Плохие парни оставляют раны

Глава 10

«Хорошо. Всё будет хорошо».

Мантра. Аутотренинг. Самоуспокоение. Самообман. Фраза, заменяющая собой ворох мыслей. Удобно. Повторяя её каждый день, раз за разом, можно больше ни о чём не думать. Главное, ни о чём не вспоминать.

«Всё будет хорошо». И удалить номер Ника из телефонной книжки. И стереть все его смс. От самой первой, которой уже больше полутора лет, до последней, той самой: «Я в душ. Холодный. Второй раз».

«Всё будет хорошо». И выкинуть его подарок в мусорное ведро. Потом достать, опять выкинуть. Достать. И так по чёртову кругу, пока под собственный истерический хохот, не закинуть в итоге эту несчастную коробочку с подвеской в самый дальний угол самой дальней полки.

«Всё будет хорошо». И пробовать уснуть, часами глядя в потолок. И облегчённо выдыхать, проснувшись, потому что снится Никита: и во сне он всегда мне верит. Во сне он такой, каким был в наши самые лучшие моменты - весёлый, нежный... любящий... и снова истерический смех. «От любимых не отказываются так просто, правда же?» Я вообще слишком много смеюсь. Может, потому что плакать не получается. Вытерев слёзы ещё там, на даче, больше ни одной выдавить из себя не могу.

«Всё будет хорошо». И утром наложить консилер под глаза, румяна на скулы и улыбку не забыть. У меня же, блять, «всё будет хорошо». Новый город, перспективы...

- Полина, у тебя всё нормально? - голос хозяйки звучит с искренним сочувствием.

- Всё хорошо, - кивнуть уверенно, улыбнуться. - Я хочу работать до закрытия, вы не против?

- Как же ты домой будешь добираться? Да и зачем тебе это? - женщина с недоумением смотрит на меня.

- Деньги нужны, - на хер они мне не нужны. - Домой - на такси.

- Ну, если ты уверена...

Теперь дома я оказываюсь около часа - двух ночи: душ, сон, завтрак, сборы, работа, дом, душ, сон...

Больше некогда думать, вспоминать, жалеть себя. Так не легче, но проще. И ещё, теперь я в полной мере понимаю отца и Веру.

*****

- Полина, подойди, пожалуйста, - хозяйка зовёт меня, заметив, что я освободилась, убрав столик после ушедших гостей.

- Да?

- Твой рабочий день закончен, - глядя мне в глаза, размеренно произносит она.

- Как? - ещё даже темнеть не начало. - Почему?

- Завтра у тебя выходной, - игнорируя мои вопросы, продолжает говорить она. - И послезавтра тоже.

- Я не устала.

- Полина, - хозяйка жёстко обрывает меня. - Ты уже десять дней в таком режиме работаешь. От тебя скоро только тень и останется. Так что, не спорь, - смотрит с сочувствием. - Я к тебе в душу, конечно, лезть не буду, но мой тебе совет: позови подругу, напейся с ней и поплачь. Потом отоспись. И только после этого возвращайся на работу, - уже мягче добавляет она.

Я лишь молча киваю в ответ. Забираю зарплату за день, иду на остановку. Подруга, с которой я могла бы поговорить по душам, у меня одна. Но рассказать Маринке о произошедшем? Нет уж! Это для меня Никита и Дима - парни, оставившие после себя раны на сердце, а для неё они любимые братья. И будет лучше, если таковыми и останутся.

Задумавшись о Маринке, понимаю, что я почти не разговаривала с ней последние две недели. Она звонила, но я была не в том состоянии, чтобы выслушивать её восторженные рассказы об отдыхе, о каком - то парне, встреченном ею в местном клубе, потому старалась свернуть эти беседы, как можно скорее. Последние дней пять мы и вовсе не созванивались. Наверное, она обиделась.

Выходной... и что мне делать? Провалявшись в постели почти до обеда, пересмотрев на ноуте первые пять серий «Остаться в живых», решаю, что всё же нужно заняться чем - то более полезным. Оглядевшись по сторонам, понимаю, что ещё немного, и я своего отражения в зеркале не увижу из - за толстого слоя пыли, которая, впрочем, покрывает не только его. Вооружившись ведром воды, тряпками и чистящими средствами приступаю к уборке. Основательно. Настолько, что мою даже окна.

Разобравшись с уборкой, готовлю лёгкий ужин. И вот время восемь вечера, все дела сделаны, и мне, по сути, нечем заняться. И ненужные мысли начинают лезть в голову. Насчёт того, что впереди у меня ещё один свободный день, и вовсе предпочитаю не думать.

Звонок в дверь одновременно и пугает и обнадёживает: может, отец решил заехать? И я была бы рада его увидеть, вот только ему вряд ли понравится мой не слишком радостный вид.

- Полька! Сюрприз! Как же я соскучилась!

Даже пикнуть не успеваю, как оказываюсь в крепких объятиях лучшей подруги. Обнимаю её в ответ, понимая в этот момент, что и мне её безумно не хватало.

- Я тоже, - шепчу еле слышно, потому что дыхание перехватывает. На глазах выступают слёзы радости. Отстраняюсь немного, повторяя уже громче: - Я тоже безумно соскучилась.

Маринка улыбается, тыльной стороной ладони вытирая увлажнившиеся глаза. Поднимает вторую руку, в которой у неё зажат пакет. Характерное позвякивание не оставляет сомнений в том, что именно она принесла. Разглядываю её, отмечая, что за месяц на юге она не только загорела, но и немного похудела, и стала как будто взрослее. Марина же пристально вглядывается в моё лицо. Потом произносит неожиданно серьёзным тоном:

- Пошли, подруга, плеснём винца в бокалы, и будешь мне исповедоваться.

- В смысле? - спрашиваю обескураженно, послушно следуя за Мариной на кухню.

Она ставит пакет на стол, оборачивается ко мне, усмехается:

- Расскажешь, что тут у вас троих приключилось, пока меня не было.

У меня от её слов внутри всё холодеет, а желудок скручивает неприятным спазмом. Делаю глубокий вдох, пытаясь выровнять вмиг сбившееся дыхание. Марина же, как ни в чём не бывало, открывает кухонный шкафчик, достаёт пару бокалов. Находит штопор, начинает возиться с одной из двух бутылок, что вынимает из пакета.

- Ты меня покормишь чем - нибудь? - спрашивает, разливая вино. - А то я с утра почти ничего не ела.

- Да, - отвечаю машинально. - Марин, - она оборачивается ко мне. Сглотнув, стараясь избавиться от кома в горле, уточняю: - Что ты знаешь?

- В том - то и дело, что почти ничего, - раздражённо произносит она в ответ.

- Тогда с чего ты взяла...

- А с того, - перебивает меня подруга, - что вернувшись, я никого не узнаю. Дима с Ником явно в ссоре. Последний вообще сам на себя не похож, выглядит так, - она умолкает, подбирая слова, - да в гроб краше кладут! Впрочем, ты недалеко от него ушла, - вновь, осмотрев меня с ног до головы, заключает она. - А уж когда я при них о тебе упомянула... короче, - Марина усаживается за стол, протягивая мне один из бокалов, - колись, давай. Только поесть что - нибудь положи.

Достаю тарелки, противень с рыбой, которую запекла на ужин, овощной салат из холодильника. Молчу, пытаясь собраться с мыслями. Я не знаю, что и как рассказать Марине. Она же просто наблюдает за мной, не торопит, но я почти физически ощущаю повисшее между нами напряжение.

Разложив еду по тарелкам, ставлю их на стол. Усаживаюсь сама, утыкаясь взглядом в столешницу. Марина молча чокается со мной бокалом, делает пару глотков вина. Следую её примеру, так и не решив, что говорить.

- Поля, - вздохнув, подруга кладёт ладонь мне на плечо. - Я примерно догадываюсь, что у вас произошло. Я ж не дура и не слепая, видела, что всё то время, пока ты «встречалась», - на этом слове она поднимает руки вверх, пальцами изображая кавычки, - с Димой, продолжала сохнуть по Нику. Только вот решила, что не стоит вмешиваться, что ты сама должна разобраться в себе. А теперь не знаю, что и думать. С Димой, так понимаю, вы разбежались, - я киваю ей, подтверждая её догадку, - а с Ником тогда у вас что произошло?

- Марин, ты просто не понимаешь, о чём просишь. Я не могу, не могу... - у меня голос срывается. Дрожащими руками беру бокал, опустошая залпом. Может, хоть так полегче станет.

- Поль, мы так - то с тобой поклялись всё друг другу рассказывать. Забыла? - и, подумав, добавляет тише. - Я всё пойму, правда. И тебе не кажется, что я всё - таки не чужая вам всем, и имею право знать правду?

- Налей мне ещё, - прошу я.

Марина выполняет мою просьбу. Выпиваю ещё бокал вина. Голова понемногу начинает кружиться, уверенности в правильности того, что я собираюсь сделать, у меня не прибавляется, но решительности прибывает. Потому, заглянув наконец Маринке в глаза, произношу:

- Хорошо, слушай.

И я рассказываю ей всё: и о том, как чуть не переспала с Ником на вечеринке, и о прошлом наших родителей, и о... не скрываю ничего. Марина слушает молча, ни разу не перебив. Лишь подливает периодически вина в бокал, да постукивает пальцами по столешнице.

Заканчиваю. Старательно отвожу глаза в сторону. Наверное, впервые за всё время нашего знакомства, я не знаю, какова будет реакция Марины на услышанное. Хотя как на такое можно отреагировать? Я пойму, если она решит поставить точку в нашей дружбе. Потерять её будет не намного легче, чем Ника.

- Пиздец, - выдыхает Марина.

Я всё же встречаюсь с ней взглядом. Она смотрит на меня с такой злостью, что кажется ещё немного, и у неё искры из глаз посыпятся. Сжимаюсь в комок, готовясь выслушать всё «хорошее», что она думает обо мне.

- Вот же, блять, подогнал Боженька двух братцев - долбоёбов! - выдаёт Марина, со всей дури хлопнув ладошкой по столу. Бокалы подскакивают, я тоже, подхватывая последние. - Хотя не - е - т, - со злостью в голосе тянет она, - один - козёл, второй - дебил. Ну, я им устрою! - она выхватывает у меня из пальцев свой бокал, допивает вино и решительно направляется в прихожую, продолжая бормотать: - Придурки, идиоты... - оборачивается ко мне, - это ж, блять, надо было до такого додуматься? - это, видимо, про Диму. - А Никита? Идиота кусок. Как можно было поверить в подобную ересь?!

- Марина! - бегу за ней, выхватываю у неё из рук балетку, которую она, чуть покачиваясь на одной ноге, пытается нацепить на вторую. - Не надо никуда ходить!

- Почему? - подруга смотрит на меня с искренним непониманием. - Уж, поверь, я им мозги - то прочищу! Устрою «сладкую» жизнь!

В Маринке плещется почти бутылка вина, и я вполне верю, что парням не поздоровится. В глубине души я бы даже порадовалась такому заступничеству, не будь они её братьями.

- Не надо, Мариш, - прошу тихо. - Я не хочу. Мне это не нужно, - начинаю уговаривать её. - Знаешь, это как - то... унизительно, - подбираю верное слово. - И ещё, я не хочу, чтобы из - за меня ты совсем с ними рассорилась. Они твои братья, всегда ими будут.

Марина смотрит на меня некоторое время, потом к огромному моему облегчению кивает. Мы возвращаемся на кухню. Она вновь усаживается за стол, а я, подумав, решаю заварить чай. Нам обеим не помешает успокоиться. Включаю чайник, пока он греется, оборачиваюсь к притихшей подруге. Ловлю её взгляд, полный искреннего сочувствия. Мне даже становится немного стыдно за то, что сомневалась в ней, боялась, что она не поймёт меня, что встанет на сторону Димы.

Подхожу к ней, и обнимаю порывисто. Говорю от души:

- Спасибо, Мариш. И прости. Я... я боялась твоей реакции, боялась, что ты во всём будешь винить меня.

- Тебя? - подруга с искренним недоумением смотрит на меня. - Дура ты, Самойлова, и не лечишься, - выносит свой вердикт. Потом добавляет: - Если и злиться на тебя, то только за твою скрытность, - вздохнув, смотрит недовольно на закипающий чайник. - Э - м - м, а что вино закончилось?

- Ты ещё хочешь выпить? - спрашиваю я, покрутив в руках пустые бутылки.

- Ага, - кивает Марина, - за дружбу, - уточняет, улыбнувшись.

- У меня вроде было.

Нахожу в холодильнике бутылку вина. Достав её, чувствую как горло постепенно сжимает тисками. Подруга видит, как меняется моё выражение лица, спрашивает обеспокоенно:

- По - о - ль, что случилось?

А я не могу и слова произнести. Только смотрю на бутылку в руках, которую и купила - то специально к своему дню рождения. Думала тогда, вдруг после разговора с Димой мы с Никитой поедем ко мне. Готовилась...

Остаток вечера мы с Мариной проводим так, как, наверное, и должны проводить две лучшие подруги, у одной из которых в личной жизни случился полный пиздец: я реву, она меня успокаивает. В перерывах приканчиваем злополучное вино. Потом Марина снова рвётся «навалять этим долбоёбам по полной», я её останавливаю. Вырубаемся под утро, причём подруга несёт какой - то бред про какое - то озеро, но я уже не в том состоянии, чтобы вникать в суть.

*****

Просыпаюсь ближе к трём часам дня. Голова ожидаемо раскалывается, во рту сушит, и вообще ощущение, что я минимум полночи вагоны разгружала. В общем, все прелести похмелья налицо. К своему безмерному удивлению обнаруживаю, что Маринки нет. Вместо неё нахожу на кухне записку: «Взяла твои ключи, скоро буду». Ну скоро, так скоро.

Маринка объявляется только к шести часам вечера. К тому времени я успеваю принять душ, выпить кофе с аспирином, и более - менее прийти в себя.

- Полька! Ты чего, даже не думала собираться? - энергия из подруги хлещет через край. Как будто и не пила накануне.

- Эм - м - м... - зависаю я, пытаясь сообразить, о чём она толкует. - Куда собираться?

- Так я и знала, что ты с утра ни хрена не вспомнишь, - разочарованно тянет Марина. - Вообще - то, мы вчера, ну то есть сегодня, - уточняет она, - договорились, что ты берёшь ещё выходные, и мы едем на пару дней на Парное.

- Что?! - в голове всплывают отголоски разговора об озере. Но я абсолютно не помню, что соглашалась на эту авантюру. - Подожди, мне завтра на работу. И как мы поедем? А жить где?

- Самойлова, не тупи, - Марина в нетерпении притоптывает ногой. - Ты вчера своей хозяйке смс отослала. Поедем на машине матери, я - за рулём. Жить будем в палатке, я уже взяла напрокат. И спальники тоже, - добавляет, явно довольная собственной предусмотрительностью.

Первое, что я делаю, хотя бы частично «переварив» новости, проверяю телефон. И нахожу упомянутую смс:

«Берру отпускдня три».

Отправлено сообщение в 4:42. Но, главное, есть ответ:

«Рада, что ты последовала моему совету. Отдыхай, приходи в себя».

Звоню хозяйке. Извиняюсь, но она лишь добродушно смеётся. Говорит, что ничего страшного не случилось, всё равно смс прочитала утром, проснувшись. И уже нашла мне замену.

Марина внимательно прислушивается к моему разговору, удовлетворённо кивает, понимая, что конфликта с хозяйкой не случилось. Я же продолжаю сомневаться в рациональности её затеи:

- Тебе не кажется, что Парное - это слишком? Ты за рулём - то почти не ездила. А хочешь сразу на расстояние в триста километров замахнуться?

Так - то я не против вырваться из города в компании с Мариной на пару дней. С ней мне никакая хандра не страшна. Тем более, тёплых деньков по прогнозам синоптиков осталось всего ничего. Но...

- Не ссы, квакуха... - начинает Марина свою коронную фразу, но я её обрываю.

- Поедем на Ману, - произношу решительно. - Я знаю хорошее место. Всего час езды. Там что - то вроде платного кэмпинга: территория ухоженная, охрана есть, удобства. И не сегодня, на ночь глядя, а завтра с утра.

- Чёрт с тобой, - соглашается Марина. - Тогда сейчас дуем в магазин. Продукты купим, винишка. Только у меня денег немного осталось. Ты ж подкинешь?

- А то, - усмехаюсь я.

Мы с Маринкой идём в комнату, где у меня в старой деревянной шкатулке хранится наличность. Открыв её, отсчитываю несколько купюр. Подруга, заглянув через плечо, не может удержаться от ехидного комментария:

- Оу, я смотрю ты в подпольные миллионеры записалась. Может и фамилию на Корейкоуспела сменить?

- Ну, - захлопнув шкатулку, пожимаю плечами я, - должна же быть хоть какая - то польза от разбитого сердца, - не зря я всё - таки за работой от Димы пряталась, а потом и от... нет, о Нике лучше не вспоминать. Оборачиваюсь к Марине: - Ты мне вот что скажи, ты родителей - то поставила в известность насчёт поездки? Не завернут они тебя?

- Нее, - уверенно заявляет Марина. - Тут тётя вроде как рожать собралась, - покосившись на меня, продолжает подруга. - Мама к ней в роддом в обед уехала. Отец в Абакане, неприятности там какие - то. В общем, до меня никому нет дела.

- Так, может, не стоит тебе уезжать...

- Поль, тёте я при всём желании ничем помочь не смогу. Да и «этот дебил», - Никиту Марина теперь зовёт только так, - явно неподалёку будет ошиваться. И раз ты не хочешь, чтобы я всё ему высказала, то лучше мне пока держаться от роддома, как можно дальше.

Вот так и выходит, что на следующий день ближе к полудню мы с Маринкой оказываемся на живописном берегу местной речушки. Осмотревшись на территории кэмпинга, с удовольствием отмечаю, что народу немного. Стоят всего три палатки. Несколько компаний отдыхают непосредственно на травянистом берегу речки.

Мы с Мариной решаем расположиться на небольшом пятачке между трёх сосен. Тем более, что и место под костёр рядом предусмотрено. И даже пара брёвен лежит по обеим сторонам от него.

Марина предлагает не терять времени зря, и первым делом мы, переодевшись в купальники, идём купаться и загорать. Течение в Мане сильное, даже в двух шагах от берега оно вполне может сбить с ног, стоит зазеваться. Но так как жара стоит уже больше месяца, вода довольно приятной температуры. Поплескавшись, выползаем на берег. Я не особо люблю загорать, потому предпочитаю спрятаться в тенёчке, прихватив плеер с наушниками. Марина же решает отполировать сочинский загар сибирским солнцем.

Переворачиваюсь на спину. Сквозь ветки сосен видны кусочки неба: ни одного облачка нет. И так спокойно. В наушниках поёт Земфира. Кажется, ещё немного, и я навсегда потеряюсь в её волшебном голосе.

Мне кажется, мы крепко влипли,

Мне кажется, потухло солнце.

Легче. После разговора с Мариной становится немного легче. Злость на Никиту уходит, а вместо неё внутри поселяется какое - то сожаление по несбывшейся мечте. Я до сих не понимаю, как он мог поверить в эту дикую ложь, что сочинил Дима. Но если бы Никита сейчас оказался рядом, если бы он попросил прощения, всё объяснил... да, я тряпка, и гордости у меня, наверное, совсем нет, но я бы его простила. Если бы он пришёл сам, поняв, что я не могла... вот только он не придёт.

Тихо. Не слышно ни часов, ни чаек,

Послушно сердце выключаем...

Тихо. Внутри и правда становится тихо. Но не как в последние две недели, когда я просто вырубалась от усталости. Может, я начинаю успокаиваться? Может, удастся «выключить сердце»? Я больше никогда не позволю себе так влюбиться. Рано или поздно, но чувство к Нику перегорит. Должно перегореть. Хотя у Веры же не перегорело. Остаётся надеяться, что я не повторю её судьбу.

Прикрываю глаза, засыпая уже под следующий трек. И снова снится Никита. Во сне он всегда верит мне. С его губ не срываются уничижительные слова. Мы оказываемся в его квартире. И он целует меня, как в тот вечер, перед днём рождения: так жадно, так сладко... его губы и руки дарят ласку, наши тела сплетаются, становясь единым целым...

- Вставай, соня, - голос Марины вырывает из нереальности, в которой я бы хотела остаться навсегда, - нас ждут великие дела!

Вторую половину дня мы с Маринкой занимаемся тем, что обустраиваемся на выбранном месте: ставим палатку, да разводим костёр. У нас обеих почти нет опыта походной жизни, если не считать археологической экспедиции, в которой мы побывали после первого курса. Вот только тогда подобными «великими делами» занимались парни. Тут же приходится рассчитывать только на себя. Но мы справляемся. И какими же безумно вкусными кажутся сосиски, поджаренные на собственноручно разведённом огне, и как божественно хороша запечённая в углях картошка, пачкающая руки чёрной золой.

А потом мы сидим бок о бок уже в темноте у тихо потрескивающего костра, потягивая красное полусладкое из белых пластиковых стаканчиков, и молчим. И нет для меня роднее человека на этой планете, чем Маринка. Она как будто взяла на себя часть моего груза, и мне стало легче. И я никогда этого не забуду.

- Поль, - подруга тихо зовёт меня. - Давай я с ним поговорю, - вздрагиваю, и уже собираюсь возразить, но Марина жестом останавливает меня. Продолжает: - Поль, я не пытаюсь его оправдать, но я видела его, - смотрит на меня пристально, - ему плохо. Очень. И тебе плохо. Может, я смогла бы донести до него, что ты ни в чём не виновата. И может, ты смогла бы простить его.

- Нет, Мариш, - отвечаю не раздумывая. - Если бы он пришёл сам... а так... не хочу. Да и смысла нет, я через две недели уезжаю. И раньше - то было непонятно, как бы всё это было, а теперь... - тяжело говорить о нас с Ником, - знаешь, Мариш, пусть всё останется здесь. Может, когда - нибудь всё это станет приятным воспоминанием.

- Хорошо, - неожиданно легко соглашается со мной подруга. - Я не буду лезть. Ты права, у некоторых отношений, видимо, судьба такая, становиться лишь приятным воспоминанием.

- Марин, - до меня только сейчас доходит, что я даже ни разу не спросила, а как она провела время в Сочи. А ведь она говорила мне о парне, о свиданиях. И сейчас, когда я вижу почти отчаяние в её поблескивающих в свете костра глазах, когда слышу, с какой болью в голосе она произносит последние слова... - Марин, что случилось?

- Любовь всей жизни случилась, - с сарказмом в голосе отвечает она.

- А если серьёзно?

И я узнаю о Саше, с которым Марина познакомилась в сочинском клубе. Она ведь на отдых не только с мамой ездила. Уже в Сочи к ним присоединилась какая - то дальняя родственница с дочкой. Вот Марина и проводила большую часть времени с той девушкой: днём вместе на пляж, вечером в клуб. Так на пятый день своего пребывания в Сочи Маринка и встретила Сашу. Ему уже двадцать пять, он из Екатеринбурга, и на отдых приехал с другом, хотя собирался с почти невестой, которую за месяц до поездки поймал за изменой.

- Ты ж меня знаешь, Поль, я никогда в такую глупость, как любовь с первого взгляда, не верила. А как его увидела, - у Марины губы в кривой усмешке изгибаются, - словно все ограничители сорвало. Я с ним той же ночью переспала, - я вином давлюсь, а подруга то ли смешок издаёт, то ли всхлип, - ты бы видела его лицо, когда он понял, что я девственницей была. И потом две недели безумия. Мать же рядом была, а я по ночам к нему бегала. До сих пор удивляюсь, как она меня не запалила. Друг его через две недели уехал, а Саша ещё на несколько дней остался. Но...

Марина замолкает. Обнимаю её за плечи. Она лишь вздыхает тяжко. Спрашиваю:

- Ты жалеешь?

- Нет, - отвечает без капли сомнения в голосе. - Я потом всё думала, а стоило оно того? Сразу же понимала, что это только курортный роман, не более. Понимала, что потом будет плохо. Да и воспитание мамино сказывалось. Она ж мне всю юность про девичью честь заливала, да про гордость. А я, по сути, к первому встречному сама в койку запрыгнула, - Марина отпивает немного вина, потом медленно покачивает стаканчик, покусывая нижнюю губу. Наконец продолжает: - И, знаешь, я решила, что всё сделала правильно. Первым должен быть такой парень, от которого крышу сносит напрочь, с которым про всё забываешь, от которого поджилки трясутся. Вот Саша стал для меня таким. Таким и останется, пусть и в воспоминаниях.

Мы сидим ещё в обнимку какое - то время. Костёр постепенно прогорает, вино заканчивается, да и глаза у подруги начинают слипаться. Затушив огонь, забираемся в палатку. Марина ложится рядом, берёт меня за руку.

- Всё будет хорошо, Поля, - в её голосе нет уверенности.

Но я улыбаюсь ей в темноте, тихо повторяя:

- Всё будет хорошо, Мариш.

Подруга засыпает. А я ещё долго размышляю над её рассуждениями о любви, первом мужчине, гордости и воспоминаниях.

*****

В середине августа мне звонят из университета. Заместитель декана по учебной работе просит подойти в универ. Говорит, что декан выходит из отпуска двадцатого числа, и хочет побеседовать с теми, кто уезжает в питерский ВУЗ.

Встречаюсь с однокурсниками на крыльце. Все выглядят отдохнувшими и загоревшими. Оля сияет от счастья, даже обнимает меня, хотя мы никогда не были близкими подругами. Но я не против. В конце концов, осваиваться вместе на новом месте будет легче.

Декан ждёт нас в своём кабинете. Произносит небольшую воодушевляющую речь, желает удачи и дарит каждому по своей новой монографии с автографом. Потом жмёт парням руки, девушек целует в щёки.

Подхожу прощаться последней. Благодарю за подарок и уже собираюсь уходить, но он придерживает меня за руку. Ждёт, когда мы останемся в кабинете одни. Усаживается в своё кресло, жестом указывая мне на свободный стул. Закуривает.

- Полина, не буду скрывать, - улыбаясь, произносит он, - на вас я возлагаю особые надежды. Покажите им там, чего стоят настоящие сибиряки, - взмахнув рукой с сигаретой, заговорщически подмигивает мне.

Не могу сдержать улыбки. В этот момент пожилой мужчина скорее похож на студента, чем на декана. Подняв правую руку и сжав её в кулак, решительно произношу:

- Обязательно. Спасибо, что дали второй шанс, - возвращаясь к серьёзному тону, благодарю я.

- Не за что, - отмахивается от моих слов он. - Всё зависело от вас. Я и Никите так сказал, когда он пришёл замолвить за вас словечко, - сделав затяжку и медленно выпустив дым изо рта, декан добавляет, - знаете, Полина, он меня тогда удивил. Единственный раз, когда Никита обратился ко мне за помощью, как к декану, а не как к своему деду. Наверное, вы ему как - то по - особому дороги, - окинув меня задумчивым взглядом, заканчивает он. - Что ж, - вздохнув, гасит окурок в пепельнице, затем протягивает мне руку. - Удачи вам, Полина, на новом месте.

Пожимаю руку декана, прощаюсь с ним и выхожу из кабинета. Внутри смятение. Я стою посреди пустого коридора и вспоминаю, как в марте также вышла из этого кабинета, окрылённая радостной новостью о восстановлении в программе. Как бросилась на шею Диме, как обнимала его, целовала в щёку, благодаря за помощь. И как Никита стоял в стороне и наблюдал за всем этим. А Дима тогда в очередной раз позвал меня на свидание, и я не смогла ему отказать.

Ну почему, почему, почему Ник тогда промолчал? Почему я была такой дурой, доверяя Диме как себе? Ведь если бы я тогда не согласилась... у нас с Никитой всё могло быть совсем иначе. Пусть медленно, постепенно, но мы пришли бы к тому, чтобы быть вместе. И сейчас я бы не стояла на подкашивающихся ногах, опираясь руками о подоконник, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться в голос.

Добираюсь до дома, почти не помня как. Я словно в тумане оказываюсь, никак не могу прийти в себя после слов декана. Все мысли крутятся только вокруг того, как бы всё могло сложиться у нас с Никитой.

А мне ведь надо закончить со сборами: у меня билет на двадцать первое куплен на утренний рейс до Питера. Надо ещё... а я только и могу, что думать о Нике. Руки дрожат, вещи из пальцев вываливаются. Я ведь о нём почти не вспоминала как вернулась с Маны. Нечеловеческим каким - то усилием воли буквально все мысли о нём разгоняла, потому что Марина, сама не понимая, подлила масла в огонь: «Первым должен быть такой парень, от которого крышу сносит напрочь, с которым про всё забываешь, от которого поджилки трясутся».

У меня билет на завтра, а мысли только о Нике. Как Марина говорила? Все ограничители срывает. Мне завтра улетать, а я только и думаю, что никогда его забыть не смогу, не поставив жирную точку. Никогда он не станет приятным воспоминанием, если я так уеду, не увидев его ещё раз. А вдруг он сомневается? Может, уже и пожалел о своих словах, но не знает, как сказать? Или по - прежнему уверен, что Дима правду сказал? Я должна узнать, должна проверить.

И я звоню Марине, узнаю его адрес. Я же ни разу у Ника на квартире не была. И пока в такси к нему еду, всё твержу себе, что хочу... в голове такая каша. Я сама толком не знаю, зачем стою перед дверью в его квартиру, не решаясь нажать на звонок. Меня на истерический смех пробивает, когда я всё - таки жму на этот чёртов звонок. Потому что я не дура, и понимаю, что у меня просто ничего уже не осталось: ни гордости, ни ограничителей, что я просто хочу провести с ним хотя бы одну ночь. И неважно, что он обо мне думает. Пусть шлюхой считает, пусть... но я же люблю его всё ещё.

За дверью тишина, меня трясёт всю, и то ли от разочарования, то ли от облегчения. Может, сама судьба не даёт мне возможности себя до конца растоптать? И я уже делаю шаг назад, как дверь распахивается. И всё, нет пути назад, потому что Никита замирает на пороге. Он меня рассматривает изумленно. А мне на миг чудится радость в его глазах, но нет, взгляд холодным становится, неприязненным, чужим. Мой Никита на меня никогда так не смотрел. Хотя нет, так и смотрел, тогда, на даче.

- Ты? - сквозь зубы, еле слышно. - Чего хотела? - а голос у него всё же дрожит. И с ноги на ногу он переступает нервно.

- Поговорить, - хочется взгляд отвести, потому что тяжело смотреть на него. Меня от эмоций противоречивых почти наизнанку выворачивает.

Ничего не прошло, и не легче ни на грамм.

Никита мнётся ещё несколько секунд. Пауза явно затягивается. Дышу глубоко, а всё равно воздуха не хватает, как будто я в горах оказалась на большой высоте. Наконец он отступает в сторону, пропуская меня в квартиру.

Дверь захлопывается, замок щёлкает автоматически. Вот и нет пути назад. Надо говорить что - то, а я стою только ресницами как кукла глупая хлопаю. Ник рядом, такой же, как раньше - самый красивый для меня и желанный тоже самый. И одновременно другой - чужой совсем. Осунувшийся, с кругами тёмными под глазами, губами в тонкую нить поджатыми.

Никита опирается плечом о стену, руки на груди складывает, отгораживаясь от меня. А мне хочется обнять его, хочется крикнуть, что не надо так, не надо от меня закрываться, что я никогда не лгала... нет, я может и дура совсем с катушек съехавшая, но осколки гордости у меня ещё хоть какие - то остались, и оправдываться я точно не стану.

- Зачем пришла? - Ник первым не выдерживает.

- Я сегодня у твоего деда была, - а я молодец, голос - то почти не дрожит. Колени правда трясутся, но Ник, слава всем богам, мне в лицо смотрит. - Это ведь ты тогда за меня просил?

- И? - насмешливо бровь выгибает. - Сейчас - то какая уже разница?

- Но... - толком и сказать ничего не успеваю, потому что Ник вдруг как - то резко оказывается рядом.

Отступаю от неожиданности назад, упираюсь спиной в дверь. Никита же склоняется ко мне, ещё раз спрашивает, только почти шёпотом, а его дыхание щекочет мне ухо:

- Зачем пришла?

- Я хотела... - нет, не могу это вслух произнести, не могу. Мне духу не хватает, лучше бы я и вовсе не приходила. Какая же это дурость, заявиться вот так к нему. - Я зря...

- Да и похуй, - выдыхает зло Ник.

Обхватывает ладонью моё лицо и целует. Со злостью нескрываемой, больно прикусывая мне нижнюю губу. Вздрагивает, когда я кладу ладони ему на грудь. Думает, наверное, что оттолкну. А я вцепляюсь пальцами в его футболку, приподнимаюсь на цыпочки, отвечая на поцелуй. Потому что у меня уже никакой гордости не остаётся, никаких ограничителей, потому что кровь в сосудах вскипает мгновенно.

Ник прерывает поцелуй, усмехается, разглядывая меня, окончательно ошалевшую, потемневшими глазами. Ухмыляется и говорит прямо, впрочем, как всегда:

- Трахнуться пришла? - сам же отвечает. - Без проблем. Но имей в виду, я просто трахну тебя и всё. Я - не хороший мальчик, принцип мой знаешь. Секс ничего между нами не изменит. И утром тебе придётся собрать свои вещи и свалить окончательно из моей жизни.

Я лишь киваю в ответ. Я знаю правила и принимаю их. И шепчу истерзанными им губами, внутренне молясь всем богам, чтобы он не понял, не догадался, что я чувствую на самом деле:

- Поцелуй меня.

И дальше ураган. Я не так себе наш первый раз представляла, совсем не так: думала нежно всё будет, медленно, с любовью...

Вместо нежности какая - то отчаянная ярость. Каждый поцелуй на грани боли, на шее засос за засосом, на груди пальцы его грубо сжимаются. И я, наверное, мазохистка, потому что всё равно возбуждение горячей волной окатывает, потому что так неправильно и правильно одновременно, и я сама футболку с него трясущимися руками стягиваю.

Он меня подхватывает под ягодицы, отрывая от пола. Несёт в спальню, а я, пользуясь моментом, обхватываю ладонями его лицо и целую наконец так, как мне хочется - нежно, медленно, тягуче. И он как будто сдаётся, словно возвращается ко мне мой Ник. Во взгляде отголоски прежней его нежности появляются, он меня больше не наказывает - ласкает. Раздевает постепенно, расцеловывает кажется каждый миллиметр обнажённой кожи. Сейчас с ним почти как во сне: мне только и остаётся, что плавиться горячим воском под его руками и губами. Я словно в какое - то марево погружаюсь, не замечая уже, как он сам раздевается, как шуршит упаковкой презерватива.

Снова целует меня в губы, опускается к груди, а мне уже мало этого всего. И я выгибаюсь ему навстречу, и стон тихий с губ срывается.

- Под ним так же стонала? - со злостью мне на ухо шепчет.

Я только и успеваю переспросить:

- Что?

Ник входит в меня резко. Вцепляюсь в его плечи, шиплю от острой боли. Вдох глубокий, выдох, и слёзы непроизвольные на глазах.

Никита же смотрит на меня потрясённо, замерев. Я с каким - то упоением наблюдаю, как совершенно разные эмоции у него на лице одна другую сменяют. Мне в какой - то момент даже хочется сказать: а я же говорила. Но это явно будет лишним. От абсурдности всей ситуации и так, то ли смеяться, то ли рыдать хочется.

Ник же утыкается лицом мне в висок, стонет глухо, потом вновь смотрит в глаза. И мне становится не по себе от его взгляда, в котором и сожаление, и нежность запредельная и... я не успеваю уловить, что ещё. Он склоняется ко мне, и по очереди целует уголки глаз, собирая губами слезинки.

Целует в губы. Так, как, наверное, не целовал никогда... соприкасаясь с моими губами почти невесомо. Целует уголки рта, скулы, виски, лоб, вновь возвращается к губам, спускается к шее, ключицам. Через поцелуи слышу его шёпот, не сразу разбираю слова. Но словно сквозь туман, которым вновь начинает заволакивать сознание, доносится:

- Прости, прости, - и снова нежные прикосновения губ и горячей ладони, которой Ник поглаживает моё лицо, большим пальцем проходясь по щеке, - прости, пожалуйста, прости.

Он смотрит мне в глаза, а мне кажется ещё немного и я растворюсь в его взгляде до конца без остатка. И, наверное, я уже на грани потери разума, потому что почти произношу... но всё - таки нахожу в себе силы вовремя остановиться.

Ник же вновь утыкается лицом мне в висок, зарываясь носом в волосы, судорожно втягивая воздух, выдыхает моё имя:

- Полина.

А мне хочется кричать от этой нежности, я почти захлёбываюсь ею. Нет, лучше пусть он будет грубым, несдержанным, просто трахая меня, как и обещал, чем так... мне же ещё нужно будет найти в себе силы, чтобы ту самую точку поставить. Но Ник снова шепчет моё имя, целуя, начинает двигаться осторожно, чтобы не причинять больше боли. Её и нет почти, только где - то на задворках сознания, потому что это же Никита, каждая моя клеточка к нему тянется, и не только наши тела сплетаются воедино. Он стонет, сжимая пальцами мои бёдра, по телу дрожь проходит, я прижимаю его к себе, поглаживая по спине.

Никита скатывается с меня, отворачивается на несколько секунд, избавляясь от защиты. И снова сгребает в объятия, разворачивая к себе лицом. Пальцами по щеке поглаживает. Хочет что - то сказать, но я качаю молча головой отрицательно: не хочу я никаких разговоров. Не хочу, потому что и так знаю, что он скажет. Только поздно уже для разговоров.

Если бы он пришёл сам...

Время для нас как будто останавливается. Вижу, что Никита начинает засыпать. Бормочет еле слышно:

- Ты же не уйдёшь... останешься, - на выдохе, почти не слышно, не раскрывая глаз.

- Спи, всё хорошо, - шепчу ему тихо и нежно. Утром он этого не вспомнит, и я могу быть собой. Могу смотреть на его расслабленное лицо, чуть подрагивающие длинные ресницы, не пряча во взгляде своё чувство. Могу даже сказать ему: - Как же я люблю тебя, Никита, - сказать одними губами, чтобы ненароком не разбудить. - Спи, всё хорошо, - убаюкиваю его, вдыхая запах его тела, вглядываясь в его лицо, чтобы запомнить каждую чёрточку, каждую родинку, запомнить навсегда, на всю жизнь.

Жду момента, когда дыхание Ника станет глубоким и размеренным. Аккуратно снимаю его руку со своей талии. Медленно, очень медленно, сползаю с кровати. Осторожно собираю свои вещи и, бросив последний раз взгляд на спящего Ника, выхожу на цыпочках из комнаты.

На то, чтобы одеться и «свалить из его жизни», уходит не более пяти минут. Слышу, как щёлкает замок на входной двери, ставя окончательную точку на моей прежней жизни.