– Слушай, ну красота! Даже при учете, что вам еще не один год выплачивать за дом – оно того стоит, – кивает своим мыслям Коршунова, бродя по хоромам Меринова, как какой-нибудь горе-ревизорро.
– Не мне. Это же Ефрема дом.
– Ну а ты тут что – сбоку припека?
– Ой, девочки, не знаю, – прячу улыбку в ладонях. – Кто я здесь? Без понятия. Ефрем уверен, что сделал мне предложение, – добавляю, вконец развеселившись.
– А ты? – ехидно тянет Коршунова.
– Ну-у-у… Даже не знаю. По классике предложения как такового не было. Ефрем настоял, чтобы мы с Юлькой к нему переехали, и, как оказалось, искренне верит, что это оно и было.
– Мужики-и-и! – посмеивается Таня. – Что с них взять?
– Ага, – с удовольствием откидываюсь спиной на диван. Так-то мы с девочками на полу устроились. Опробуем пушистый коврик, который я на днях получила в пункте выдачи одного известного маркетплейса.
Восьмое марта сегодня. Уже почти две недели, как мы живем с Мериновым большой и дружной семьей. Естественно, что первыми о том, что мы съехались, узнали мои подруги. И, конечно, все это время они только и ждали, когда же я позову их в гости, чтобы познакомить с Ефремом поближе, а заодно показать, как мы с Юлькой устроились. Но я, оберегая наш хрупкий мирок, не спешила впускать в него посторонних. К тому же у меня никак не получалось отделаться от мысли, что на эту встречу мне непременно нужно получить разрешение у Ефрема. Словно он мой папочка, а не любовник, ей богу. А все потому, что, придя, считай, на все готовое, я пока так и не привыкла, что являюсь здесь полноправной хозяйкой.
В итоге, устав от нытья подруг, я поинтересовалась у Меринова, не будет ли он против, если я приглашу Таньку с Иркой отметить Восьмое марта.
– Нет, конечно. Только Макса предупреди, ага? Он обычно не очень расположен к гостям.
– Ой! Я тогда не буду… – вскакиваю на кровати, досадуя на то, что сама упустила этот момент из вида.
– Зови, – белозубо ухмыляется Меринов. – Знаю же, что им не терпится поглядеть на твою добычу.
– Самоуверенный гад! – запускаю в него подушкой. Ефрем смеется, обхватывает кольцом мою щиколотку и подтягивает за ногу на себя.
– Жалуешься? – щекочет, зная, что я страшно боюсь щекотки. Вырываюсь, сквозь смех пищу:
– Отпусти!
Сжалившись, Меринов целует косточку на ноге и встает, чтобы надеть рубашку. Наблюдая за каждым его движением, признаюсь:
– Не хочу, чтобы Макс испытывал дискомфорт. Он еще к нашему с Юлькой присутствию не привык, а тут вообще чужие люди.
Ефрем закатывает глаза. Берет китель.
– Макс в порядке. Я с ним говорил. А Юлька как?
– Как по мне – в восторге.
На контрасте с виной, которую я ощущаю перед дочерью, это особенно удивительно. Все так быстро поменялось: развод, переезд, новый мужик у мамы. Бедный ребенок! Я потому и не спешу заводить разговор о том, что мы с Ефремом скоро поженимся. А еще, несмотря на то, что Меринову это не нравится, я пока живу… с дочерью, а не с ним. Точнее так – на ночь я укладываюсь с Юлькой в бывшей гостевой, дожидаюсь, когда дочь уснет, и тогда бегу под бочок к Ефрему. Наверное, это спорное решение. Даже наверняка. Но как промежуточный вариант – ничего лучше я не придумала.
– Эй! Вер, ты с нами? – щелкает у меня перед носом пальцами Коршунова. Резко возвращаюсь в реальность:
– А где ж еще?
– По-моему, в своих фантазиях, – смеется Волкова. – Мне аж завидно. Неужели он так хорош?
– Если я признаюсь, насколько, вы меня возненавидите, – хихикаю я.
– Даже так? – сверкает глазами Таня. – Ну-ка, давай признавайся – по шкале от одного до десяти он…
– Пятнадцать, – смущенно смеюсь в ладони. – Но, девочки, без подробностей. Это только наше с ним, даже не просите.
– Хм. Я думала, в его возрасте либидо уже снижается.
– И даже заходя издалека, вы у меня один фиг ничего не выпытаете. – Смеюсь. – Мне хорошо известны эти твои приемчики, – выставив указательный палец, тычу Коршуновой куда-то в солнечное сплетение.
– Ну вот! А я вам все рассказываю, – сокрушается та.
– Жизнь несправедлива. Тань, наливай!
Волкова снимает мюзле и разливает по заранее приготовленным бокалам шипучку. Девочки строго-настрого запретили мне топтаться у плиты в праздник, поэтому из закусок у нас – колбасно-сырная нарезка, мед и виноград, которые они принесли с собой.
– Так я все же не поняла, где твой ебарь-террорист? Мы че, зря приехали?
От такой характеристики Меринова я закашливаюсь. Шампанское идет носом, в отместку пребольно оцарапав носоглотку пузырьками.
– Тише ты! Здесь же дети, – шикаю я.
– Они на втором. У Макса. Так где носит твоего… м-м-м… парня?
– На работе, где ж еще? Целыми днями там пропадает. Он, конечно, ничего толком не рассказывает, нельзя, но насколько я поняла, предыдущее начальство в крае наворотило таких дел, что ему еще не один месяц это все придется расхлебывать.
– Какой-то грустный у вас медовый месяц получается.
– Да нет. Говорю же, с этим у нас все в ажуре. Ужас, что мы вытворяем. Прям как в книжках все, а я думала, они врут, – все же не могу хоть немножечко не похвастаться. Это то, что совершенно невозможно держать в себе. Девчонки демонстративно-завистливо вздыхают. Я в ответ смеюсь.
Однажды после очередного изматывающего сексуального марафона я, так и не сумев скрыть обуявшую меня ревность, спросила у Меринова, всегда ли его секс был настолько изощренным.
– Нет, Вер. Вообще нет. Тут для меня тоже все ново... – признается тот как на духу, кружа кончиками пальцев по сморщенной ареоле вокруг соска.
– Слабо верится.
– Серьезно. Ни о ком столько не фантазировал, как о тебе.
– Как? Я думала, мы уже все твои фантазии превратили в реальность, – дразню мужика. Тяжесть его руки на моей заднице как-то сразу чувствуется весомее. Меринов сминает мою булку, бесцеремонно отводит в сторону и проходится пальцами по расселине.
– Далеко не… Но мы же это исправим? – усмехается, сжимая губами мое плечо. И ведь я понимаю, на что он намекает, и все еще боюсь этого… Но, пребывая в плотном чувственном тумане, киваю и даже чуть отвожу ногу, чтобы ему было удобнее.
Что мне особенно нравится в Меринове, так это то, что, несмотря на всю его немногословность, он умеет сделать так, чтобы я почувствовала себя правильно. Так, как и положено счастливо влюбленной женщине. Признаться, я опасалась, смогу ли, будучи человеком довольно мнительным, его, такого немногословного и скрытного, вывезти. Я видела, и мне не понравилось, как он закрывается, если чем-то недоволен или на что-то зол. Кажется, в такие моменты до него не достучаться. К счастью, я нашла в себе силы объяснить Ефрему этот момент, а он не отмахнулся от моих страхов, как я боялась, а даже как будто прислушался. С уверенностью я тут судить не могу, ведь за время нашего совместного проживания у нас больше не было поводов для ссор, а значит, не было и повода проверить, как он себя поведет при случае. В любом случае, думаю, вряд ли он вернется к игнору по всем фронтам, а уж с остальным мы как-нибудь справимся.
– Ну все, все! Мы уже тебе завидуем. А с сыном его как? Он странный.
– Он хороший! – тут же встаю на защиту Макса. – Просто синдром накладывает свой отпечаток. А так Макс – большая умница.
– Да я же не против. Если ты так говоришь.
– У нас хорошие отношения.
И я их очень ценю! У меня душа обмирает каждый раз, как Макс делает очередной шаг мне навстречу. Это только кажется, что он безэмоционален. А на деле ему ничто человеческое не чуждо. И любовь ему нужна, и заботу он ценит. Просто не может этого проявить. Но так и у обычных подростков с этим туго. Я как учитель знаю это наверняка. Зато когда однажды он сам ненадолго коснулся моей руки, выражая благодарность за то, что я у него прибралась, у меня чуть сердце не остановилось от счастья! Я же отчетливо понимала, и что это касание значит, и чего оно ему стоило. Макс не обычный ребенок, для которого телесный контакт – плевое дело. Для него это целая история, требующая определенных душевных сил.
Когда я рассказала об этом Ефрему, он прижал меня к себе и долго-долго не отпускал, тяжело и жарко дыша в макушку. А потом так меня оприходовал, что у меня ноги еще пару дней не сходились как следует. Как будто в благодарность за то, что я нашла к Максу подход.
– Ну а Костик твой как? – возвращает меня с небес на землю Иришка.
– Он не мой, – машинально поправляю я. – Понятия не имею. Мы из больницы приехали сразу сюда. И все. С тех пор не виделись.
– Ой, кажется, я звук мотора слышу… Приехал?
– Ага! – вскакиваю на ноги. – Пойду встречу, я ненадолго.
– Нафига? Он что, в трех соснах заблудится?
Не хочу объяснять, как много для нас значит эта встреча у дверей. Я и сама не понимаю, почему для Ефрема это так важно. Просто чувствую, как он радуется, когда я выбегаю его встречать, и стараюсь не упускать случая.
– Привет!
– Привет, – поцеловав жарко, отворачивается, чтобы повесить бушлат в шкаф. – Встретились? – кивает в сторону двери. И видя мой недоумевающий взгляд, поясняет: – Машины подружек твоих?
– А, да. Ничего?
– Ничего. Сейчас только в гараж мотнусь, и познакомимся.
Растерянно киваю. Обычно Ефрем сразу забирает из машины все нужное. Ну да ладно. Как раз успеваем перенести наш пикник за стол, когда Меринов возвращается с цветами в одной руке, пакетами – в другой, и повисшей у него на ноге Юлькой.
– Добрый день. Ефрем.
– А нас уже представляли. В сауне, помните?
– Не особо, – криво улыбается Меринов, протягивая Коршуновой букетик подснежников. – Это вам.
– Таня я! Очень неожиданно и приятно.
– А я Ира.
Точно такой же букетик перекочевывает в руки Волковой. Юльке достается мимоза. А мне – шикарный букет тюльпанов. Я уже успела привыкнуть, что Меринов – мужик щедрый и внимательный. Но то, что он и про моих подружек подумал – все равно неожиданно. И трогательно, и…
– Ужин где, Вер? Голодный.
– Я сейчас чего-нибудь соображу. Мой руки…
Меринов уходит. Коршунова ведет бровью.
– Да ладно тебе! – отмахиваюсь от нее. – Мне приятно о нем позаботиться.
– Он хоть ценит?
– Да. Очень.
Именно поэтому я и суечусь. Знаю, что все не пройдет незамеченным, как это было с Костиком. Тот любую заботу воспринимал как должное, а Ефрем, обжегшись со своей кукушкой, действительно умеет ценить даже самые незначительные на первый взгляд вещи.
Мечу на стол все, что есть в холодильнике. Кого я обманываю этими нарезками блатными? Котлетка с толченочкой за милую душу уходят. Не хуже привезенных девчонками, а потом еще и Мериновым, деликатесов. Тот ведь тоже для нас расстарался. Не знаю, как в целом, но уж щедрость Ефрема Танька с Иркой должны оценить. Впрочем, если не оценят, пофиг. Смотрю на Меринова и ни секунды не сомневаюсь, что он единственно-правильный для меня мужчина, что бы и кто ни думал. Так хорошо мне, что слезы наворачиваются на глаза. Ирка под столом пинает меня по ноге.
– Чего?
– Не надо так явно демонстрировать, как тебя на нем переклинило, – замечает тихонько. – Они это не ценят.
Да, наверное, в словах Коршуновой действительно имеется смысл, но я просто не могу стереть с лица блаженную улыбку. Все так хорошо, что аж страшно. Мои самые родные люди за одним столом. Болтают о чем-то, смеются и спорят. Конечно, в большей степени стараются Таня с Ирой. Меринов все так же немногословен. Но он до того метко вставляет фразочки в их треп, что кажется, будто именно Ефрем задает настроение этому вечеру. Подруги покатываются со смеху, шампанское льется рекой. А ведь еще в начале посиделок никто не собирался употреблять, все ж на машинах, ответственные водители… Теперь же я одна практически не пью – без вина пьяная. Смотрю на Ефрема, и мир перед глазами плывет. Не могу поверить, что мы вместе. Просто не могу поверить. Кажется, что рано или поздно моя сказка закончится. Но я даже не представляю, как быстро…