Отражение

Глава 26

Рано утром, отрывая лицо от подушки, я с удивлением и радостью обнаружила в кровати Кешу. Он обнимал меня и тихо посапывал. Я приподнялась на локтях, аккуратно убрав его руки, и никак не могла на него наглядеться. Вот оно — счастье, думала, гладя его ладонью по щеке. Чмокнула в висок и побежала на кухню — готовить завтрак.

Вскоре Аркаша тоже пришел на кухню. Он сделал вид, что ссоры не существовало и в помине, за что я безмерно была ему благодарна. На автобусной остановке, уже разбегаясь по работам, мы договорились вечером сходить-таки к его маме. Причем на этот раз инициатором визита стала я.

Весь день я проработала, как в тумане. Дела валились из рук, тревога за маму и предстоящий поход в гости к Кеше сменяли друг друга. Хорошо еще, что шеф уехал в командировку, а то пришлось бы еще отчитываться за растраченные капиталы. Согреваясь этой мыслью, я сняла еще денег. Часть из них потратила на новый мобильный, а другую — отправила экспресс-переводом тете Дусе. Маме сейчас требовались дорогие лекарства, да и наша бесплатная медицина требовала подачек — без этого не будет человеческого отношения.

Вечером Аркаша встретил меня после работы. Судя по голосу — он тоже волновался. Несколько раз порывался отговорить меня от гостей, особенно после того, как узнал про мою маму. Но я решительно сказала: «Нет, мы так никогда не соберемся», и потащила его на остановку.

Уже проходя в любезно распахнутую будущей свекровью дверь, я пожалела о недавней уверенности. Всё-таки Аркаша знал, почему меня отговаривал. Только напрямую сказать не решился.

Вероника Павловна — Кешина мама, оказалась худой стройной женщиной далеко за пятьдесят. На ее голове красовался парик приглушенно бордового цвета, на лице — макияж, состоявший из туши, коричневых теней и темно-вишневой помады. Я удивилась — не ожидала, что больной человек, совсем недавно прикованный к постели так следит за собой. Дополняло образ крепдешиновое приталенное платье с ажурным воротником и жемчужные бусы.

Выцветшие темно-голубые глаза Вероники Павловны сузились, изучая меня с головы до ног. Пока я сидела в гостях, меня не покидало ощущение, что будущая свекровь обладала рентгеновским зрением, которое вовсю практиковала на потенциальной невестке. Если она встречала так всех претенденток на руку и сердце единственного сына, то неудивительно, что Аркаша до сих пор оставался холостяком. Вот только меня такими уловками теперь было не испугать. Это прежняя Вика бросилась бы наутек от одного только вида свекрови. Я же нынешняя сразу поняла, что Вероника Павловна вряд ли останется довольна моей персоной. Твердо решила — не стану обращать внимания на ее приемы.

Переступив порог Кешиной квартиры, я совершенно забыла, что здесь обитает больной человек, годами лежавший в постели. Передо мной материализовался хищный монстр, способный пойти на всё, лишь бы разлучить меня с любимым человеком. Я сразу же нацепила маску фальшивой доброжелательности, которой воспользовалась и Вероника Павловна. Так мы и прошли в зал, скалясь друг другу. Только Аркаша тревожно посматривал то на меня, то на маму, время от времени сжимая мою руку.

Мы сидели на тяжелых деревянных стульях, обитых тканью, в просторной комнате. Занавешенные темно-синими бархатными шторами окна, обои в крупных цветах, картины с непонятными мне абстракциями — даже обстановка не давала расслабиться. Единственным островком красочности и уюта оказалась голубая ваза с подаренными Кешей цветами. Мы попили чай, поговорили про погоду и даже про местные власти, после чего беседа полностью сосредоточилась на мне.

Веронику Павловну интересовало всё: от детских болячек, до карьерных перспектив и наличия в собственности недвижимости. Постепенно разговор превратился в допрос, в который лишь изредка Кеша пытался вставить несколько слов. И всё это сдабривалось восклицаниями Вероники Павловны о том, какой Аркашенька замечательный. Несколько раз она даже затрагивала тему предыдущих его избранниц, но Кеша сразу пресек дальнейшие повороты разговора в это русло, после чего увел меня на кухню.

— Побудь пока здесь, а я с мамой поговорю, — тихонько шепнул он, после чего оставил меня в гордом одиночестве.

Вот когда я поняла, как чувствовал себя Аркаша в доме моей мамы. Я сидела на облезлой табуретке, поджав ноги, и вслушивалась в то, что происходило сейчас в зале. А там шла не просто беседа, там шла война, по сравнению с которой мои перепалки с мамой казались светской беседой.

— Где ты подобрал эту шлюху?! — не стесняясь в выражениях, верещала Вероника Павловна.

От этих слов у меня все внутри перевернулось. А чего еще я ждала?

— Мама, — терпеливо успокаивал ее Аркаша. — Не надо так про Вику. Она — хорошая девушка…

— Вижу я, какая она оторва, — не унималась Кешина мама. — У нее же на лбу написано: ищу у кого бы отобрать квартиру!

— У нее есть своё жилье, — он тоже повысил голос. — Мам! Хватит уже искать во всех окружающих мошенников и воров. И потом, когда я тебе про Вику рассказывал, ты только радовалась.

— Конечно, радовалась. Ты же врал, что она толстая. Ты бы женился на этой как ее… Мы бы продали ее квартиру и зажили, как короли! А теперь что?! Она сама выпихнет нас на улицу без штанов, а ты еще будешь защищать эту…

— Хватит! — закричал Аркаша, отчего я вздрогнула и чуть не свалилась с табурета. — Видит Бог, я хотел, как лучше. Но раз уж на то пошло, женюсь — и тебе не скажу. Буду жить с Викой.

— Только потом ко мне не приползай, когда она тебя с рогами и без трусов выкинет на вокзал, — едко высказала Вероника Павловна. И куда только подевались ее болезни? Стоило мне об этом подумать, как что-то тяжелое грохнулось в зале, словно уронили мешок с песком.

— Мам, вставай, — уже спокойнее прозвучал Кешин голос. — Если сейчас не поднимешься — вызову скорую и тебя увезут в больницу.

— Вот так, родную мать променял на… А, живи, как знаешь! Только, чтобы я ее в своем доме больше не видела!

Из зала доносились звуки возни — Аркаша поднимал Веронику Павловну. Пока я боролась с желанием ворваться под занавес и наговорить кучу «приятностей» будущей свекрови, на кухню пришел Кеша и коротко скомандовал:

— Собирайся, уходим.

По его лицу не сложно было догадаться, что душа его рвется на части. С одной стороны — мама, воспитавшая и вырастившая, с другой — я, уже успевшая наговорить гадостей невеста. И всё-таки он от меня не отступился. Мне бы радоваться, вот только сердце обливалось черной ядовитой злобой.

Веронику Павловну я без раздумий и сожалений отправила бы на костер, будь моя воля. Но коль такой возможности не было, я просто скрипела зубами, чувствуя, как вновь вздымается внутри подавленная гордыня.

Всю дорогу до дома Кеша не выпускал моей руки, словно пытался найти поддержку или надеялся убедиться, что сделал правильный выбор. Я, как могла, утешала его, мысленно проклиная ненавистную Веронику Павловну.