня. — Мужик есть, судя по глазам — он тебе нравится, так наслаждайся!

— Советчица нашлась! — отмахнулась я. Возникло ощущение, что обсуждается не моя личная жизнь, а ее. Подобное нездоровое любопытство раздражало.

Выводы о том, что Аркаша мне нравился, посеяли смущение и раздор в душе. Все это время я анализировала наши отношения и степень привязанности к нему, но каждый раз приходила к мысли, что в любой момент расстанусь с «Ромео» без сожалений. Вот только сердце каждый раз выпрыгивало из груди, когда слышала его голос в телефонной трубке, или видела силуэт у подъезда. Пока всё это списывалось на банальную привязанность. На деле же оказалось, что она уже давно переросла во что-то большее.

— Да кто же тебя еще просветит, если не я?! — воскликнула Соня и, поджав губы, отвернулась в сторону.

— Спасибо за заботу, — искренне сказала я и улыбнулась. Любопытство — та же болезнь. На таких людей не стоит обижаться, да и обижать тоже не желательно.

— Издеваешься?

— Нет, правда, спасибо.

Соня поерзала на стуле и снова повернулась ко мне. Лицо выражало абсолютное благодушие. А куда денешься — общаться-то больше всё равно не с кем. Уже вторую неделю мы работали с ней вдвоем. Лера ушла на больничный и сидела дома с сыном.

— Чайку?

— Нет, не хочется.

— И после этого она будет мне врать про отсутствие хахаля! Вы только посмотрите на нее!

— Да, — с трагичным видом созналась я. — Решила потихоньку сесть на диету, а то скоро и в эти тряпки не влезу.

— Это хорошо, это молодец! Он-то того стоит?

— Несомненно, — ответила я после минутного размышления.

Надо ли говорить, что весь оставшийся день коллега пытала меня о подробностях личной жизни. Но я держала оборону до победного. Не хотелось, чтобы на следующий день сердечные дела «толстенькой из бухгалтерии» разнеслись по самым отдаленным закоулкам офиса, по пути обрастая всё более животрепещущими подробностями.

В конце рабочего дня мне позвонили из фирмы, где пылилось заказанное мною зеркало. Опомнились! А я-то про него вовсе забыла — потонула в отношениях с Аркашей и самокопаниях на этот счет. Оператор — приятный мужской голос с хрипотцой на том конце провода — уточнил время моего прихода домой и еще раз переспросил адрес. Напоследок, он клятвенно заверил, что сегодня мастер как штык будет стоять у моих дверей. Попутно мило извинился за причиненные долгим ожиданием неудобства и уточнил сумму заказа. На этот раз выяснилось, что работа грузчика не входит в работу мастера, поэтому придется накинуть еще пару сотен.

Про себя я в сердцах поворчала немного, но в телефонную трубку выразила полное согласие и удовлетворение — лишь бы скорее покончить с этим делом. В указанное время домофон и впрямь оповестил о госте. А еще через пару минут мастер стоял на пороге моей квартиры. Высокий, плечистый парень в синем рабочем комбинезоне и пыльной куртке нараспашку.

— Ну и где? — спросил он, совершенно опустив приветствие и прочие подробности.

— Да вот оно.

Я оробела. А вот мастер, наоборот, чувствовал себя развязно. Он вразвалочку прошел к оправе, чуть не сбив меня по пути свертком с зеркалом. А я даже не двинулась с места. Так и стояла, как вкопанная, удивленно хлопая ресницами. Тем временем мастер принялся за дело, карябая старинную оправу инструментами. Сердце облилось кровью. Для меня подобное отношение к антиквариату было сродни вандализму. Когда же очередная царапина пролегла по дну зеркальной оправы, не выдержала:

— Осторожнее!

— А я виноват, что вы неправильные мерки сняли? — огрызнулся он, добавив мата. Видимо — для убедительности.

Хотелось ответить что-нибудь резкое и язвительное, но я не нашла нужных слов. Вот так всегда — когда надо было отстоять себя, язык прирастал к нёбу и в голову лезла всякая ерунда.

— Готово, — мастер решительно направился ко мне. Я не сразу сообразила, что он ждет оплаты.

— А передвинуть?

— Я — мастер, а не грузчик. Так что двигайте сами, — самодовольно ответил он.

Я совершенно расстроилась, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Может, в поисках нужных слов, перевела взгляд с нахального мастера на подарок. Он словно ожил. Зеркало впитывало отблески луны, просачивавшиеся с кухни. На миг мне показалось, что листья позеленели, а змеи ожили и зашевелились. Из зазеркалья пахнуло прохладой, будто там поселился ветер.

— А в вашей конторе меня заверили, что проблем с перестановкой не будет, — твердо заявила я, не успевая удивляться, откуда лезут на язык эти фразы.

Парень пробурчал что-то неразборчиво в ответ, но возмущаться не стал.

— Куда тащить? — спросил он в своей манере.

Я кивнула в сторону комнаты. Мастер принялся толкать оправу в указанном направлении, оставляя за собой следы грязных ботинок. Ничего, подумала, главное — чтобы зеркало передвинул. А пол вымыть проще, чем самой волохать тяжелый антиквариат.

У меня же было время, чтобы приготовить деньги, чтобы лишний раз не задерживать «мастера». Когда же вошла в комнату, то первым делом принялась любоваться ожившим зеркалом, совершенно забыв про топтавшегося в стороне парня.

— Может еще что-нибудь передвинуть? — полушутливо спросил он, привлекая мое внимание.

— Нет, спасибо.

Я протянула ему деньги. Отметила, что мастер резко поменял манеру общения. Грубость испарилась, уступая место неизвестно откуда взявшемуся флирту. С чего бы только? Ему что, ветром из зеркала надуло что ли?

— Если что — зови, — развязно добавил он, забирая деньги. — Телефончик могу оставить…

В голове мелькнула шальная мысль — почему бы не закрутить роман с этим парнем? Молодой, стройный, с копной волос на голове… Не то, что Аркаша. Вот только глаза у него мутные, грязно-серые. И нет в них ни единой искры влюбленности — только пустой животный интерес. Небось увидел, что девка одинокая, вот и решил скоротать вечерок-другой. Без обязательств и последствий.

— Не стоит, — уверенно ответила я. После чего без лишних сомнений выпроводила мастера за дверь.

Вернувшись в комнату, я провела рукой по зеркалу. Оно отлично вписалось в проёме между комодом и диваном. Обстановка напоминала сказку. Казалось, что зеркальная гладь мерцает, переливается серебристыми красками, а отражение живёт по своим законам. На миг я застыла, а потом отмахнулась от наваждения и принялась укрощать расческой непослушную копну волос. С языка так и просилась фраза злой королевы-мачехи из «Спящей красавицы»: «я ль на свете всех милее». Повинуясь внезапно охватившему порыву, я принялась расчесываться всё быстрее. При этом все ближе подходила к отражению, пока, наконец, не оказалась около него глаза в глаза. Сердце тревожно кольнуло, по спине пробежала стайка мурашек. Словно увидела в зеркале совершенно чужое лицо. Мотнув головой, я стряхнула неприятное ощущение и принялась переодеваться — Аркаша обещал ждать меня после работы на скамейке во дворе.

Мы гуляли несколько часов, но казалось, что время стояло на месте. Полная луна рассматривала нас с небес, мелкие точки звезд манили недоступностью. Злой ледяной ветер трепал по щекам и теребил мои волосы. Вот когда я посмотрела на голову кавалера с завистью.

Я держала Аркашу под руку и просто шла, он рассказывал мне про работу, потом перешел на стихи Есенина. А я ловила себя на том, что уже не смогу отказаться от его общества. Вспоминала сегодняшнего мастера и улыбалась. Всё-таки хорошо, что я его отшила.

Когда же луна скрылась за пеленой тучевых облаков, «Ромео» проводил меня до подъезда. И опять никаких попыток напроситься в гости. Я могла только удивляться его терпению. Другой бы давно уже намекнул на постель. А этот — нет. Значит, либо у него была еще одна обласканная, либо — терпел мужик. Первая мысль обдала душу скользкой ревностью, вторая больше пришлась по душе. Я даже немного им погордилась — всё то время, что поднималась на седьмой этаж.