Перепутье

Глава восьмая

Входя в тот вечер в Большой обеденный зал, Хиллари уже не улыбалась всем и каждому страстной улыбкой. Теперь на ее лице застыло мрачное напряжение. Ник следовал за ней в белом фраке и белом галстуке. Появление Хиллари произвело не меньшую сенсацию, чем в первый вечер. На этот раз она появилась в расшитом серебристым бисером и крошечными жемчужинами белом шелковом платье с длинными рукавами и высоким воротом. Когда она, спустившись по широкой лестнице, пересекла зал, все взгляды вновь обратились к ней: сзади на ее платье был разрез до точки чуть ниже талии, — и, таким образом, вся спина оставалась открытой. Ника, казалось, совершенно не трогало впечатление, которое производит его жена. Он сел напротив Лианы и приветливо улыбнулся. Лиана сразу заметила, что выражение глаз у него изменилось: они стали холодными и грустными. Она вспомнила о сцене на террасе «Довиля» и тут же почувствовала на себе взгляд Армана. Перед тем как сойти вниз, он еще раз напомнил ей, что она ни в коем случае не должна показывать, что стала свидетельницей сцены, происшедшей между Бернхамами. Лиана заметила, что Арман мог и не напоминать ей об этом, но он был другого мнения.

— Я слишком хорошо тебя знаю. Ты всегда сочувствуешь тем, кого, по-твоему, обижают. Но если молодой человек догадается, что ты все слышала, ему станет очень неловко. Хватит того, что жена сделала его рогоносцем. — Арман находил всю эту историю отвратительной, хотя и весьма вероятной. Когда Хиллари вошла и села напротив неподалеку, он не смог удержаться и бросил на нее быстрый взгляд. Она была очень красива, но плотоядной, вызывающей красотой настоящей самки. Кстати, платье с высоким воротом она, вероятно, выбрала, чтобы скрыть след от укуса, оставленный любовником.

Пристальный взгляд Армана напомнил Лиане, что пора отвлечься от мыслей о Бернхаме и его жене. Она повернулась к своему соседу слева. Это был немец весьма солидного вида, с моноклем в глазу и бесчисленными лентами на груди, а по ширине плеч он мог бы соперничать с Арманом. Этого человека звали граф фон Фарбих, он ехал в Берлин, и Лиана сразу же почувствовала к нему неприязнь. Арман узнал в нем человека, с которым Ник Бернхам разговаривал в курительной на второй день плавания. Он заметил, что граф коротко кивнул Нику, а тот в ответ слегка поклонился. Капитан представил друг другу всех сидящих за столом. За исключением Бернхамов и капитана, Лиана никого не знала.

— Не так ли, мадам де Вильер? — Капитан о чем-то спрашивал у Лианы, а она не слышала. Лиана покраснела — сегодня она была слишком рассеянной. Этот противный немец слева, угощавший всех пропагандистскими рассказами о Гитлере, так раздражал ее, что еще до начала ужина она почувствовала себя утомленной. Она начала жалеть, что они с Арманом не остались ужинать у себя в каюте.

— Простите, капитан, я не расслышала…

— Я говорил, что у нас великолепные корты. Кажется, вы и мистер Бернхам играли сегодня утром.

— Да, поиграли немного, — подтвердил Ник, улыбнувшись Лиане. Его улыбка оставалась прежней — дружелюбной и открытой. — И более того, мадам де Вильер выиграла у меня, шесть — два.

— Но сначала я проиграла вам два гейма. — Лиана засмеялась, хотя на сердце у нее было по-прежнему тяжело и стало еще тяжелее, когда она поймала на себе злобный взгляд Хиллари.

— Он действительно выиграл у вас? — Глаза Хиллари угрожающе блеснули. — Вот удивительно. Ведь он играет из рук вон плохо.

Все сидящие за столом даже слегка опешили. Наступившую тишину разорвал голос Лианы:

— Мистер Бернхам играет гораздо лучше меня.

Она почувствовала на себе укоризненный взгляд Армана. Тем временем ее сосед-немец снова рассказывал сидящей рядом с ним американке о чудесах, которые творит Гитлер. Лиана уже не знала, сможет ли выдержать этот ужин до конца Ни роскошные вина, ни изысканные блюда не помогали — атмосфера за столом становилась гнетущей; все, казалось, вздохнули с облегчением, когда, наконец, настало время перейти в Большой салон, где начинался бал. Здесь царило еще большее великолепие, чем в первый вечер, но для Лианы это уже не имело значения.

— Тебе не следовало отвечать жене Бернхама, — мягко упрекнул жену Арман во время танца.

— Мне очень жаль, что я не могла сдержаться. Эго такая ужасная женщина И потом, мне нужно было хоть как-то разрядиться; если бы я не обрезала ее, я бы, наверное, выплеснула вино прямо в лицо этому немцу. Ради Бога, кто он такой? Меня стошнит, если я услышу еще хоть одно слово о Гитлере.

— Я точно не знаю, кто он. Наверное, какой-нибудь деятель рейха. Я видел, как он на днях разговаривал в курительной с Бернхамом.

Лиана сразу же замолчала, вновь вспомнив о том, что Ник связан с немцами. Она расстроилась еще больше. Ведь Ник казался таким порядочным человеком. Как он может вести дела с Третьим рейхом? Он продает им сталь, чтобы они вооружились, а ведь это нарушение Версальского договора. Всем известно, что немцы давно готовятся к войне, но факт, что им в этом помогает американец, не укладывался у нее в голове. Она почувствовала себя совершенно разбитой и даже обрадовалась, когда в одиннадцать появился Перье и что-то шепнул Арману. Минуту спустя Арман виновато объяснил Лиане, что с Жаком нужно еще немного поработать. Де Вильеры извинились перед капитаном и вернулись к себе. Настроение Лианы было далеко не праздничным; она с радостью скинула красное муаровое платье, которое надела всего три часа назад. Это было замечательное платье, и Лиана его очень любила, но теперь равнодушно швырнула его на стул. Когда Арман ушел, она улеглась в постель и взяла в руки книгу. Она решила дождаться мужа и почитать, но сегодня чтение не шло на ум. Ее мысли вновь и вновь возвращались к загадочным Бернхамам, к Нику с его странными деловыми связями, к Хиллари, красивой женщине со злыми глазами и угрюмой усмешкой. Полчаса Лиана боролась с собой, пытаясь сосредоточиться на чтении; наконец она встала, надела брюки и теплый свитер и вышла на палубу. Она опустилась в то самое кресло, где сидела днем, когда услышала крики Хиллари. Сейчас из Большого салона доносилась музыка, и Лиана, закрыв глаза, представляла танцующие пары. Но ей совсем не хотелось идти туда одной, без Армана, танцевать с капитаном, с этим противным немцем или еще с кем-нибудь незнакомым.

Не одной Лиане было тяжело в тот вечер.

Ник Бернхам тоже выглядел не слишком веселым. Как он ни старался, мысленно он все время возвращался к последним похождениям жены. Хиллари быстро нашла способ поднять настроение — она танцевала сначала с капитаном, потом с немецким графом; наконец Ник увидел, что она кружится с красивым молодым итальянцем, о котором на корабле шла дурная слава. Он ехал в одной каюте с женщиной, вовсе не бывшей ему женой; они устраивали у себя многочасовые оргии и приглашали участвовать в них всех желающих. Ник с горечью подумал, что такие люди как раз во вкусе Хиллари. Он смотрел на жену, помешивая в бокале шампанского специальной золотой палочкой, которую в подобных случаях всегда брал с собой. От шампанского у него на следующий день страшно болела голова; и несколько лет назад один немецкий друг подарил ему эту палочку, уверяя, что она навсегда избавит его от головной боли после шампанского — это оказалась чистая правда.

Ник с тяжелым чувством следил за событиями в Германии. Гитлер вел страну к гибели, и к власти рвались дураки вроде графа. На первый взгляд могло сложиться впечатление, что страна процветает — нет безработицы, строятся новые заводы, растет производство. Но последние два года у Ника появилось ощущение, будто в жилах этой страны потекла отравленная кровь. Это ощущение крепло после каждой поездки в Берлин, Мюнхен или Ганновер. Вот и сейчас он собирался в Берлин с тем же чувством. Ник обещал графу приехать через три недели, чтобы подробнее обсудить контракты на поставку стали. Они познакомились уже более года назад, и тупой, чванливый немец был Нику крайне неприятен.

Как и Лиана, в тот вечер Ник не мог сосредоточиться на светской болтовне. Вскоре эта суета стала для него просто невыносимой, он устал наблюдать за выходками Хиллари. Допив шампанское, он неторопливо подошел к капитану и объяснил, что неотложные дела требуют его возвращения в каюту, однако ему не хотелось бы лишать жену удовольствия потанцевать еще немного, и если капитан будет столь любезен и извинит его… Капитан принял его извинения, пошутив, что его корабль больше напоминает огромный плавучий офис для деловых людей. Он намекал на Армана, который только что ушел, также сославшись на неотложные дела.

— Мне бесконечно жаль, мистер Бернхам, что вам приходится работать в такой поздний час.

— Мне тоже, капитан.

Они обменялись любезными улыбками, и Ник с чувством огромного облегчения вышел. Он больше не мог заставлять себя улыбаться. Кроме того, у него не было ни малейшего желания видеть Хиллари, по крайней мере до завтрашнего утра.

Поднявшись на верхнюю палубу, Ник разыскал главного стюарда и объяснил, что ему понадобится одна из запертых кают в качестве рабочего кабинета, поскольку до прибытия в Гавр он должен закончить срочную работу. Такая просьба ничуть не удивила главного стюарда — он привык и к более экзотическим запросам. Через пятнадцать минут Ник уже устраивался в пустующей каюте для прислуги. Жене он не оставил даже записки. Ее объяснения больше его не интересовали. Ник огляделся вокруг — он оказался в небольшой, красиво оформленной каюте, какие обычно занимают секретари, горничные и гувернантки. Устроившись здесь, он вдруг почувствовал огромное облегчение. Так хорошо и спокойно ему не было с самого начала путешествия. Он вышел на палубу и на террасе «Трувиля» увидел Лиану. Она сидела, откинув назад голову и закрыв глаза, Нику показалось, что она спит. Несколько мгновений он смотрел на нее. Как будто почувствовав его взгляд, Лиана открыла глаза. Увидев Ника, она выпрямилась на стуле, в глазах появилось удивление.

— Разве вы не на балу, мистер Бернхам?

— Как видите, нет. — Он улыбнулся и подошел к ограде, отделяющей террасу «Трувиля» от палубы. — Я не хотел беспокоить вас.

— Вы меня не побеспокоили. Просто я вышла подышать немного. Здесь так тихо…

— Вы правы. Просто божественное облегчение после всей этой свистопляски.

— От этой суеты иногда ужасно устаешь, правда?

— Кажется, если бы я еще раз улыбнулся, у меня бы треснуло пополам лицо. Она громко рассмеялась.

— У меня тоже бывает такое чувство.

— Вам, наверное, часто приходится выносить такие приемы. Вы ведь жена посла. Должно быть, это очень утомительно.

— Иногда мне тоже так начинает казаться — Почему-то с Ником было очень легко говорить откровенно — Но чаще я делаю это с удовольствием. Арман мне помогает, самое трудное он всегда берет на себя. — Ник молчал, представляя, как Хиллари танцует с итальянцем. Взглянув на него, Лиана поняла, что сказала что-то лишнее. — Извините, я не имела в виду… — Но эти слова только ухудшили положение. Ник грустно улыбнулся, в его лице появилось что-то трогательно-детское.

— Не стоит извиняться. Думаю, мои отношения с женой — не такая уж большая тайна. Нас связывает только сын да еще, пожалуй, взаимное недоверие.

В теплом ночном воздухе голос Лианы прозвучал особенно нежно.

— Я очень сочувствую вам. Это, наверное, очень тяжело.

Он тихо вздохнул:

— Не знаю, Лиана. Мы живем так уже очень давно. Ничего другого я и не припомню. — Он вдруг назвал ее по имени, но она даже не обратила на это внимания. — Возможно, теперь она чувствует себя не такой связанной по рукам и ногам, как в первые годы. Но она с самого начала объявила мне войну. Она считает себя пленницей. — Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. — Грустная история, правда? И так не похожа на то, что вы мне вчера рассказывали о вашем замужестве.

— В семейной жизни случается всякое. У нас тоже бывают трудности, но нас связывают общие цели, общие интересы и любовь.

— И вы совсем не похожи на мою жену.

Он посмотрел ей прямо в глаза и вдруг понял, что она, должно быть, слышала, как они с Хиллари ссорились. Он бы не мог объяснить, как именно он догадался об этом, но был уверен, что она все слышала. И она в этот миг почувствовала, что он знает. Если бы сейчас Ник прямо задал вопрос, она не стала бы этого отрицать. Она чувствовала, что ему нужен друг, нужен честный, открытый разговор. Ник нуждался в поддержке и с благодарностью видел, что Лиана готова протянуть руку помощи.

— Мой брак просто насмешка, Лиана. Насмешка надо мной. Жена мне все время изменяла-с самого начала. Все стремилась доказать, что не принадлежит никому, а меньше всего мне.

— А вы не изменяли ей?

— Никогда. Даже не понимаю почему. Наверное, по глупости. — Он и сейчас чувствовал себя дураком, вспоминая след от укуса на шее Хиллари. Стоило ему подумать об этом, как внутри у него все переворачивалось. — Мне не стоит обременять вас своими проблемами, Лиана. Представляю себе, какой у меня дурацкий вид, когда я тут жалуюсь вам на жену. Знаете, ведь я даже не уверен, что меня это действительно волнует. Сегодня вечером я видел, как она танцует с этим итальянцем, и совсем ничего не почувствовал. Меня больше беспокоит, что подумают люди, что скажут, но Хиллари меня не интересует. Раньше — да, я очень хотел, чтобы она любила меня. Но теперь, кажется, все кончено. — Он стоял, глядя на море, и думал, что же ждет его впереди. Он останется с Хиллари, пока Джонни не вырастет, а что потом? Он снова взглянул в глаза Лиане. — Иногда я чувствую себя совсем старым, и мне кажется, что все хорошее в моей жизни кончилось и никогда больше мне не видеть ни любви, ни счастья. — В голосе Ника было столько грусти, что Лиана встала и приблизилась к нему.

— Не говорите так. У вас впереди еще многие годы, и вы еще не знаете, что приготовила для вас жизнь. — Лиана лишь повторила то, что часто говорил ей Арман, который на своем опыте убедился в правоте этих слов. Ему тоже казалось, что все кончилось со смертью Одиль, но прошел год, и в его жизни появилась Лиана.

— Знаете, что жизнь готовит мне, мой друг? Деловые связи, контракты и завтраки с влиятельными людьми. Такими вещами не очень-то согреешь сердце в холодную ночь.

Голос Лианы зазвучал так нежно, будто она говорила с ребенком.

— Но у вас есть сын.

Ник кивнул, и ей показалось, что в его глазах блеснули слезы.

— Да. Я благодарю Бога за это. Без Джонни я бы умер.

Лиану тронула такая любовь к сыну, но она понимала, что для мужчины его возраста этого мало. Ему нужна женщина, которую бы он любил и которая любила бы его. Ник снова печально взглянул на нее.

— Мне тридцать восемь лет, но у меня такое чувство, что впереди ничего нет и не будет. — Лиана никогда не узнала бы его с этой стороны, если бы не этот ночной разговор. А ведь в первый день знакомства он показался ей уверенным, крепко стоящим на ногах человеком, правда, в то время она еще не знала о Хиллари и ее постоянных изменах.

— Почему вы не разведетесь с ней и не попытаетесь получить права на мальчика?

Действительно, только на корабле возможны такие откровенные разговоры.

— Вы в самом деле думаете, что у меня есть шансы? — По его тону стало ясно, что он не уверен в удаче.

— Почему бы нет?

— В Америке с их-то культом материнства? Кроме того, мне пришлось бы объяснять в суде, кто она такая на самом деле, это же настоящий скандал. Я не хочу, чтобы Джонни узнал все это.

— В конце концов он все равно узнает.

Ник кивнул. Конечно, Лиана права. И все же он был уверен, что его шансы добиться опекунства над Джоном весьма невелики. Хиллари может привлечь огромные финансовые средства своей семьи, нанять любого адвоката, а Ник не знал ни одного, кто взялся бы выиграть процесс против его жены.

— Думаю, друг мой, в ближайшее время мне придется очень много работать. В будущем году нас, вероятно, ждут большие перемены.

Лиана задумчиво смотрела в ночь.

— Посмотрите на эти звезды, как они спокойны. Глядя на них, трудно поверить, что вокруг такой тревожный мир. — Теперь она думала о том, что ее ждет во Франции. Может быть, Арман прав, и война вот-вот начнется? — Что вы будете делать, если грянет война, Ник? Вернетесь в Штаты?

— Наверное. Или ненадолго останусь, чтобы закончить работу, если смогу. Но я не думаю, что война может начаться так скоро — скажем, уже в этом году. — Он прекрасно знал, что немцы готовятся к войне, но ему казалось, что до полной готовности еще далеко. — Надеюсь, все мы успеем вовремя вернуться домой. А Америка, скорее всего, вообще не вступит в войну. По крайней мере, так говорит Рузвельт.

— Арман считает, что Рузвельт говорит не то, что думает. Он полагает, что Рузвельт уже несколько лет готовит страну к войне.

— Рузвельт просто осторожничает. И потом, такая подготовка полезна для экономики. Оживляется промышленность, люди получают работу.

— Для вас это, наверное, тоже выгодно, — сказала Лиана без всякого осуждения, просто констатируя факт. Она оказалась права. В последнее время дела Ника пошли в гору, он заключил множество новых контрактов.

— Для вас тоже, — заметил Ник, глядя ей прямо в глаза. Он очень хорошо знал, каких успехов добилось пароходство Крокетта, особенно в последние годы. Лиана поняла, что он имеет в виду, и покачала головой.

— Я больше не связана с этим.

Действительно, внутренние, эмоциональные связи Лианы с жизнью большого бизнеса оборвались задолго до смерти Гаррисона Крокетта.

— Но вы — часть этого, Лиана. — Ник вспомнил, что Лиана — единственная наследница своего отца. В отличие от Хиллари, обожавшей щеголять в дорогих нарядах, мехах и драгоценностях, Лиана казалась удивительно скромной. Человек, не знавший ее девичьей фамилии, никогда бы не догадался, что она — одна из богатейших женщин Америки, — На вас тоже лежит ответственность.

— Перед кем? — удивленно спросила Лиана.

— Когда начнется война, именно ваши суда будут перевозить войска. Люди поедут воевать, умирать.

— Но остановить это не в наших силах. Ник грустно улыбнулся:

— К сожалению, вы правы. Я часто думаю о том, что люди покупают мою сталь и делают из нее оружие, танки, самолеты. Но разве я могу это изменить? Практически нет. Это невозможно.

— Но вы торгуете с немцами? Он помолчал немного.

— Да. Через три недели я буду в Берлине. Но я торгую и с Италией, Бельгией, Англией, Францией. Это большой бизнес, Лиана. У бизнеса нет сердца.

— Но у людей есть. — Она смотрела на него, как бы ожидая чего-то.

— Не все так просто.

— То же самое говорит Арман.

— Он прав.

Лиана ничего не ответила. Ник напомнил ей то, о чем она давно не думала. В самом деле, она ведь тоже несет ответственность за пароходство отца. Она клала дивиденды пароходства в банк, получала чеки и не задумывалась о том, что и куда перевозят ее корабли. И она не может спросить об этом у дяди Джорджа — тот сочтет это посягательством на свои права. Будь жив отец, она бы, конечно, знала больше.

— Вы когда-нибудь встречались с моим отцом, Ник?

— Нет. В то время мы работали на Западном побережье с кем-то другим. Я тогда не вылезал с Уолл-стрит.

— Мой отец был необыкновенный человек. Глядя на Лиану, Ник легко в это поверил. Повинуясь внутреннему порыву, он взял ее за руку.

— Вы тоже необыкновенная.

— Вовсе нет.

Она не отняла руки; его пальцы оказались сильными, крепкими, так не похожими на длинные, аристократические пальцы Армана.

— Вы даже не понимаете, насколько вы необыкновенны. Не знаете, какая вы сильная и чуткая. Вы так помогли мне сегодня. Я постоял здесь с вами, и жизнь мне перестала казаться такой уж скверной.

— Она и в самом деле не такая плохая. Когда-нибудь у вас все изменится к лучшему.

— Почему вы так думаете? Он все еще держал ее за руку, и она улыбнулась ему. Ей было тяжело думать, что столь красивый мужчина тратит свои лучшие годы на такую женщину, как его жена.

— Просто я верю в справедливость.

— В справедливость? — удивленно переспросил он.

— Я уверена, что трудности посылаются человеку для того, чтобы он стал сильнее, но в конце концов хороший человек получит то, что заслужил: рядом с ним появятся добрые люди, и вообще все у него станет хорошо.

— Вы действительно верите в это? — Ник, казалось, искренне удивился.

— Да.

— Я куда циничнее вас.

Вероятно, и Арман, да и вообще большинство мужчин считают себя циниками; Лиана же продолжала верить, что жизнь чаще всего справедлива. Конечно, с точки зрения справедливости трудно объяснить смерть и страдания детей, и все-таки она верила, что жизнь всем воздает по заслугам: Хиллари получит свое, а Ник — свое.

— Я бы очень хотел надеяться, что вы правы, друг мой. — Лиане было приятно слышать, как он называет ее, она чувствовала, что они действительно стали друзьями. — Надеюсь, мы будем иногда встречаться в Париже, если вас с Арманом не поглотит полностью дипломатическая жизнь.

— А вас — ваши контракты. — Она улыбнулась и наконец отняла свою руку. — Говорят, на пароходе очень быстро возникает и дружба, и влюбленность, но стоит только людям сойти на берег, как они обо всем забывают.

Ник покачал головой:

— Я не забуду вас. Если вам когда-нибудь понадобится помощь, позвоните. Мой номер есть в парижском телефонном справочнике.

Лиана с удовольствием поддержала мысль о продолжении знакомства в Париже, но не верила в возможность подобного звонка. Ее жизнь с Арманом давала ей все. Скорее они понадобятся Нику.

Они постояли еще немного, молча глядя на море, наконец Лиана со вздохом взглянула на часы.

— Боюсь, муж сегодня будет работать допоздна. Я хотела его дождаться, но, видимо, мне пора ложиться. Завтра последний день, придется укладывать вещи. — Вещей действительно было много — ведь Лиане приходилось каждый день переодеваться несколько раз: перед ленчем, потом перед вечерним чаем, не считая балов, обедов у капитана и спектаклей. Мужчинам было проще — вечером они выходили в галстуке и белом фраке. — Удивительно, мы пробыли на корабле пять дней, а кажется, прошло пять недель.

Он улыбнулся:

— У меня тоже такое чувство.

Но теперь Нику хотелось поскорее попасть в Париж. Он был рад, что осталось плыть всего один день. Он взглянул на Лиану и подумал, что они могли бы завтра еще раз встретиться на корте.

— Могу я пригласить вас завтра еще раз сыграть в теннис?

— С удовольствием, но только если Арман будет занят. — Лиана все же надеялась, что завтра Арман освободится. Ник был ей очень симпатичен, но жизнь без Армана становилась просто невыносимой.

— Конечно. Я найду вас завтра утром, и мы договоримся.

— Спасибо, Ник. — Она дружески коснулась его руки. — Все будет хорошо, вот увидите. Он улыбнулся в ответ и помахал ей:

— Спокойной ночи.

Лиана ушла к себе, а Ник все еще стоял на палубе, думая о ней. Как жаль, что он не встретил эту необыкновенную женщину лет десять-двенадцать назад. Но тогда ему было всего двадцать шесть, и он едва ли вызвал бы у нее интерес. Впрочем, она тоже не заинтересовала бы его. Десять лет назад его привлекали женщины, от которых захватывает дух, с которыми можно танцевать всю ночь напролет. Лиана же была совсем другой — спокойной, рассудительной, уравновешенной. И в то же время в ней ощущалось что-то волнующее. Ник представлял ее бегущей в лунном свете через сад… или плещущейся в бассейне, или лежащей с распущенными волосами на золотистом песке пляжа… Эти видения наполнили его ощущением спокойной, светлой красоты. Он вернулся в свою новую каюту, впервые за долгое время чувствуя себя умиротворенным.