Песня орла

Глава 2

Сидя верхом на могучем коне принца, Линет все же старалась держаться прямо, чтобы никоим образом не касаться широкой груди его хозяина. Теперь, когда ее горлу не угрожает смертельный кинжал, она сама сумеет за себя постоять. Правда, другая сторона ее натуры говорила девушке, что бороться с мужчиной, с рыцарем, с воином, по меньшей мере глупо, и тогда Линет решила, что пока свое сопротивление она будет выражать гордо выпрямленной спиной и гордо поднятым к полной луне подбородком. Луна казалась девушке прямой виновницей всех ее бед и разочарований.

Трое коней со всадниками и двумя похищенными быстро миновали ухоженные поля за Рэдвеллским замком и вскоре смешались с темными силуэтами деревьев заброшенного леса, росшего на уэльской границе. Плотно стоявшие деревья и густой кустарник с запутавшимися клочьями тумана приобрели самые невероятные и причудливые формы. Никогда доселе не путешествовавшая ночью, а тем более по лесу, Линет с удивлением вглядывалась в смутные тени, поначалу немало ее пугавшие.

Дорога пошла в гору, и сохранять свою гордую осанку Линет с каждой минутой становилось все труднее. Однако гораздо хуже было то открытие, что принц, совершенно игнорируя девичью гордость, откровенным взглядом осматривает ее лицо и фигуру. Улыбка, кривящая угол его рта, окончательно вывела Линет из без того хрупкого равновесия. Неужели у нее никогда не хватит сил на открытую борьбу? Ведь обладай она большим мужеством и решимостью, у нее и брата был бы пусть и ничтожный, но реальный шанс на свободу. Вместо же этого, Алан спокойно провел Орла в большой замковый холл, где тот, прислонившись к стене и снова приставив кинжал к ее горлу, вынудил слуг опустить подъемный мост, поднять решетки и позволить ему беспрепятственно покинуть замок вместе с ней и Аланом.

И все же, упрекая себя в отсутствии мужества и привлекательности, Линет не могла отказать своей персоне в быстром разуме и прекрасном владении собою, и теперь, размышляя над случившимся, она оправдывала свое бездействие риском убийства слуг, Алана и себя самой, в конце концов. Впрочем, бездействие можно объяснить и просто трусостью… Словом, мучительные раздумья девушки привели к тому, что ее выпрямленная спина стала все больше и больше сгибаться, несмотря на все старания Линет держаться подальше от Уэльского Орла.

– Если бы ты расслабилась, то, возможно, нашла бы путешествие менее утомительным. – Низкий голос заставил Линет посмотреть прямо в лицо его обладателю. – Что страшного в том, если ты примешь ту малую толику комфорта, что я тебе предлагаю, при том, что сзади едут мои люди и твой брат, которые видят все, что я делаю? Неужели ты так боишься быть соблазненной, а?

Соблазненной? Несмотря на все те явные опасности, что нес в себе этот златокудрый рыцарь, начиная от острого кинжала и заканчивая ее наивной в него влюбленностью, мысль о соблазнении никогда не приходила Линет в голову. Зачем он станет ее соблазнять, когда очевидно, что подаренный им поцелуй, который перевернул все ее существо, для него был всего лишь развлечением. Больше того, его циничные слова о вещах, которые на самом деле разительно отличались от того, что представлялось ей, окончательно убедили Линет в том, что герой ее фантазий относится к ней с совершенным безразличием.

Размышления эти вскоре были прерваны сильной рукой принца, резким движением привлекшего ее к себе. Линет прикусила губы: несмотря на его кощунственные слова об отце, на его дерзкое и расчетливое поведение с ней, обаяние мужской силы и власти, исходившее от принца, переполняло ее. Самые смелые мечты не смогли подготовить девушку к тем ощущениям, которые она испытывала сейчас, в объятиях этого похитителя, и вольно или невольно она отдалась им.

Сам же Райс, столь самоуверенно провозгласивший невозможность даже намека на соблазнение, теперь, держа в своих руках строптивую девицу, попался в ловушку собственной неосторожности. Воспоминания о Линет, лежащей в ванной, лунный свет, ее теплое тело рядом завихрили в его крови темную страсть обладания. Какого черта он похитил у судьбы возможность увидеть эти сливочные плечи и нежные кудри?! Оставалось надеяться, что ни его спутники, ни она сама не услышат, с какой злобой он проклинает это свое неуправляемое властное желание.

Принц мрачно взглянул на хорошо замаскированную тропу, невидимую и ночью, но изученную им как свои пять пальцев, и снова мысль о непреодолимой стене между ними пришла ему на ум. Нет, он не должен стремиться завоевать леди Линет – ни здесь и сейчас, ни когда-либо еще. Райс гордился собой именно как человеком чести, каким считал себя, в отличие от ее продажного отца, и, пообещав вернуть девицу домой, не нанеся ей ни малейшего ущерба, теперь уже не мог изменить своей клятве. Кроме того, за нее полагался столь желаемый им выкуп… Итак, между ними стена, которую не разрушить и не обойти. Жаль только, что клятва чести не может унять волнение в его крови.

Молчаливое путешествие продолжалось, и Линет плотно сомкнула ресницы, чтобы удержаться от соблазна неотрывно смотреть на мужественное лицо, смутно белевшее над ней. К несчастью, Райсу приходилось все чаще натягивать поводья, и его напружинивающиеся мускулы волновали девушку все больше. Темный лес высился вокруг неприступной стеной, внушая тревогу, и потому Линет даже обрадовалась, когда принц, немного отодвинувшись от нее, тихо проговорил своим бархатным низким голосом:

– Признайся, ведь именно уэльское происхождение заставило тебя прилагать столь героические усилия для привлечения моего внимания?

Линет опешила. Она даже не совсем понимала, о чем говорит ее похититель, но Райс, осознав всю опасность хрупкого очарования этой невзрачной коноплянки, решил убить свое зарождающееся чувство самым резким и жестоким образом.

– Но я никогда не искала твоего внимания! – Девушка рывком освободилась из теплого, успокаивающего объятия. – Слышишь, никогда! – Линет возражала с горячностью, о наличии которой у себя никогда не подозревала, но, увы, ее пылкое опровержение было встречено лишь откровенной ухмылкой.

– Ну разумеется. – Слова звучали явно недоверчиво. – А как быть с тем, что лишь при одном взгляде на меня ты падаешь, и не куда-нибудь, а прямо к моим ногам?

– Я запуталась в платье, – сгорая от стыда, едва прошептала Линет и залилась румянцем ярче своих алых одежд.

– Так у тебя, к тому же, есть привычка запутываться? – Сарказм так и сочился из слов Райса.

– Нет, нет у меня такой привычки! – Боясь новой вспышки своей новорожденной гневливости, девушка попыталась утихомирить эмоции логикой. – Конечно, ты вправе полагать, что я искала твоего внимания, придумывала способы, как бы сделать это поизящней, и наконец остановилась на таком, который подчеркнул не только мою некрасивость, но и неуклюжесть. Конечно!

Однако раздражение Линет после этой тирады не угасло, а наоборот, возросло еще больше, хотя и обратилось на сей раз непосредственно на нее самое. Как она глупа и жалка! Девушка вдруг плотно сжала губы, решившись не произносить более ни слова, чего бы ей это ни стоило.

Райс молчал, склонив голову набок, и по его лицу лениво скользил бледный луч луны, уже заканчивающей свой путь и скрывающейся на западе. Несмотря на тусклый свет, кудри его по-прежнему отливали золотом. Он порой равнодушно отбрасывал их назад, продолжая удерживать близ себя девушку, изо всех сил старавшуюся добиться обратного. Была ли эта кокетливая наследница и вправду девицей или только умело разыгрывала свою роль? Этот вопрос всю дорогу не давал покоя Уэльскому Орлу, но под конец он все-таки вынужден был признать, что все поведение девицы, ее пылкие речи и то, как упорно она защищала свое полудетское тело, говорят о том, что изнеженная дочь графа Рэдвелла действительно еще не знала мужчин. Райс редко менял свое мнение, но сейчас слишком явны были доказательства, находившиеся у него прямо под руками.

Дорога шла в гору все выше, темнота усиливалась все более сгущавшимся лесом и облаками, закрывающими холодный лик луны, а Линет начинала уже буквально стонать от неудобной позы, усугубляемой резкими движениями норовистой лошади. Никогда девушка не уезжала так далеко от Рэдвелла – и куда? Бог знает. Она была уже готова попросить Райса сделать остановку, как вдруг он сам натянул поводья. Поглядев вперед через прядающие уши коня, Линет увидела какое-то странное строение, спрятанное в купе деревьев. Неожиданно оттуда выползла маленькая сгорбленная фигурка и взяла у принца поводья, не говоря ни слова.

– Так ты сделал это, парень, значит, сделал! – прохрипел, полусмеясь, полузадыхаясь, старик, древний настолько, что имел полное право называть принца Гриффита парнем.

– Клянусь, Майло, я сделал. Сделал то, что решил. – Не глядя, но весьма осторожно, Райс опустил свою добычу на мягкую землю, спружинившую под ногами девушки благодаря массе опавших листьев, запутавшихся в сухой траве. – Неужели ты еще сомневаешься?

– Да будь я сто раз дурак, если бы хоть раз засомневался в успехе задуманного тобой – пусть даже тебе вздумается какое-нибудь чертово привидение! А уж о таких мелочах нечего и говорить! – Блестящие и любопытные, как у сороки, глазки внимательно разглядывали стоящую в сторонке девушку.

– Ну, не совсем и пустяки, – оскалился Райс и слез наконец с коня.

Вероятно, этот старик был весьма дорог Орлу, ибо с удивлением увидела Линет на его губах добрую, радостную и нежную улыбку. Не успев погасить ее, принц обернулся к девушке, и та была поражена той властью и обаянием, какие таила в себе эта мужская улыбка, пусть даже обращенная вовсе не к ней.

Майло тем временем забрал лошадей и у двух спутников принца, которые немедленно присоединились к хозяину, что дало Линет возможность впервые разглядеть их как следует. Мощный воин, несший сонно обвисшее тело Алана, был примерно одного возраста и комплекции с Райсом. Черты его лица, дикого и смуглого, прикрывались, однако, прекрасно ухоженными кудрями, падавшими на плечи, а лицо до самых глаз заросло густой темной бородой, какой девушка в жизни еще не видела. Второй товарищ Орла, тоже темноволосый, но гибкий и тонкий, почтительно стоял позади первого и, как разглядела Линет, был ненамного старше ее самой.

Обменявшись с помощниками несколькими быстрыми фразами, произнесенными так тихо, что девушка ничего не смогла разобрать, Райс взял ее за руку и повел в ту сторону, где смутно проглядывала еще одна секретная тропинка. Каким-то чудом они передвигались то поднимаясь, то проваливаясь, плутая в высокой траве и переплетенных корнях.

Постоянные восхождения на каменистые холмы довели ноги Линет, обутые в прочную, но уж очень тонкую детскую обувь, до почти непереносимой боли, и тогда ей стало ясно, что она очень и очень заблуждалась, желая пешего путешествия вместо поездки верхом. Никогда еще ей не доводилось ходить пешком на такие большие расстояния и по таким дорогам. Но девушка молча терпела, не желая дать похитителю лишний повод посмеяться и обвинить ее в изнеженности. Глотая слезы обиды и боли, она шла, опустив глаза в землю и рассматривая клочки тумана, застрявшего в кустарниках и травах. Дорогу было видно плохо, но она вся была усеяна острыми камешками, набивавшимися в обувь и ранящими ее нежные ножки. Колючие ветви хлестали по ногам и лицу, а глина на тропинке вскоре сделала путь и вовсе отчаянно скользким и опасным.

Наконец Орел удовлетворенно хмыкнул и приказал остановиться. Линет, утомленная не столько дорогой, сколько своей бесплодной борьбой с невыносимой болью в ступнях, едва смогла обрадоваться остановке. Она рухнула на кучу осенних листьев, безжизненно на ней распростершись. Новый приступ слез начал душить ее, и, вытирая их грязной поцарапанной рукой, девушка попыталась подняться, но, увы, лишь для того, чтобы немедленно упасть назад. Падая, она больно ударилась о невидимый острый камень.

– Да пропади вы все пропадом! – со стоном выругалась Линет, сама не ожидавшая от себя такой грубости. Не ожидали подобного, видимо, и все остальные, ибо тотчас собрались вокруг несчастной.

– Линет, отец накажет тебя за такие слова! – Проснувшийся Алан с изумлением смотрел на сестру. Он был потрясен настолько, что даже вырвался из рук своего сторожа и вскочил на ноги.

Разгадка же этого происшествия лежала в разбитом локте и в том, что Линет поняла: ни идти дальше, ни даже просто встать она уже не в состоянии. Ее израненные ноги болели, спина ныла, и самое ужасное – алое платье было изорвано до неприличия. По какой-то странной логике именно это обстоятельство казалось девушке наиболее оскорбительным и усугублялось оно еще и тем, что платье это было единственным и что его предстояло носить на глазах у ее героя еще долгие две недели. Молчаливые слезы струились по испачканному лицу Линет, и у нее не было сил удерживать их.

Чтобы удостовериться, что с упавшей девицей все в порядке, Райс присел около нее на корточки и провел своей тяжелой рукой по ее телу от дрожащих плеч до… Обувь Линет превратилась в совершенные лохмотья, а кожа на кровоточащих ступнях висела клочьями.

– Вот дурочка! Почему же ты ничего мне не сказала? – В душе Райса поднялась злость на молчание девушки и на свое глупое поведение, вероятно и заставившее гордую наследницу предпочесть страдание обыкновенной человеческой просьбе.

Линет встретила его злой взгляд взглядом не менее рассерженным.

– Зачем? Чтобы снова быть обвиненной в привлечении твоего внимания?

Взбешенный принц выругался так, что недавние слова Линет показались всем невинным лепетом младенца, но, когда он поднял девушку на руки, объятие его было осторожным и даже нежным. И больше ни слова не сорвалось с губ Райса, пока он твердыми шагами вел своих людей в серой предрассветной мгле к нескольким домикам, притаившимся в глубокой лощине.

– Что?! Что он сказал?!

Коротко остриженные по норманнскому обычаю волосы, казалось, поднялись у графа Годфри на голове, когда Миара передала ему слова принца. Изо всех сил он ударил плотно стиснутым кулаком по каменной стене, в гневе не чувствуя ни боли, ни облегчения.

– Да, граф, так он и сказал, что Орел! Только, по-моему, он больше похож на питающуюся падалью ворону!

– Ворона! – Гулкое эхо прогремело по пустынному залу замка. Годфри порывисто обернулся к принесшей столь ужасные известия служанке, словно намеревался излить на нее весь свой гнев и досаду. – Я выехал, чтобы сразиться с ним лицом к лицу, как подобает честному воину! А он, позорно выждав, когда сильнейший покинет замок, пробрался трусливым предателем, чтобы похитить невинных детей!

Пылая негодованием, граф двинулся на старуху, встретившую его печальными новостями, но та, с удивительным для ее комплекции проворством отскочив в сторону от него, напомнила разъяренному повелителю, что, слава Богу, не было пролито ни капли крови. Упоминание о крови заставило старую Миару задрожать от ужаса, но она мужественно продолжила:

– Да Бог с ним, с этим Орлом, но выполнишь ли ты его требования, чтобы дети вернулись домой целыми и невредимыми? – Страх перед Орлом был для Миары ничем перед сохранностью жизни ее драгоценных детей, которым она посвятила всю жизнь. Чтобы спасти их, старуха была готова смотреть в лицо любой опасности.

Глаза Годфри загорелись двумя дьявольскими угольями.

– Как посмел он угрожать мне! Как осмелился обвинить меня в клятвопреступлении!

Но Миара знала, что именно в этом замечании Орла и таится причина столь необузданного графского гнева. Конечно, граф ненавидел Орла, и теперь ненавидел его вдвойне за похищение наследника и любимой дочери, но самой глубокой, самой отравленной стрелой было то, что принц Уэльский дерзнул вызвать в памяти графа постыдный, многие годы скрываемый факт – письменные клятвы молодого Годфри, которыми он обязался возвратить требуемые принцем земли.

Миара была единственной в замке, кто обладал этой тайной, открытой ей когда-то давно другой женщиной, и никогда не позволяла себе вспоминать ее, предоставляя господам самим ковыряться в своих болячках. Только благополучие детей заставило ее сегодня намекнуть хозяину о давнишнем уговоре, только горячее желание снова видеть своих малюток целыми и невредимыми. Решительность Миары поддерживалась и полной уверенностью в том, что граф пойдет на все, лишь бы вернуть детей, что заплатит за их освобождение любую цену, вплоть до открытой войны с Орлом. И напоминание о невыполненных клятвах было в данном случае совсем не лишним…

Линет все еще вздрагивала от приступа гнева, охватившего Райса при виде ее израненных ног, и даже ласковое его объятие, в котором он нес девушку, укачивая, как ребенка, не успокаивало ее. Она лишь прикрыла глаза и безвольно опустила голову, продолжая, тем не менее, пристально следить за бесконечной дорогой. Места тянулись унылые, и постепенно напряжение покинуло Линет, сменившись удивлением перед колоссальной физической силой ее похитителя, позволявшей ему нести свою ношу так далеко и без особых усилий. Со страхом девушка стиснула свои детские кулачки, чтобы в случае чего хотя бы немного защититься от стальных мускулов принца. Но скоро прошел и страх, уступив место тревожному забытью, не нарушенному даже звуком громко скрипнувшей двери обиталища, до которого они наконец добрались. Лишь когда Линет была бережно опущена на широкое кресло с огромной подушкой, она медленно подняла ресницы, так долго скрывавшие грустные янтарные глаза, и увидела, что смуглый бородач уводит Алана куда-то вверх по деревянной лестнице.

– Дай-ка мне твои ножки, да по одной.

Вздрогнув, Линет повернула голову в сторону говорившего и обнаружила его сидящим на трехногой табуретке – месте, не совсем подходящем для отдыха человека столь внушительной комплекции.

– Я только лишь перевяжу их, прежде чем отправить тебя наверх, к брату. – С легкой улыбкой Райс кивнул в сторону исчезнувших во мраке верхнего этажа фигур.

Он наклонился над маленьким глиняным кувшином, стоявшим подле него на полу, и тут только Линет заметила, что его руки тщательно вымыты, а на коленях расстелена какая-то чистая материя. Рядом с кувшином находился некий странный сосуд, и на чистом струганом столе – еще два. В целом комната была просторной, но едва обставленной. Линет с любопытством принялась рассматривать свое новое жилище, в то время как хозяин спокойно готовился к предстоящему действу.

Быстро наклонившись к девушке, он приподнял ее босую ногу и положил себе на колени прежде, чем она хотя бы как-то успела высказать свое возмущение.

– Такие вещи мне приходилось делать не раз.

Окончательно испугавшись, Линет решила было отдернуть ногу, но боль была так сильна, так изматывающа, что девушка все же покорилась, не переставая при этом внутренне возмущаться тем, что этот Уэльский принц осмеливается думать о ее полной неспособности самой врачевать раны, тем более столь незначительные; а ведь она, как хозяйка замка, умела лечить болезни и посерьезней, вплоть до тяжелых увечий, причиненных копьем и мечом.

Тем временем Райс, осторожно держа ее ногу, вдруг взглянул на нее так, что девушка покрылась ледяной испариной, тут же перешедшей в блаженное тепло от его близости, опьяняющей и опасной, которой она и боялась больше всего на протяжении их долгого совместного путешествия.

Ловкими пальцами Райс исследовал ступню и аккуратно промокнул ее материей, предварительно смоченной в лечебном составе. Подобные увечья норманнской девицы не входили в его планы, и потому сейчас он жестоко укорял себя за свою безответственность. Надо было непременно заставить Алана принести еще и пару крепкой хорошей обуви, однако это ребяческое нападение с игрушечным мечом совершенно вывело его из состояния сосредоточенности, и потому столь необходимая вещь была непростительно забыта; теперь же оставалось лишь по возможности исправлять ошибки.

Линет же не в силах была отвести взгляда от суровых и дышащих дикой свободой прекрасных черт мужественного лица, склоненного над ней, и, несмотря на то что он поступил коварно и подло, образ этот был столь неразрывно связан в ее душе с дивным героем ее девичьих грез, что прикосновения принца причиняли ей какое-то болезненное наслаждение.

Райс, не говоря больше ни слова, насухо вытер девушке ногу и наложил целительную мазь, поймав при этом ее благодарный взгляд, проникший ему в самую душу. Так же осторожно он тщательно перевязал ступню, и желваки, ни на секунду не останавливаясь, мучительно перекатывались под его загорелыми щеками.

Поставив перевязанную ногу на пол, Орел взялся за другую, и девушку вновь охватил непонятный страх. На память ей пришли все те многочисленные слухи, которые ходили об этом человеке, о том, чем и как заслужил он свою репутацию непобедимого воина и неподкупного политика… Да, он был враг и подлый предатель, но главная его опасность, как теперь понимала Линет, заключалась в этой удивительной нежности, которая пугала и притягивала одновременно. Его ласковые прикосновения были куда опасней, чем его нож, приставленный к горлу, они лишали ее воли к сопротивлению, к борьбе против самого страшного – его мистического очарования. Никогда доселе не проводила Линет столько времени в общении с мужчиной, не принадлежавшим к ее роду, и теперь она не знала, как вести себя, чтобы оградить свои чувства от безмолвного, но чудовищного посягательства.

Сопротивление девушки неожиданно расстроило Райса и еще больше утвердило его во мнении, что эта малышка обладает каким-то волшебным свойством разрывать тяжелые цепи, закрывавшие вход в цитадель его мужского цинизма, и он невольно постарался замкнуть свое сердце покрепче – сердце, куда доныне не проникала еще ни одна женщина.

С вызовом взглянул он ей прямо в глаза, и, несмотря на то что в них застыл неприкрытый страх, Райс заметил в их глубине маленький жаркий огонек, готовый растопить этот страх и превратить его в тот тягучий сладкий мед, который так поразил его несколько часов назад своей то ли невинностью, то ли развратностью. Расстояние, разделявшее их теперь, было настолько ничтожно, что Линет явственно видела горячий жадный блеск его черных глаз и то мгновенное движение темных ресниц, когда глаза эти сверкнули неприкрытым желанием. Она вздрогнула, и губы ее разжались. Никогда, ни в каких своих фантазиях она и представить не могла силы той сверкающей молнии, что сейчас промелькнула меж ними.

Райс же, к несчастью, слишком хорошо знал всю опасность, которую представлял этот обмен взглядами, и потому значительно более грубо добинтовал вторую ступню и резко опустил ее на пол. Кто-то из них должен, наконец, вспомнить, что они враги, и пусть это будет он – иначе они зайдут слишком далеко. Нахмурив темно-золотые брови, Райс стремительно поднялся.

Взглянув снизу вверх на неожиданно рассердившегося мужчину, смотрящего на нее почти с ненавистью, Линет ощутила эту холодность куда болезненней, чем недавний кинжал у горла. Глаза ее набухли слезами, но тут Орел наклонился и, легко подняв ее, понес наверх по деревянным ступеням, не позволив себе ни единого взгляда. Они оказались в плохо освещенной сальной свечой маленькой комнате, где напрочь отсутствовали окна. В углу сидел Алан, совершенно съежившийся под бдительным взглядом бородача.

Линет задумчиво смотрела на обоих молчащих мужчин до тех пор, пока тяжелая дубовая дверь не затворилась, оставив наконец сестру с братом наедине. Тогда только решилась девушка взглянуть на мальчика и увидела в его карих глазах решимость, говорившую о том, что юный наследник Рэдвелла все время ее ожидания провел в придумывании самых отчаянных планов.