Партнер для танго

12

Из открытой балконной двери марьинской квартиры потянуло неприятным запахом. Ирина поморщилась. Как будто с люблинских полей аэрации.

Но Кирилл, похоже, ничего не замечал, уставившись в компьютер. Она посмотрела на его лицо, снова поморщилась. Но уже не от запаха. Ее раздражала борода, она казалась совершенно неуместной, какой-то опереточной в московской жизни. Он что, прячется в нее? Ирину охватило внезапное раздражение. Или, напротив, надеется выделиться из толпы? Смешно.

Она вздохнула.

— Мне не нравится, — сказал он, не отрываясь от экрана. — Мне совершенно не нравится то, что пишут эти с-сопляки, — цедил он сквозь зубы.

Ирине показалось, будто она увидела, как слова слетают с его губ и застревают в бороде. Она усмехнулась.

— Ну надо же, а? — Он повернулся к ней.

Это означало, что она не должна больше молчать. Его взгляд требовал от нее участия в осуждении недостойных.

Но ей не хотелось никого осуждать. Чем она сама лучше? Или он? Такие же землепользователи, вдруг пришло в голову странное слово. Странное — если говорить о Земле как планете. Они, как и остальные, пользуются ею. Что и объединяет всех. Абсолютно всех. Больше никого ничто не объединяет по-настоящему. Даже вот этот запах из окна. Она его слышит, а Кирилл — нет.

— Может быть, им не нравится то, что ты предлагаешь? — заставила она себя подать голос.

— Я предлагаю им…

Внутреннее раздражение подтолкнуло ее, и она не удержалась:

— Предложи им то, чего у них нет. То, чего они хотят на самом деле. Они напишут тебе совсем другое.

— Все хотят одного, — презрительно фыркнул Кирилл. — Успеха, славы. Но того и другого на всех не хватит.

— Того и другого хотят те, у кого уже что-то есть, — заметила она.

— Тогда что ты имеешь в виду? — Он смотрел на нее сквозь щелки глаз. Это означало крайнее раздражение.

— Ты предложи им работу, — сказала Ирина.

Кирилл пожал плечами, но глаза обрели привычные очертания. Он услышал то, что она сказала.

— Где, предполагается, я возьму им всем работу? У кого?

— У тех, у кого она есть, — ответила Ирина.

— Отнять? — Кирилл усмехнулся.

— Нет. У тех, кто ее может дать. — Она скрестила руки на груди. — Ты хочешь, чтобы твои бизнесдеятели дали деньги для организации. Пусть лучше дадут твоей организации рабочие места. А ты их распределишь. Это будет такая акция! — Она почувствовала, как ее настроение переменилось. А что, внезапная мысль как озарение — разве не здорово?

Кирилл молчал. Он перевел взгляд на окно, засунул руку под бороду и прошелся рукой по шее. Ирина хорошо знала этот признак глубокого волнения. Значит, оценил ее идею, но, чтобы признаться в том, ему нужно преодолеть себя. А для этого развить мысль, которую она только что высказала. Таким образом сделать ее своей.

— Когда они получат работу, — говорил он, потирая шею, — они станут платить взносы. По-моему, моя концепция верна, — сказал он.

Ирина хотела заметить, что концепцию придумала она, но удержалась. В конце концов, зачем ей его признание? Какой в этом смысл? И удивилась — на самом деле, для нее давно в отношениях с Кириллом смысла почти не было.

— Давай-ка быстро за компьютер, — скомандовал Кирилл, поднимаясь из рабочего кресла. — Оформи все, что я сказал.

Она увидела горячечный блеск в его глазах. В этой маленькой квартире на одиннадцатом этаже он казался чрезмерным, ненатуральным и потому неуместным. Совсем иным, чем на «вятских просторах» — в больших комнатах, на полупустынных улицах, на почти безлюдных, по сравнению с Москвой, площадях.

Но разве не на этот блеск она подсела? Разве не в ответ на него в ее собственной голове вспыхивали невероятные идеи? Может быть, возбуждение ума сообщило возбуждение телу, и она позволила себе отдать его Кириллу — в пользование. Но он не понял, он обманулся. Он подумал, что она отдала ему и душу тоже. То есть всю себя, целиком. Но она-то знает: как только ее тело устанет от его тела, между ними все кончится. Кажется, это произойдет совсем скоро…

Она медленно села за стол, подвинула рабочее кресло и уставилась на экран. Смотрела, но мысли были не здесь.

Не-ет, она не выйдет замуж за Кирилла. Она ни за кого не выйдет замуж, пока точно не узнает, что и у нее есть любовь. В доме Ирины никогда не говорили о любви. А того, о чем не слышишь, — того и нет. Но говорили о браке.

О том, что женщина не может жить одна, Ирина слышала чаще всего от бабушки. Мать молча соглашалась, но Ирина замечала, как меняется ее лицо при таких разговорах. Как будто она хотела что-то сказать… такое, о чем принуждала себя молчать и делала это старательно — сжимала губы так плотно, что они бледнели даже под слоем помады.

— Мужчина должен быть надежным, — говорила бабушка. — Порядочным. Состоятельным.

— А любовь? — спросила однажды Ирина.

— Любовь? — Бабушка вздохнула. — Это фейерверк. Он светит недолго. Вспыхнул — и нету. Пиротехника — вот что такое любовь.

Ирина заметила, как побледнели щеки матери. Но она продолжала молчать.

— А брак — это лампочка, да? — допытывалась Ирина.

— Похоже, — кивнула бабушка. — И знаешь, — она улыбнулась, — лучше всего не простая, а энергосберегающая. Указано — двадцать пять ватт, вкрутишь — начинает гореть слабо, а потом так разойдется, что светит будто стоваттовая. Вот это самый лучший вариант брака.

— Мама, как всегда, все рассматривает с точки зрения инженера, — наконец подала голос Зоя Павловна.

— Только с такой и можно рассматривать жизнь. — Маргарита Федоровна пожала плечами. — Человек — конструкция. Семья — тем более.

Но Ирине не нравилось, как жила их семья и их знакомые. Но почему? Ведь если существует в природе любовь, почему ее нет у тех, кто близко? Она решила обязательно найти ее. Первым объектом стал Вовик, сын знакомых по Вьетнаму. Она увидела его, когда училась в десятом классе. Он был высокий, накаченный парень и вполне годился как объект внимания. Они ходили в ночной клуб несколько раз, а потом — на Новый год собралась компания у него на даче.

Там случилось то, что Ирине казалось сутью любви… Но после нескольких встреч она поняла: вовсе даже нет. Этот опыт полезен только по одной причине — без участия мужчины не узнать, что такое любовь. С помощью Вовика она определила: есть желание тела и желание души. Вовик годился только для удовлетворения тела. Как только он исчезал из поля зрения, она тут же забывала о нем. Ей было все равно, чем он занимается, о чем думает, с кем проводит время.

Поэтому, когда бабушка и мать говорили ей, что Вовик может быть удачной партией, она только смеялась…

Ирина почувствовала странную неловкость — как будто в этой маленькой квартире ей не хватает воздуха, как будто Кирилл забирает его слишком много.

— Открой балкон пошире, — попросила она.

Он молча распахнул его, но стоял на пороге.

— Отойди, — вырвалось у нее.

— Я тебе мешаю? — Он обернулся. Хотел сказать что-то еще, но, видимо, ее лицо насторожило его. — Тебе нехорошо?

— Душновато, — пробормотала она и провела рукой по волосам.

— Сегодня тяжелая атмосфера, — бросил он. Атмосфера! Именно она становится для нее не просто тяжелой, а невыносимой.

Ирина заставила себя смотреть на экран.

— Ты знаешь, — говорил он, по-прежнему стоя перед балконом, — я нашел интересную цифру: в мире восемьдесят миллионов молодых людей без работы.

Ты нашел! Она дернулась, едва удержалась, чтобы не вскочить со стула. Это я тебе нашла цифру и кинула на твой сайт!

— Представляешь, — продолжал он, не оглядываясь, — если сделать мою организацию глобальной?

Она смотрела на его прямую спину, на длинные, широко расставленные ноги. Как у верблюда, пришло в голову сравнение. На таком мать каждый год катается в своем любимом Тунисе. На фотографиях, которые она привезла, Ирину поражало несоответствие тела и ног. И сейчас, в Кирилле, — тоже. Как будто она увидела его в первый раз.

Подумать только, чего он хочет! Глобальную организацию!

Ирина уже приготовилась бросить что-то насмешливое, резкое. Но, остановила она себя, разве не эта безудержная уверенность в собственных возможностях привлекла ее? Не эта ли основательность, неторопливость, которой нет у москвичей? Они живут так, будто завтра не придет никогда. Сплошное торопливое сегодня. А Кирилл — он уверен, что будет всегда — и сегодня, и завтра, и вечно. Ему хватит времени на все, что он задумал. А она, Ирина, — его верный помощник во всех делах. Причем быстрый по-московскому. Она вспомнила, как его отец однажды сказал:

— Нам очень повезло с тобой, Ирина. Ты наш переводчик — с вятского на московский и обратно.

Сначала она не оценила точность формулировки. Ведь даже москвичу, у которого под рукой телефонный справочник, надо полдня листать его, чтобы разобраться в принципе, по которому расположены номера телефонов. А приезжему — неделю. Она же знала Москву изнутри.

— Тебе известны ключевые слова. — Вахрушев-старший многозначительно поднимал брови.

Всякий раз, уезжая в Москву из Вятки, она увозила с собой список дел, которые должна сделать. Позвонить… Зайти… Оценить… Разведать… Когда она уезжала, Кирилл звонил каждый вечер — по льготному тарифу. Ей нравилось слушать его голос по телефону. Он умел произносить приятные слова. Сам голос — тоже был приятным. Не то чтобы это трогало ее, но все было так, как положено. И это «положено» с годами утомляло все больше. Как и всегдашняя собственная настороженность — о чем попросит ее Кирилл в конце разговора? Он не требовал, он высказывал пожелание, ожидал, когда она сама предложит сходить, позвонить, выяснить, поговорить…

Ирина встала из-за компьютера, бесшумно прошла по толстому ковру на кухню. В горле пересохло.

А может быть, вот так же бесшумно выйти из его жизни? Потому что если уходить, громко топая каблуками, он побежит за ней. Он схватит ее за подол юбки.

— Ирина! — услышала она его голос. — Иди сюда!

Она не отозвалась, она пила воду. Глоток за глотком, но жажда не отступала.

— Да где ты, в конце концов?

Раздражение в голосе Кирилла сейчас не трогало. Она думала о том, как ей исчезнуть — хотя бы из этой квартиры.

Она услышала его шаги. Не терпится — нагрузить ее очередной бесценной мыслью? — насмешливо подумала она.

— Знаешь, — сказал он, любовно проходясь подушечками пальцев по бороде, — ты должна немедленно узнать формулу старения.

Она на секунду задержала бутылочку с водой в воздухе.

— В этой квартире, — он обвел глазами большую кухню, — я постоянно думаю, что нужно повторить мой успех с договором ренты. Несколько таких квартир, а лучше, — если размером побольше, и молодежная организация Вахрушева стартует быстро! — Он наклонился к ней и от избытка чувств приготовился поцеловать ее. Но Ирина торопливо приложила горлышко бутылочки к губам.

— И что хорошо, — бросила она насмешливо, отпив глоток, — все укладывается в рамки закона, да?

Кирилл резко выпрямился:

— Тебе когда-нибудь надоест меня шпынять? Я знаю, — борода его вздернулась, — ты более ловкая, чем я. Ты в чем-то способней меня, но мы же вместе делаем деньги! Ты очень… коварная!

Она засмеялась. Какое книжное слово. Да никакая она не коварная. Она просто быстро соображает.

Кирилл резко повернулся и вышел из кухни. Он сел перед телевизором и не обращал на нее внимания весь вечер. Ирина думала, а где же он ляжет спать? Кровать всего одна.

Он лег рядом с ней, но перед рассветом. Она сделала вид, что спит и не слышит.

Утром она встала рано, сварила кофе. Он сел за стол напротив, как будто не было вчерашней размолвки.

— Знаешь, во сколько мне обошлась эта квартира? — Ирина отметила: «Мне». Это уточнение ей даже понравилось, оно снова подталкивало к мысли, что она правильно оценивает свое положение. — Четырнадцать процентов от ее рыночной стоимости.

— Но не всякая рента обойдется тебе так дешево, — ответила она, допивая кофе.

— Я хочу, чтобы каждая, — медленно проговорил он.

Его нарочитая величавость все больше раздражала ее. А прежде нравилась, напомнил ехидный голос.

— Найди ученых. Отправляйся сегодня же, — приказал он.

— Ты думаешь, стоит только узнать формулу старения и ты сможешь ею воспользоваться? — Ее удивляла его легковерность.

— Наверняка, — сказал Кирилл.

— А как насчет лабораторных исследований? Купишь бригаду ученых?

— По-моему, на фабрике дела не так уж плохи? — ответил он вопросом на вопрос. — Прибыль я пущу на покупку специалиста по старению. Ты наймешь его, а я оплачу. А когда у нас будет несколько свободных квартир, начну финансировать молодежную организацию. Понимаешь, главное — запустить машину, а потом она сама покатится.

Под откос, хотела добавить Ирина. Но удержалась, помня о вчерашней вспышке.

— Я стану во главе, потом… В общем, все окупится. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Давай, начинай. Сегодня. Да, еще одна просьба. Я хочу, чтобы ты сгоняла на фабрику, оглядела ее еще раз своим пристальным взором. Ты это умеешь, сама знаешь. Управляющий мне что-то говорил насчет выставки на бывшей ВДНХ. Но это не сейчас, нам нужна формула…

— Ладно, — сказала она и встала из-за стола.

Кирилл подошел к ней и снова поцеловал. Потом обнял, поднял на руки. Она хотела высвободиться, но он понес ее в альков.

— Мне жаль, что вчера так вышло, — бормотал он. — Я хотел этого еще вчера. Но сделаю сегодня. — Она дернулась, но его руки были такие горячие, и она затихла. — Покорись, покорись… — шептал он, распахивая ее желтый махровый халатик, под которым ничего не было. — Какая ты красивая! — Он сбросил свой халат на пол и накрыл ее собой. Он припал к ее губам, раздвинул их, его язык нырнул в ее рот, проталкивался все глубже. Она ощущала его шершавость и аромат крепкого кофе. Она закрыла глаза и тихо застонала, когда его крепкое бедро втиснулось между ее бедер, они поддались и впустили его…

Она покорилась — охотно. Этот способ покорности ей нравился больше всех других, к которым Кирилл призывал ее.

Он был умелым мужчиной, с наслаждением отмечала она всякий раз. Ей давно хотелось спросить, откуда такой опыт, но она одергивала себя — он же не спрашивал ее.

Ее тело утопало, взрывалось, сгорало. Ощущения, которые он заставлял испытывать, заглушали ропот души. А душа пыталась укорять Ирину — ты ведь только что была недовольна этим мужчиной.

Но Ирина отмахивалась, она же объяснила себе — в ней две составляющие. Тело и душа. Сейчас очередь тела получить то, чего оно хочет.

— Ты мне нужна. Ты всегда будешь со мной, — вдыхал он слова ей в ухо.

— Так удержи меня… собой, — бормотала она.

Потом Кирилл ушел в ванную, Ирина лежала и думала, почему же все-таки она не выходит за него? Неужели надеется, что встретит того, кому захочется отдать и тело и душу? Да есть ли такой мужчина?