Play

Наконец, в бесконечном потоке блеснуло что-то белое, и из притормозившей «газели» выскочили двое мужчин, с чемоданчиками и какими-то приборами в руках.

И снова время заторопилось, понеслось вперед, проглатывая целые минуты. Замелькали в глазах люди в черных плащах, синие строчки на белоснежных листах бумаги, затейливый матерок и вежливое «Садитесь в машину, пожалуйста». Пронеслась мимо белым пятном «Скорая», увозящая носилки, отключился постоянно визжащий что-то в правое ухо телефон, прогремел тяжелый эвакуатор, поглотивший собой почти всё свободное пространство, замерзшее тело укуталось в тепло уютного автомобильного сиденья, и время, почувствовав, что торопиться дальше некуда, снисходительно замедлило свой бег.

-Отвезете меня домой? – спросил с пассажирского сиденья такой же промокший до нитки, уставший мужчина и помахал руками, разгоняя сигаретный дым. – Повезло вам – ни одной царапины. А мне теперь удовольствия на неделю – со страховой компанией разбираться.

-Девчонке еще меньше повезло, - повернулась вправо голова, разомкнулись синие губы, и ямочки вернулись на свое обычное место – порозовевшие щеки, - Давайте хоть познакомимся. Меня зовут Ксения Егоровна.

-Федор Михайлович, - мужчина скосил глаза на собеседницу. Зрелище было еще то: мокрые растрепанные волосы сами по себе никому не прибавляют красоты, а уж в сочетании с потекшей косметикой и подавно.

-Вас, наверное, уже замучили ассоциациями с великими русскими писателями? – спросила Ксения, передвигая регулятор печки. – Не дадите мне свой телефон на минуту? Мой не выдержал испытания водой, и захлебнулся.

-Не то чтобы очень. Дам, - Федор ответил сразу на оба вопроса, и принялся шарить в кармане своих бывших когда-то синими джинсов, - Может, мы уже поедем? Мне бы хотелось закончить этот вечер поскорее.

Ксения послушно выключила аварийку, опустила руки на руль, и уже через несколько секунд влилась в заметно поредевший поток. За то время, пока они возились с милицией, скорой и прочими благами цивилизации, вечер окончательно перерос в ночь, а ливень немного поутих.

-Куда вас везти? – Поинтересовалась Ксения, принимая маленький мобильный телефон. – Я еду на Мясницкую, так что если нам не очень по пути – то вам придется ловить такси.

-По пути, - улыбнулся Федор, тщетно пытаясь быть приветливым. - Высадите меня на бульваре, дальше сам доберусь.

Ксения ничего не ответила. Она вглядывалась в дорогу, одновременно пытаясь набрать на мизерной клавиатуре телефона номер. К счастью, ответили ей почти сразу.

-Алло. Ась, у меня телефон сломался, звоню с чужого. Всё в порядке, я уже еду домой – целая и невредимая. Наполни мне ванну, ладно? Я замерзла как собака. До встречи.

Телефон вернулся владельцу, но тот этого даже не заметил: всё ругался и ругался сквозь зубы, глядя себе на колени и не поднимая глаз.

-Послушайте – не выдержала Ксения. – Но ведь ничего особенно страшного не случилось. У вас там повреждений – на день ремонта в автосервисе.

-Не в этом дело, - отмахнулся Федор, - я торопился на важную встречу, а теперь она сорвалась, и с человеком этим я больше никогда не увижусь.

От этого «никогда» у Ксении похолодело в затылке. Она представила себе «никогда» в отношении себя и Аси, и мотнула головой.

Она никогда ни о чем не узнает. Никогда.

Ксения кивнула своему отражению в зеркале заднего вида, и надавила ногой на педаль газа.

Решение было принято.

А все прочее ее никогда не волновало.

FORVARD

Домой Ксения приехала около двенадцати часов. Ася встретила её в тускло освещенной прихожей и только всплеснула руками. Надо сказать, вид у Ксюши и вправду был неважнецкий: мокрый пиджак из бордового превратился в грязно-серый, брюки были порваны, а на месте круглых дырок запеклась кровь.

-Ты что, на коленях там ползала? – возмущалась Ася, помогая Ксении раздеться. Она присела на корточки и принялась расстегивать молнию на ботинке. – Сколько раз я тебе говорила: надевай хотя бы куртку, а если не хочешь надевать – брось её на заднее сиденье и вози с собой.

Ксения молча слушала, послушно влезая в подставленные под ноги тапочки. На неё разом навалилось всё напряжение и усталость этого бесконечного дня. По-хорошему, надо бы сейчас просто влезть в горячую ванну, а потом поужинать, выпить горячего чаю и лечь спать в теплую постель. Но не получится – из-за аварии все запланированные на вечер дела остались не выполненными, и большую часть из них даже на завтра перенести не получится.

-Идем, - скомандовала Ася, когда вся мокрая одежда оказалась на полу. - Хочешь, я тебе прямо в ванную принесу ужин?

-Не хочу. Ты забыла, я не ем на ночь.

-Не есть на ночь можно только в том случае, если есть в другое время суток. А ты не обедаешь и не ужинаешь.

Ксения молча шла по длинному коридору, не обращая внимания на привычное Асино ворчание. Она зябко ежилась, обнимая себя за обнаженные плечи. После сумрачной холодной улицы тепло квартиры казалось чем-то нереальным. И еще более нереальной оказалась яркая вспышка света, ослепившая Ксению на пороге ванной комнаты.

Она закрыла за собой дверь, влезла в ванну, полную горячей воды, и потянулась. В висках все еще стучали то ли Джоновы слова, то ли Федора – трудно было понять, но молоточки ощущались вполне отчетливо.

Ошеломленная внезапной мыслью, Ксения вскочила на ноги и рванулась к зеркалу. Так и есть. Шея сияла двумя свежими отметинами, еще две обнаружились на груди, и одна – на плече.

-Сука, - ощерилась в зеркало Ксения, - какая же ты сука…

Она провела в ванной долгих тридцать минут, пытаясь спрятать следы, и только убедившись в том, что они уже не бросаются в глаза, вылезла наружу.

Свет в спальне был приглушен, он исходил от единственной включенной лампы, стоящей на прикроватной тумбочке. Ася уже лежала в постели, из-под огромного одеяла было видно только её лицо. После горячей ванны Ксения каждой клеточкой своего тела ощущала тепло, а каждым нейроном мозга – желание забраться в кровать и немедленно заснуть. Она скинула тапки, на мгновение утонула по самые лодыжки в пушистом ковре, выключила свет, и, наконец, нырнула под одеяло.

-Согрелась? – наряду с тихим шепотом, Ксения почувствовала прикосновение ласковых рук к плечам, поворочалась, устроилась удобно в теплых объятиях, вздохнула, и только после этого ответила:

-Да. Давно не получала такого удовольствия от горячей ванны.

Она скорее почувствовала затылком, чем услышала Асин смешок:

-Ну, в следующий раз, когда захочешь получить удовольствие, будешь знать, что для этого делать.

-Просидеть два часа под дождем в сентябре, а потом залезть в ванную?

-Есть и более простые способы.

Ксения улыбнулась в темноте. Спать хотелось уже не так сильно – на смену сонливости пришла ленивая сладкая нега. Давненько она такого не ощущала! Разве что в детстве – когда устраиваешься вечером к маме под бочок, и смотришь хорошее кино по телевизору. А за окном – зима, искрится, вбивается снежинками в окна, и холодит стены даже с внутренней стороны. Лампа под потолком не горит, свет идет лишь от новенького «Горизонта», да от уличного фонаря снаружи. Мама обнимает, ерошит непослушные волосы, всматривается в экран и улыбается едва заметно. И тепло так, и хорошо, и в школу завтра не идти, а до нового года всего-навсего неделя осталась, а папа обещал смазать лыжи и намекнуть Деду Морозу, чтобы тот не забыл коньки положить под елку…

-Ксень, да ты засыпаешь уже? – Ася легонько пощекотала соблазнительно выглядывающую из-под одеяла щеку.

-Немножко, - как хорошо, как славно, балансировать между сном и реальностью – не открывая глаз, ловить едва заметные блики на внутренних сторонах век, - Ты что-то говорила?

-Неважно. Засыпай, Ксюшка. Я люблю тебя.

FORVARD

Реальность пришла неожиданно, и очень быстро. Она ворвалась в Ксенину жизнь в образе Иры, поджидающей ее рано утром в ее же собственном кабинете.

Инги еще не было на месте, и Ксения удивилась, почему дверь открыта. А зайдя внутрь, удивилась еще больше: за ее столом, на ее кресле, держа в руках ее ручку, сидела Ира.

-Значит, нельзя, да? – Начала она, вставая на ноги и надвигаясь на Ксению. – Значит, плохая идея?

-О чем ты? – Холодно спросила Ксения, поправляя ворот неудобной, но надежно скрывающей шею водолазки.

И тут же поняла, о чем.

-Ковальская, ты сволочь, - Ира успела подойти очень близко, и пылающими от ярости глазами смотрела на Ксению, - скажи мне только одно – зачем?

Ксения выдержала взгляд. Она молчала, обдумывая, что будет сейчас говорить и как объяснять, и понимала, что ей нет оправдания.

-Я не знаю, - честно сказала она вслух, - может, позже я пойму, но пока не знаю.

-Почему, Ксюха? – Ира прищурилась и сжала губы, не давая Ксении пройти дальше. – Почему ты снова так поступаешь со мной? Чем я заслужила, а?

-Думаю, я оказала тебе услугу, - вырвалось у Ксении, - по крайней мере, теперь ты знаешь, чего она стоит.

Она сказала это, и тут же пожалела, но было поздно.

-Ах так? – Прошипела Ира. – Значит, услугу? О да, Ковальская, ты оказала мне услугу. Теперь я окончательно поняла, что ТЫ из себя представляешь.

И в эту самую секунду Ксения вдруг поняла. Невообразимым, необъяснимым способом она знала теперь, зачем этот секс был нужен Ольге, и что теперь за этим последует.

-Ирка… - Предостерегающе начала она, но осеклась. Ира смотрела на нее затравленным зверем.

Широкими шагами она подошла к двери и сказала, обернувшись на пороге:

-Дрянь. Маленькая мерзкая дрянь.

И захлопнула за собой дверь.

Ксения потерла подбородок, села за стол и открыла папку с бумагами.

-Инга, принеси кофе, - велела в селектор.

-Хорошо, Ксения Егоровна, - донеслось в ответ.

Рабочий день начался.

STOP. PLAY.

Несколько недель Кирилл ходил как в воду опущенный. Аян с ним не разговаривал, Окси не отвечала на звонки, и даже Кличка перестал появляться в чате. Жизнь казалась пустой и бессмысленной, и – главное – совершенно не было понятно, что делать дальше.

Как на автопилоте он ходил на занятия, занимался строевой, но больше всего ждал момента, когда можно будет залезть под одеяло на своей курсантской койке, накрыться с головой и ни о чем не думать.

Волей-неволей у него иногда возникали мысли о том, что хорошо бы поучиться у Ксюхи выдержке: если бы он был таким же терпеливым и сдержанным как она, ничего этого бы просто не было.

Приближались выходные, а вместе с ними – увольнение. И Кирилл долгие часы проводил в раздумьях, куда на этот раз ему отправиться. К Окси нельзя – это ясно, да и Кличка ясно дал понять, что пока к ней лучше не соваться. О совместных посиделках с Аяном можно забыть – он даже «привет» по утрам перестал говорить.

Решение пришло само собой. Надо ехать. Просто уехать, и будь что будет.

Так он и сделал.

FORVARD

Ира нашла Ольгу на кухне. Та сидела, забившись в угол, и закрыв лицо ладонями. Опущенные плечи, вздрагивающие словно от холода, дрожащие губы, неловко размазанная по глазам тушь…

Сердце стучало где-то под горлом, и мешало дышать. Ира подошла, и опустилась рядом на стул.

-Это пройдет, - прошептала она тихонько, - правда, пройдет.

Ольга кивнула, но рук от лица не убрала. Каждая судорога ее тела эхом отдавалась в Ириных мышцах. Она больше ни о чем не думала – все ее существо обратилось против той, кто был виноват, и навстречу той, что дрожала сейчас совсем близко, на расстоянии вытянутой руки.

-Оль, - сбиваясь, сказала она, - я обещаю тебе – мы ее накажем. Она заплатит за то, что сделала с тобой.

Ольга всхлипнула, и вдруг обрушилась на Иру, вжимаясь в нее, цепляясь руками. Боже мой, что это были за объятия! Словно утопающий, уже потерявший надежду, она вцепилась в свою спасительницу, и сжимала, сжимала, боясь отпустить даже на секунду.

-За что она так со мной? – Сквозь всхлипы различила Ира. – Чем я заслужила?

Злость. Нет, это была даже не злость. То, что клокотало сейчас в Ирином сердце, даже яростью нельзя было назвать. Это было похоже на прорвавшуюся плотину, которую много лет подпирали огромные тонны воды, и вот теперь эти тонны больше ничего не могло сдержать.

-Посмотри на меня, - попросила Ира, хватая Ольгу за плечи, - прошу, посмотри. Мы накажем ее. Я накажу ее. Она заплатит за все, что сделала, даю слово. Я не остановлюсь ни перед чем.

-Нет, - задыхаясь от слез, помотала головой Ольга, - нет, так нельзя. Ее бог накажет.

-К черту бога! – Заорала вдруг Ира, теряя остатки выдержки. – К черту его со всеми его потрохами! Я устала ждать, когда же он посмотрит на все это, и наведет порядок. Не должно быть так. Не должны сволочи оставаться безнаказанными, а хорошие люди рыдать из-за их поступков. Неправильно это, нечестно. И если у бога нет времени, чтобы наказать подлецов, я сделаю это сама.

Она снова прижала Ольгу к себе, и, задыхаясь, принялась гладить это беззащитное тело, эту вздрагивающую спину, и холодные руки. Старой дружбы больше не существовало. Ксюха перешла последнюю границу. И будет за это наказана.

FORVARD

Все сыпалось из рук, и остановить этот процесс было совершенно невозможно. Ксении иногда начинало казаться, что в очередной раз вся ее жизнь летит ко всем чертям, и она никак не может на это повлиять.

Ира перестала с ней разговаривать. Более того, она перестала появляться на совещаниях, тщательно выполняла поручения, полученные по электронной почте, и целые дни проводила в Ольгином закутке, сидя на краю ее стола, словно верная собачонка.

Джон снова куда-то пропал. Именно сейчас, когда он был так нужен, до него невозможно стало дозвониться, и все электронные сообщения оставались без ответа.

Ася тоже вела себя как-то странно. Стала подолгу гулять одна вечерами, невпопад отвечала на вопросы, и только ночами, как раньше, прижималась тесно, утыкалась губами в шею и бормотала что-то сквозь неспокойный, но крепкий сон.

Как-то вечером неожиданно позвонила Лека. Ксения помнила, что сама дала ей свой номер, но совершенно не ожидала, что она когда-нибудь этим номером воспользуется. Тем не менее, она воспользовалась, и они поговорили, а потом поговорили еще раз, и еще, и в конечном счете оказалось, что Лека прилетает в Москву, и, конечно, Ксения предложила ее встретить.

Она чуть было не опоздала – вбежала в зал прилета, когда основная часть пассажиров уже рассосалась по зданию, и сразу же увидела ошарашенную и оглядывающуюся по сторонам Леку. Она выглядела инородным телом среди этой разношерстной толпы – загорелая, с выгоревшими волосами, в цветастых шортах и затейливых шлепанцах – стояла посреди зала, и не делала попыток сделать ни шага.

-Привет, - Ксения неожиданно для себя самой вдруг обняла Леку и крепко прижала ее к себе, - я уж боялась, что опоздаю.

Она была такая теплая и такая своя, что у Ксении перехватило на секунду дыхание.

-Я что, рада ее видеть? – Удивленно подумала она. – С чего бы это?

Лека болтала что-то, пока они шли к машине, но Ксения не слушала. Села на водительское место, включила радио, и погрузилась в себя.

-Странно, - думала она, выруливая на ленинградку и включая дворники, мигом разметавшие пушистые хлопья снега, упавшие на лобовое стекло, - она как привет из прошлого, но из какого-то другого прошлого, не моего, не настоящего, а из прошлого, в котором нет боли и отвержения, нет страха и разочарований. Из чего-то ненастоящего и глупого.

Ксения сунула в рот зубочистку и покосилась на Леку. Та пристально смотрела в окно, вслушиваясь в музыку, и покачивала головой в такт.

-Как знать – возможно, я наконец смогла ее простить? И теперь, спустя столько лет, мы сможем общаться? Или – кто знает – даже дружить?

Ее размышления прервал телефонный звонок.

-Ксюшка, - раздалось в трубке нежное, от которого Ксения мгновенно растаяла и улыбнулась, - ты там как? Успела?

-Да, Ась. Встретила, едем, все хорошо.

-Вот и славно, - проворковала Ася, - а я пасту готовлю к вашему приезду. Спроси у Лены, ест ли она лук.

Ксения усмехнулась идиотизму вопроса, но все же спросила.

-Ест, - секунду спустя сказала она.

-Может быть, Иру с Нелей на ужин позовем?

Она вздрогнула от неожиданности и коварства вопроса. Вот и что, спрашивается, ей ответить? «Извини, Ась, но я трахнула Иркину возлюбленную, и теперь она со мной не разговаривает»? Нет. Триста тысяч раз нет.

-Они на даче, - соврала Ксения быстро, - Ира с мелким. А Нели вообще нет в Москве. И потом, я бы не хотела гостей сегодня вечером.

-Как скажешь, Ксюшка. Езжай осторожно, хорошо?

-Хорошо.

Шмыгнула носом и выключила телефон.

Лека улыбалась чему-то своему, на лобовое по-прежнему падал снег, фары встречных автомобилей слепили глаза, а где-то глубоко в сердце разливалась тоска.

До дома доехали быстро. Ксения припарковалась рядом с подъездом и, кинув взгляд на окно, улыбнулась стоящей там и смотрящей вниз Асе.

-Идем, - скомандовала так весело, как только смогла, - ужин стынет.

Они поднялись по ступенькам, и Ксения наконец заполучила в свои руки теплое Асино тело. В этих объятиях ей на секунду стало хорошо и спокойно, а потом руки разжались, и холод снова ворвался внутрь.

Пока Лека устраивалась в комнате Кирилла, и принимала душ, Ксения по пятам ходила за Асей по квартире, и думала про себя: хоть бы обняла еще раз, что ли? Хоть бы один разочек? И Ася не подвела – поймала Ксению в очередном проходе из комнаты в кухню, и крепко прижала к себе, поглаживая усталый затылок и плечи. Нежность затопила их обеих от головы до пят, успокаивая дыхание и бьющееся на миллион оборотов сердце.

-Ксюшка, - Ася легонько подула на Ксенину щеку и поцеловала.

-А?

-Ничего. Просто Ксюшка.

Очень хотелось залезть ей под рубашку и прижаться к коже. А еще хотелось немедленно поцеловать прямо в грациозный изгиб губ. И еще раз поцеловать. И еще. Но было нельзя, и Ксения только обнимала крепче и крепче, втайне мечтая, чтобы эти объятия не размыкались никогда.

А потом был ужин, и за этим ужином Ксения молча смотрела на сидящую напротив нее Асю, провожала взглядом каждый кусочек еды, исчезающий между губ, гладила мысленно каждый жест, каждое движение – и волосы, откидываемые за плечи, и упавшую на глаза челку, и съехавший в сторону воротник рубашки. Ей казалось, что даже Асин запах чувствуется на расстоянии метра, разделявшего их. Такой знакомый и такой неизменившийся за все эти годы запах…

Позже, когда посуда была вымыта, чай выпит, и Лека отправилась спать в Кириллову комнату, Ксения нашла Асю на балконе, и обняла сзади, уткнувшись носом в теплую шею.

-Что с тобой происходит, Ксюшка? – Спросила Ася тихонько. – Ты сегодня ласковая такая, как котенок.

-Соскучилась, - пробурчала Ксения в ответ, - в последнее время ты как-то отдалилась от меня.

-Вовсе нет. Просто стараюсь тебе не мешать.

Ксения хмыкнула чуть слышно. Не мешать… Как будто в сложившейся ситуации это возможно – не мешать.

-Не говори глупостей, - сказала она, - ты никогда мне не мешала, и мешать не будешь.

-Неправда, - тут же откликнулась Ася, делая попытку развернуться к Ксении лицом, - мешала. И продолжаю это делать.

Это был старый разговор, разговор трудный и жесткий. Разговор, к которому Ксения совершенно не была готова.

-Ась…

-Может, мне уехать? – Ася все же развернулась, и теперь смотрела прямо в Ксенины глаза. – Ксюшка, а? Может быть, тебе так и впрямь будет легче?

Страх. Злость. Страх. Первоклассный, яростный, огромный. Он залил Ксению от макушки до дрожащих коленок и заставил занеметь ноги. Как… уехать? Сейчас?

-Нет, - вырвалось из ее губ, - я прошу тебя, нет.

Она дрожала уже вся, и не могла остановить это. Все выходило из под контроля, все улетало в тар-тарары, к чертовой матери.

-Ася, я прошу тебя, нет.

-Но тебе будет легче без нас, - удивленно возразила Ася, - ты наконец вздохнешь спокойно.

-Я не хочу, - перебила Ксения, - я не хочу вздыхать спокойно. Я хочу другого.

-Чего? – Быстро спросила Ася, и Ксения ответила, не успев подумать, ответила на автопилоте, ответила правду:

-Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Развернулась и вошла в комнату. В этот вечер они больше не разговаривали.

FORVARD

А жизнь тем временем продолжала нестись под откос со скоростью неуправляемого автомобиля, и с каждым днем эта скорость становилась все выше и выше.

Игорь Александрович в своих телефонных звонках становился все строже.

-Ксения, - говорил он сердито, - что у тебя там происходит? Почему я то и дело слышу о какой-то самодеятельности?

-Нет никакой самодеятельности, - то и дело отвечала она, - есть оперативная работа, и больше ничего.

Он, казалось, успокаивался, но отчетность с каждым днем становилась все серьезнее, а звонки все чаще.

-Что все это значит? – Однажды спросила Ксения у Ольги, вызвав ее в свой кабинет и заперев дверь на ключ.

-А что все это значит? – Улыбнулась Ольга, с комфортом устроившись в кресле и положив ногу на ногу.

-Какого черта ты делаешь?

Не так стоило бы с ней разговаривать, ой, не так, но Ксения ничего не могла поделать – у нее окончательно и бесповоротно сдавали нервы.

-Ты ввязалась в игру, в которую не сможешь играть, - убрав улыбку с лица, ответила Ольга, - мой тебе совет: уходи, пока еще можешь.

Ксения вспыхнула взглядом ей навстречу.

-Ты для этого со мной спала? – Спросила она. – Чтобы оставить меня позади?

-По-моему, в нашем сексе сзади была как раз я. А если тебя интересует, зачем я с тобой спала, мой ответ такой: я всегда получаю то, чего хочу. Советую тебе этому поучиться.

Она встала и пошла к двери, соблазнительно покачивая бедрами. Ксения шагнула вперед и преградила ей путь.

-Я тебя еще не отпускала, - сквозь зубы прошипела она.

-Да что ты? – Расхохоталась Ольга. – Хотела бы я посмотреть, как ты меня остановишь.

И она увидела.

Ксения схватила ее за шиворот пиджака и изо всех сил оттолкнула от двери. Бросила к столу, заломила назад руку, и остановилась, тяжело дыша.

-Оо, - услышала она ехидное, - наша девочка может быть страстной?

Слезы брызнули из Ксениных глаз, но она уже не могла остановиться. Рывком разорвала на Ольге юбку, дернула вниз белье, и просунула бедро между ее раздвинутых ног. Ольга немедленно начала двигаться – выгибаясь, выпячивая ягодицы, и тихонько постанывая.

-Покажи мне, какой ты можешь быть, - прошептала она ласково и ехидно.

Слезы текли и текли по щекам, разъедая кожу и толчками боли вырываясь наружу. Ксения держала обеими руками Ольгину талию, и продолжала вжиматься в горячую и страстную влажность. Ей не было хорошо. Ей не было плохо. Ей было больно.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть перед собой этого сексуально обнаженного тела, этой поясницы – мокрой, в капельках пота, этих растрепанных волос, которые так хотелось намотать на кулак и дернуть изо всех сил. Она закрыла глаза, чтобы видеть совсем другое – то, чего никогда увидеть не сможет, и то, за созерцание чего не пожалела бы и полжизни.

-Ох, какая ты, - услышала она сквозь боль, - Ирка тебе и в подметки не годится.

И тогда боль прошла. Слезы высохли в момент, и ледяное спокойствие заполнило Ксению от головы до пят. Она открыла глаза, нагнулась, прижимаясь грудью через ткань блузки к Ольгиной спине, и не прекращая своих движений, сказала:

-Я знаю, что ты использовала Ирку. Я знаю, что ты рассказала ей о нашем сексе. Я знаю, что теперь она сливает тебе всю информацию, какую только может добыть.

Ольга дернулась на ее бедре, пытаясь вырваться, но Ксения не дала – прижала ее всем телом к столу, и продолжила:

-Ты хотела убрать меня из руководства компанией, чтобы самой занять мое место. Это я знаю тоже. У тебя ничего не получится, детка. Я знаю, во что ты играешь.

Ольгино тело под ней затряслось – то ли от страсти, то ли от хохота, то ли от того и другого. Она с силой сжала Ксенино бедро и дернулась – раз, другой, и обмякла.

Ксения отпрянула назад. Она одернула задравшуюся блузку, и поправила брюки, глядя, как Ольга – полуобнаженная, сексуальная до умопомрачения, оборачивается и смотрит на нее смеющимся взглядом.

-Дурочка, - ласково, почти нежно сказала она, - неужели ты думаешь, что я смогла бы все это сделать одна? Неужели ты думаешь, что я собралась бы занять твое место, не заручившись ничьей поддержкой?

Ксенины глаза расширились, за шиворот словно ушат ледяной воды плеснули.

-Александрович? – Скорее сказала, чем спросила она.

-Конечно, Александрович, - засмеялась Ольга, - это он велел мне копать под тебя. Это он велел мне трахнуть Ирку, чтобы заполучить ее в союзники. Ты не нужна ему сильной. Ты нужна ему контролируемой.

Голова закружилась. Ксения схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть.

-Тебе не нужно мое место, - ошарашенно и холодно сказала она, - тебе нужна я, но на поводке.

-Именно, - Ольга теперь полулежала на Ксенином столе, и откровенно гладила себя по животу, спускаясь все ниже и ниже, - зачем убирать того, кто умеет хорошо работать? Его нужно просто приручить. И заставить плясать под свою дудку.

Ксенин мозг работал как лихорадочный.

-Но зачем? – Спросила она. – Если все так – зачем ты мне все это рассказываешь?

Ольгина рука уже скрылась между ног, и теперь двигалась там медленно и томно.

-Потому что Александрович – старый мудак. Он мне не нравится. И я не верю ни единому из его обещаний.

-Бред. Я не давала тебе обещаний вообще. Ты не стала бы менять что-то на ничего.

-Ну что ты, девочка моя, - проворковала Ольга, наблюдая за Ксениным воспаленным взглядом, прикованным к ее лобку, - мне и не нужны от тебя никакие обещания. Просто ты мне нравишься, и мне захотелось подкинуть тебе пару козырей в руки.

Она спрыгнула со стола, и подошла к Ксении вплотную.

-Я знаю, что все эти недели ты сливала через Ирку полную фигню. Только такой дурак как Игорь мог на это повестись. Теперь, когда он захочет прижать тебя к ногтю, ты уделаешь его под орех. Но…

-Но это мне ничего не даст, - с горечью закончила Ксения.

-Именно, - улыбнулась Ольга, - они хотели слить тебя из компании, но пока ты была в структуре, это было невозможно.

-И они вывели меня в отдельный проект, чтобы закрыть его вместе со мной.

Теперь ей все стало ясно. Ольга отдавала ей козыри, когда на руках ее противника был флеш-рояль. Эти козыри больше ничего не решали. Все было кончено.

FORVARD

Это был редкий дневной час, когда в Москве практически не было пробок. Ксения гнала по бульварному кольцу, уставившись в одну точку и почти не обращая внимания на дорогу. В ее висках колотилась одна мысль: «Кончено. Кончено. Кончено».

Ей дадут поработать еще совсем немного. Ей не дадут запустить проект. Ей предложат какое-нибудь ничего не значащее место в дочерней структуре, и когда она откажется – выкинут к чертовой матери. Все, ради чего она работала все эти годы, улетит к чертовой матери.

Держа одной рукой руль, она другой достала телефон. Десять цифр. Пауза. И – металлический холодный голос: «Абонент находится вне зоны действия сети».

-Черт бы тебя побрал! – Крикнула Ксения в сердцах и бросила телефон на сиденье.

Машина сделала крутой разворот и влетела во двор, ударившись передним бампером о сугроб. Ксения рванула дверь, и вылетела наружу. В подъезде, на подоконнике, кто-то сидел, и этот кто-то показался ей очень знакомым. Она сделала еще несколько шагов и узнала Асю. Рядом с ней, опираясь локтями о перила, стоял Федор.

-Вы что, шутите? – Пронеслось у нее в голове, и понадобилось огромнейшее, бесконечное усилие, чтобы не сказать того же самого вслух.

-Здравствуйте, - сказал тем временем Федор.

-Привет, Ксюшка, - Ася. Обеспокоенная, встревоженная и… смущенная Ася, - ты чего так рано?

-Взяла отгул. А почему вы здесь, а не дома?

-Мы как раз шли домой, - быстро сказала Ася, кинув взгляд на серьезного и важного Федора, - я обещала Феде напоить его кофе.

Феде. Феде. Феде.

-Неожиданно встретить вас здесь, - Ксения теперь смотрела на Федора тоже, - как так вышло?

-Я позвонил несколько дней назад по номеру, на который вы звонили с моего телефона. Хотел сказать, что с девушкой, которую мы спасали, все в порядке.

-А трубку взяла я, - добавила Ася.

А трубку взяла она. И они побеседовали. Да так, что решили как-нибудь встретиться. И вот теперь она ведет его пить кофе. Пить кофе. В наш дом. Его.

-Так давайте поднимемся, - улыбнулась Ксения, - я не буду вам мешать – только заберу несколько вещей, и сразу уеду.

Она широкими шагами пошла вверх по ступенькам, не оборачиваясь и не слыша, что говорила ей вслед Ася.

Стоило ей зайти в квартиру, как слуха немедленно коснулся странный шум. Шум доносился из комнаты Кирилла, а в прихожей – о ужас – стояли мужские армейские ботинки.

Думать было некогда. Ксения бросила на пол сумку, схватила в одну руку оба ботинка, и побежала в Кириллову комнату. Она успела как раз вовремя, чтобы оттащить от окровавленного Кирилла не менее окровавленную Леку, и захлопнуть накрепко дверь.

-Заткнулись, оба! – Прошипела она, и что-то было в этом шипении такое, от чего в комнате немедленно стало тихо.

Она осмотрела лежащего на полу Кирилла. Здорово его Лека отделала – физиономия была исцарапана, а на подбородке наливался кровоподтек.

-Обтирайся, - она бросила ему на грудь пачку салфеток, и шагнула к Леке.

Здесь дела были похуже.

-Сильна ты, мать, - хмыкнула Ксения, осматривая распухшие пальцы на ее руке. И добавила, - значит, так. Сейчас вы оба потихоньку выходите на улицу. Тихо, как мышки. Ведете себя так, словно ничего не случилось. И ждете меня у машины. Всем ясно?

Дождалась двух кивков, и вышла из комнаты. На кухне раздавался шум – Ася готовила кофе, Федор сидел на стуле и покачивался взад-вперед.

-Ась, я сейчас уеду, буду поздно, - сказала Ксения, заглядывая внутрь, - если что – на телефоне.

-А кофе? – Жалко и растерянно спросила Ася.

-Времени нет, - Ксения мотнула головой и покосилась на Федора, - приятно было снова вас увидеть. Если куда-нибудь поедете – ведите осторожно, пожалуйста.

И вышла из дома.

Оба участника сражения ждали ее у машины – Кирилл прислонился к багажнику, Лека стояла чуть поодаль.

-Садитесь, - скомандовала Ксения, и завела мотор.

Всю дорогу до травмопункта она запрещала себе думать. Знала: стоит хотя бы одной мысли проникнуть в сознание – и будет беда.

Приехав, отправила Леку делать рентген, а сама взяла Кирилла за руку и отвела в сторону.

-Держи, - сунула в руку ключи и листок блокнота, - это квартира моего друга. Поймай машину и езжай туда. Я скоро приеду.

Он странно посмотрел на нее, но спорить не стал.

Вскоре из кабинета вышла Лека.

-Красиво, - сказала Ксения, посмотрев на ее загипсованную руку, - отвезти тебя домой?

Но прежде они заехали в кафе попить кофе. Что-то ели, о чем-то говорили – Ксения даже не понимала, о чем. Она по-прежнему дала себе установку: ни о чем не думать.

Отвезла Леку домой, и поехала на Женькину квартиру.

Кирилл встретил ее на пороге – весь в зеленке, серый какой-то и, кажется, смущенный.

-Давай потом, ладно? – Попросила Ксения из последних сил. – Мне нужно хотя бы полчаса. Хотя бы пол.

С этими словами она как была – в одежде – прошла в комнату и упала лицом вниз на кровать.

И тут пришли мысли.

FORVARD

Темнота. Темнота. Темнота.

Она окружает, со всех сторон окружает, и не дает дышать. Жизнь, на которую было потрачено так много, не стоит больше ничего.

Боль. Когда-то ей казалось, что больнее уже быть не может просто потому, что должна же быть у боли хоть какая-то грань, хоть какой-то предел? Оказалось – нет. Предела нет. И может, может быть еще больнее – больнее, чем тогда. Больнее и горче.

Поплакать бы. Разрыдаться, изо всех сил, навзрыд, вылить из себя хоть несколько капель того, что раздирает душу на тысячи осколков, и впивается, впивается, не дает дышать.

Женька… Где же ты, Женька? Где ты сейчас, когда ты так сильно нужен? Когда все катится к черту, рядом должен быть друг, иначе какой вообще во всем этом смысл?

-Ксюха.

Она дернулась, как от удара, повернулась на спину в судорожной надежде, но увидела только Кирилла.

-Уходи, - прохрипела, - прошу тебя, уходи.

Он сделал шаг назад, но остался.

-Я больше не хочу играть в эту игру, - сказала она сквозь боль, - это слишком дорого стоит. Ты ненавидишь меня. Ты стараешься сделать вид, что это не так. Но это так, и этого ничто не изменит. Хватит. Больше не нужно притворяться.

Он молча смотрел на нее сверху вниз, не делая ни единого движения.

-Все это время я должна была сделать только одно. Я должна была сказать тебе «прости». Но я не сказала. А теперь уже слишком поздно.

Его скулы сделали движение вверх-вниз.

-Все эти годы значение имела только твоя мать. Я создала вокруг нее вакуум, надеясь, что в этом вакууме она будет счастлива. И в этот вакуум я бросала все – тебя, твою жизнь, жизнь моих друзей, и свою тоже. Я не знаю, стоило ли оно того, но теперь я проиграла. Окончательно и бесповоротно. И самое малое, что я могу сейчас сделать – это отпустить тебя.

Она не поверила своим глазам, когда он сделал шаг, но не назад, а вперед. И опустился рядом с ней на кровать. Он смотрел, и в его глазах она впервые в жизни увидела ее. Ее карие глаза, ее прищур, ее силу и стойкость.

-Что у тебя произошло? – Спросил он хрипло. – Расскажи мне.

И тогда пришли слезы.

Она рыдала, уткнувшись носом в его бедро, и чувствовала, как его грубые пальцы бестолково и смущенно гладят ее волосы. Она говорила обрывочно, невпопад, сбиваясь и начиная снова. А он все слушал, и слушал, и не делал никаких попыток уйти. И эта боль, боль, разделенная с кем-то, боль, ополовиненная и разлитая в два сосуда, вдруг стала не такой непереносимой, как была раньше. Она уменьшилась, и спряталась в уголке уставшего сердца.

STOP. PLAY

Она говорила, и говорила. Кирилл даже половины из ее слов не мог разобрать, но оставшейся половины хватило для того, чтобы его коротко стриженные волосы встали дыбом и по затылку побежали мурашки.

Он не понимал, что с ним происходит. Почему он слушает ее? Почему не бежит отсюда к чертовой бабушке? Почему не посылает ее на хрен, как посылал сотни раз до этого? Почему ему вдруг появилось до нее дело?

Она плакала на его руках. Слабая, разбитая женщина. Женщина, которая когда-то так много для него значила, а теперь вдруг стала значить еще больше.

-Ксюха, - сказал он вдруг неожиданно для себя самого, - я никуда не уйду. Слышишь?

И она начала плакать снова. Она говорила что-то про работу, про мать, про предательство и невозможность жить дальше. Он едва понимал что-то в ее сбивчивых словах, но впервые в жизни чувствовал, что слова сейчас не так уж и важны. Ее волосы под его руками были мягкими, а вздрагивающие от рыданий плечи – теплыми. И этого было более чем достаточно.

Потом, когда она немного успокоилась, он сходил на кухню и сделал чай. И они пили его, сидя на полу, и хватаясь за один и тот же кусок сахара.

-Я позвоню матери, - сказал вдруг он, - она, наверное, беспокоится.

Лицо ее дернулось, как от удара, но она кивнула. И он позвонил матери.

-Почему ты не ушел? – Спросила Ксения, когда он вернулся назад в комнату и накинул на ее плечи одеяло, снятое с кровати. Она смотрела на него – заплаканная, некрасивая, и почему-то очень и очень молодая.

-А тебе не все равно? – Грубо ответил Кирилл. – Давай лучше подумаем, как разгребать все то дерьмо, в которое ты умудрилась вляпаться.

Она засмеялась, но ее смех почему-то его совсем не обидел.

-Я пацан еще, конечно, - сказал он, хмыкнув, - но, насколько я вижу, других вариантов с кем это обсудить, у тебя все равно нет.

-Дурак, - усмехнулась в ответ она, - неужели ты не понимаешь, что ты теперь единственный, с кем я вообще могу это обсуждать?

Ксения поплотнее закуталась в одеяло, и прижалась спиной к батарее.

-Ладно, - сказал Кирилл, прогоняя чувство умиления, поселившееся в его груди, - давай по порядку. Мать завела себе мужика. Я не очень понял, что тебя в этом беспокоит? Ты хочешь, чтобы она была счастлива – ну так и пусть будет счастлива, что тебе до этого?

Секунду она молча смотрела.

-А ты уверен, что с ним она будет счастлива? Уверен, что этот мужик – ее судьба?

-А какая разница? Ты все равно никак не сможешь этого проконтролировать. Судьба – так судьба, нет – так нет. Лотерея. Как повезет.

Еще договаривая, он вдруг подумал о том, что будет, если и правда судьба? Сбудется то, о чем он так давно и безнадежно мечтал – мать уедет от Ксюхи, и у него появится нормальный отчим, и хоть какое-то подобие семьи. Странно, но эта мысль его почему-то совершенно не обрадовала.

-Ты прав, - сказала Ксения тихонько, - давно пора ее отпустить.

-Погоди, - заволновался Кирилл, - что значит «отпустить»? А если он какой-нибудь мудак, вроде одного из моих папаш по детству? Мать любит выбирать себе всякое отребье, так что отпускать я бы пока погодил.

-Но ты только что сказал, что я никак не смогу этого проконтролировать!

-Да, но… - он замялся, но все же сказал. – Ты же даже не знаешь, хочет ли она быть с ним. Может, она вовсе и не хочет, чтобы ее отпускали.

-Хочет. В последнее время она постоянно говорит о том, чтобы уехать. До сих пор ее удерживала только я. Больше я не стану этого делать.

-Черт, - подумал вдруг Кирилл, и от пришедшей мысли его как холодной водой облили, - а ведь она ее правда любит. Черт. Черт. Черт!

-Слушай, - сказал он вслух, отбирая у Ксении чашку и одним глотком допивая чай, - а что с работой? Тебя подставили – это я понял. Но что ты теперь собираешься с этим делать?

-Завтра напишу заявление, - пожала плечами Ксения, - что еще мне остается…

-И сдашься? – Поразился он. – Вот так просто?

-А что мне еще остается делать? – Крикнула она ему в лицо. – Ты что, не понял, что я в проигрыше в любом случае? Они собрали все это дерьмо, чтобы держать меня на поводке. В эту минуту Ольга уже доложила им, что это дерьмо – фикция, чушь, подсунутая им через Ирку. Теперь у них остается только два выхода: либо оставить меня в покое, либо закрыть проект и меня вместе с ним. Как думаешь, что они выберут?

-А что, если сыграть в открытую? – Предложил Кирилл. – Сходить к самому большому начальству, и все ему рассказать.

-И тем самым приблизить конец? Кирюха, ты не понял. Смысл не в том, чтобы выгнать меня на улицу. Смысл в том, чтобы дискредитировать меня в этом бизнесе раз и навсегда.

-А проект-то хоть нормальный?

Она засмеялась, а он снова не обиделся.

-Проект нормальный, - сказала она, - через пару месяцев он начнет приносить деньги, а еще через три – выйдет на самоокупаемость. Это рекордные сроки для такого рода деятельности. Но это не имеет совершенно никакого значения.

-А по-моему, имеет, - Кирилл задумчиво потер затылок, - у меня есть идея. Только не называй меня придурком, ладно? Послушай.

И она послушала.

FORVARD

Ксения с ней не разговаривала. Нет, она не выглядела обиженной или отстраненной – отвечала на вопросы, даже сама иногда что-то спрашивала, но при этом больше не задерживалась рядом ни на секунду больше необходимого.

С того самого дня, как они приехали домой с Кириллом – оба задумчивые, какие-то серые и молчаливые, все стало катиться под откос со скоростью света, и как это остановить, было совершенно непонятно.

На следующий день в дом принесли цветы. Курьер приехал рано утром, и дверь ему открыла Ксения. Вошла в комнату, аккуратно положила на кровать букет и сказала, улыбнувшись: «Кажется, этот Федор за тобой ухаживает». И уехала на работу.

Ася долго сидела на кровати, глядя на покрытые прозрачными каплями розы, и по щекам ее текли похожие капли, только очень соленые. Она смотрела на букет, а вспоминала совсем другие цветы – полевые, остро пахнущие лугом и свежестью, огромная охапка, перевязанная резинкой для волос, и записка, на которой красивым почерком было написано три буквы. Три буквы, по которым она сразу поняла, от кого эти цветы, и что она значат…

-Мам, - в дверном проеме показалась голова Кирилла, - можно к тебе?

Ася кивнула и сморгнула непрошенные слезы. Кирилл вошел и присел рядом с ней на кровать.

-От кого цветы? – Голос его дрогнул немного.

-От Федора, - вздохнула Ася, - это мой… новый знакомый.

Кирилл помолчал немного, но в этом молчании больше не было ничего угрожающего, скорее некоторая неловкость и смущение.

-Мам… - начал он и запнулся.

Собрался с силами, шмыгнул носом и продолжил:

-Ты хочешь уйти от Ксюхи?

Ася дернулась как от удара. В животе все скрутилось в невообразимый клубок. Что?!

-О чем ты?

Кирилл сделал недовольное движение губами.

-О Ксюхе, мам. Ты хочешь от нее уйти?

Господи, ее сын хочет обсудить с ней… Ксюшу? Да не просто Ксюшу, а их отношения? Мир сошел с ума, перевернулся с ног на голову, и сошел с ума снова.

-С чего ты взял?

-Мам, - в голосе Кирилла прозвучало раздражение, - ну чего ты вопросом на вопрос отвечаешь?

-Потому что я в шоке, - честно сказала Ася, - не думала, что когда-нибудь буду обсуждать это с тобой.

-Так ты и не обсуждаешь пока, а только удивляешься вслух.

Они засмеялись. Ася даже рискнула протянуть руку и пригладить волосы на голове у сына.

-Это очень сложно, понимаешь?

-Что сложно? – Кирилл дернул головой, сбрасывая ее руку. – Ничего сложного не вижу. Либо хочешь уйти, либо нет.

Ох, как бы было прекрасно, если бы это и правда было так. Так легко и понятно: хочешь уйти – уходишь, не хочешь – остаешься. Как жаль, что в жизни так не бывает, а если и бывает, то с кем-то совсем другим.

-Знаешь, сын, когда-то давно мне казалось, что любовь – это желание быть рядом с человек всегда и во всем, что бы ни произошло. Потом я поняла, что любовь – это умение прощать то, что обычному человеку никогда простить не сможешь. А теперь мне кажется, что любовь – это умение жить своей жизнью, да так, чтобы не мешать любимому жить своей.

-И не быть вместе?

-Быть вместе при этом совершенно не обязательно. Любовь – это чувство, сынок. Чувство свое, направленное к другому. И бывает так, что кусочки, из которого складывается твое чувство, нужны твоему любимому не все. Нужна часть, может быть, даже большая часть, но остаются еще и те, что совсем не нужны…

-И? – Кирилл весь подался ей навстречу.

-И, осознав это, надо попытаться понять, а не будет ли лучшим продолжать отдавать любимому те кусочки, что ему нужны, и забрать себе те, что не нужны.

Он встал с кровати и нахмурился, глядя на Асю.

-Мать, - сказал он грубо, - ты сейчас вообще со мной разговаривала? Я же задал простой вопрос. Почему ты не можешь просто ответить?

И тогда она решилась. Поняла, что лгать дальше уже не сможет – ни себе, ни ему, ни ей…

-Да, - сказала она горько, - я хочу от нее уйти.

Сказала, и задохнулась от подступивших к горлу слез. А он посмотрел на нее, не моргая, и спросил мрачно:

-Уверена?

Ася кивнула, сдерживаясь из последних сил, и молясь, чтобы он поскорее ушел.

-Ладно, мать, - уже на пороге сказал Кирилл, - в конце концов, это твой выбор.

И вышел, захлопнув за собой дверь.

FORVARD

Уважаемая госпожа Лемешева! Сегодня в 15-00 в большой переговорной центрального офиса состоится совещание. Ваше присутствие обязательно. Просьба подтвердить получение письма.

Ира перечитала это еще раз, и снова посмотрела на подпись. «Генеральный директор Promo Media Group, Ксения Ковальская».

Как официально-то, черт возьми! Госпожа Лемешева! Да, госпожа Ковальская, приду я на ваше совещание, куда денусь. Но вам еще предстоит узнать, какие сюрпризы вас там ожидают. Чтоб вы сквозь землю провалились вместе со своей медиа групп!

Она распечатала письмо и разорвала его на мелкие клочки, а потом распечатала еще экземпляр и разорвала его тоже.

-Бесишься? – Раздался рядом голос, от которого все мысли тут же утекли в район лодыжек. Ира подняла глаза и улыбнулась навстречу Ольге.

-Бешусь, - честно сказала она, - а ты?

-А я готовлюсь к разборкам, - Ольга подмигнула ей и кончиками пальцев пощекотала по щеке, от чего по телу разлилась сладкая тягучая истома, - видела, кто еще в копии? Весь бомонд.

-Бомонд? – Ира не поняла ни слова.

-Руководство холдинга. Похоже, наша девочка решила пойти ва-банк.

Ольга задумчиво потрогала ежедневник на Ирином столе и снова улыбнулась.

-Впрочем, так даже интереснее.

-Но она же проиграет, правда? – Заволновалась Ира. – Это все… Оно не сойдет ей с рук?

В ответ она увидела только, как Ольга пожимает плечами.

-Послушай, - заторопилась Ира, - я хотела… поговорить.

-Говори, я слушаю.

Ира набрала воздуха, а потом набрала воздуха еще раз. Сказать, что ей было нелегко – значило ничего не сказать.

-Я ухожу от Нели, - выпалила она, решившись, - больше не могу ей лгать.

Ольга внимательно смотрела на нее, ожидая продолжения, и на какую-то секунду Ире стало по-настоящему страшно.

-Я хочу сказать… Играть на два фронта – это трудно, и нечестно. Поэтому я думаю, правильнее будет… В общем, что ты об этом думаешь?

Она ерзала на кресле, волновалась, а Ольга по-прежнему смотрела на нее сверху вниз своим чудесным, но таким холодным взглядом.

-А почему я должна об этом думать? – Спросила она, наконец. – Меня это никак не касается.

Ира почувствовала удар. Ох, еще как почувствовала. Как будто ей изо всех сил зарядили под дых, а потом зарядили еще раз.

-То есть как… не касается? Мы же с тобой…

И тут она рассмеялась. Смеялась долго, с наслаждением – под растерянным взглядом раздавленной Иры.

-Деточка, - сказала она, отсмеявшись и присев на край стола, оказавшись таким образом чуть ниже, чуть ближе, - если ты намереваешься бросить семью из-за меня – не стоит. Я не имею к этому никакого отношения. И на твоем месте я бы не стала бросать жену из-за прелестных, но одноразовых поебушек.

Это слово, это ужасное слово – даже оно в ее устах прозвучало до ужаса сексуальным. Сексуальным и рушащим все надежды разом.

-Значит, для тебя это всего лишь… - Ира не смогла этого произнести. Не смогла, и все. Ее трясло от макушки до кончиков пальцев.

Ольга вздохнула и посмотрела на нее еще холоднее, чем прежде.

-Понимаешь, в чем все дело… - начала она, но замолкла, услышав за спиной:

-Госпожа Будина, зайдите ко мне на минуту.

Никогда в жизни Ира не была так рада появлению Ксюхи. Она по-прежнему ненавидела ее, по-прежнему не хотела ее видеть, но сейчас… сейчас…

Она, замерев, смотрела, как они удаляются – обе такие красивые, такие стильные, такие ледяные. И лишь когда они скрылись за дверью Ксюхиного кабинета, она, наконец, позволила себе разрыдаться.

FORVARD

-Не смей этого делать, - сказала Ксения, запирая за собой дверь кабинета и проходя на свое место – за большой дубовый стол.

-Что делать, милая? – Ольгина улыбка была похожа на оскал кобры, и вся она сейчас была словно змея.

-Ты знаешь, что. Не смей говорить ей, что использовала ее. Она этого не переживет.

-Да что ты? – Засмеялась Ольга, устраиваясь в кресле напротив Ксениного стола. – Значит, тебе можно, а мне – нет?

-Она рассказала тебе, - не спросила, а скорее сказала Ксения, - черт… Трепло несчастное.

-О, милая, она очень многое мне рассказала. Можно сказать, теперь я знаю о тебе практически все.

Ксения откинулась на спинку кресла и улыбнулась про себя. Ну конечно, ты знаешь обо мне практически все… Как же. Ты знаешь только то, что знает Ирка. А она знает не так уж и много.

-Чего ты хочешь? – Спросила она устало через секунду. – Давай без игр сейчас, ладно? У меня на них сил нет.

Ольга все же потянула время, театрально покачивая ногой и загадочно улыбаясь.

-Ты знаешь, чего я хочу, - сказала она.

Ксения пожала плечами.

-Если ты выиграешь – ты оставишь меня в системе, - подчиняясь, добавила Ольга, - на хорошей должности и с хорошими перспективами.

Удивительно. Ксения думала, что она попросит другое.

-А если проиграю? – Хмыкнула она.

-А если проиграешь… - Ольга потянулась, как пантера, и одним движением оказалась у Ксениного стола. Нагнулась, заглядывая в глаза, и покачала головой. – Нет, милая, ты не проиграешь. Ты не можешь позволить себе проиграть.

FORVARD

Совещание началось как обычно – все заняли свои места за овальным столом, расположили перед собой папки с бумагами и мобильные, переглядывались, обменивались короткими репликами. Когда Ксения вошла в переговорную, все были уже на месте – не занятым осталось только одно место: во главе стола. Она прошла к креслу, и медленно обвела взглядом собравшихся.

Игорь Александрович. Сидит, вальяжно раскинувшись, поигрывает дорогой зажигалкой, галстук распустил – делает вид, что ничего слишком важного не происходит, и все присутствующие могут расслабиться.

Будина. Рядом с ним. Прямая спина, вытянутая ровно шея, аккуратная прическа. И взгляд – взгляд, направленный прямиком на Ксению, взгляд, полный желания и намеков.

Ирка. Сжалась вся, старается быть как можно незаметнее, и села далеко от Будиной – правильно, молодец, девочка. Ты переживешь это, и просто будешь жить дальше. Я не позволю ей причинить тебе боль.

Михаил Игнатьевич – старик уже, под семьдесят, а каким молодцом держится. Ходит – в пику всем – в джинсах и свитере, наголо бреет мощную голову, и пользуется копеечными ручками «Бик» и дешевым мобильным.

Остальные не в счет – мелкая сошка, не имеют никакого значения.

Ксения улыбнулась присутствующим, расправила полы пиджака, и присела.

-Господа и дамы, предлагаю начать.

STOP. PLAY.

-Господа и дамы, предлагаю начать.

Господи, как же Ира ненавидела ее в этот момент! Как же ей хотелось схватить ее за ровные красивые волосы, и изо всех сил припечатать ухоженным лощенным лицом прямо об стол – так, чтобы кровь брызнула, чтобы кости носа сломались, чтобы…

-Перед каждым из вас – папка с отчетом об успехах компании за прошедший, - Ксюха улыбнулась одним уголком рта, - не слишком долгий, период. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Все послушно открыли тоненькие синие папочки и принялись читать, но только не Ира. Она во все глаза смотрела на Ксюху, и удивлялась, как, господи, ну как она могла ее любить? Как могла столько лет своей жизни потратить вот на… это? Как?

-Ксения, может быть, ты огласишь повестку дня? – Недовольно сказал Игорь Александрович, захлопывая папку. – Я не очень понимаю, в честь чего ты нас всех собрала.

-Я собрала вас здесь, чтобы представить вам нового участника проекта, нашего нового основного инвестора.

Ира ахнула – не смогла сдержаться. Ольга улыбалась, глядя на Ксению, а Игорь Александрович даже с лица спал. Был вальяжным, расслабленным, а стал вдруг похож на затаившуюся кобру.

-Какого инвестора? – Спросил он, слегка заикаясь.

Ксюха снова улыбнулась, и нажала кнопку селектора.

Подумала, и отпустила. Улыбка сползла с ее лица, превратив его снова в отстраненную маску.

-Не будем устраивать цирк, - сказала она громко, - новый инвестор Promo Media Group – это я. Вчера мы закончили оформление всех формальностей, первый транш уже отправлен на счет компании, а я с сегодняшнего дня владею опционом в размере 30%.

В переговорной воцарилась тишина. Слышно было даже, как шумит в соседнем кабинете принтер, и как скрипит под пальцами Михаила Игнатьевича ручка. Будина слегка приподняла ладони, словно собираясь зааплодировать, и опустила их на стол, но взгляд, ее взгляд, направленный на Ксюху – черт бы ее побрал! – говорил о многом.

-Какое ты имела право? – Заговорил, наконец, Игорь Александрович, приподнимаясь на стуле. – Без согласования с советом директоров, без утверждения акционерами…

В ответ Ксения достала из портфеля еще одну папку, потолще, и кинула на стол. Папка проехалась прямиком до Игоря Александровича и остановилась.

-Советую вам внимательнее ознакомиться с уставом компании, - холодно сказала она, - особенно обратите внимание на разделы семь и восемь.

Он лихорадочно принялся листать бумаги, и с каждой секундой шея его багровела и багровела. Наконец, он захлопнул папку и с силой швырнул ее в Ксению.

-Как ты посмела? – Рявкнул во весь голос, но ему не дали закончить.

-Игорь, - голос Михаила Игнатьевича прозвучал очень тихо, - охолонись.

И снова настала тишина. Ира поняла, что Ксюха победила. В очередной раз. Снова. Она получила то, что хотела.

FORVARD

-Ну, а потом? А потом?

-А потом Игнатьевич просто размазал его по стенке, я слышала, как он орал, через дверь. Конечно, они не ожидали такого поворота. Да и откуда бы им представить, что я смогу найти ТАКИЕ деньги?

-Всякое бывает в жизни. Может, ты клад нашла!

Они захохотали, совершенно не стесняясь людей вокруг и снующих поблизости официантов. Ксения протянула руку и торжественно приподняла чашку с чаем.

-За победу, - провозгласила она.

-За победу, - кивнул Кирилл и тоже поднял чашку.

Ксения сделала глоток и поковыряла вареные овощи в тарелке.

-Так что я снова на коне, - сказала, отламывая кусочек брокколи, - Александрович в трауре, Ирка в шоке, а Игнатьевич пожал мне руку и пожелал успехов.

-А Ирка почему в трауре?

-Потому что она озадачена идеей мне отомстить, - пожала плечами Ксения, - и, видимо, надеялась, что моя голова полетит с плеч сегодня…

Сказала и осеклась. Дальше будет вопрос, на который она не готова отвечать. Мозг заработал лихорадочно в поисках решения и правильного ответа.

-За что отомстить?

Этой секунды хватило. Ксения улыбнулась и пожала плечами.

-За прошлое. Я не всегда поступала хорошо по отношению к ней. Думаю, она решила, что пора платить по счетам.

Кирилла этот ответ, по-видимому, удовлетворил.

-Ладно, - сказал он, - осталось решить второй вопрос.

Ксения вздрогнула.

-Я говорил с матерью…

-Остановись, - попросила она, глядя на него исподлобья, - я не…

-Ты не готова, не хочешь, не можешь, - перебил Кирилл, - я задолбался это слушать. Короче. Я говорил с матерью. Она реально хочет уйти.

И мир содрогнулся. Ксении показалось на секунду, что прогнулись внутрь бокалы, стоящие на накрытом скатертью столе, что тарелки вывернулись наизнанку, а вилки скрутились в клубок.

-Это она тебе сказала?

-Да.

Вот так просто. Так просто и так глупо. Одно маленькое нелепое «да» и заканчивается жизнь, жизнь длинною в долгие пятнадцать лет – или больше? Больше, наверняка больше, но как же тяжело сейчас вспоминать об этом, думать, считать. Как же хочется спрятаться куда-нибудь далеко-далеко, и просто завыть – как воет собака, потерявшая в одну секунду дом, хозяина, дружбу, и смысл. Да, смысл. В этом и было все дело. В эту маленькую секунду, от этого маленького «да», Ксения потеряла смысл.

-Мне надо все узнать про этого Федора, - сказала она сквозь зубы, еле-еле выговаривая слова. Кирилл посмотрел на нее с изумлением.

-Зачем?

-Затем.

Бабахнула сумка, которую Ксения слишком быстро дернула за ремень, стаскивая со спинки стула. Сверкнули глаза – зеленые, с каким-то мистическим оттенком. И Кирилл понял, что дальше она пойдет сама. Он был рядом, пока нужен, но дальше… Дальше все будет по-старому. И ему вдруг до дрожи захотелось, чтобы по-старому не было.

-Ксюха, - сказал он, хватая ее за руку, - остановись.

Она сверкнула глазами ему навстречу.

-Остановись, я сказал.

Они стояли вплотную друг к другу, его дыхание шевелило пушок на ее щеках, а ее запах наполнял его ноздри. Он был выше, и она смотрела снизу вверх, а он… Он не мог оторваться от ее глаз, от ее губ, от тепла ее кожи зажатой в тисках руки.

-Чего хочешь ты? – Прохрипел он через силу. – Ты, а не мать. Чего ты хочешь?

Он чувствовал ее дрожь, ее трясло от макушки до пяток, и вся она была такая слабая, такая беззащитная, словно это и не она вовсе.

-Я хочу еще год, - он скорее догадался, что она сказала, чем услышал, и с ужасом увидел, как влажнеют ее глаза, - я хочу год, в котором я проведу с ней рядом каждый день, каждую минуту. А потом… Потом я отпущу ее. И больше никогда… Никогда…

Слезы лились из ее глаз, рассыпаясь потоками по пунцовым щекам, но взгляд она не отводила, и в этих зеленых, черт бы их побрал на всю оставшуюся жизнь, зеленых глазах, Кирилл видел все, что не замечал до этого – боль, ужас, смирение, страх. И любовь. Любовь, которая по капле разливалась вместе со слезами, любовь, которой всегда было слишком много, и которую всегда было некуда деть.

-Иди, - сказал он, отпуская ее руку, - иди и скажи матери, что тебе нужен год.

-Нет.

-Иди! – Заорал он, не обращая внимания на удивленные взгляды вокруг. Заорал, и понял, что плачет тоже. – Иди, и попроси у нее что-то для себя! И не смей мне говорить, что ты этого не заслужила! Ты заслужила все самое хорошее в этом мире, и она даст тебе этот год! Слышишь? Даст!

Он увидел, как дрогнула Ксения, увидел сомнение в ее глазах, и надавил еще:

-Да иди же ты!

Она дернулась всем телом, посмотрела на него молча, и побежала к выходу, волоча за собой на ремне красивую сумку. А Кирилл проводил ее взглядом, обернулся, оперся руками об стол, и закрыл глаза.

Теперь он знал, что нужно делать. Но пока еще не знал, как.

FORVARD. PLAY.

Дверь в квартиру оказалась открытой. Ксения вошла внутрь, и бросила на пол сумку, а следом за ней – пальто и сапоги. В носках прошла в кухню – шатаясь, держась за стены. Ее тошнило так, будто все внутренности разом решили изменить место жительства и вылезти наружу.

Ася была там – сидела на стуле у окна, потупив взгляд, и, кажется, плакала. Она никак не отреагировала на Ксенино появление – не заметила даже. И Ксения подошла, села на пол у ее ног, и обняла колени.

Свет в кухне был выключен, и казалось, что их обеих забрал в свои объятия теплый и тихий полумрак, в котором можно не думать, можно ничего не решать, и можно просто посидеть вот так – тихонько, вдвоем.

Ксения прижалась щекой к Асиной ноге и закрыла глаза.

-Когда-то я бы полжизни не пожалела за то, чтобы один раз посидеть так с тобой, - сказала она, и от ее слов Ася словно проснулась. Протянула руку, запустила пальцы в Ксенины волосы. Погладила легонько.

-А теперь?

Ксения усмехнулась и плотнее прижалась к ее ногам.

-И теперь.

Тикали настенные часы, доносился из-за стеклопакета шум улицы, но громче всего звучало Асино дыхание – нервное, прерывистое, жаркое.

-Я хочу… - начала Ксения, и запнулась.

Это звучало так странно, и так непривычно. «Я хочу». Нет, не я, а ты, и для тебя, и ради тебя… А тут вдруг «Я», и продолжать стало совершенно невыносимо.

Асина ладонь легла ей на подбородок и потянула наверх, заставляя запрокинуть голову и заглянуть в глаза.

-Чего ты хочешь, Ксюшка?

-Я…

У нее пересохло в горле, насмерть, до засухи, до невозможности разомкнуть непослушные губы. И где-то внутри зазвучало Женькино знакомое: «Если идешь – иди до конца». И она закончила:

-Я хочу еще год.

Ася молча смотрела на нее сверху вниз.

-Я хочу, чтобы ты осталась еще на год. Не потому что должна, а потому что…

-Потому что ты просишь меня об этом, - сказала Ася.

-Да.

И застыла в ожидании.

Карие, такие глубокие, такие любимые глаза, смотрели пристально и строго. И в этих глазах была целая вселенная, целая огромная, бесконечная жизнь. Жизнь, от которой ей достался всего лишь краешек, а все остальное достанется кому-то другому.

Ася зашевелилась, и Ксения испуганно отпрянула. Она увидела, как опускается ниже Асино лицо, как приближаются к щеке теплые губы. Ее запах окутал все вокруг, залил собой пространство, ощущение, время.

-Я люблю тебя, - услышала она тихое, и следом за ним громче, - люблю тебя.

Ее лицо исказилось гримасой, а щеки, подбородок, лоб, вся кожа горела, горела от того, как близко оказалась Ася, и ее запах, и ее цвет, и ее вкус.

Асины руки легли на ее плечи и обняли легко, едва касаясь, ладони зарылись в волосы, а губы коснулись наконец горящей кожи.

-Я люблю тебя, Ксюшка, - еще громче, еще сильнее, еще острее, хотя куда уж острее, если и так ни одной мышцы невозможно собрать, все они расплавились, расползлись куда-то, растеклись по полу.

Ксения мотала головой туда-сюда, подставляя Асиным губам то щеки, то подбородок, то еще что-то из ее ставшего вдруг единым целым лица. Она пила этот волшебный запах и не могла им напиться. Она пыталась открыть глаза, но веки словно придавило вниз сладкой истомой, и они наливались, наливались, тяжелели и тяжелели, пока даже щелочки не осталось между ними и внешним миром.

И в одну из этих бесконечных секунд Ксения поняла, что еще немного – и она просто потеряет сознание. Умрет прямо здесь, на теплом кухонном полу, не от разрыва сердца, не от избытка чувств, а просто умрет, потому что волшебнее того, что происходило с ней прямо сейчас, уже никогда ничего не будет, а раз так – зачем тогда идти дальше? Если можно просто закрыть глаза, и умереть от бесконечного, невообразимо волшебного, счастья.

-Ася!

Ксения распахнула глаза, схватила ладонями Асины щеки, и приоткрыла губы.

-Я люблю тебя. И этот год… Клянусь тебе, мы запомним его как лучшее, что было в нашей жизни. Мы уедем к океану, на месяц, на два – как захотим. Я покажу тебе закат, я покажу тебе волны и… силу. А потом… А потом я отпущу тебя. Отпущу. Навсегда.

И дрогнули Асины губы, и хлынули слезы – одни на двоих, смешивающиеся, стекающиеся в одно, и связывающие их навечно. Навсегда.

STOP

STOP

FORVARD

PLAY

Самое последнее, чего Ксении хотелось в эту неделю, был разговор с Ирой. И она откладывала его день ото дня, находила сотни причин для этого, и тихо ненавидела сама себя. Но в один из понедельников, когда Ксения сидела утром на офисной кухне, и придумывала сто первую причину, Ира пришла сама.

Молча села напротив, потерла щеки, спрятала глаза. Ксения молчала. Ей по-прежнему не хотелось начинать этот разговор, продолжать его и даже заканчивать… Ася обещала сегодня сходить вместе в театр, и все мысли Ксении были о том, как они будут добрых три часа сидеть рядом, и держаться за руки, и можно будет дышать ее запахом, и закрывать глаза от наслаждения, и…

-Ксюха.

Ксения вздрогнула и посмотрела на Иру. Та глядела на нее исподлобья, губы сжатые – вот-вот заплачет.

-Ксюха… Что мне делать?

Вздохнула. Сделала глоток чая. Снова вздохнула.

-О чем ты, Левицкая? – Ксения нарочно назвала ее по фамилии Нели, как делала всегда, когда хотела подчеркнуть серьезность их отношений.

И это сработало – в Иркиных глазах появилось хоть что-то, кроме тоски и боли.

-После этого совещания все пошло к чертовой матери, - сказала она, - Ольга со мной не разговаривает, даже не смотрит. Неля плачет ночами в ванной, думает, что я не слышу. И ты… И ты перестала быть мне другом. Что мне делать?

На секунду Ксении стало ее очень жалко.

-Ирка, - проговорила она, вздыхая, - тебе не надо ничего делать.

Вскинулась, возмущенная:

-Как?

-Так. Ольга не про тебя и не для тебя, и ты сама это знаешь. Иди домой, к жене и сыну, и восстанавливай свою почти похереную жизнь. А что касается дружбы… Я по-прежнему твой друг.

-Как так? Я же тебя…

-Ненавидела? – Перебила Ксения, с трудом пряча усмешку. – Ты и до этого меня ненавидела, и не единожды. И я тебя пару раз тоже. И что? Если ты считаешь, что злость и ненависть – преграда для дружбы, то приняла за дружбу что-то совершенно другое.

Ира опустила глаза, побарабанила пальцами по столу.

-Идеальная Ковальская, - пробормотала она, - ну конечно. А с Ольгой ты такая же идеальная? Или так и продолжаешь изменять с ней своей драгоценной Асе?

Усмешка все-таки появилась на Ксенином лице – не смогла удержать.

-Дура ты, Ирка.

-А по-моему, дура – ты. Она использовала меня, чтобы влезть в твою постель, - Ксения удивилась такой проницательности, но вида не подала, - а теперь использует тебя.

-Чтобы вернуться в твою?

Не надо было так, ой, не надо, но Ксения разозлилась уже всерьез.

-Без иллюзий, Ирка, - добавила она жестко, - Будина идет по трупам, и через твой она уже перешагнула. А вот перешагнуть через мой у нее кишка тонка, и мы обе это прекрасно знаем.

-Да? – Засмеялась Ира. – Именно поэтому ты ее повысила, сделала своим замом и посадила в отдельный кабинет? Или просто, чтобы было удобнее ее трахать?

-Трахать я ее могла бы и в своем, - парировала Ксения, - для этого второй кабинет не нужен. А объяснять тебе мотивы своих поступков я не хочу и не буду.

Помолчали, опустив глаза. Каждая по-своему тяготилась этим разговором, и каждая понимала, что несмотря на Ксенины слова о дружбе, так как было раньше – уже не будет.

-Ирка, - Ксения первая прервала молчание, - тебе же неважно, трахаю я ее, или нет. Тебе важно то, что тебя она больше не хочет.

Ира вздрогнула, по глаз не подняла.

-И ты лелеешь свои комплексы, достала их наружу все до единого, и думаешь о том, что ты сделала не так, почему ты какая-то не такая, и вся прочая чушь. Так?

Не дождалась ответа и продолжила:

-Так. Ты пришла за советом? Вот тебе мой совет: переступи и живи дальше. От того, спит ли с тобой Ольга, ты не стала лучше или хуже, ты осталась ровно такой, какой была. Можешь общаться с ней дальше – начни общаться, но без иллюзий. И прекрати опираться на тех, кто этого недостоин. Иди в семью, иди к друзьям, иди к тем, кто тебя правда любит. Там ты найдешь то, что ищешь.

-Знаешь, Ковальская, - Ира поднялась из-за стола и посмотрела на Ксению сверху вниз, - ты очень умная, конечно. Но иногда такая дура.

И молча вышла из кухни.

STOP. PLAY. STOP. PLAY.

Все стало происходить вдруг очень быстро. Не успели оглянуться, а уже наступила весна, и за ней – лето. Полгода из отпущенного целого пролетели, словно несколько дней, и с каждым новым часом Ксения все острее ощущала, что осталось всего половина. Всего.

В мае Кирилл привез в дом свою девушку – все немного смущались, но провели вместе неделю, и расстались с улыбкой.

-Ты ее любишь? – Спросила его Ксения в первый же вечер, вытащив на балкон.

-Люблю, - ответил Кирилл, - не так, как ты любишь мать, но в последнее время мне все чаще кажется, что земная любовь как-то правильнее. В ней меньше боли.

Ася выбор сына одобрила целиком и полностью – да она одобрила бы что угодно, лишь бы Кирилл подольше оставался таким – спокойным, приветливым, радостным.

Он вернулся в Питер, и они снова остались вдвоем.

Вечерами Ксения больше не задерживалась на работе, она спешила домой, чтобы взять Асю за руку и вести гулять то по чистопрудному бульвару, то по саду эрмитаж, а то и вовсе по заросшему, но немноголюдному зато Тропареву.

Они гуляли молча, изредка произнося ничего не значащие слова, смотрели друг на друга по очереди, избегая пересечься взглядами, и снова мерили шагами дорожки и тропинки.

Больно было. Конечно, как же без этого? Но в отчаянии обреченности Ксения училась искать счастье. Искала – и находила. Иногда больше, иногда меньше, но счастье же не измеришь на ложки и сантиметры – оно либо есть, либо его нет, а уж сколько его – не так важно.

Каждый понедельник, сидя на приеме у Вадима, она все больше молчала, разглядывая кончики своих ногтей, а если и говорила, то медленно, неторопливо и скучно.

-Капля за каплей уходит время. Я никогда в своей жизни не была настолько осознанной, знаете? Я чувствую каждую секунду своей жизни, я проживаю их каждую.

-Вам бы хотелось остановить время? – Интересовался Вадим, словно заразившись Ксениным настроением.

-Нет, - пожимала плечами та, - это ничего не изменило бы. Я уже ее потеряла. И этот год – он словно прощание, долгое и трудное прощание, после которого…

-Что?

Она не произносила этого слова вслух, но ответ читался в ее полных тоски и спокойствия глазах.

-Я не умею жить по-другому, - вслух говорила она, - и мне придется учиться. Но я не знаю, как. Что это такое – жить без Аси? Что это такое – быть без нее? Дышать, говорить, ходить. Как это? Я не помню. Я знала когда-то, но забыла. И скоро мне придется вспомнить.

-Почему вы не пытаетесь ее остановить?

-Остановить? – Удивленно смотрела Ксения. – Зачем?

-Чтобы не учиться без нее жить, например.

-Ценой ее свободы и счастья? – Смех ее был искренним и громким. – Вы что? Так я не умею тоже.

-Но она уходит ценой вашего.

-Пусть. Не так уж велика цена.

Не помогали эти долгие и медленные разговоры, не приносили ничего нового, но каждую неделю Ксения аккуратно приезжала на терапию, и снова молчала, и снова лениво и отстраненно отвечала на вопросы.

Только на работе иногда становилась прежней. Когда захлестывали со всех сторон дела, когда блокнот Инги разбухал от записей, когда десятки людей ждали указаний, ошибались, переделывали, ждали одобрения и надеялись на успех, Ксения словно наполнялась энергией, летала по офису, решала вопросы, и отключалась от собственных мыслей.

А потом наступал вечер, и все начиналось снова…

STOP.

PLAY.

-Мне кажется, у нее депрессия, - сказал Кирилл, поворачиваясь на кровати, чтобы видеть лицо Окси, - но она сама никогда это не признает.

Окси отреагировала живо – натянула на грудь простыню, давая понять, что готова перейти от любовных игр к серьезным разговорам, и слегка отодвинулась.

-С чего ты взял?

-Ну, ты же видела все. Ходит как мертвая, улыбается мало, вся в себе.

-А она не всегда такая?

-Нет.

Он закрыл глаза и усмехнулся.

STOP

BACK

И тогда он ее ударил. Не смог больше терпеть насмешку на гладком холеном лице. Все его существо желало вмазать по этой самоуверенной физиономии, разбить в кровь, в сопли, чтобы губы ошметками, чтобы глаз не видно.

Попал по скуле, кулаком, но она только отшатнулась и захохотала как сумасшедшая.

-Давай, ублюдок, - сверкнули зеленые глаза, - покажи мне, что ты можешь.

Он закричал и кинулся на нее уже всем телом, повалил на пол, подмял под себя, не в силах слышать больше этот смех, этот мерзкий дьявольский смех.

А в следующую секунду пришла боль.

STOP

FORVARD

-Я не понимаю, - секунду спустя сказала Окси, - ты так ее ненавидел, а теперь так беспокоишься.

Он хотел. Правда, он очень хотел бы объяснить. Но как объяснишь то, что сам до конца еще не понял? Как объяснишь про пятнадцать лет, про то, как ждал и надеялся, про то, как получил то, что хотел, но не смог ничего с этим сделать? Тогда пришлось бы объяснять про Куприна, про утренние и вечерние пробежки, про карты… А это было то место, куда он даже сам не заглядывал, не говоря уж о том, чтобы кого-то туда пустить.

-Я хочу равновесия, - сказал Кирилл вслух и поцеловал Окси в покрытый капельками пота лоб, - устал воевать. Хочу, чтобы мать была счастлива, и Ксюха… И Ксюха тоже.

Он отвернулся, уткнулся носом в подушку. И почувствовал, как Окси тихо и нежно гладит его по спине.

В эту секунду он и правда ее любил.

FORVARD

Когда совещание закончилось, Ксения зашла в свой кабинет и жестко хлопнула дверью. Она уже знала, что будет дальше. Знала с того момента, как вышла из конференц-зала. И не ошиблась.

-Переживаешь? – спросила сидящая в кресле Ольга. Она рассматривала фотографию, заключенную в симпатичную рамочку.

-Да. Оль, извини, мне нужно домой собираться, - Ксения безо всякого стеснения расстегнула и скинула на стул пиджак и рубашку. Потянулась к шкафу за футболкой.

И снова она знала, что будет дальше. И снова не ошиблась.

Ольга обняла её со спины, нежными ладонями провела по животу и выше – по груди.

-Перестань, - не справилась Ксения с голосом, дрогнул, завибрировал.

-Ксюш, хватит, - Ольгино дыхание обожгло ухо, и проклятые соски напряглись под нежными поглаживаниями её пальцев. - Ну зачем ты так? Я ведь тебя ни к чему не принуждаю…

-Он сказал, что меня нужно завербовать? – холодно спросила Ксения и мысленно похвалила себя, почуяв, что руки остановились. – Как Ирку полгода назад?

-А ты умеешь быть суровой девочкой, - промурлыкала Ольга и ноготками пощекотала пушок на Ксюшином животе. Потом её пальцы взялись за застежку джинсов.

-Он не знает, Ксюш. Есть вещи, которых не в состоянии видеть даже он.

-Он настолько доверяет тебе? – Ксения задохнулась и накрыла своими ладонями Ольгины руки. Её бедра вопреки воле качнулись назад, прижимаясь к Ольгиным.

-Не думаю. Просто есть вещи, которые люди предпочитают не видеть.

-Ты уверена, что Ира думает так же?

Вот это был верный вопрос. Ольга остановилась и, похоже, задумалась. Это дало Ксении возможность выскользнуть из её объятий и, натянув футболку, присесть на стул. Ольга медленно повернулась.

-Я не понимаю тебя, Ксюша. Ты всегда делаешь вид, что против. Я подыгрываю, потому что понимаю, что тебе так проще. Но есть же предел…

-Это я тебя не понимаю, Оль. Зачем я тебе?

-Ты снова вынула наружу свои комплексы? – Ольга демонстративно отошла к столу и присела на его краешек. Юбка немножко задралась на бедрах, Ксения задержала дыхание и в очередной раз подумала – ну что в ней такого? Что? Что заставляет меня терять от неё голову и впадать в безумие? А если… Если…

-Ты дура, - усмехнулась Ольга, - ты мне нравишься, очень. Но ты еще юная и наивная. Не умеешь отличать любовь от других чувств. Я не играю с тобой. Даже с Игорем играю, но с тобой – никогда. И прямо говорю тебе о своих желаниях. Иди домой, Ксюшенька. Иди и взрослей.

Она пошла к выходу, потом оглянулась, посмотрела на хмурую Ксению, и добавила:

-Кстати, Ирка не раз спрашивала меня, было ли у нас с тобой что-нибудь после самого первого раза. Я сказала, что нет. Спи спокойно.

Ксения осталась стоять – растерянная и злая.

FORVARD

Она очень старалась ехать спокойно, но нога то и дело против воли давила на педаль газа. Черт бы побрал эту работу, эту Ольгу, и все, что происходит между ними.

Сначала совещание, на котором стало понятно, что запуск второго прототипа снова откладывается, затем неприятные комментарии Игоря по этому поводу, а потом и Ольга с ее правдой – странной, дурацкой, но все же хоть какой-то, наверное.

А ей-то казалось, что все устаканилось, успокоилось – Ирка вернулась в семью, пьет иногда кофе с Ольгой, но без накала уже. Сама Ксения периодически с ней спит, просто так – чтобы сбросить напряжение и не тащить его домой. И все довольны, все счастливы.

Вот только счастливым никто не был.

И Федор этот… Достал уже своими звонками, цветами и приглашениями на ужин. Ася, конечно, на ужин не ходит, но на звонки отвечает и цветы в мусор не выкидывает. И складывается ощущение, словно все вокруг просто выжидают, когда же кончится этот злосчастный и одновременно счастливый год, когда же пройдут его последние месяцы, и жизнь перестанет быть искусственной, надуманной, и снова станет настоящей и свободной.

-Ты просто заигралась, - говорил ей Джон на днях по телефону, выслушав сбивчивые и непоследовательные объяснения, - этот год не был нужен ни тебе, ни ей. Вы просто понадеялись, что благодаря ему вам будет легче расстаться. Не будет.

-Почему? – Удивилась Ксения. – Ведь долгое прощание готовит к…

-К чему? Как можно подготовиться к смерти? Убедить себя, что это только врата, переход в другое состояние, и там тебе будет лучше? Окей, это можно. А как приготовиться к тому, что в твоей жизни уже не будет того, ради чего ты жила? Как подготовиться к главной потере твоей жизни? Посмотри правде в глаза, детка – ты не умеешь без нее жить. Когда-то давно умела, но за столько лет этот навык окончательно утерян.

-Когда-то я думала, что и без тебя не смогу, - тихо перебила Ксения, - смогла же.

-Да, - согласился Джон, - вот только ты знала, что когда-нибудь я вернусь, верно?

Ксения задумалась за несколько секунд и ответила – настолько честно, насколько могла:

-Нет. Тогда я была уверена, что ты ушел навсегда.

BACK

BACK

Джон орал уже второй час, делая передышку только на то, чтобы хлебнуть из стакана воды, и в очередной раз гневно посмотреть на приткнувшуюся к батарее Ксюху.

-Ты идиотка! - Кричал он, размахивая руками. - Просто идиотка! Ты собираешься сломать жизнь человеку, который заслуживает всего самого хорошего в этом мире! И зачем? Всего лишь от того, что тебя загрызло собственное одиночество? А ты подумала о том, как ты будешь жить с этим потом? Сможешь ли выносить сама себя, зная, ЧТО ты сделала?

Он снова прервался, и замолк, пытаясь отдышаться. Ксюха продолжала безучастно смотреть на него снизу вверх. Она не пыталась ответить, объяснить, или как-то оправдаться: Джон был кругом прав, и она это понимала. Но было нечто, недоступное его пониманию, нечто, чего он за все эти годы так и не разглядел в ней, и именно это нечто заставляло ее теперь поступать так, как она решила.

-Ты бьешь ее снова и снова, это будет уже третий раз. Третий раз, Ксень! Сколько же еще слез она должна пролить, прежде чем ты остановишься?

Ксюха судорожно вздохнула. Он лупил по больному, и знал это. Но в глазах его не было ни капли жалости.

-Кто знает, что будет завтра? - Выпалила она. - Возможно, мы будем жить долго и счастливо, а, может, и нет. Откуда тебе знать?

-Я знаю тебя! И знаю, что это лишь очередная передышка, которая закончится так же, как заканчивались все предыдущие. Ты никого не щадишь, идешь по трупам, и то, что себя ты не способна щадить тоже, не делает тебя лучше.

-Для тебя это новость? - Ледяным голосом спросила Ксюха, до боли упираясь локтями в ребра батареи. - Я думала, мы выяснили это еще много лет назад, и ты знаешь про меня больше, чем кто-либо еще в этом мире.

-Да, детка, все так. Но всему есть предел. И в твоем случае этот предел настал сейчас.

Джон присел на корточки, и его глаза оказались на одном уровне с Ксюхиными. Прекрасные, глубокие, холодные голубые глаза.

-Остановись, - тихо сказал он, не отпуская взгляда, и касаясь ладонью Ксюхиной руки, - я прошу тебя, остановись, пока еще можешь, пока еще не разрушила то последнее, что в тебе еще осталось живого. Пока не сотворила то, что уже невозможно будет исправить. Я прошу тебя - остановись.

Они смотрели друг на друга, и Ксюха с ног до головы покрывалась мерзким и липким отчаянием. Она знала, все знала, с самого начала знала, что будет дальше, и чем все закончится, и душа ее вопила, протестуя, оттягивая, отодвигая неизбежность.

Но настало мгновение, когда тянуть дальше стало нельзя. И тогда она просто и коротко сказала:

-Нет.

Джон отшатнулся, как от удара, и поднялся во весь рост.

-Я понял, - сказал он, - ты все решила. Но я не стану на это смотреть.

Ксюхины губы сжались в тонкую полоску, и в такие же полоски - сотни, тысячи полосок, скрутилось сердце.

-Ты... Уходишь? - Дрогнул ее голос.

-На самом деле я уже ушел, - с грустью сказал Джон, пожимая плечами, - то, что ты слышишь сейчас - всего лишь отголоски, и больше ничего. Я ушел сразу, когда ты приняла решение.

Он не стал говорить "прости", "мне жаль", и прочую чушь, которую часто говорят люди в таких случаях. Он просто взял со спинки стула ветровку, накинул ее на плечи, и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Ксюха поежилась - ей вдруг стало очень-очень холодно, кожа покрылась мурашками, а пальцы скрючились в попытке согреться.

-Я плачу? - Спросила она вслух, почувствовав на губах соленые капли. И сама же ответила, переставив ударение на последнюю букву. - Я плачу. Плачу.

FORVARD

Ксения припарковалась у дома, но выходить из машины не спешила. За окном сияло солнцем ласковое лето – лето без радости, без счастья, лето такое, словно под прикрытием его зеленой листвы и асфальтной пыли пряталась самая затянувшаяся в мире зима.

Домой идти не хотелось. Не хотелось смотреть в ласковые Асины глаза, не хотелось есть горячий ужин, и смотреть кино по телевизору не хотелось тоже.

Решение пришло в одну секунду – Ксения схватилась за телефон, набрала торопливо: «Уехала в командировку, вернусь послезавтра», нажала «отправить», и, резко выкручивая руль, выехала со двора.

В динамиках рванул на полную громкость «Сплин» - давно не слушаемый призрак юности.

Голос дрожит.

Хлопнула дверь - это ветер.

Держась за края,

До размеров Вселенной

Сужая зрачки,

На рубеже этих сумрачных тысячелетий.

По горло в воде,

На дрейфующей льдине ждут рыбаки.

Где-то справа надрывался от обеспокоенных звонков телефон, позади то и дело сигналили обгоняемые машины, но Ксения залитыми слезами глазами смотрела только вперед – она летела по трассе, выжимая педаль газа, и от этой скорости ей казалось, что воздух целиком наполняет ее тело – от кончиков пальцев до макушки, делает все воздушным, резким порывистым.

Как? Как, черт возьми, можно было допустить такое? Как можно было сделать такое со своей жизнью? Когда, черт побери все на свете, все рухнуло и пошло наперекосяк? Когда?

Но ты пой мне еще

Что я могу изменить,

Направляемый собственной тенью?

Давным-давно предупрежденный о том,

Что начиная обратный отсчет

Любой, имеющий в доме ружье,

Приравнивается к Курту Кобейну.

Любой, умеющий читать между строк,

Обречен иметь в доме ружье.

Песня крутилась по кругу, впиваясь в уши, в сердце, в оголенные от напряжения нервы. Буйный ветер влетал в открытое окно машины, и растрепывал идеальную Ксюхину прическу. Все было глупо, и все было неважно.

Она гнала, как одержимая, не останавливаясь, обгоняя по встречной на узких участках трассы, перелетая через дорожные ямы, и не заботясь ни о машине, ни о себе.

Через двенадцать часов она приглушила музыку. В эту секунду машина проносилась мимо синего дорожного знака с простым указателем «Таганрог. 10 километров».

Пой мне еще.

Я просто знаю,

Что в последний момент,

Когда тебе никто не поверит.

Прохожий на остановке возьмет,

И укроет тебя под плащом.

Дома задрожат при появлении трамвая,

И когда откроются двери –

Пой мне еще.

Пой мне еще.

FORVARD

Общага совсем не изменилась. Ксюха долго стояла на крыльце – сейчас пустующем, а во времена ее молодости вечно наполненном студентами. Здесь много лет назад она целовалась с Лекой. Здесь ей дарил цветы Виталик. В эту самую дверь она впервые вошла много лет назад еще школьницей, едва успевшей скинуть с себя неожиданно и некстати закончившееся детство.

Перед тем как войти, она поправила на лице солнечные очки. Вряд ли здесь остался кто-либо, кто ее знал, но чем черт не шутит – а быть узнанной ей не хотелось совершенно.

И в тот момент, когда она уже готова была сделать этот шаг, чья-то рука легла на ее плечо.

-Привет, - сказала она, не оборачиваясь, - спасибо, что приехал.

-За тобой не угнаться, - улыбнулся позади Джон, обнимая ее за плечи, - но я старался.

Они стояли у двери, прижавшись друг к другу, и Ксюха чувствовала, как согревается в объятиях этих крепких рук, как уходит дрожь из коленок, и мысли из уставшей головы.

-Идем, - сказала она, когда стоять дальше было уже невозможно, - покажу тебе, где я жила.

Рука об руку они прошли просторный вестибюль, обитый деревом, прошлись по первому этажу – возле бывшей Кристининой комнаты Ксению снова начало трясти. Поднялись на второй этаж, посмотрели на белую дверь двести тринадцатой, и залезли на широкий подоконник в конце коридора.

-Не так уж и страшно, правда? – Улыбнулся Джон, с трудом размещая на подоконнике свои большие ноги.

-Наверное, - Ксения равнодушно пожала плечами, глядя со второго этажа вниз, - но и легче не становится.

-Понятное дело, оно и не станет. Ты ищешь ошибки из настоящего, а они остались в прошлом. И ничего уже не исправишь.

Он был прав, он был тысячу раз прав, но как хотелось чтобы вдруг все стало снова как раньше, чтобы снова зайти в это здание сопливой девчонкой, чтобы снова лекции, семинары, пиво на лавочке, сигареты у набережной, влюбляться и страдать, но иначе, иначе – без отщипывания у сердца маленьких, а затем и больших, кусочков, без выворота наизнанку души, без ненависти к себе и другим, без отмирания чего-то доброго и теплого, без…

-Ненавижу этот город, - сказала Ксения, слезая с подоконника, - он высосал из меня душу. Ничего не осталось.

-Это не так, - Джон подошел к ней близко и кончиком пальца потрогал влажную полоску на щеке, - что-то осталось. Ты до сих пор умеешь плакать, а это – поверь мне – дорогого стоит.

Они провели этот день вдвоем. Уехали из студгородка к пляжу, долго ходили по песку туда-сюда, смачивая ноги. Пили кофе в прибрежных кафешках, и не говорили друг другу ни слова.

Зачем говорить о том, что и так понятно? Зачем складывать ненужные буквы в ненужные слова, если давным давно все уже оказалось сложено, и сказано, и даже сделано?

За этот день Ксения поняла самое главное: ничего уже не изменить, и как бы она ни пыталась понять, принять и переделать – это невозможно, а значит, нужно во что бы то ни стало попытаться сохранить себя, сохранить остатки души и истрепанного в клочья сердца. Сохранить память.

FORVARD

Вернувшись в Москву, она сразу поехала на работу. Не ответила на недоуменный Ирин взгляд, отмахнулась от Ольги, затормозила только у стойки секретарши.

-Где Инга? – Спросила у Аллочки, которая иногда выходила на замену.

-Заболела, - раздался в ответ испуганный голосок.

Ксения кивнула и захлопнула за собой дверь.

Когда зазвонил телефон, она едва успела переодеться и пригладить влажными ладонями волосы на висках.

-Ксения Михайловна, вас спрашивает Савина.

-Соединяй.

Она упала в кресло и задумчиво посмотрела на небольшую гравюру, висящую напротив. Вот так – стоит попытаться избавиться от призраков, как эти призраки тут как тут.

-Вы выиграли, - послышался в трубке знакомый взволнованный голос, - они останутся вместе. Мне нужна неделя, чтобы доснять и смонтировать новый финал.

Новый финал. Останутся вместе. О чем она, черт побери? Неужели можно вот так легко – переснять финал, перемонтировать, и Ася никуда не уезжает, и Ксюха снова счастлива, и львиный кусок сердца остается на месте?

-Лен, что случилось?

-В двух словах не расскажешь.

Ксения вздохнула и нажала кнопку селектора.

-Алла, перенестите совещание с пиар отделом на завтра, и ни с кем меня не соединяйте.

И добавила уже в трубку:

-Рассказывай.

Из Лекиного сбивчивого рассказа следовало, что судьба совершила новый виток, и неподражаемая, великолепная, чтоб-ей-сдохнуть, Женя осчастливила своим прибытием остров Бали.

-Вы что, снова сошлись? А как же Диана?

-Не знаю, - честно ответила Лека, - мы не виделись эти дни, и не разговаривали. Ксюша, скажи, как ты поняла, что Ася – единственная для тебя?

Ксению словно обожгло. Как поняла? Да никак не понимала. Это всегда было так, с самого начала, и даже когда казалось, что все изменилось, где-то в глубине души она знала: это так, и иначе не будет никогда.

-Я чувствую нечто похожее, - сказала Лека, - словно Женька – это навсегда.

-Но? – Хмыкнула Ксения.

-Но не для жизни, понимаешь? Я люблю ее, но…

-Но жить ты хочешь с Дианой, - закончила вместо нее Ксения и улыбнулась.

Слава богу. Наконец-то это маленькое чудовище начало взрослеть. Неужели закончится хотя бы это? Неужели исчезнет этот вечный замкнутый круг, в котором в Ксюхиной жизни то и дело возникает то Лека, то Женя, а то и обе вместе?

-Любить живого человека очень сложно, Лена, - сказала она, - пока твоя любовь фантазия, ты можешь страдать, радоваться, даже быть счастливой, но все это остается фантазией, которой довольно легко управлять, которую легко контролировать. Отпусти фантазию – и потеряешь контроль. Она рядом – живая, теплая, и хочет быть с тобой. Это пугает, правда?

-Да.

-У тебя сейчас есть колоссальный шанс вырасти, Лена, - добавила Ксения, - ты дошла ровно до той точки, в которой всегда сбегала. Теперь у тебя есть шанс сделать иначе. Выбрать иначе, понимаешь? Потому что это всегда выбор: найти нового человека, или остаться со старым, и пройти с ним все стадии отношений.

-Вы с Асей прошли все?

Словно кулаком под дых ударила. Соберись. Соберись, твою мать! Возьми себя в руки и убери из глаз эти горькие слезы.

-Надеюсь, еще не все, - хмыкнула она, - потому что последняя стадия – это расставание.

Сглотнула и добавила:

-А к этому я пока не готова.

-Ты боишься ее потерять?

Ксения подавила рвущийся ответ «Я уже ее потеряла».

-Я знаю, что однажды это случится. Но сейчас… Да. Боюсь.

-Не понимаю, - услышала она из трубки задумчивое, - у вас такие близкие отношения, и ты все равно боишься.

Ярость вспышкой накрыла Ксению с ног до головы. Разговор начал тяготить.

-Лен, - с трудом сохраняя спокойствие сказала она, - прости, но ты ничерта не знаешь про наши отношения. Поэтому если ты решила поговорить обо мне – давай прощаться, ибо времени и желания на это у меня нет.

Из трубки донеслось молчание. И эта боится. Да что ж такое-то!

-Скажи, тебя не беспокоит момент возвращения к Диане с точки зрения твоей измены? – Как можно теплее спросила она.

-Откуда ты знаешь, что я ей изменила?

Ксения засмеялась. Ну и Лека, ну и ну. Наивная чукотская… девочка? Да нет, уже женщина. Кое-что и правда не меняется никогда.

-Формально я не сделала ничего плохого – не лгала ни одной, ни другой. А реально меня от себя тошнит.

И правильно тошнит. А что ты думала, милая? Потрахаешься на славу со своей старой возлюбленной, а новая пока будет сидеть и ждать тебя на бережку?

-А что если просто прийти и сказать, что выбрала ее?

-Что значит «выбрала»? – Возмутилась Лека. – Она что, вещь, чтобы ее выбирать? Я сделала ей больно, и боюсь сделать еще больнее.

Да. Кое-что не меняется никогда.

-Тогда для начала тебе надо определиться, какого черта ты хочешь, - сказала Ксения, - определишься – звони.

И повесила трубку.

Выбирает она! Выбирает!

Ксения вскочила на ноги и начала ходить туда-сюда по кабинету. Ярость вырвалась наружу, и остановить ее было уже нельзя. Как можно выбирать между двумя женщинами? Как можно выбирать между любовью и не любовью? Ты же не выбираешь жизнь или смерть! Не выбираешь счастье или горе! Если есть выбор – значит, выбора нет. Значит, не любишь.

Она остановилась, пораженная пришедшим в голову открытием. Так вот в чем было дело… Не было ошибки. Не было просчета. Был один-единственный момент выбора. А все, что было после – всего лишь последствия, и ничего более.

И выбор этот сделала она сама.

FORVARD

FORVARD

Дома Ксению поджидал полнейший разгром. Никогда еще в их квартире не было так грязно и так неуютно. Ключи, которые Ксения привычно бросила на тумбочку, оставили под собой след на слое пыли, а туфли пришлось положить в кучу беспорядочно вываленной из шкафа обуви.

Поежившись, Ксения прошла на кухню и остановилась в дверном проеме. Она стояла словно изваяние, не замечая, как задрался на бедрах пиджак и сполз в сторону ремень брюк.

-Скажи мне только одно, - услышала она и вспыхнула, узнав в голосе очень знакомые, но давно забытые жесткие нотки, - я, по-твоему, вещь?

Она проводила взглядом сигарету, зажатую между Асиных пальцев, взглянула на полную пепельницу, и наконец осмелилась посмотреть в глаза. Злые глаза, темно-коричневые глаза, любимые глаза.

-Нет, я так не думаю.

-А по-моему, думаешь, - Ася затушила сигарету и осталась сидеть как сидела – вполоборота к окну, вытянув ноги вдоль холодной батареи. – Я для тебя как книжка: захотела – сняла с полки на полчаса, почитать, а потом засунула обратно, и пусть себе стоит, пока снова не понадобится.

-Если ты про то, что я уехала, не предупредив, то…

Ксения запнулась о собственные слова, увидев тоже знакомый и такой же забытый жест – Ася резко подняла вверх указательный палец, призывая ее замолчать.

-Неважно. Уехала и уехала, ты и раньше так делала, и я всегда тебя понимала. У тебя своя жизнь, работа, дела, друзья – список можешь продолжить сама, тебе виднее. Но! – Палец снова дернулся. – Когда ты попросила меня остаться еще на год, я думала, что теперь все станет хоть немного, но иначе. Не стало. И я вот уже который день задаю себе вопрос: Анастасия Викторовна, а какого черта ты вообще здесь делаешь?

Ася опустила руку и поднялась на ноги. Теперь она смотрела на Ксению в упор, суровая, каждая черта лица – как струна натянутая.

-Зачем я тебе, Ксюшка? – Голос дрогнул, но лицо осталось прежним. – Готовить обеды и прибирать квартиру? С этим прекрасно справится приходящая домработница. Не махай головой, я вижу, что тебе нечего ответить, но попробуй хотя бы задуматься об этом. Зачем я тебе… теперь?

Она сделала неуловимое движение бровями, легко отодвинула Ксению с прохода, и ушла в комнату. Ксения осталась стоять.

STOP. BACK. PLAY.

-Зачем она тебе? Ну объясни мне, попробуй объяснить, зачем?

-Я люблю ее!

-Это я понял, но это не ответ на мой вопрос. Ты так хочешь ее получить, а задумывалась ли ты о том, что ты будешь с ней делать, когда получишь? Что?

-Я не…

-Подумай об этом, подумай хорошо, прежде чем совершить еще одну фатальную ошибку. Ответь хотя бы сама себе на этот вопрос – зачем она тебе?

STOP. FORVARD. PLAY.

Сердце превратилось в огромный огнедышащий шар. Ноги налились тяжестью, и все кругом расплылось, расплылось, расплылось к чертям собачьим. Ксения схватилась за стену, чтобы не упасть, но это мало помогло, и она просто съехала по стене на пол.

Зачем она это сделала? Зачем заговорила о том, что было давным давно похоронено и предано забвению? Зачем?

Что делать? Куда бежать? Где искать спасения? Ксения не хотела, не могла об этом думать, потому что думать об этом было нельзя много-много лет, а теперь вдруг что… стало можно? Не просто можно, теперь от нее этого требовали, и требовали рьяно, приставляя нож к горлу.

Тяжело дыша, она попыталась сесть на корточки. Получилось. Так. Теперь на ноги. И – маленькими, спокойными шагами в прихожую. Остановиться и еще немного подышать.

-Сбегаешь? – Раздалось откуда-то слева не насмешливое, но тревожное. – Зачем?

Да пошли бы вы все к чертовой матери со своим мудацким «зачем»! Зачем то, зачем это, зачем, зачем… Какая разница, зачем, если по-другому все равно никак? Если по-другому все равно смерть?

-Я не могу, - прохрипела Ксения, снова пытаясь начать дышать, - не могу, понимаешь ты или нет? Ты не книжка, и никогда книжкой не была. Но я не могу!

-Что ты не можешь? – Ася вдруг оказалась очень близко, и дышать стало еще сложнее. Ее руки на плечах, ее запах, ее огромные, серьезные, встревоженные глаза… - Ксюшка, ответь, чего ты не можешь?

Ответь… если бы это было так просто. Просто открыть рот, напрячь связки, и сказать вслух все то, что много лет было спрятано за сотнями замков и запоров, покрыто пылью старых сундуков, и надежно завалено ненужными делами и мыслями. Если бы скинуть все это к черту, достать, отряхнуть от пыли, и просто рассказать.

-Ась, - Ксения наконец смогла поднять голову и положила руки Асе на плечи, - ты требуешь от меня невозможного. Просто скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе это. Чего бы мне это ни стоило.

-Ты не понимаешь, - Асины ладони легли на Ксенины щеки и погладили их, - Ксюшка, как же ты не понимаешь?

В ее глазах стояли слезы – Ксения видела их, карие, снова теплые, влажные глаза.

-Я не хочу говорить, чего хочу я. Я хочу знать, чего хочешь ты.

Ксения дернулась, но Ася не дала ей уйти, и приблизилась еще сильнее, так сильно, что дышать стало окончательно невозможно.

-Я знаю, что для меня ты сделаешь все, что угодно. Чего бы я ни попросила, ты сделаешь это, и даже больше, всегда было больше, я помню, хорошо это помню и знаю. Но пойми и ты – невозможно жить, когда тебе постоянно только отдают и ничего не просят взамен.

-Я никогда ни у кого ни о чем не стану просить.

-Знаю! Неужели ты думаешь, что я этого не знаю? И есть то, чего мне очень не хватает, очень нужно, важно, но… Я хочу этого только если ты хочешь этого сама.

-О чем ты? – Ксения заметила вдруг, что ее зубы стучат, а тело дрожит мелкой дрожью и покрывается мурашками. – Чего ты хочешь?

-Нет, - Асины губы тоже дрожали, и воздух выходил тяжелыми толчками, - я никогда тебя об этом не попрошу. Ты и без того дала мне больше, чем один человек может дать другому. Никогда, слышишь?

Ее ладони скользнули на Ксенин затылок, запутались в волосах, и сжались крепко-крепко. Между их губами теперь не было и сантиметра, и дыхание вдруг стало одно на двоих, и сердце словно отключилось окончательно.

-Что мне сделать, Ася? Что я должна сделать? – Ксения сбилась на шепот. – Скажи мне.

И снова качание головой, снова «нет».

-Но я не могу так. Скажи, что я должна, и я сделаю, потому что то, чего я хочу, никогда не имело значения. Я уже получила однажды самое главное, самое важное, и после этого никакие «хочу» не имели смысла.

-Имели, - выдохнула Ася, - и продолжают иметь. Как ты не поймешь, глупыш мой? Твои желания все еще имеют значение, и не для одной тебя. Посмотри на меня. Посмотри, не прячь глаза, просто посмотри, и сделай то, чего хочешь именно ты.

Она продолжала дышать, господи, она просто продолжала дышать, и от этого дыхания отключались остатки сознания, подкашивались ноги, закрывались глаза. Никак не возможно было поднять взгляд, потому что Ксения знала, знала, что увидит, и знала, что уже не сможет… уже ничего не сможет.

-Мы забудем об этом, мы забудем об этих нескольких секундах, - услышала она шепот, - сколько ты хочешь этих маленьких секунд? Пускай их будет двадцать, всего двадцать маленьких секунд, в которые ты сможешь делать то, чего хочешь ты, чего хочешь, а не должна. И мы забудем о них, словно их никогда и не было.

И с этим «не было» как будто порвалась последняя пружина, и от этого обрыва Ксению качнуло вперед, и она коснулась губами Асиных губ. И стало мягко, и горько, и тепло, и холодно, и ярко. И закрутился хоровод огней, вспышками сверкающих где-то на изнанке глаз. И руки обняли за талию, и нос уткнулся во что-то теплое и нежное.

Воздуха больше не осталось, да он и не нужен был в этом бесконечном потоке, окружившем Ксению со всех сторон. Она едва касалась губами Асиных губ, но ей казалось, что она проникает глубоко-глубоко, до самых истоков, туда, где бьется облитое кровью ярко-красное сердце.

И был звон в ушах, и было солнце на кончиках пальцев, и больше ничего не было.

А потом затылку вдруг стало холодно, и все исчезло навсегда.

FORVARD

Ксения попыталась пошевелиться, но не смогла – сверху ее придавливало что-то тяжелое. Тогда она открыла глаза и увидела Асю, спящую на ее груди. Судя по свету, проникающему из-под штор, наступало утро.

-Ась, - позвала она шепотом, и, не дождавшись ответа, повторила чуть громче, - Ася…

-А? – Ася вскинулась, сонная, и замотала головой. Через секунду ее взгляд сфокусировался. – Ксюшка… Как ты себя чувствуешь?

Ксения прислушалась к себе.

-Как будто меня по затылку кувалдой ударили, - честно сказала она, - впрочем, насколько я помню, примерно так оно и было.

-Лежи, я принесу еще льда.

Ася выскочила из кровати, и как была – одетая – выбежала из комнаты. Ксения посмотрела сверху вниз, и обнаружила, что лежит в офисных брюках и рубашке.

-Интересно, как она умудрилась затащить меня на кровать?

-Это было нелегко, - улыбнулась вернувшаяся Ася, и, приподняв Ксенину голову, подсунула под нее пакет со льдом, - но я справилась. Похоже, будет шишка.

Она сидела совсем рядом, и внимательно смотрела на Ксению – та ощущала этот взгляд всем телом, но старательно прятала глаза.

-Сколько времени? – Спросила, удивившись хрипоте собственного голоса.

-Половина восьмого.

Жаль, что так. Было бы девять – можно было бы сорваться с места, объяснить коротко «опазываю», и сбежать на работу. А в половину восьмого разве что в туалет можно сорваться. Да и то ненадолго.

-Ксюш, поговори со мной, а? – Попросила Ася, словно догадавшись, о чем думает Ксения.

-Но мы…

-Просто поговори. Расскажи, о чем ты думаешь, чем живешь, про что переживаешь. Мы так давно не разговаривали…

Ксения приподнялась на кровати, одной рукой опираясь на тумбочку, а другой придерживая пакет со льдом у затылка.

-Ась, у меня… - начала она, и тут же замолчала, осознав, что говорить-то, по сути, и не о чем. О работе? Там нет сейчас ничего, о чем стоило бы сказать. О друзьях? Друзья всегда были настолько отдельной от Аси субстанцией, что обсуждать их было глупо. Оставались только их отношения, а о них Ксения не стала бы говорить сейчас даже под угрозой расстрела.

-Помнишь, как мы встретились тогда, в Архызе? – Спросила вдруг Ася, едва уловимо улыбнувшись. – Ты была с этой девочкой… Гимнасткой что ли?

-Гимнасткой, - кивнула Ксения, удивившись, что Ася об этом помнит.

-Я тогда первый раз в жизни почувствовала ревность.

ЧЕГО? Ревность? Ася. Почувствовала. Ревность?

-Вы с ней были такие молодые и красивые, и так трогательно подходили друг другу, что я на несколько минут почувствовала себя старой кошелкой, и завидовала вам изо всех сил.

Выдохнула. Успокоилась. Значит, показалось. Никакой ревности – просто зависть.

-Помнишь, как мы гуляли с тобой поздно ночью? – Продолжила Ася, не замечая, как напряжена и испуганна Ксения. – Вдвоем, в абсолютной тишине, и ты рассказывала мне о том, что в Краснодаре все честнее и проще, что Москва высасывает из тебя силы, не оставляя пространства для главного. Помнишь?

-Да.

-Тогда я тебе не поверила, а сейчас мне кажется, что я чувствую нечто похожее.

Ася повернулась, и вдруг устроилась рядом с Ксенией, положив голову ей на плечо.

-Я вижу, как ты каждый день сходишь с ума, носишься туда-сюда по своим трудным делам, и очень переживаю, потому что до сих пор уверена, что жизнь должна, обязана, состоять из чего-то другого.

-Из чего?

-Из музыки, прогулок, книг, радости, спокойствия… Но не из бесконечной беготни. И я задаюсь вопросом, кто тому причиной? Москва? Или, может быть, я?

-Ась…

-Погоди. Когда-то давно ты дала мне слово, и сдержала его, и продолжаешь сдерживать все эти годы, но, может быть, пора остановиться?

Да что ж такое-то, а? О вчерашним не будем говорить, зато новую тему нашли – не менее, а может, и более болезненную.

-Ась, какой смысл вообще это обсуждать? – Спросила Ксения. – Осталось полгода. После этого все закончится само собой.

-Да, но разве ты не хочешь прожить эти полгода по-другому?

-Да как по-другому? – Ксения дернулась, отодвигаясь на кровати подальше и не обращая внимания на упавший пакет со льдом. – Ась, что происходит, объясни мне, пожалуйста? То ты пристаешь ко мне с бесконечными «зачем», на которые у меня нет ответа. То теперь предлагаешь как-то глобально менять свою жизнь, и быстро, пока эти чертовы полгода не закончились. Ты спрашивала, что со мной такое, позволь задать тебе тот же вопрос. Что с тобой?

Ася пожала плечами и улыбнулась растерянно.

-Не знаю, Ксюшка. Может быть, вчера мне показалось, что все еще можно исправить.

-Что конкретно ты хочешь исправлять? – Ксения уже завелась, и злость клокотала в ней зарождающимся тайфуном.

-Я…

Громкий звонок, разнесшийся по квартире, испугал обеих. Ксения кинула взгляд на часы, и перевела его на Асю.

-Кирилл? – Одними губами синхронно спросили обе, и бросились в прихожую.

Ксения успела первой. Отодвинула задвижку, распахнула дверь, и увидела… Будину.

Та стояла на пороге, улыбаясь свой обычной насмешливой улыбкой, одетая в легкий белый сарафан и цветастый шарфик сверху. Пока Ксения только приоткрывала рот от изумления, Будина сделала шаг вперед, продемонстрировала два стакана кофе на подставке «Старбакс», поцеловала Ксению в губы и сказала:

-Привет, дорогая.

И это «дорогая» словно дало команду «отомри». Ксения попятилась, кинула испуганный взгляд на Асю, и увидела, как у той на глазах выступили слезы.

-Ксюшка, я не буду вам мешать… - Пробормотала она, и, повернувшись, сделала шаг к кухне.

Ксенин взгляд заметался между насмешливо глядящей Будиной, уже успевшей прикрыть за собой дверь, и удаляющейся, удаляющейся, удаляющейся Асей. Сердце жахнуло еще раз, и вдруг вернулось на свое положенное место.

-Всем стоять! – Рявкнула Ксения, разом обретая привычное спокойствие и отстраненность. – Ася, иди сюда.

Ася неуверенно обернулась, но Ксения схватила ее за руку и рывком поставила рядом с собой. Ощущение влажной ладони в руке окончательно вернуло ее в реальность.

-Еще раз так сделаешь – и я тебя убью, - холодно, сквозь зубы, сказала она, пристально глядя в Ольгины глаза, - еще раз появишься у меня дома – и я тебя убью. Разворачивайся, и пошла вон отсюда.

Насмешка сползла с Ольгиного лица, уступив место растерянности.

-Но…

-Вон, - еще раз припечатала Ксения, крепче сжимая Асину руку.

Ей пришлось пережить еще одну секунду, прежде чем Будина наконец повернулась и вышла из квартиры. В доме снова воцарилась оглушительная тишина.

-Я с ней сплю, - сказала Ксения, поворачиваясь к Асе и не отпуская ее руки, - предупреждаю тебя на случай, если эта сучка соберется мстить. Чтобы это не было сюрпризом.

-Это… - Ася с трудом выговаривала слова, но руку не отнимала. – Та самая женщина, в которую была влюблена Ирка?

-Да. Теперь она мой заместитель, и я…

-И ты с ней спишь. Я поняла.

Они стояли, по-прежнему держась за руки, и не понимая, что делать дальше.

-Она может принести тебе неприятности на работе? – Спросила вдруг Ася, уже более ровным голосом.

-Может.

-Тогда тебе нужно ее догнать и извиниться.

Словно по щелчку все вдруг изменилось. Руки разжались, Асино лицо стало спокойным и ласковым – как обычно, и только Ксения никак не могла понять, что ей теперь делать.

-Иди, Ксюшка, - Ася легонько подтолкнула ее к выходу, - ни один человек в мире не заслуживает такого обращения, и тебе обязательно нужно извиниться.

-Но она…

-Иди.

Окончательно растерявшись, Ксения достала из кучи наваленной обуви свои туфли, натянула их на босые ноги, и, последний раз оглянувшись, вышла за дверь.

И только в лифте поняла, что никогда на забудет, и никогда не сможет понять тот Асин взгляд, который успела поймать прежде чем дверь закрылась.

FORVARD

Будинская «Тойота» стояла прямо у подъезда – через стекло было видно, как Ольга сидит, положив голову на руль. Ксения обогнула машину сзади, и села рядом на пассажирское сиденье.

-Извини, - коротко сказала она, поглядывая на оставшуюся в той же позе Будину.

-Это было… унизительно. – Глухо сказала Ольга.

-Знаю. Тебе не следовало приходить ко мне домой.

-Кто ж знал…

Прошло еще несколько минут прежде чем Ольга подняла голову и повернулась к Ксении.

-Это твоя жена?

-Да.

Ольга усмехнулась и, перегнувшись через сиденье, достала стаканы с кофе.

-Наверное, уже остыл.

Обе сделали по глотку, и после этого Ксения спросила:

-Зачем ты пришла?

Ответом ей был громкий, чуть истерический смех. Приподняв брови, она ждала, пока Ольга отсмеется.

-Знаешь, - сказала вдруг та, - я почти всегда живу по принципу «сто раз подумай, потом сделай». И никогда не делаю того, что мне не выгодно. Но раз в триста дней случается, что я вдруг просто делаю что-то, не задумываясь, зачем и почему. И каждый раз огребаю, представляешь?

Она снова засмеялась и весело посмотрела на Ксению.

-Не знаешь, почему так?

Ксения улыбнулась.

-Не знаю.

-Вот и я не знаю. Иногда мне кажется, что вот я сделаю сейчас этот безумный поступок, и все станет по-другому, и жизнь изменится, и я увижу, что в детских сказках есть доля правды, но я делаю, жизнь не меняется, а «русалочка» по-прежнему остается только полурыбой, полубабой.

-Да. Знакомо.

Ксения посидела еще немного, глядя в окно, как просыпается и оживает ее дом, как выходят из подъезда бабушки, мамы с детьми. Заметила, как колышется штора у окна ее кухни.

-У меня тоже есть партнер, - сказала вдруг Ольга, - ну как партнер… Муж. Только в отличие от тебя, я давно его не люблю.

-Мне казалось, что ты…

-Лесбиянка? Нет. Я так не думаю. Просто люблю сильных людей, а в наше время, к сожалению, таковых больше среди женщин.

Ксения почувствовала, как Ольга кладет руку на ее ладонь, и вздрогнула. Они посмотрели друг на друга.

-Сейчас тебе нужно или идти домой, или поехать со мной, чтобы трахнуть меня настолько жестко, насколько ты можешь, - сказала Ольга.

-Я знаю, - ответила Ксения, и осталась сидеть.

-Она не может тебе это дать, да?

Ксения долго молчала, прежде чем ответить.

-Нет. Не может.

Она почувствовала, как Ольга убирает руку, услышала, как заводится машина, и только когда последний подъезд дома остался позади, позволила себе заплакать.

FORVARD

STOP

BACK

BACK

BACK

PLAY

И ничего уже не изменить. Все, что случилось – то должно было случиться.

Осталось только верить и хранить. И знать, что дальше что-то может измениться.

Поезд прибыл на Курский вокзал точно по времени. Ксюха вышла из вагона последней – спешить ей было некуда, на перроне ее никто не ждал. Разве что московское летнее солнце приветливо светило в глаза, да тетенька-кассир в метро неожиданно улыбнулась, отсчитывая сдачу с «двух поездок».

Адрес у нее был. Лежал, записанный на бумажке, и спрятанный во внутреннем кармашке кошелька. Адрес был, а вот уверенности не было. Ждут ли ее там? Нужна ли она там после таких событий, после стольких месяцев не вместе? Обрадуются ли ей, или она услышит что-то вроде «слишком поздно», и вынуждена будет, словно побитая собака, уползать в свою нору и зализывать теперь уже новые раны. Новые… Как будто старых недостаточно.

И Женька опять пропал… Был бы он на месте, если бы можно было ему хотя бы позвонить, может быть, все сложилось бы иначе, и ехала бы она сейчас вовсе не в Москву, а совсем в другой город и к другим людям.

Но что жалеть? Что сделано – то сделано, назад дороги нет, а впереди ставшая уже традиционной неизвестность.

Она вышла из метро на станции «Коломенская», и пошла переулками, то и дело сверяясь с огромной простыней карты. Тяжелый рюкзак больно бил по пояснице, и Ксюха очень быстро вспотела и устала. Наконец, найдя нужный дом, она присела на лавочку во дворе, поставила рядом рюкзал, и судорожно закурила.

-Ну что, Ксения Михайловна, - спросила весело и вслух, - а дальше-то что? Дом ты нашла, а подняться и позвонить кишка тонка?

Вспомнилась вдруг последняя встреча. Даже не встреча скорее, а последнее прощание – и тонны болючих слов, сказанных друг другу, и боль, и слезы – не свои, чужие, свои-то вынести было бы гораздо легче. И презрительно брошенное «не появляйся в моей жизни больше».

Она и не планировала появляться. Кто ж знал, что все сложится вот так, и станет таким дурацким и нелепым, и – что самое поразительное – станет ненужным. Как вообще может стать ненужным то, что было так важно на протяжении всех этих лет? А вот стало. И на смену огню пришло равнодушие.

Ксюха затушила сигарету, закинула рюкзак на плечо, и быстро, не давая себе опомниться, вошла в подъезд. Поднялась на второй этаж и вдавила кнопку звонка.

-Может, ее нет дома? – Мелькнула трусливая мысль, но за дверью послышались шаги, щелчок замка, и дверь отворилась, соединяя прошлое с будущим, и оставляя за бортом все, что было между ними.

Forvard

Они стояли и смотрели друг на друга. Одна – темноволосая, зеленоглазая, с собранными в «хвостик» волосами и усталым видом. Другая – одетая в шорты и майку, судорожно приглаживающая растрепанные светлые волосы.