Индия хотела было воспротивиться, но, поняв, что сопротивляться бесполезно, промолчала.
— Вот и хорошо, — заключил Джек, словно прочитал ее мысли, — потому что, если вы не послушаетесь, я заставлю вас силой. — Он медленно поднялся. Языки пламени освещали его мускулистую грудь. Индия вдруг заметила, какая пронзительная тишина стоит вокруг: лишь потрескивание веток в костре да редкий шелест в траве нарушали ночное безмолвие. Непроглядная тьма тропической ночи окутала их, и они были совсем одни. Ей невероятно мучительно было сознавать его силу и свою уязвимость. При мысли, что она проведет ночь наедине с этим человеком, без спасительных нижних юбок и корсета, Индия ощутила странную, доселе незнакомую сладкую боль внизу живота.
— Ну, — мягко произнес Джек, — и как мы поступим?
Она оценивающе взглянула на него:
— Вы не намного выше меня.
— Нет, зато я крупнее. И учтите, церемониться с вами я не стану.
Смысл его слов был очевиден. Индия представила, как он будет с ней бороться: его огромное полуобнаженное тело накроет ее, прижмет к земле, а руки станут уверенными движениями ощупывать ее в поисках пуговиц и завязок. Ей стало жарко, и ее в очередной раз охватила странно приятная дрожь.
— Отвернитесь, — сказала она, приняв наконец решение.
Джек посмотрел на нее с нескрываемым недоверием.
— Зачем? Чтобы вы проткнули меня гарпуном, как рыбу? Или снова сломя голову бросились бежать?
— И куда же, по-вашему, я убегу в мокрой одежде?
Он усмехнулся:
— А как насчет гарпуна?
Индия презрительно вздернула подбородок и надменно произнесла:
— Я даю вам честное слово, что пойду с вами в Ла-Рошель.
— Честное слово? — задумчиво повторил он.
— Именно.
Постояв несколько мгновений, Джек повернулся, скрестил руки на груди и устремил взгляд вдаль, на мерцающее в лунном свете море. Индия изучающе рассматривала его широкие голые плечи, гадая, имеет ли отношение к доверию эта его поза солдата на посту.
И тут Джек произнес:
— Имейте в виду, у меня быстрая реакция и тонкий слух: я два года оттачивал эти навыки в племени туземцев.
— Тогда почему бы вам, мистер Райдер, не написать книгу о ваших приключениях? — Индия расстегнула широкий ремень на талии и принялась за бесчисленные пуговицы на блузке.
— Книгу?
— Да, книгу. — Поколебавшись, она стянула с себя мокрую жесткую блузку и облегченно вздохнула. Пряный ночной воздух приятно обдувал плечи. Дрожащим от возбуждения голосом Индия продолжила: — Миссионеры написали тысячи книг о племенах, в которых они побывали, но ваш опыт двухлетнего проживания среди людоедов в роли человека, скрывающегося от закона, поистине уникален.
— В то время я еще не скрывался от закона.
— В самом деле?
Джек стоял неподвижно, устремив взгляд в пространство и положив руки на бедра. Покачав головой, он продолжил:
— Меня и еще одного матроса по имени Тоби Дженкинс смыло волной во время шторма. Почти два года прошло, прежде чем британцы узнали, что мы живы, и выследили нас.
Индии не терпелось поподробнее расспросить его, однако напряженная спина и жесткие нотки в голосе Джека предупредили ее, и она не отважилась задать ему даже первый вопрос. Один быстрый опасливый взгляд, и Индия сбросила бюстгальтер, а затем принялась за крючки корсета. Она быстро с ними справилась, ведь это была привычная для нее работа — расшнуровывать так называемую тугую сбрую. Индия носила корсет вовсе не для того, чтобы лишний раз подчеркнуть соблазнительные округлости своего тела, а просто чтобы создать подобающий силуэт и не слишком выделяться. Это был своего рода щит, и теперь, сняв его, она чувствовала себя беззащитной, уязвимой и голой, несмотря на тонкую сорочку, все еще прикрывавшую ее тело.
— Почему бы вам не надеть мою рубаху?
Индия прижала корсет к груди и недоуменно воззрилась на неподвижного мужчину, являвшего ей свою голую спину.
— Что-что? — пролепетала она.
— Моя рубашка. Наденьте ее, пока ваше белье сохнет.
— Нет, я не могу.
— Может, вам помочь? — вежливо осведомился он.
Индия рывком схватила его рубаху, распластанную на ближайшем валуне.
— Ну нет, это совсем не обязательно.
С этими словами она повернулась к нему спиной, рванула за край своей влажной сорочки, вытаскивая ее из-за пояса юбки, и быстро стянула.
Теплый ветерок ласково коснулся ее обнаженной груди, пробуждая в ней незнакомые чувственные ощущения. Индия быстро просунула руки в рукава мужской рубашки и запахнула полы, как бы прогоняя соблазн.
Рубаха была теплая, сухая и все еще хранила запах Джека. Индия застегнула пуговицы и расстегнула пояс юбки. Тяжелая шотландская ткань отвратительно пахла мокрой шерстью, но Индия была полна решимости во что бы то ни стало надеть ее снова, как только избавится от нижних юбок. Джек Райдер ни за что не заставит ее расстаться хотя бы с одной юбкой, что бы он там ни говорил. Не долго думая она содрала с себя мокрые липкие трусики, и тут же полный экзотических ароматов ветер, прошелестев в густых ветках первозданного леса, мягко коснулся нежной кожи бедер, словно желая познать интимные тайны ее тела. При этом Индия все время ощущала молчаливое присутствие мужчины у себя за спиной.
Некоторое время Джек стоял не шелохнувшись, почти не дыша, затем сухо произнес:
— Поторопитесь, пока рыба совсем не сгорела.
Индия запрыгнула обратно в свою юбку, натянула грубую влажную ткань на бедра и поспешно застегнула ее поверх широкой рубахи Джека.
— Все, — пролепетала она и стала раскладывать белье на камнях. На своего спутника она так и не взглянула. Не смогла. Хоть он и стоял все время спиной к ней, все равно Индия не могла забыть, что минуту назад нагишом скакала всего в нескольких футах от него, ночью, наедине, в диких джунглях… Нет, подобная непосредственность до добра не доведет.
— Бог мой! — присвистнул Джек. — И все эти горы тряпок вы носите на себе?
— Я была бы вам чрезвычайно признательна, мистер Райдер, если бы вы не пялились так на мои вещи.
Он добродушно рассмеялся и присел к огню.
— Сколько вы еще будете носиться со своим бельем? И не пора ли нам перекусить?
— Ни с чем я не ношусь. — С этими словами Индия подошла и села напротив него, чувствуя, что мокрая ткань юбки ужасно раздражает ее кожу.
— Еще как носитесь. — Джек вручил ей кусок жареной рыбы на импровизированном блюде из листьев бамбука. — Так делают все старые девы.
— Терпеть не могу это выражение, — презрительно произнесла она, — «старая дева». Можно подумать, что женщина, которая не вышла замуж, всего лишь никчемное существо, влачащее жалкое существование и лелеющее мечты, которым не суждено сбыться.
Джек оторвался от разделывания следующего куска рыбы и медленно поднял на нее глаза.
— Да, как же, помню, вы решили никогда не выходить замуж. И почему, позвольте спросить?
— Что же здесь непонятного, мистер Райдер? Когда мужчина и женщина сочетаются браком, они соглашаются стать единым целым; на деле же женщина просто-напросто лишается всех прав. С какой стати я должна добровольно отказаться от собственной личности и полностью раствориться в мужчине? Он будет все решать за меня, указывать мне, как и что делать, а если что не по нраву, так еще и отлупит.
— Если вы именно так понимаете брачные узы, то ваш выбор меня не удивляет. — Джек подал ей еще один кусок рыбы и спросил: — А как на все это смотрят ваши родные?
— Согласно воззрениям преподобного Хэмиша Макнайта, жене следует почитать своего мужа как Бога, а любые попытки женщины обходиться без покровительства мужчины противоестественны и отвратительны.
— Насколько я понимаю, вы не оправдали надежд отца.
— Вот это уж точно. Правда, он ничего не знает, потому что уже умер.
— Простите.
— Мы никогда не были особенно близки. — Индия хотела, чтобы ее голос звучал небрежно, даже, может быть, дерзко, однако, встретив сочувственно-внимательный взгляд Джека, она поняла, что выдала себя.
— А ваша мать? — мягко спросил он. — Она согласна с преподобным отцом?
Индия почувствовала, как губы ее сами собой сложились в грустную улыбку. Покачав головой, она тихо сказала:
— Это мама дала мне имя Индия.
— Понятно.
— Мама так мечтала посмотреть мир, — продолжала Индия с болью в голосе. — Думаю, потому она и выбрала моего отца. Он все время говорил, что хотел бы стать миссионером где-нибудь в Африке или в Полинезии.
— Но так и не собрался?
— Нет. Маме не повезло. Она ни разу не ездила дальше Лондона.
— Она тоже умерла?
Индия кивнула.
— Мне было пятнадцать лет, когда это случилось.
— А моя мать умерла, когда мне было тринадцать, — просто сказал Джек, и в его голосе, в том, как тяжело он вздохнул, слышалась боль потери.
Они помолчали, глядя на костер, затем нетвердой рукой Индия взяла блюдо и принялась за еду. Никогда раньше она не думала о своем спутнике как об обычном человеке, познавшем материнскую любовь, не думала, что он все еще грустит о матери спустя столько лет. Оказывается, Джек Райдер всего лишь обычный человек, уязвимый и совсем не толстокожий. Но Боже, как легко, как удобно было бы по-прежнему считать его негодяем, чье преступное прошлое скрывает лишь мерзкие тайны…
— А ваш отец? — спросила Индия, помолчав. — Он жив?
Внезапно Джек улыбнулся.
— Да что ему станется. Проживет еще лет сто, — сказал он грубовато, с плохо скрываемым волнением в голосе, и Индия подумала, каково это — чувствовать привязанность к отцу и вспоминать о нем тепло, а не с болью и злостью? Вслух же она спросила:
— Он живет в Австралии?
— Да, на ферме, в Квинсленде.
Индия недоверчиво посмотрела на него. Юркие языки пламени плясали над костром, освещая его обнаженные плечи.
Джек усмехнулся:
— Вы, кажется, удивлены?
— Довольно необычное детство для офицера британского флота.
Джек пожал плечами и потянулся за апельсином — они собрали несколько по пути с рыбалки.
— У меня четверо старших братьев, и я с детства мечтал о море.
— А у меня нет ни братьев, ни сестер, — вдруг сказала она.
— Я так и думал. — Он бросил ей апельсин, и Индия, поймав его, стала сдирать с него толстую кожуру. Воздух наполнился терпким ароматом.
— Как вы догадались?
— Это заметно.
Ей захотелось разговорить его, понять, почему он так проницателен во всем, что касается ее. Вкусная еда, огонь и почти сухая одежда сделали свое дело — она согрелась и подумала, что Джек был совершенно прав, настояв на своем. Теперь ей было хорошо и покойно, она вытянула ноги к огню и не спеша лакомилась апельсином. Странное это дело, но приятное — сидеть вот так в ночи посреди джунглей и ощущать свою плоть закутанной лишь в тонкую шерсть юбки. С каждым вздохом грудь ее касалась грубой ткани мужской рубахи. Никогда раньше Индия не чувствовала себя так свободно и естественно — словно, скинув корсет и нижние юбки, она разом избавилась и от оков цивилизации.
Эта мысль неожиданно напугала и взволновала ее. Индия украдкой взглянула на мужчину, молча гревшегося у огня: рука его безвольно свисала с колена, голова повернута, отсутствующий взгляд устремлен в необозримые морские просторы, залитые лунным светом. Отметив его резко очерченный профиль, сильный подбородок, прямой нос, широкие скулы и поражающие своей живостью необычайно синие глаза, она вдруг задумалась о его возрасте. Поразмыслив, Индия решила, что ему, должно быть, около тридцати или чуть больше и вся его жизнь состоит из одних только тайн. Как бы ей хотелось приоткрыть завесу, узнать, отчего время от времени в его синих, как небо, глазах зажигается огонек боли и гнева, скрываемый ленивой улыбкой.
Джек обернулся и поймал ее взгляд. Между ними, потрескивая, полыхал огонь; ветер шелестел густой листвой деревьев.
— Я так и не поблагодарил вас, — внезапно произнес он.
Индия недоуменно тряхнула головой:
— За что?
— За то, что не бросили меня там, у ущелья. Вы спасли мне жизнь. Спасибо.
Индия расплылась в улыбке:
— Ну вот, теперь мы квиты.
В его глазах мелькнул ответный блеск.
— В самом деле?
— Думаю, да. — Согревшись, она убрала от огня руки. — Расскажите мне, как затонул ваш корабль. В чем вас обвинили? Как вообще все это произошло?
После этих слов все вмиг изменилось, словно и не было между ними волшебной атмосферы доверия. От него так явственно повеяло холодом, что Индия поежилась и почувствовала себя навязчивой и бесцеремонной.
Джек вскочил, пламя отбрасывало причудливые тени на его ставшее жестким лицо.
— Ложитесь-ка лучше спать, — резко произнес он. Индия застыла на месте, задрав голову и глядя ему в лицо. Сердце ее сжалось от внезапно нахлынувшего разочарования.
— А вы?
— Обо мне не беспокойтесь. — Он повернулся и скрылся в ночи, оставив ее одну, наедине со своими мыслями и тоскливым щемящим чувством одиночества, впервые показавшимся ей невероятно тягостным.