Поцелуй мертвеца

Глава 19

К тому времени, когда я поехала домой, рассвет уже омыл мир золотым мягким сиянием. Я скинула СМС-ки прежде чем сесть в машину, чтобы Натаниэль и Мика знали, что я возвращаюсь. В ответ я получила «Чмоки» от Натаниэля, и «Сейчас приготовлю кофе». Я вернула «поцелуй», и тронулась с места.

Зазвучал рингтон стоящий на Мику. Вообще-то у меня был беспроводной наушник, так что да — такая вот я крутая и современная тетка.

— Привет тебе, мой Нимир-Радж, буду дома где-то через полчасика.

— И тебе утро доброе, моя Нимир-Ра. — И в его голосе слышались те улыбка и счастье, возникавшие у него всякий раз, когда он называл меня своей.

— Вы, ребята, должно быть, все еще дрыхнете. Я скинула СМС-ки вместо звонка потому, что не хотела вас будить. — Я ехала по старому 21 хайвэю, в свете раннего утра, струящемся сквозь листву деревьев поздней весны. Листья оставались еще нежно-зеленые, свежие, с оттенками желтого и золотого. Это заставило меня вспомнить стихотворение:

— Природы первый цвет — зелено-золотой, — проскандировала я вслух, слишком уставшая, чтобы произнести это мысленно.

— Что? — переспросил Мика.

— Так, стихотворение; деревья как-то навеяли мне его.

Природы первый цвет — зелено-золотой,

Не удержать его, сколь ни кричи — «Постой!»

Сквозь листья пробиваются цветы

Но сроку — час у этой красоты…

— …и… не припомню как там дальше.

— Я помню, — пришел на выручку Мика:

Увянет скоро вешний первый цвет

И вот в Эдеме — грусть, и счастья больше — нет.

День зрелый утро юное сменяет,

И зыбкий золотой туман растает.

— Откуда ты знаешь все стихотворение? — удивилась я.

— Фрост — любимый поэт моего отца. Он часто читал нам его стихи и очень много цитировал.

— Я думала, твой отец был шерифом.

— Он и был, а может, и до сих пор есть.

— Шериф, увлекающийся поэзией, и мимоходом цитирующий Фроста — не дурно.

— Эй, ты первая начала цитировать, — тихо напомнил он, и снова этот отзвук счастья в его голосе, или, может, это была удовлетворенность.

— Подловил, слушай, ведь сейчас тебе ничего не мешает возобновить контакты со своей семьей.

— Ты о чем? — Веселый тон исчез, сменившись подозрительностью. Дерьмо, надо было держать рот на замке, но все равно давненько собиралась сказать это, точнее уже как несколько месяцев, и...

— Ты отдалился от своей семьи, потому что Химера использовал семьи других ликантропов против них же самих, но он мертв уже несколько лет.

— Ты убила его для меня, — тихо проговорил он, все же без того своего счастливого отголоска.

Я глубоко вдохнула, выдохнула, и решила не отвечать, потому что он постоянно об этом так упоминал, что мне становилось неловко от его благодарности.

— А потом ты хотел убедиться, что здесь ты в Сент-Луисе ты в безопасности.

— А потом Мать Всея Тьмы стала пытаться нас всех сожрать, — сказал Мика.

— Но ее больше нет, Мика. Никого не осталось, кто мог бы навредить твоим родным, если покажешь, что ты заботишься о них

— Анита, ты сама учила меня, что всегда найдутся другие плохиши.

Я слушала его, и мне становилось грустно.

— Мне так жаль, что ты узнал это именно от меня.

— Не только от тебя, — сказал он.

— Просто, похоже, ты скучаешь по своей родне. Тут у меня немного по-другому, потому что мы с моей мачехой и сводной сестрой вроде не особо как ладим.

— Я свяжусь со своей семьей сразу, как только ты отвезешь нас повидаться с твоей, — ответил он.

— Нас?

— Да, Анита, я люблю тебя, но кого бы ты взяла домой на встречу с твоим отцом? Одного из нас, нас обоих, больше?

— Вообще-то я не собиралась когда-либо возвращаться домой, — сказала я.

— Но если бы собралась, то кого бы взяла с собой в качестве своего бой-френда?

— Вампиры исключаются. Бабуля Блейк слегка не в себе. Она с катушек слетит, если я приведу Жан-Клода.

— Ладно, тогда кого?

— Тебя, Натаниэля, я думаю.

— А кого тогда мне привезти домой?

Я вздохнула, мне очень хотелось оставить эту тему к ебени матери. Я слишком устала для подобного рода бесед.

— Ты намекаешь, что не хочешь брать Натаниэля на встречу с твоими родными?

— Нет, я к тому, что, если я поеду домой к своей семье, я должен взять тебя и Натаниэля. Мы втроем были вместе с самого начала, и так на протяжении двух лет. Двух замечательных лет, и это не было бы так же замечательно, если бы с нами не было Натаниэля.

Я сказала то единственное, что могла:

— Натаниэль наш партнер… coupleness[18]. Я имею в виду, наш ménage à trois или трио, как тебе будет угодно.

— Точно, — сказал он, — Так как же мне объявиться дома без вас обоих?

— Намекаешь, что не хочешь брать нас обоих? — спросила я.

— Я не уверен, как мои родители примут меня, да еще приводящего домой другого мужчину, особенно после всех тех ужасных вещей, что я им наговорил, дабы убедить Химеру, насколько мне на них наплевать.

Я ехала в разгорающемся свете среди ярких весенних деревьев, и чувствовала себя какой-то подавленной.

— Я люблю вас — тебя и Натаниэля, — сказала я.

— Я тоже, — отозвался он.

Он говорил, что любит Натаниэля так же часто, как признавался в любви и мне, но впервые я задумалась — любил ли он нас одинаково. Любил ли он меня больше, потому что я была девушкой, а он гетеросексуалом? Хорошо, технически именно из-за Натаниэля он стал гетерогибким, но вопрос так еще и оставался нерешенным. Любил ли меня Мика больше, потому что я не была парнем? Любил ли он Натаниэля меньше по этой же причине? Я знала, что Натаниэль любил Мику, так же, как и меня, но я никогда не спрашивала своего как-бы-бывшего-натуралом парня, был ли он против «бой-френда» мужчины. Представлял ли он когда-нибудь Натаниэля в качестве своего бой-френда? Нет. Он целовал его на публике, но... сегодня для меня это было все слишком запутанно. Я слишком устала, чтобы разбираться сегодня еще и с этим.

Наконец, я сказала:

— Я просто хочу вернуться поскорее домой, чтобы вы оба обняли меня и так держали...

Он мгновение помолчал, а затем сказал:

— Вот так без настаиваний? Ты не собираешься заставлять меня заявлять о вечной любви к вам обоим или что-то подобное? — Он был удивлен.

Я была тоже немного удивлена, но вслух сказала:

— Даже не знаю.

Он засмеялся, и произнес:

— Ты так вымоталась?

— Меня обозвал монстром тот, кого я раньше считала своим другом, и погибли люди, полицейские, и…, я просто хочу прийти домой и завалиться в кровать между вами двумя и чувствовать, как тону в ощущениях от ваших рук, и уснуть.

— Звучит заманчиво, — сказал он, и в голосе его сквозила осторожность, словно он боялся, что я продолжу развивать тему.

— Хорошо, — сказала я и знала, что это прозвучало с облегчением.

— Но я должен тебя предупредить, Син не спит и расстроен, — сказал Мика. — Сначала тебе придется поговорить с ним.

Я пыталась не сердиться по этому поводу.

— Синрик знал, каков мой образ жизни. Он познакомился со мной, когда я уже была маршалом США.

— Но он никогда не видел свежих трупов на земле и при этом знал, что ты участвовала в перестрелке. Поначалу это трудно, Анита, он чертовски юн.

— Ему восемнадцать, — сказала я, и теперь это прозвучало, как оправдание.

— Я не говорю, что он слишком юн чтобы... встречаться. Я говорю, что он слишком молод, чтобы совладать с увиденным, как ты проходишь мимо кучи только что убитых вампиров, без намека на панику, вот и все.

— Ты же совсем не это собирался сказать, да? — Прозвучало это довольно сердито, но я ничего не могла с этим поделать.

— Ты же знаешь, как тебе не хочется давить в том, что я чувствую по поводу встречи Натаниэля с моей семьей? — спросил он.

— Ага. — И недовольство начало оборачиваться подозрительностью и в голосе, и внутри.

— Я чувствую то же самое по поводу твоей вины насчет кого-то столь юного в твоей постели. Ты не собиралась делать его своим, так же как и я— стать частью тройничка с тобой и Натаниэлем. Иногда что-то происходит само по себе, но то, что ты это не планировала, еще не значит что это плохо.

Я вздохнула.

— Ты прав, я действительно чувствую вину по поводу Сина, и мне жуть как не нравится это его прозвище.

— Его полное имя Син-рик и он не хочет быть Риком.

— Знаю, но я отправила бы его домой, если б могла.

— Ты можешь отправить его обратно в Вегас, Анита. Он голубой тигр твоего зова и подчиняется тебе.

Я должна была сосредоточиться на крутом повороте среди всех освещенных утренним светом деревьев, но почти потеряла контроль над управлением на долю секунды. Он опять меня удивил.

— Мне казалось, ты был одним из тех, кто говорил, что жестоко отсылать Сина обратно?

— Говорил, но это не значит, что ты не можешь этого сделать только потому, что я с этим не согласен, — ответил Мика.

Я задумалась над тем, как он это сформулировал. Указывал ли он на то, что если я сделала какую-то глупость и теперь виню себя за своего самого молодого любовника, то он может чувствовать тоже самое по поводу своего единственного любовника-мужчины? Или я просто себя накручиваю? Ага, накручиваю, но Мика тоже склонен слишком много думать, так, может, все мои размышления вполне логичны? Боже, как все запутано.

— Мир, — сказала я.

— Ты о чем? — спросил он осторожно, возможно даже подозрительно.

— Сегодня никаких вопросов, подрывающих нашу личную жизнь, идет? — сказала я.

Я почти услышала, как он улыбнулся в трубку.

— Неплохо сказано, Анита, совсем неплохо. — Он тоже казался усталым, и до меня дошло, что пока я там играла в салочки с плохими парнями, он успокаивал дома подростка вертигра и был сегодня оплотом спокойствия для Натаниэля и всех, кто переживал из-за опасности моей работы.

— Спасибо, Мика, — сказала я.

— За что? — не понял он.

— За то, что ты такой, какой есть, за то, что ты здесь, за то, что ты мой возлюбленный, за то, что ты есть в моей жизни.

— Всегда — пожалуйста, и я бы не хотел быть в другом месте, или с кем-то еще.

— Даже со всеми этими опасностями и сверхъестественной политикой? — спросила я.

— Я втянул тебя в сверхъестественную политику, собственно так мы в первый раз и встретились.

— Я уже по самые уши была в ней, когда ты появился, — ответила я.

— Возможно, но я хорош в политике, а ты помогла мне стать лучше.

— Я могла бы сказать, что ты помог мне быть лучше их, ну да ладно.

— Поторопись, — сказал он.

— Уже, — ответила я.

— Я люблю тебя, — проговорил он.

— Я тоже тебя люблю, — ответила я. У нас была пара моментов, когда никто из нас не хотел первым «бросать трубку», но, в конце концов, я подумала что это просто глупо и отключила телефон. Я любила Мику и Натаниэля. Я любила нас как «пару». Мы ладили. Наши отношения были лучше любых из тех, что я пыталась построить. Черт, да именно они двое и помогали всем остальным моим отношениям улучшаться. Мика давал кровь Жан-Клоду, и разрешал ему быть в том немногочисленном списке мужчин, с которыми он не против был лечь в постель обнаженным, хотя только Натаниэлю позволялись некие вольности. Натаниэль был таким же исключением для Мики, как для меня Джейд. Моя жизнь менялась с такой скоростью, что год назад я о таком даже не могла и помыслить, но как сказал Мика, то, что ты это не планировал, еще не значит, что это плохо. Так уж сложилось, и самое непреднамеренное, что приключилось со мной — это восемнадцатилетний вертигр, у которого впервые возник вопрос по поводу моей работы «Как ты можешь рисковать своей жизнью и так сильно меня пугать». Я и не пыталась в чем-то его переубедить, потому что Мика прав, у меня были серьезные проблемы с Синриком, Сином, Боже, ну и имечко. http://laurellhamilton.ru Теперь у меня дома возникли все те проблемы, которые ожидались бы от детей. Я по-прежнему видела в нем ребенка, и к тому же, он был еще и моим любовником, так что, скорее, все-таки я не совсем считала его ребенком, но все равно он был еще совсем зеленый... Не только годами, но еще и беззащитностью, неопытностью... зеленый в том смысле, что он еще ничего не повидал в жизни, не успел набраться горького опыта. Я была его первой любовницей, и да, нам тогда оттрахал мозги самый большой и злой из всех вампирюга. Все было подстроено с холодным расчетом на то, чтобы я была занята, в то время как осуществлялся его гнусный замысел, но кто бы или что бы это ни сделало, именно со мной Синрик потерял девственность во время метафизической оргии. Мне все еще стыдно думать об этом, хотя и немногое помню о той ночи. Я словно нажралась тогда до поросячьего визга, и только сейчас начинаю вспоминать небольшие фрагменты той ночи.

Я была у него первой, и ненавидела себя за это. Нет, я чувствовала вину за то, что не любила его. Даже после целого года, что он провел с нами, я все еще не смогла его полюбить. Он нравился мне, и секс у нас был достаточно регулярно, что предполагало наличие у меня к нему чувств, но я не любила его. Я даже и приблизительно не заботилась о нем так, как заботилась о других в своей жизни; в списке моих привязанностей слишком много имен стояло перед именем Синрика, поэтому и чувствовала себя виноватой. Я была его белым рыцарем в сверкающих доспехах, появившимся, чтобы спасти его и подарить первую любовь, что для него означало — после мы вместе уедем в сторону заката и будем жить вдвоем долго и счастливо, но однажды я проделала нечто похожее с Натаниэлем, и это действительно отлично сработало. Задумавшись об этом, я поняла, что тогда так же всеми силами старалась не полюбить Натаниэля. Он заставлял меня чувствовать себя виноватой не по этому, но, тем не менее, я долго и упорно сопротивлялась этой любви. Разве не также я сопротивлялась любви к Жан-Клоду?

Я была уже почти на подъездной дорожке к дому. Дерьмо, я всегда так брыкаюсь перед тем, как начать кого-то любить? Нет, не всегда. Я пыталась любить Ричарда почти с самого начала, и Мику я полюбила сразу. Двое мужчин, из какого количества? Да слишком большого. Дерьмо, я пожалела, что не подумала об этом раньше, потому что теперь я чувствовала себя виноватой идиоткой. Был ли Синрик еще одним парнем, с привязанностью к которому я борюсь, и почувствую ли я к нему любовь в конечном итоге так же, как это произошло с Натаниэлем или Жан-Клодом? Дерьмо, дерьмо, и еще раз — дерьмо! Мне та-а-ак не хотелось думать, что это действительно так.