Партнер для танго

26

Герд Бреннеке, поклонник русской охоты и вятских лесов, оказался на вид гораздо моложе, чем по документам, которые лежали у Ирины в сумке. Она давно заметила, что иностранцы в возрасте выглядят иначе, не как соотечественники. Им не подходит слово «старик». Джентльмен, вот как хотелось его назвать.

Поездкой в лес он остался доволен. Теперь, провожая гостя на самолет, Ирина сидела напротив него за кофейным столиком в аэропорту.

— Я приготовил вам подарок, Ирина. Немного странный. — Он улыбался. — Но это то, что я люблю так же страстно, как охоту.

Герд протянул ей маленькую пластиковую коробочку. Она открыла ее и удивилась.

— Семена?

— Да. Это тыква. Для нас, австрийцев, она особенное растение. А эти семена — редкостные. Возьмите, Ирина, посадите. — Он подался вперед и впился глазами в ее глаза. — Вы увидите, — он перешел на шепот, — как изменится все в вашей жизни.

Она засмеялась:

— Не знаю, хочу ли я, чтобы изменилось все.

— Я неточно сказал. — Он потряс головой, перо на охотничьей шляпе затрепетало. — С вами произойдет много удивительного. Хорошего. — Он широко улыбался.

— Они волшебные? — Ирина на всякий случай поддержала улыбку австрийского старичка. Старичка, одернула она себя. Герд больше походил на мальчишку. Особенно сейчас. Как он себя украсил! Не только перо торчало на шляпе, но и еловая веточка. Знак отличия стрелка, взявшего зверя. Надо же, иголки не осыпались до сих пор.

— О да, — выдохнул Герд, — волшебные.

Ирина благодарила с некоторой неловкостью. Она испытала что-то похожее на разочарование. Но почему? Разве она ждала какого-то подарка? Она выполнила работу для своего отца. Причем не всю. Встретила Герда, доставила в угодья. После охоты — обратно в аэропорт. Сейчас проводит на рейс.

Она спасла отцовский престиж. А Герд заплатил сполна за удовольствие завалить лося. Между прочим, Ирина и себя привела в норму — после столкновения с лосем на дороге она внутренне напрягалась при одном слове «лось». Выходит, ей самой была польза от работы с австрийцем.

А Герд пил кофе и продолжал:

— Эти семена хранились в жидком азоте, при очень низкой температуре. — Ирина прислушалась. Это уже не светская болтовня иностранного любителя-овощевода. — Так же, как хранится многие годы сперма человека, — он усмехнулся, — и не теряет своей всхожести.

— Правда? — Ирина уже слышала что-то об этом, но не вникала.

— Да, да. Научно доказано. Человек может «взойти» из такого семени. — Но Герда больше интересовала тыква. — Мой отец заложил тыквенные семена в день моего рождения. Когда мне исполнилось шестьдесят лет, я вынул их из хранилища. Посею этой весной. Вы тоже посейте.

— А какая она будет? Какая тыква? — спросила Ирина.

— Увидите сами. — Герд засмеялся. — Я тоже хочу ее увидеть. Вы привезете ее ко мне. Осенью.

— Разве можно провезти тыкву к вам? В другую страну? Через границу? — Ирина вспомнила муки отца с охотничьими трофеями.

— Можно все, — сказал Герд, — важно захотеть.

Она согласилась. Он прав. Ирина снова заглянула в коробочку. Семена как семена. Белые, толстые.

— Сажайте, ухаживайте. А когда она вырастет, то удивит вас.

— Буду ждать, — засмеялась Ирина.

Герд прикрыл глаза и продолжил:

— Она привезет вас на бал, там будет принц…

Ирина засмеялась.

— Хотите рассказать сказку о Золушке?

— Да-да, — кивнул он, открывая глаза. — Не сказка — правда. Герд Бреннеке знает то, чего не знают другие. — Он играл светлыми бровями и улыбался. — Ему подсказывает тыква. Она изменила мою собственную жизнь.

— Правда?

Ирина ожидала, что он расскажет свою историю. Но объявили рейс на Вену.

— Ох, ваш рейс, Герд.

Он вынул визитную карточку.

— Вот адрес электронной почты. Спрашивайте, я дам совет. Вы станете королевой бала…

— Тыквенного? — с заметной долей ехидства спросила Ирина.

— Бала жизни, Ирина. — Он отечески потрепал ее по плечу.

Что ж, если жизнь — тыквенный бал, усмехнулась она, почему нет? Все-таки эти иностранцы — дети в любом возрасте, снова подумала она, шагая рядом с Гердом к стойке регистрации.

Ирина проводила гостя, в тот же вечер уехала в Вятку. Дома положила пакетик с семенами в холодильник. Хотела рассказать отцу о подарке, но когда пришла в больницу, поняла: он уже не здесь. Радость, что не подвел клиента, оказалась велика. Ирина увидела на отцовском лице то, чего не видела никогда — слезы.

Конечно, она справилась с работой, потому что за ее спиной стоял незримо отец. У нее хватило ума не относить успех на свой счет или думать о том, чтобы войти в отцовское дело. Как только его не станет, все изменится, понимала она. Ей не найдется места даже в той избушке, которую мужчины построили на паях с отцом.

Отец думал о том же, догадалась она, когда взял ее за руку. Его рука по-прежнему холодная, синяя, кровь с трудом течет по напрягшимся венам.

— Оставь им все. Подарок от меня.

Ирина хотела поспорить — не слишком ли щедро? Она узнала, сколько стоит охота для иностранца… Но отец продолжил:

— Иначе отнимут сами. Тебе хватит. Найди сберкнижки, они под столешницей, на кухне. А еще у тебя есть моя земля. Не спеши продавать, подумай. Распорядись без спешки.

Ирина увидела, как голова отца слегка качнулась на подушке. Губы дернулись, она поняла — он улыбается.

— Хочешь секрет? — прошептал он.

— Хочу, — так же тихо ответила она, наклоняясь к его губам.

— Сегодня я обрел единственную дочь.

— Как это? — настороженно спросила Ирина. Ей стало не по себе — неужели начались «глюки»? — Папа, я давным-давно твоя дочь.

— Нет, — сказал он неожиданно ясным голосом. — Я думал, у меня не может быть детей.

Его лицо покрылось потом.

— Папа, тебе плохо? Позвать доктора?

Он хрипло рассмеялся:

— Не надо. Скоро явится самый главный доктор. Весь в белом… — ясным голосом проговорил он.

Она уловила привычную иронию.

— Ирина, ты вся — моя дочь… Даже по духу. Я рад, ты сделала то, что сделала…

Он закрыл глаза.

— Но, папа, что ты имел в виду? Насчет…

— Только то, что сказал. Все мое — теперь твое. Я оставил завещание. Оно в вазе, с карпом.

Ирина знала его любимую вазу. Отец купил ее на блошином рынке в Ханое. Он часто ездил туда, смотрел, трогал, рылся в развалах. Что-то покупал. Ваза из бело-молочного стекла с блестящим карпом на боку ей тоже нравилась. Краски такие стойкие, что до сих пор не потускнели серебристая чешуя и золотистые плавники рыбы.

— Я не говорил с тобой о матери, — пробормотал отец. — Теперь скажу. — Он закашлялся. — Мне было жаль ее. Такая же несчастная, как я. Я подумал, если от союза со мной ей станет лучше, почему нет? Ту женщину, которую я любил, никто не заменит. Никогда. — Он умолк, а Ирина видела, как лицо его расправляется. — Я хотел уйти за ней следом, — бормотал он, — за моей любовью, но не смог. Теперь знаю, я правильно сделал. Потому что есть ты…

Ирина дышала с трудом, горло перехватило. От нежности такой силы, какой никогда ни к кому до сих пор не испытывала.

А отец снова открыл глаза и заговорил:

— Командировка во Вьетнам… Тетка подсуетилась. Я подумал, для таких убитых, как мы с твоей матерью, — он скривил губы, — убитых любовью, она пойдет на пользу. А еще у меня появилось то, о чем я не смел мечтать. Ты. Спасибо ей. — Он тяжело дышал.

— Папа, не надо…

— Погоди. Помнишь, какое лицо было у бабушки в гробу?

— Да, — сказала Ирина. — Какое-то очень… живое.

— Ага. Она смеялась над нами. Или говорила: я обвела вас всех… Вокруг пальца… Что-то она унесла с собой. Тайну, я думаю…

Ирина смотрела на крутой лоб, покрывшийся испариной. Она похожа на отца лицом и глазами.

Отец отошел в ту же ночь…

Ирина вернулась домой, села на диван, упершись кулаками в жесткий гобелен. Ее колотила дрожь. В окнах длинного панельного дома напротив горел свет. Люди смотрят телевизор чуть не до утра.

Потом встала, подошла к телефону. Набрала номер матери.

— Мой отец умер, — сказала она.

Потом набрала другой — мобильный. То же самое повторила главному компаньону отца.

— Все будет сделано, — ответил он. — Не суетись, жди утром. Выезжаем.

Похороны отца компаньоны устроили с неожиданным размахом и щедростью. На поминках главный спросил Ирину:

— Ты на самом деле не станешь претендовать ни на что?

— Нет, — ответила она, глядя в заросшее густой бородой лицо. Не такая, как у Кирилла, но теперь любая борода вызывала у нее опасение.

Он кивнул. Потом, когда все уходили с поминок из кафе, дал ей конверт.

— Вот. Это тебе от тайги. Которая по твоему отцу плачет.

Мать бросила взгляд на конверт, но ни о чем не спросила. Скорее всего, потому, что муж все завещал Ирине.