Пепел прошлого (СИ)

Глава 3.

Я не могла оторвать взгляд от тонких пальцев, перебирающих струны гитары. Красивая мужская рука так нежно касалась инструмента, лишь проскальзывая по лакированному глянцу, словно и вовсе случайно. Горло пересыхало, пока я наблюдала за его игрой. Чувствовала его напряжение. Он раскачивался всем телом, не отрывая взгляда от инструмента.

Хотелось закрыть глаза, представляя, что ладонь проходится по мне, чуть замедлившись на шее и, спускаясь все ниже и ниже. Хотелось ощутить, как длинные пальцы, чуть поигрывая на коже, спускаются, нагнетая напряжение тела. Представляла кружево возбуждения, стремящегося по венам, замирала от трепета бабочек внизу живота, сжимала челюсть, чтобы стон, крутившийся на самом кончике языка, не сорвался.

Я продолжала смотреть, как он перебирает аккорды, сотрясаясь от бьющей дрожи. Он просто играл, а я вжималась в потрескавшуюся кожаную спинку старого дивана клуба, прячась в темноте. Не оборачивалась, не дышала, не смотрела, а впитывала. Хотелось не пропустить ни звука. Знала, что позже упаду на кровать своей квартиры, проигрывая в голове ноты, воссоздавая картинки. Он был тем мальчиком, что перевернул мою жизнь. Он появился внезапно, никогда бы не подумала, что не смогу оторвать глаз от того, как он поправляет очки всей ладонью. Умилялась его аккуратности в одежде, что смотрелось весьма нелепо среди толпы панков. Он противно морщился, когда очередная разрушающая волна музыки пробегалась по залу клуба. Но он продолжал стоять, выискивая в толпе меня….

Сейчас он сидел на высоком деревянном табурете, поставив ногу на подножку. Гитара лежала но колене, поддерживаемая только его руками. Тонкая футболка не скрывала мягких перекатов мышц, повторяющих быстрые движения пальцев. Он наклонился над ней, не обращая внимания на постоянных посетителей клуба. Другие переставали существовать, превращаясь в густой туман, окутывающий его с ног до головы.

Он играл, извлекая из гитары миллионы звуков, опьяняющих все уши этого прокуренного клуба. Старался успеть…Успеть сыграть, рассказав свою историю, потому что за кулисами стояло еще несколько людей, жаждущих выступить на "открытой сцене".

Его не волновало, что добрая половина пришла просто выпить или познакомиться с партнером на одну ночь. Они высматривали своих "жертв", тарабаня пальцами по высоким пивным стаканам. Их взгляды были пусты, как и души. Простые желания, потребности и жажда… Жажда забыться в очередном партнере, оставив тягость дней за дверью дешевого номера придорожного мотеля или вонючего туалета. Им всем все равно… Все равно на темноволосого паренька, открывающему душу на сцене. Хотелось встать и расквасить их морды о засаленные столики, засыпанные кожурой орехов, я закипала от гнева, глядя на эти пьяные рожи, не удосуживающиеся даже бросить взгляд на сцену. Но, как только зажигался свет, я сползала под стол, чтобы выскользнуть из клуба, успев опередить Макса. Страх быть обнаруженной был сильнее… Намного сильнее…

Настоящее…

****Макс*****

Сегодня я впервые за долгое время проснулся дома. И был довольно сильно удивлен, обнаружив, что окна спальни выходят на дом Андрея и Вари. Радуясь снегопаду, накрывшему город, они с самого утра высыпали во двор, чтобы слепить снеговика. Варька, как маленький ребенок визжала, когда Андрей закидывал ее снежками. Она пыталась спрятаться в раскидистых голубых елях, уже украшенных к наступающему Новому Году светящимися гирляндами, но Андрей был беспощаден. Обстреливал жену, пока она не задрала руки вверх, крича хриплое: "Сдаюсь!"

Тогда он повалил ее в высокий сугроб, заполняя утреннее спокойствие визгом. Поймал себя на мысли, что сжал челюсть, тайком наблюдая за семейной идиллией. Злость, пусть и на миг, но окатила меня мощной волной с ног до головы.

Прохладные струи воды не могли смыть неприятный осадок. Понимал, что хожу на грани, думаю о том, чего не случилось, а возможно, попросту и быть не должно было. Рванул на себя створки гардеробной, сделав для себя еще одно открытие.

Шкаф был просто забит одеждой. При чем, часть которой я, пусть и смутно, но вспоминал. Окончательно меня добил аромат жареного бекона, просачивающийся в приоткрытую дверь спальни.

Я быстро оделся и, прихватив вещи, направился бродить по второму этажу. Этому дому больше двух лет, кажется, но я толком и не помню его. Светло-голубые стены коридора, увешанные МОИМИ фото, контрастный темный пол, светлые двери. Я открывал створку за створкой, оглядывая пустые, но чистые комнаты.

— Здравствуйте, Максим Андреевич, — пожилая женщина выглянула из дверного проема в конце коридора и снова спряталась. Я замер на последней ступени лестницы, рассмеявшись собственной растерянности. Голова с аккуратно прибранными седыми волосами вновь появилась в проеме. Она чуть сдвинула брови, а потом вышла полностью.

— Здравствуйте, а я ведь я вас совершенно не помню, — я рассмеялся еще громче. Скинул вещи на кресло и направился в кухню.

— Светлана Аркадьевна, — женщина улыбнулась и подмигнула, накрывая на небольшой круглый стол. В белоснежном фарфоре дымился ароматный кофе, на тарелке еще скворчал бекон, красиво слившийся с яичницей. — Я работаю у Вас уже год.

— Интересно, — отпил кофе и закурил, отодвинув от себя опустевшую тарелку. — И часто я за год появлялся здесь?

— Раза два, кажется, — Светлана Аркадьевна шустро передвигалась по просторной кухне, протирая всевозможные поверхности, явно избегая моего взгляда. Странно, да? Еще один человек, не желающий смотреть мне в глаза…

…Потолок кружился, завлекая внимание яркими вспышками глянца. Тошнота то и дело подкатывала к горлу, но я продолжал отталкиваться ногой, ускоряя плавное движение кресла. Мне нравилось, что организм отвечал мне на раздражитель. Нравилось, что могу чувствовать хоть что-то помимо похоти и непроходимого возбуждения. Как только вспоминаю ее, распластанную на капоте машины, голова начинает кружиться, а внутренности сворачиваются в тугой узел. Хочется кричать! Орать мне хочется и спать! Я забыл, когда нормально спал. Алкоголь перестал вырубать меня, словно потерял силу над моими мыслями.

— Нет, ты посмотри на него! Мы ждем его внизу…

— А он уже тут… — прохрипел я, останавливая ногой кресло, фокусируясь на друзьях, застывших в пороге. — Сколько вас тут ждать можно? Может, у меня дела? Сижу тут в вашей совещательной…

— Совещательной? — рассмеялся Влад и сел напротив, не став прогонять меня со своего места. Он расстегивал кожаную папку, не сводя с меня взгляда, то и дела чуть прищуриваясь.

— А-а-а-а, Владик, прошу тебя, не делай так. Просто говори, не надо тут играть глазками, напуская на себя тонны таинственности!

— А мне не о чем с тобой говорить, кроме, как дел. Ведь, мы именно для этого собрались здесь? Да? — он звонко хлопнул и секретарь вкатила тележку с напитками. Зал мгновенно окутало ароматом свежесваренного кофе. Мозг стал вяло шевелиться, разгоняя застоявшиеся шестеренки. — Только ты рановато приехал.

— А чего? Давай поговорим, раз уж он сегодня весь такой деловой и слишком разговорчивый, — Андрей закончил телефонный разговор и резко нагнулся ко мне, потянув воздух ноздрями, — Черт! Готов поклясться, что он даже трезвый! Костюм надел, даже рубашку белую нашел. А то в прошлый раз приперся в пляжных шортах на переговоры! Немцы аж замолчали, рассматривая кислотно-желтые пальмы на рисунке.

— Может, мне жарко было?

— В ноябре? — тихо спросил Никита, перебирая бумаги. — И рубашку ты для этого снял? Или, чтобы заставить женскую половину делегации покраснеть и вжаться в кресло?

— Ну, а что?

— А ничего! — Киря перегнулся через стол и приложил ладонь к моему лбу. — Может, жар?

— Хватит, мне уже это изрядно надоело, последние две недели я только и слышу — Корф, Корф… — Никита громко брякнул фарфоровой чашкой по стеклянной поверхности стола, но так и не поднял на меня глаз. — Если тебе нужна помощь, то попроси. А если ты эпатируешь от скуки, то прошу тебя — ЗАВЯЗЫВАЙ! Зачем ты устроил оргию голых в клубе? Весь интернет бурлит роликами! Тебе пятнадцать, что ли? На тити захотелось взглянуть?

— Никитосик, ну не злись… Подумаешь… Девчата же были сами не против, просто стали сбрасывать свои лифчики на сцену. Я-то тут при чем?

— А кто пообещал, что как только гора белья станет выше тебя, то мужики тоже начнут раздеваться? — Кирилл заботливо долил кофе в мою чашку и отошел к окну.

— Чего вы злитесь? Мы вам там сделали месячную выручку! — я вновь откинулся на спинку, вцепившись глазами в потолок. Ноги машинально стали перебирать по скользкому отполированному полу. Глянец отделочного камня вновь закружился, не позволяя сконцентрироваться хоть на одной гребаной мысли. А думать хотелось, вернее не хотелось… Просто эта зараза впилась мне в душу, проникнув в кровь! Она вилась мыслям, порабощая мой мозг, искушала ароматом, застряв в носу, обжигала прикосновением, отчего до сих пор горели пальцы. Я старался выбросить ее из своей головы, предпринимая все варианты, что помогали раньше. Но не мог. Ощущал слабость и беспомощность. Мышцы ныли, руки горели, а телефон стонал от количества сброшенных вызовов. Одиннадцать… Всего одиннадцать, но таких навязчивых, цифр кружились перед глазами…

— Да ладно! — рассмеялся Влад, выдергивая меня из собственных мыслей.

— Да, точно! Его садили за рояль и заставляли аккомпанировать, пока наши родители, вырядившиеся в меха и золото, курсировали по просторной зале. Макс пыхтел и наигрывал классику, приводя все наше огромное семейство в оргазмическое состояние гордости, — хохотал Андрей, расхаживая по кабинету, то и дело бросая короткие взгляды на часы. — Он был для нас примером. Красивое лицо, взгляд, опущенный в пол и очки, которые он поправлял всей ладонью.

— Я помню Деда, который кидал ему деньги на крышку рояля. А еще он называл его — лабухом малолетним. Таскал нас за уши, говоря, что Макс — единственный, кто не сопьется и не скурится, да и на хлеб себе всегда заработает, — Кирилл машинально потер уши, вспомнив силу захвата Деда.

— То есть, ничего не сбылось, — я мог бы молчать, зная, что парням скоро надоест перебирать мне кости. Это была обязательная доза, выдаваемая мне при каждой совместной встрече. Они изо всех сил пытались разговорить меня, провоцируя своими шутками, подколами. Но с каждым днем это случалось все реже и реже. Они все чаще вздыхали и просто опускали глаза, понимая, что не под силу пробраться под кожу. И в такие моменты мне становилось их жаль, потому что они с чего-то решили, что направить меня на путь истинный — их не писанная обязанность. Никто и мысли не допускал, что я имею право выбрать свою тропку сам… Пусть она будет не такой, как должна быть, по их мнению, но зато моя. Только моя…

— Ну, единственное, что меня радует — то, что ты не бедствуешь, — Андрей устал наблюдать, как я вращаюсь в кресле все быстрее и быстрее и выставил ногу, зафиксировав спинку.

— Да, это радует, иначе меня еще и содержать бы пришлось.

— Я не могу представить, что ты был…

— Ботаном? — рассмеялся я, перебив Влада. — Да, было дело…

— Я думал, что ты был первым, кто распробовал взрослую жизнь!

— Ага, ему гулять-то после пяти часов вечера не разрешалось! — вновь рассмеялся Андрей. — На моё семнадцатилетние, отпрашивать Корфа на праздник отправился Дед. Это, кстати, был день, когда Макс попробовал алкоголь.

— Ага, ты еще расскажи, как вы меня уговорили закурить?

— А ты не перебивай, и я все расскажу. Да, пока Дед был в кабинете, мы решили курнуть. Залезли на крышу беседки, чтобы не попасться на глаза бдительной экономке.

— Ага, только одного не учли, что дом родителей Макса стоял почти напротив, через улицу. Мы услышали визг его матери слишком поздно. Она бежала по дороге и кричала, чтобы Макс бросил эту дрянь, — хохотал Кирилл, загибаясь пополам.

— Да, с тех пор Корфу было запрещено с нами оставаться наедине. Если б его мать не боялась Деда, то совсем запретила бы нам общаться, — рассмеялся Андрей.

— Все?

— Да, на сегодня все, — Влад довольно погладил себя по животу, пытаясь успокоиться после истерического смеха. — Пора и поработать.

— Слава Богу, а то я думал, что можем перейти к воспоминаниям более раннего периода!

— Кстати, а ты не хочешь поиграть на нашей свадьбе? — Никита сменил гнев на милость и, не выдержав, рассмеялся.

— Конечно, я ж не просто так учился в Венской консерватории? Только, чтобы сыграть на свадьбе Орлова.

— Не, не бери этого лабуха, Никит, он так и не доучился, — Андрей снял пиджак и закурил, подойдя к окну. — Примчался в город, как угорелый. Ни с кем не разговаривал, а потом и вовсе свалил, пропав с поля зрения на пару лет. А вернулся он уже таким, каким мы все его знаем… Может, подменили? Или вирус какой, новоевропейский?

— Ладно, хватит, — Влад бросил на меня удивленный взгляд и отвернулся, постучав металлической ручкой по столу.

— Ой, я опоздала! — стеклянная дверь открылась, и в зал влетела Лиза, волоча за собой двух детей. Они упирались, ухватившись за перегородки, и кричали, наводя хаос в идеальном офисе Горова.

— Эй, бандиты? — рассмеялся Андрей, бросившись на помощь Лизке. Она закрыла глаза и, прислонившись к стене, вытерла тыльной стороной ладони со лба пот. Затем скинула пальто и снова повернулась к детям.

— Мила, Ваня, я прошу вас, посидите тихонько двадцать минут? А потом мы пойдем в парк развлечений! — она наклонилась, а мне тут же поплохело. Рука машинально потянулась к тугому узлу галстука. Глаза приклеились к ее бедрам, обтянутым бежевой узкой юбкой с довольно вольным разрезом сзади. Высокие замшевые сапоги на тонкой шпильке, в которых ее ноги казались еще длиннее. Все мое внимание было приковано к ней, она вошла, и воздух стал закипать. Хотелось волком взвыть, от болезненного ощущения собственной слабости, которая не прошла и за десять лет.

— Нет! Ты нас опять обманула, — девчушка поджала губы и сложила руки на груди, сделав шаг к Андрею, — дядя Андрей? Почему она постоянно работает?

— Э, Милаха, Иван, вы чего тут устроили? Все взрослые работают. И мама ваша не исключение, поэтому давай так… — Андрей присел на корточки, обняв нахмурившихся детей. — Мы украдем у вас маму на часик, а вы пока сходите в кино? У нас есть один совершенно волшебный и безотказный дядя… Саша!

В кабинет влетел помощник Влада, сжимая блокнот руке.

— Пиши, — рассмеялся Андрей. — Зам царя приказывает: съесть попкорн, запить все газировкой и посмотреть мультфильм. Все в трех экземплярах, деньги знаешь, где взять. Все, свободны! Нам нужно ровно час!

— Забыл… — прошептала Лиза, снова прислонившись к стене. Она сжимала пальто и старалась привести себя в порядок, рассматривая отражение в тонировке окна.

— Что?

— К стоматологу потом их записать забыл, — на выдохе сказала она и развернулась. Напряженное лицо превратилось в камень, а потом по щекам потек предательский румянец. Она схватилась на хромированную перекладину кресла до белизны костяшек, застыв взглядом на мне.

— Все-то у тебя правильно, Лизавета Александровна, все разумно, что не может не пугать, — прошептал я и вновь стал раскручиваться, подняв голову к потолку. — И дети, я гляжу, есть.

— Макс, сейчас мы с Лизой решим дела с больницей? — Влад открыл папку с документами, надеясь, что я тут же смоюсь.

— А я?

— Что — ты?

— Я тоже в теме, — забрал папку у него из рук, поддавшись мимолетному желанию остаться, и погрузился в чтение. Но буквы и цифры расплывались, превращаясь в абстрактный узор. Видел, как Лиза растерянно бросила пальто на стул и, чуть помедлив, села прямо напротив меня. Ее пальцы сомкнулись в крепкий замок. Она закусила нижнюю губу, обводя всех собравшихся медленным взглядом, а потом выдохнула так сильно, будто и вовсе до этого не дышала.

— Макс, это больница, а не клуб, — зашептал Андрей, чуть подпинывая моё кресло.

— Ты мне еще мороженого предложи, чтобы я смылся, — я отбросил руку друга, пытающегося забрать смету. — Да, я понял все с первого раза. Такое серое здание, где делают прививки, режут кожу, ставят эксперименты. Короче, там, где Лизавете Александровне очень комфортно, — я поднял взгляд, чтобы увидеть ее лицо. Чуть спутавшиеся светлые крупные локоны спадали на плечи, ласково покачиваясь в широком вырезе полупрозрачной блузы. Она, как всегда была без украшений. Только темные капельки сережек покачивались, выдавая бешенное сердцебиение. Заметив мой взгляд, она стала поправлять расстегнувшуюся блузу.

— Ну, клуб-то для тебя мы уже построили, да? — Андрей натянуто рассмеялся, пытаясь снять явное напряжение.

— Может, в следующий раз? — робко спросила она, кидая на Влада вопросительный взгляд, полный паники и растерянности.

Несмотря на то, что пуговицы были застегнуты по самое горло, она продолжала сжимать ткань воротничка, боясь, что ткань треснет от моего взгляда. Лиза вновь и вновь прикусывала губу, чуть подрагивая бровью. Глаза… Те самые черные, как ночь глаза. Они были виновниками моей бессонницы. Такие круглые, настоящие и сверкающие от застывших слез, которые она никогда не покажет.

— Нет, мы за твоим графиком еще год будем бегать, чтобы собраться на совещание и утвердить проект. Мне нужно, чтобы ты просто оценила все и сказала, на что не имеет смысла тратиться? — Влад встал и раскинул огромный плакат, занявший весь стол переговорной. На нем был подробный план будущей больницы коттеджного поселка. — И наоборот, на чём мы преступно сэкономили?

Лиза мгновенно преобразилась и потянулась к волосам, заколов их по привычке на затылке. Пальцы быстро стали пробегаться по черно-белым картинкам. Она словно и вовсе позабыла обо мне. Расслабилась и ее дыхание вновь стало размеренным и спокойным. Рука перестала сжимать ткань блузы, опустившись на проект.

— Вот, зачем тут четыре пункта медсестер? Когда можно сэкономить и распределить палаты так, чтобы хватило и двух. Коридорная система устарела. Нужно пересматривать стандарты. Но это я сейчас начну философствовать, поэтому вы меня, если что осекайте. Мы не можем исправить все больницы страны, так давайте сделаем удобной, хотя бы одну? Лифты должны находиться прямо за постами, рядом с ординаторскими. Сестры не должны носиться по коридорам, выискивая старший медперсонал… — она говорила размеренно. Обвела стол взглядом и, увидев карандаш, вопросительно посмотрела на Андрея и Влада. Получив согласие, стала что-то чертить, делая сноски с пояснениями. — Что там с перегородками?

— Еще не возводили, — Андрей нагнулся, чтобы осмотреть чертеж.

— Тогда давайте не торопиться? Нужно высчитать оптимальную площадь палаты…

Я не слушал, о чем они там говорят. Разве это было важно? Я вновь и вновь представлял, как раскладываю ее изменившееся тело на стеклянном столе. Хотелось просто смотреть и упиваться, впитывая все, чего лишила меня судьба… А судьба ли это была?

Сначала я злился на свои необдуманные выходки. Ненавидел себя за то, что срывался на ней, но потом снова вспоминал, как она исчезла из моей жизни, не оставив ни одной строчки. Просто ушла, забрав все, что могло напоминать о тех месяцах, что мы провели в двухэтажной квартире старого дома на центральной улице Вены. Она забрала свой аромат, она забрала у меня жизнь, забрала музыку, погрузив во мрак… Так пусть она мучается теперь!

— Макс? — Андрей толкнул меня в плечо. — Не спи.

Лизы в кабинете уже не было, сердце сделало кувырок. Переговорная вдруг стала такой холодной и пустой. Она исчезла, унося с собой весь воздух. В два прыжка я выскочил в приемную. Тихий писк лифта донесся с площадки.

— Нет, нет! Прошу! — шептала Лиза, с остервенением нажимая кнопку. — Не подходи.

— А что? Что такое, Лиззи? — не мог не подойти, раз уж дама просит.

А она просила! Просила глазами, умоляла, выдавая всю себя. Смело вошел в узкую кабину лифта… Ее плечи стали сжиматься, а грудь затряслась от быстрых вдохов. Она была такая беззащитная и открытая для меня. Казалось, что я могу увидеть все, что таится за пеленой этих глаз.

— Максим… — шептала Лиза, вырисовывая мое имя губами, но ни звука. Она не произносила ни звука, лишь прижималась к зеркальной стене, пытаясь оградиться от меня.

— Что, сладенькая…? — желание вдохнуть ее аромат — было сильнее. Нагнулся, едва коснувшись носом ее шеи, стал выписывать круги по ключице. — Ты такая другая. Такая чужая, взрослая… И взгляд. Ты смотришь на меня так, что выворачивается душа, пуская всю темноту прошлого наружу. Ждешь, ищешь меня. Потому что не в силах отпустить. Не в силах бороться, да? Да, моя сладенькая?

— Прости меня… — вдруг закричала Лиза, ударяя меня в грудь кулаками. Она вновь и вновь опускала свои кулачки, стараясь сделать больно не столько мне, сколько самой себе. — Прости, что ушла… Прости меня…

— Нет, Лизи… Ты не за то просишь прощения. Ты отняла у меня все, что я имел. Ты разрушила, располосовала острым скальпелем и унесла все. Не оставила ни единого воспоминания. А этому нет прощения, — пальцы стали бегать по вытянутой шее, ощущая приятное биение жилки. — Я долго разносил квартиру, пытаясь найти, хоть что-то! Хоть самую маленькую ниточку с твоего белоснежного халата, но нет! Стерильность, свойственная тебе, она убила меня. Меня обманули! И обманула меня ты. Ясно?

Она хотела что-то сказать, но я закрыл ее рот рукой. Почему? Потому что боялся того, что она может сказать. За десять лет я придумал миллион оправданий, из-за которых смогу простить ее. Но еще существовала часть причин, которых я никогда не прощу. Мне было страшно. Впервые мне стало по-настоящему страшно, что пара причин может перевесить то, что творилось в моем сердце. Боялся, что логика и разум победят…

Лизи подняла глаза, выпуская две огромные слезинки, которые заспешили скатиться к моей ладони. Она всхлипывала и старалась не смотреть мне в глаза, а я жадно впитывал каждую ее частичку. Тонкие руки расслабились и прекратили тарабанить по мне, опустились так безвольно и обреченно. Ладонь, прижатая к ее рту, горела. Я ощущал ее поджатые губы. Одним рывком убрал ладонь и прижался к ней, выдыхая все напряжение. Думал, что забыл. Но нет. Тело вздрогнуло, как от разряда тока, как только наши языки встретились. Руки сами поползли все ниже и ниже, путаясь в полах ее пальто. Тонкая блуза мешала ощутить тепло ее тела, нежность кожи и дрожь… Самую настоящую и не лживую.

— Никогда… Никогда не рассказывай мне, почему ты ушла, — прошипел я, выбегая в открывающиеся створки лифта. Я снова и снова оставлял ее одну, не понимая, чего добиваюсь, но знал, что так должно быть. Так и должно быть!