По телевидению комнаты для допросов всегда показывают просторными и с большими окнами, чтобы можно было за всем наблюдать. Но в реале — комнаты скорее каморки, и там почти никогда не бывает огромных панорамных окон; вот почему настоящие полицейские снимки всегда зернистые и черно-белые, а не какие-нибудь там реалистичные изображения. Комната для допросов была выкрашена в бледно-бежевый цвет, или это такой тускло-коричневый? — я никогда особо не видела разницы. В любом случае это был мягкий цвет, который агенты по недвижимости описали бы как теплый нейтральный; врут. Это был холодный, безликий цвет. Небольшой, полностью из блестящего металла стол, и аналогичный стул. А все для того, чтобы заключенные не нацарапали свои имена или послания, как могли сделать это на дереве — тот, кто так считал, просто никогда не видел, что могли сотворить с металлом вампир или оборотень. Глянцевая поверхность стола красовалась множеством царапин, большинство из которых были от когтей, сверхчеловеческой силы и от скуки часов просиживания в этом месте.
Вампир, сидящий за маленьким столом, не пытался ни на чем вырезать свои инициалы. Он рыдал, да так сильно, что сотрясались его худые плечи. Черные, зализанные назад со лба и открывающие вдовий пик волосы, заставляли сомневаться, что в этой прическе было хоть что-то естественное, как и ее иссиня-черный цвет.
Он пробормотал с едва сдерживаемым слезы голосом:
— Вы ненавидите меня, потому что я вампир.
Я положила свои руки на холодную металлическую поверхность стола. Рукава моего синего, как драгоценные камни пиджака выглядели немного вычурно на фоне голого металла или, может, все дело было в кроваво-красном маникюре. Расфуфыривание было для предстоящего вечером свидания; и смотрелось не к месту, когда я выступала в роли Аниты Блейк Маршала Соединенных Штатов. Я сосчитала до десяти, чтобы успокоиться и не рявкнуть на нашего подозреваемого, снова. Именно по этой причине он и распустил сопли; я напугала его. Господи, некоторым людям просто не дано быть немертвыми.
— Я не испытываю к вам ненависти, мистер Уилкокс, — проговорила я спокойным, даже дружелюбным тоном. В «Аниматорс Инкорпорейтед» мне изо дня в день приходилось иметь дело с множеством клиентов, поэтому я давно уже выработала тон для общения с ними. — Большинство моих лучших друзей как раз приходятся вампирами или оборотнями.
— Вы охотитесь и убиваете нас, — проскулил он, но поднял глаза и посмотрел на меня сквозь щели между пальцами. Его слезы имели розовый оттенок благодаря чужой крови. Уилкокс потер глаза, вытирая их, но на лице остались подсыхающие розовые разводы, совсем не подобающие идеально изогнутым черным бровям или серьге из матово-голубого металла над левым глазом. Вероятно, он хотел оттенить свои голубые глаза, но в лучшем случае они стали просто водянисто-светло-голубыми и никак не сочетались с окрашенными в черный цвет волосами, а темно-синий пирсинг в брови, казалось, только усиливал бледность его радужки. Розовые разводы и то лучше шли к глазам среди этих искусственных выкрутасов. Держу пари, что жизнь он начал блондином ну или накрайняк, возможно, имел тусклый, светло-каштановый оттенок волос.
— Я легальный истребитель вампиров, мистер Уилкокс, но для того, чтобы мне появиться на пороге вашего дома, вы должны преступить закон.
Эти бледные глаза оставили меня в покое.
— Вы можете смотреть мне прямо в глаза.
Я улыбнулась, и попыталась проделать тот же трюк своими темно-карими глазами, но была чертовски уверена, что у меня нихрена не вышло.
— Мистер Уилкокс, Барни, не прошло еще и двух лет, как ты умер. Ты, правда считаешь, что ментальные фокусы твоей слабой вампирской задницы сработают на мне?
— Он сказал, что люди будут избегать меня, — произнес он почти шепотом.
— Кто сказал? — спросила я, слегка поддавшись вперед, держа руки на месте, пытаясь быть милой и не спугнуть его.
— Бенджамин, — пробормотал он.
— Какой Бенджамин? — уточнила я.
Он покачал головой.
— Просто Бенджамин. У старых вампиров есть только имя.
Я кивнула. Старые вампиры носили только имя, вроде Мадонны, или Бьйонс, но было кое-что, чего большинство людей не знало: они сражались на дуэлях, чтобы получить право носить, разрешенное только по одному на всю страну имя. Более сильный вампир мог потребовать у более слабого, чтобы тот отказался от использования имени, которое носил веками и сражался за право сохранить его. Я не произнесла этого вслух, потому что большинство людей, даже мы — эксперты по вампирам, не знали этого. Это был древний, исчезающий с лица земли обычай теперь, когда современные вампиры оставляли себе свои фамилии, а дуэли стали под запретом, поскольку вампиры вышли из тени. Дуэль рассмотрели бы как нарушение закона в независимости от того, были ли ее участники живы или немертвы. Я готова была поставить крупную сумму на то, что этот Бенджамин был не настолько стар, чтобы знать предысторию вампиров носящих лишь одно имя.
— Где мне найти Бенджамина?
— Я думал, ты настолько сильна, что ни один вампир не может тебе противостоять. — В его бледно-голубых глазах вспыхнули зловещие искорки гнева. Где-то там, под слезами, скрывался характер.
— Для этого мне нужно быть связанной с ним, или кто-то, связанный с ним метафизически в некотором роде, чтобы я могла отследить экстрасенсорную связь. Например, через кого-то вроде тебя. — Я позволила услышать намек на угрозу в последней части.
Он выглядел угрюмым и высокомерным.
— Вы не можете этого сделать; никто не может.
— Уверен? — спросила я, и мой голос опустился на тон ниже.
— Ты Маршал США. Тебе не позволено применять на мне магию.
— Это не магия, Барни, а психические способности, и сотрудникам правоохранительных органов разрешено применять их при исполнении обязанностей, если сочтут, что это единственный способ предотвратить смерть в дальнейшем.
Он нахмурился, потерев бледной ладонью лицо. Барни громко шмыгнул носом и я пододвинула к нему коробку «клинекс». Он вытянул один платочек, воспользовался им, и после чего одарил меня злобным взглядом. Вероятно, это был его вариант сурового взгляда, но он не сработал.
— У меня есть права. Новые законы не допускают причинения мне вреда без ордера на ликвидацию.
— А минуту назад ты беспокоился, что я убью тебя. Барни, тебе пора определиться. — Я подняла руку и раскрыла ладонь, словно держала в ней что-то, что он должен был видеть. — Представляю я для тебя опасность или…, — я подняла другую руку, — вообще не способна причинить тебе вред?
Его гнев снизился до уровня угрюмости.
— Не уверен.
— Девушке, которую похитил Бенджамин со своими ребятами, всего пятнадцать. Она по закону не может дать согласия на обращение в вампира.
— Мы не похищали ее, — возразил Барни, возмущенно хлопнув ладонью по столу.
— Юридически она несовершеннолетняя, поэтому это — похищение ребенка, независимо от того, добровольно она пошла с вами или нет. В данном случае это еще и похищение с покушением на убийство, а если мы найдем ее слишком поздно — это станет убийством, и тогда я получу ордер на арест тебя, Бенджамина и любого другого вампира, имеющего к этому хоть какое-то отношение.
На его левом глазу начался нервный тик и Барни с трудом сглотнул, громким звуком в тихом помещении.
— Я не знаю, где они ее держат.
— Барни, время для лжи вышло. Когда через эту дверь войдет сержант Зебровски с ордером на убийство, я совершенно законно смогу пустить тебе пулю в голову и в сердце, превратив их в кровавое месиво.
— Если я умру, то не смогу рассказать, где девчонка, — проговорил он с самодовольным видом.
— А, так ты все-таки знаешь, где она, не так ли?
Тут он выказал испуг, смяв «клинекс» в своих руках оставляя отпечатки пальцев. В нем было достаточно крови, чтобы кожа смогла оставить след.
Он недурно отхлебнул от кого-то.
Открылась дверь. Барни Уилкокс, вампир, коротко пискнул от страха. Вьющиеся волосы Зебровски цвета соли и перца разметались вокруг его полураспахнутого воротника, с наполовину развязанным галстуком и размазанным на нем каким-то пятном от чего-то, чем, видимо, он только что подкрепился. Его коричневые брюки и белая рубашка выглядели так, будто он спал прямо в них. И мог, но опять же, его жена Кэти, могла одеть его хоть с иголочки, и он все равно испоганил бы все, пока добрался до дежурки. Поправив на лице свои черепаховые очки и держа лист бумаги, он окликнул меня. Бумага выглядела очень официально. Я потянулась за ней, и вампир завопил:
— Я расскажу тебе! Я все расскажу, только, пожалуйста, прошу, не убивай меня!
Зебровски отвел руку.
— Он сотрудничает, Маршал Блейк? — Карие глаза Зебровски поблескивали. «Вот только усмехнись мне, получишь пинок по голени». Он остался серьезным; все-таки у нас была пропавшая девочка.
Я обернулась к Барни.
— Сотрудничаем, Барни? потому что как только я коснусь этого листка бумаги, то выйду за рамки легальных полномочий, не включающих в себя разрешение на убийство.
Барни раскололся, где находится тайное логово, и Зебровски встал, направляясь к двери.
— Я начну матч, — сказал он.
Барни встал следом и попытался пойти за Зебровски, но кандалы на ногах не позволили ему далеко уйти. Такая вот была стандартная процедура, приковывать вампиров цепью. Я сняла наручники, чтобы попытаться втереться ему в доверие, и потому что не рассматривала его как угрозу.
— Куда это он?
— Передать координаты другим полицейским, а ты лучше начинай молиться, чтобы наши добрались туда прежде, чем ее обратят.
Барни повернул свое в розовых разводах лицо ко мне, выглядя озадаченным.
— Ты не идешь?
— Мы в сорока пяти минутах от того места, Барни; а за это время многое может случиться. Другие полицейские находятся ближе.
— Но ты должна идти. В кино это была бы именно ты.
— Ага, конечно, вот только это не кино, и я не единственный Маршал в городе.
— Там должна быть ты. — Он почти прошептал это, уставившись в пространство, как будто бредил, или слышал какие-то голоса, которых не слышала я.
— О, черт, — выдохнула я и оказалась по другую сторону стола, прежде чем успела подумать, что буду делать, когда там окажусь. Я сжала в кулаке черную рубашку Барни, чтобы наши лица оказались в дюйме друг от друга. — Это ловушка, Барни? Ловушка для меня?
Его глаза были широко распахнуты, открывая чересчур много белка. Он слишком быстро моргнул; но на то, чтобы добиться фирменного немигающего вампирского взгляда уходят десятилетия, которых у него не было. Бледный водянисто-голубой разлился по всему его глазу, таким образом, это походило на рассматривание воды с пронизывающими ее солнечными лучами... его глаза с заключенной в них вампирской силой. Он зашипел мне в лицо, клацнув на меня клыками. Мне следовало бы отступить, но я не сделала этого. Я настолько привыкла иметь дело с вампирами, которые не причинят мне вреда, что забыла значение того, что он был вампиром, а я нет.
Он двигался столь стремительно, что я не успела и глазом моргнуть, как его руки оказались уже вокруг моей талии, отрывая меня от пола. Я была достаточно быстра, чтобы успеть сделать одну вещь, прежде чем он бросил меня на стол. Когда-то я бы вытащила свой крест, но он был в раздевалке с моим пистолетом — спасибо новому закону о несправедливом запугивании сверхъестественных подозреваемых. У меня была доля секунды, чтобы выбрать между двумя возможными для меня действиями: выбросить руку в сторону стола, чтобы смягчить последствия удара, или же подставить предплечье к его горлу, чтобы удержать клыки подальше от своего? Я выбрала свою руку на его горле и упала. Стол задрожал от силы удара, но его рука, находящаяся между моей спиной и столом приняла на себя часть последствий. Я не была дезориентирована от удара, отлично.
Клацая клыками, вампир рычал мне прямо в лицо, удерживаемый лишь вдавленным в его горло моим предплечьем, мешающим разорвать мою глотку. Пусть и сильнее человека, но я была миниатюрной женщиной, и даже с супер-силой, не была столь же сильна, как мужчина, прижавший меня к столу. Схватив мое запястье, где оно прижалось к его горлу, он попытался выдернуть его со своего пути. Я не стала сопротивляться; потому что лучшее, чего он добился — это еще сильнее вдавил мою руку в свое горло. Он не умел драться, не владел боевыми приемами, ему никогда не приходилось бороться за свою жизнь... мне — да.
Услышав, как щелкнув, открылась дверь, я даже не взглянула в ее сторону, не отрываясь от тех горящих голубым глаз и клыков; даже на секунду я не могла позволить себе отвести взгляд, но знала, что открывшаяся в комнату дверь означала подмогу. Руки схватили его сзади, и зарычав, он поднялся с меня, вытащив свою руку из-под моей спины, переключаясь на них. Я осталась лежать на столе, смотря, как вампир расправляется с мужчинами, нанеся неумелый удар со спины, и отправляя в полет моих рыцарей в форме. Воспользовавшись предоставленной мне передышкой, я скатилась на пол по другую сторону стола вне пределов досягаемости, приземляясь на мыски и кончики пальцев; шпильки моих каблуков в стиле Мэри Джейн даже не коснулись пола, когда я припала к нему.
С этого ракурса мне были видны только ноги: вампира — по-прежнему скованные, и другие — в униформе и в слаксах — копов. Двое полицейских отправились в полет. Один в форме так и не поднялся, оставшись лежать в углу бесформенной кучей, но две другие пары ног — одни в форме, и другие в слаксах все еще боролись с вампиром. Туфли у того, что был в слаксах были черными и блестящими, словно их только-только отполировали и я была чертовски уверена, что это был никто иной как капитан Дольф Сторр.
Вампир сорвал цепь со своих кандалов, и вот уже завязалась настоящая потасовка. Дерьмо! В плохие былые времена я могла бы достать свою пушку из шкафчика для хранения, и пальнуть ему в задницу, но ордера на этого вампира у меня не было. Зебровски и я блефовали. Без ордера, мы не могли просто взять и укокошить ублюдка.
Твою мать.
Я встала как раз вовремя, чтобы увидеть двух с лишним метровую фигуру Дольфа, обернутую вокруг намного меньших размеров тела вампира. Дольф обхватил вампа под мышками и завел свои руки вампиру за голову. Это был классический полный нельсон[1], и Дольф был просто огромным, что срабатывало против большинства людей, но ему изо всех сил приходилось стараться, чтобы удержать вампира в захвате, в то время, как полицейский в форме пытался заковать одну из рук вампира. Потом лицо полицейского расслабилось, и он попытался нанести удар Дольфу в лицо. Заметив это, Дольф пригнулся, воспользовавшись захваченной в ловушку головой вампира как щитом.
Я выкрикнула:
— Не смотри вампиру в глаза, чтоб тебя!
Я навалилась обратно на стол, двигая его к месту схватки, потому как это был самый быстрый способ, придуманный мной, чтобы добраться до Дольфа. Один из оставшихся парней в форме боролся с офицером, которому оттрахал мозг вамп. Вампир откинулся назад и дернулся из захвата Дольфа, высвободив свои руки. У двери показалось какое-то движение, но тот так брыкался в захвате Дольфа, что у меня не было времени, даже взглянуть, что собирается предпринять наша подмога.
Я пнула вампира под ребра, как меня учили, представляя траекторию удара точно по ребрам, от центра тела и на несколько дюймов в сторону. Так ставить цель меня натаскали в дзюдо, но даже теперь, освоив смешанные боевые стили, во мне проснулись старые привычки, и я нацелилась в ребра и что за ними. Вот только не учла пару вещей: во-первых— теперь я была сильнее человека, и во-вторых — на мне были трехдюймовые шпильки.
Удар оторвал его от Дольфа, и зажав ребра рукой вампир кинулся на меня все еще стоящую на столе. Я снова пнула его, на сей раз целясь ему в грудь, стремясь вышибить из него дух, как если бы он был человеком и ему постоянно нужно было дышать. Во время драки вы опираетесь на свои навыки, независимо от того с кем сражаетесь.
Моя нога врезалась в его грудь, пробив шпилькой грудную клетку, и от силы удара мой каблук сдвинуло вверх к его сердцу. У меня был момент, чтобы почувствовать, как каблук скользнул чуть вниз, второй, чтобы задаться вопросом — поразит ли трехдюймовая шпилька его сердце, а потом он отреагировал на удар и я осознала, что на моих туфлях имеется ремешок, и так как мой каблук застрял в его груди, когда он отодвинулся, моя нога сдвинулась вместе с ним, и остальная часть меня соскользнула со стола. Моего роста оказалась достаточно, чтобы упереться руками в пол а не просто повиснуть на его груди. В таком положении я не могла защищаться или предотвратить соскальзывания моей юбки вниз. Теперь пострадала моя добродетель, так как мои бедра и стринги были выставлены на всеобщее обозрение всем присутствующим. Дерьмо! Но если худшим из того, что произойдет, будет удар по моей гордыне, что ж, я смогу с этим жить.
Комнату озарил ярко-белый свет. Вампир зашипел и попятился. Я пятилась за ним на руках, пока он тащил меня за собой через всю комнату. Каблук начал выскальзывать из его груди, в конце концов, мое тело оказалось слишком тяжелым для этого. Моя нога уже полностью выскользнула к тому моменту, как кто-то вошел в комнату с освященным предметом, светящимся белым, неестественно холодного света, как если бы вы держали в руке горящую звезду. Я никогда не видела, чтобы святой предмет так ярко пылал, даже мой собственный. Это было еще более впечатляющим, тем более, если учесть, что я валялась на полу, одергивая свою юбку вниз, таращась на прошедшего мимо меня Зебровски, практически полностью скрытого сиянием от держащего высоко над собой креста. У меня перед глазами осталось остаточное изображение креста, когда я моргнула, как будто мне требовалась маска сварщика. Это никогда не казалось настолько ярким, когда мой собственный крест сиял один, но нам разрешали проносить святые предметы в допросную только в том случае, если вампир находился под арестом за нападение или убийство. Тогда мы могли сказать, что нуждались в защите чего-то, что не смог бы у нас отобрать вампир, как например оружие.
Дольф протянул мне руку и я приняла ее. Было время, когда я ни за что не сделала бы этого, но со временем поняла, что от Дольфа это знак уважения и товарищества, а никак не сексизма. Он и Зебровски тоже подал бы руку.
Мы наблюдали, как светом своей веры Зебровски загнал вампира в дальний угол, потому как святой предмет не засияет, если тот, кто его держит не верует, или если предмет не был благословлен кем-то достаточно святым, чтобы заставить поддерживать в нем эту силу. Было несколько священников, которым я не позволю больше освятить для меня святую воду, потому что в критический момент она не сработала. А церковь вообще прошерстила охотников на вампиров по всей стране, выясняя, кто из священников не прошел испытание верой. Я чувствовала себя сплетницей.
Вампир свернулся в углу, стараясь сделаться как можно меньше, закрывая лицо руками и вопя:
— Пожалуйста, прекрати! Жжет! Жжет!
Из яркого света раздался голос Зебровски:
— Я уберу его, как только ты будешь закован.
Полицейский принес кое-что новенькое — кандалы, разработанные специально для сверхъестественных подозреваемых. Они дорого стоили так, что даже у РГРСС[2]их было немного. Барни был новообращенным вампиром; и мы не думали, что он был настолько опасен, чтобы в них возникла необходимость. Мы ошиблись. Я взглянула на все еще лежавшего у стены полицейского. Когда кто-то стал проверять его пульс, он зашевелился и застонал, как если бы у него имелись многочисленные повреждения; он был жив, но не потому, что я для этого что-то сделала. Я была глупа и самонадеянна, поэтому пострадали другие. Ненавижу, когда подобное случается по моей вине. Ненавижу, просто пиздец, как ненавижу.
У полицейского были совершенно безумные глаза, но он все равно шагнул в сторону вампира. Дольф и я одновременно протянули руки, чтобы забрать оковы — эти соединенные между собой простой цепью ножные и ручные кандалы. Мы посмотрели друг на друга.
— Это я сняла с него наручники, чтобы сыграть в «хорошего полицейского».
Он изучал мое лицо. Его темные, коротко стриженные и уложенные волосы, оказались достаточно длинными на макушке, чтобы растрепаться во время борьбы. Пригладив их, он серьезно посмотрел на меня.
— Кроме того, капитану не подобает бороться с подозреваемыми, даже если он здесь самый большой парень, — добавила я с улыбкой.
Он кивнул и позволил мне пойти первой. В другое время, чтобы защитить меня он пошел бы первым, но знал, что мне сложнее навредить, чем любому другому в комнате за исключением вампира. Я могла получить удар и продолжать тикать, а также понимал, что не было нужды напоминать мне о том, что я винила себя за то, что все вышло из-под контроля. Протокол гласил, что вампир должен оставаться полностью скованным. Я сняла с него наручники, чтобы разговорить его. Я была уверена, что справлюсь с таким молодым вампиром как Барни голыми руками. Нам просто повезло, что никто не погиб.
Дольф прекрасно это понимал и чувствовал то же самое, поэтому пропустил меня вперед с увесистым хитроумным изобретением. Он махнул полицейскому, чтобы тот отошел в сторону, а сам на всякий случай остался за моей спиной. Если у тебя есть кто-то в два метра и два сантиметра ростом, да еще и в прекрасной физической форме, ты возьмешь его для прикрытия. Было время, когда Дольф перестал мне доверять из-за моих свиданий с монстрами, но он справился с этой проблемой и мне выдали настоящий федеральный жетон. Я стала настоящим копом в соответствии с документами, а Дольфу требовалась причина, чтобы простить меня за общение с монстрами. Новый жетон стал достаточным основанием, как и тот факт, что он довольно паршиво себя вел со мной и другими, что едва не позволил своей ненависти к сверхъестественному лишить его жетона и чувства собственного достоинства. Несколько затянувшихся переговоров с местными вампирами, в особенности с бывшим копом Дэйвом, из бара «Мертвый Дэйв», помогли ему примириться с собой.
Я прошла по краю холодного, белого свечения креста Зебровски. Вампир перестал истошно орать и лишь всхлипывал из угла. Я никогда не спрашивала ни у одного из своих вампиров-друзей, каково это находиться перед таким крестом, как этот; действительно ли это причиняет чертовскую боль или же они просто не могут противостоять этой силе?
— Барни? — вопросительно произнесла я его имя. — Барни, я собираюсь надеть на тебя кандалы, чтобы сержант Зебровски мог убрать крест. Барни, скажи что-нибудь. Мне нужно знать, что ты меня понимаешь. — Я опустилась рядом с ним на колени, не слишком близко, чтобы прикоснуться к нему, но все же достаточно, если он снова придет в ярость. Но кому-то все равно придется к нему приблизиться, и я взяла эту обязанность на себя. Я просто не могла стоять в стороне и смотреть, как пострадает кто-то еще, зная, что это я дала Барни свободу для совершения нападения. Самонадеянность — заставила меня снять с него наручники; вина — опуститься на колени и попытаться заставить его услышать меня.
Позади нас началось движение. Я продолжала удерживать внимание на вампире в углу, зная, что не стоит переводить взгляд с одной опасности на другую. Я доверила другим полицейским прикрывать мою спину. Мой мир сузился до подозреваемого в углу, в то время, как Дольф с кем-то тихо переговаривался, после чего он наклонился ко мне и сообщил:
— Мы нашли место, но потеряли связь с офицерами, оказавшимися на месте.
—Дерьмо, — прошипела я. Возможно, офицеры оставили свои рации, отправившись на поиски вампиров, или они были ранены, или мертвы, а может и взяты в заложники. У нас не было времени нянчиться с этим вампиром, ведь там находились наши люди. Мне нужно было, чтобы он меня выслушал, чтобы сделал то, что мне требовалось. — Барни, — начала я, — послушай меня. — Теперь в моем голосе звенела сила, со слабой вибрацией моей некромантии. Я была истребителем вампиров, но начинала с подъемов зомби. Мой сверхъестественный дар приходился по части мертвых или немертвых. Я не выбирала его, но потребность управлять ими выявила часть моих природных талантов, способных на это. Запрещалось ли использование ментальных способностей на подозреваемом? Уж точно не после того, что он только что выкинул, и не с тем фактом, что в эту минуту могла умирать пятнадцатилетняя девушка, и когда не выходили на связь два офицера. У нас не было времени, и мы нуждались в любой помощи, которую он мог нам оказать. Закон позволял применение физической силы для спасения жизней или, если подозреваемый отказывался сотрудничать при применении стандартных методов. Некоторые новые поправки, запрещавшие мне стрелять в Барни, оставляли лазейки для других сомнительных действий. Закон дает, и он же берет.
Барни заскулил, а затем произнес тоненьким и почти детским голоском:
— Не надо.
— Не надо «что»? — В моем шепоте по-прежнему еще содержался отголосок силы. Посреди боя нет времени на раздумья, потому как это снижает концентрацию над работой с мертвяками. Я могла заключить эту силу обратно в себя, но хотела, чтобы он позволил себя заковать. Хотела, чтобы он начал со мной говорить, я так сильно этого хотела, что готова была показать «ведьмовские» штучки перед другими копами.
— Ты мне не Мастер, — сказал он, — и твой Мастер тоже. Мы — свободные вампиры и не позволим помыкать нами.
Он был одним из тех новообращенных вампиров, что отказывались следовать за Мастером Города. Они хотели быть свободными гражданами, хотели свободно принимать решения и считаться простыми людьми, но не важно, скольких вампиров я любила и защищала, то, что несколько минут назад выкинул Барни только доказало, почему свобода от контроля Мастера — это плохая идея. Иногда попадался дерьмовый Мастер с дерьмовой системой, очень дерьмовой, но вы не могли позволить народу с таким уровнем силы и мощи выйти из-под структуры власти. Было необходимо, чтобы кто-то держал их в узде, потому что стоит им дать такого рода власть, как начинаешь понимать, что на самом-то деле далеко не все они такие белые и пушистые; они оставались хорошими, пока были слабы. Нужно оказаться по-настоящему добропорядочной личностью, чтобы получив силу, власть и сверхъестественные способности, не злоупотребить ими. Большинство людей не настолько добропорядочны или просто слишком глупы, чтобы случайно не причинить вред другому. Только представьте, что одной прекрасной ночью вы просыпаетесь с супер-силой. И пока вы учитесь ей управлять, могут пострадать люди. Как уравновесить права одной части населения, и при этом сохранить безопасность при свободе другой? Мы по-прежнему спорим на эту тему, но сейчас, в данный момент, я знала ответ. Я бы отняла свободу у Барни Уилкокса для обеспечения безопасности пятнадцатилетней девушки и тех офицеров, которых, возможно, его дружки-вампиры держали в заложниках. Будь моя воля, я бы так и поступила. Барни не был связан клятвой на крови с Жан-Клодом, а если бы был, возможно, мне удалось бы управлять им через мои метки Жан-Клода. Он был свободным вампиром без Мастера, перед которым бы отвечал. Или вообще не знал о Мастере. Мы выяснили, что большинство «свободных» вампиров следует за лидером группы. Вампиры, как и большинство людей: нуждались в ком-то, за кем можно следовать, они просто не желали этого признавать.
Воззвав к своей некромантии, я направила ее на, совсем еще молодого вампира. Он вжался в угол, словно мог просочиться сквозь стену.
— Ты не можешь использовать на мне некромантию с этим крестом.
— Я каждую ночь с надетым крестом поднимаю зомби, Барни, — произнесла я по-прежнему низким и слегка наполненным силой голосом. Было время, когда я верила, что моя сила — зло, но Бог, казалось, думал иначе, поэтому, пока Он не поменял Свое мнение, я просто верю, что моя сила исходит с праведной стороны.
— Нет, — выдавил он, — нет, пожалуйста, нет.
— Позволь мне заковать тебя в кандалы, Барни, и тогда, возможно, мне не придется этого делать.
Он протянул руки, на запястьях которых болталось то, что осталось от прежних наручников. Мне пришлось положить усиленные кандалы на пол и попросить у кого-нибудь ключ, потому что мой находился в сумочке, оставшейся в шкафчике вместе с оружием и крестом.
Свет от креста Зебровски начал тускнеть. Один из младших офицеров спросил:
— Почему ослабевает свечение?
Во-первых, он не должен был задавать подобный вопрос в присутствии вампира, а во-вторых, он вообще не должен был задавать вопросы до окончания экстренной ситуации.
— Я удивлен, что Зебровски вообще удалось его вызвать.
— Да, Сарж[3], не знал, что вы два сапога пара.
После исчезновения света вампир в углу снова стал видимым, словно это свечение делало его частично невидимым, и вместе с погасшим священным сиянием, он снова стал более материальным. Сняв старые наручники, теперь я довольно четко могла видеть запястья Барни, чтобы подумать о том, что они толще моих, но все же тонковаты для мужчины его роста. Мгновение я боролась с запирающим механизмом на новых кандалах: это был третий раз, когда я надевала их кому-то вне практики, которую нам обязали пройти, как только эти наручники вошли в обиход. Стоя на коленях, я так увлеклась металлом, что не заместила, как Барни наклонился достаточно близко, едва не касаясь моих волос ртом, прежде чем Дольф поставил свою ногу на его плечо, удерживая прижатым к стене и нацелив на вампира свой пистолет. Придется ой как расхлебывать, если Барни откопытится в заключении, но Дольф был здесь босс, и если он говорил, что пришло время хвататься за пушки, ты не споришь. Уж я точно не собиралась спорить по этому поводу.
Я ответила на вопрос полицейского теперь, когда Дольф с готовностью и желанием пришел мне на выручку.
— Большинство святых предметов начинают светиться, когда вампир применяет свои вампирские силы. Как только он успокаивается, свечение уменьшается, или вообще пропадает.
Взяв оставшийся комплект кандалов, я застегнула их на ногах Барни; они были огромными, разработанными специально на мужскую ногу. Ширины металлических манжет хватило бы, чтобы охватить мою шею, да еще и осталось бы, чтобы не жало. Вампир оказался довольно высок, поэтому ему пришлось согнуть ноги в коленях, чтобы единственным имеющимся у нас железным стержнем можно было соединить между собой наручи с ножными кандалами, пока Дольф удерживал его тело прижатым к стене, не давая пошевелиться.
— Так значит это не потому, что сержант потерял свою веру? — спросил парень, и когда он спросил, я поняла, что у нас имелась серьезная проблема. Я встала так, чтобы разделить свое внимание между только что скованным вампиром и полицейским, задавшим этот вопрос. Он был в форме, со слишком коротко подстриженными каштановыми волосами для его треугольного лица и с все еще слишком широко распахнутыми глазами. Я не стала отвечать в присутствии подозреваемого, но мысленно поставила себе заметку сделать это позже, для офицера Тэггарта, как было написано на его бейдже. Если у вас не было веры в Бога, или во что бы то ни было еще, то освященные предметы не работали, независимо от того насколько старый и свихнувшийся вампир вам попался. Только вера человека заставляла их сработать, или благословление священника или кого-то достаточно святого. Освященные предметы защищали, светясь даже без необходимости в вере, но с обычными крестами все обстояло иначе. Даже благословленные священником предметы периодически требовалось переосвящать. Мне предстояло разобраться, не страдал ли офицер Тэггарт кризисом веры и если да, то парня необходимо было в срочном порядке перевести в другую команду. В этом отряде, имеющем дело с монстрами, офицер без веры был бесполезен против вампиров.
Я начала помогать Дольфу ставить вампа на ноги, но Дольф ухватился своей здоровенной ручищей за плечо другого человека и потянул его. Я была достаточно сильна, но не достаточно высока или тяжела, чтобы сгодиться в качестве опоры, с кем-то настолько высоким, как он. Вампир был приблизительно метр девяносто ростом, но Дольф, все равно возвышался над ним. Вампирские метки, полученные от Жан-Клода, сделали меня сильнее, быстрее, и меня труднее вывести из строя, но ничто из этого не делало меня выше.
Дольф снова усадил его на стул, который тот опрокинул ранее. Одну здоровенную руку он держал на плече вампира, а другую — у своего бедра, в которой был очень большой и очень черный пистолет. Намек был очевиден: сотрудничаешь или ловишь пулю. Теперь мы не могли в него стрелять, но никакой закон не препятствовал полиции намекать на угрозу, чтобы развязать язык подозреваемому, тем более, что этот вампир своим нападением сам дал нам возможность вынуть оружие из кобуры в комнате для допросов.
Потребовалось двое мужчин, чтобы помочь самому тяжело раненому из офицеров выйти за дверь, но все смогли покинуть комнату на своих двоих; это был удачный вечер. Теперь все, что нам требовалось — это найти девушку прежде, чем она будет убита как вампир, и найти сотрудников, рации которых молчали, невредимыми. О, и избавится от расплодившихся отщепенцев «Поцелуя вампиров»[4]. Ага, это такая шайка вампиров, прозвавшая себя — «Поцелуй вампиров». Прожорливые гули[5], волочащие ноги зомби[6] и «поцелуй вампиров»; большинство даже не знало об этом, а остальных не интересовало. Красивое прозвище для группы супер-сильных, супер-быстрых, управляющих сознанием, пьющих кровь, имеющих юридические права граждан, которые могли бы жить вечно, если бы мы периодически их не отстреливали. Последняя часть приравнивала их, к любым другим плохим парням, только особенным и охеренно опасным парням.