Не только вампиры наблюдали за мной, пока я, вооруженная до зубов расхаживала по помещению. Кто-то пробормотал:
— Кем она себя возомнила? Рэмбо?
Я не стала оборачиваться, чтобы проверить, кто это сказал — не имело значения. Я была девчонкой и у меня были лучшие смертоносные игрушки в этой комнате. Оружейная зависть — паршивая штука.
— Она Палач, — ответил светловолосый парень-вампир.
— Они все палачи, — парировал Стивенс. Его напарник пихнул его локтем в бок; с пленными не вступают в беседу, особенно если они вампиры.
— Нет, Анита Блейк — одна из той горстки охотников на вампиров, которым мы дали прозвища; она стала Палачом задолго до остальных. — Он изучал мое лицо своим серьезным серо-голубым взглядом. — Мы даем прозвища только тем, кого боимся. Она Палач, и наряду с тремя остальными они Четверо Всадников.
Я услышала, как Стивенс набрал воздуха в грудь, но затем помедлил. Он явно собирался что-то сказать, но вероятно его остановил Ульрих, поэтому я ответила за него:
— «Палачом» не называли ни одного из Всадников Апокалипсиса.
— Ты единственная, кто удосужился двух прозвищ, — ответил парень.
— Дай угадаю, я — Смерть, — не то чтобы спросила я.
Он слишком пафосно покачал головой и произнес:
— Ты Война.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ты убила больше нас, чем Смерть.
Я не нашлась, что на это ответить. Я хотела спросить, кто были те другие маршалы, но подозревала, что Смертью был мой старый добрый друг Тэд Форрестер, а он заработал это прозвище задолго до того, как у нас у всех появились жетоны, и многое из того, что он делал, чтобы заработать себе это имя, выходило за рамки закона. Я не была уверена, насколько хорошо был осведомлен светловолосый вампир, или же скольким он готов поделиться. Чтобы предсказать, что он скажет дальше, парень слишком неадекватно себя вел.
Женщина, больше похожая на чью-то моложавую бабулю, чем на вампиршу, спросила:
— Почему Вы нас не убили?
— Потому что в этом не было необходимости, — ответила я.
— Другие офицеры хотят, чтобы Вы это сделали, — вклинился блондин, которого пытался подрихтовать Биллингс.
— Вы не кормились, а значит, не вы пили кровь полицейских. Соответственно вы их не убивали.
— Мы наблюдали, — сказал он, — значит по закону, мы так же виновны в этом, как и те, кто попробовал их.
— Хочешь, чтобы я тебя пристрелила? — нахмурилась я, глядя на парня.
Он кивнул.
— Почему? — еще сильней нахмурилась я.
Он вздрогнул и опустил взгляд, чтобы я не могла прочесть выражение его лица.
— Ты зло, и твой Мастер тоже, — высказала бабуля.
Я взглянула на нее:
— Это не я вырвала голыми руками глотку тому мужчине, который, всего-навсего, пытался помешать вам обратить в вампира пятнадцатилетнюю девочку против ее воли.
В ее глазах на мгновение отразилось сомнение, но она продолжила:
— Девочка хотела быть одной из нас.
— Она бы передумала, — ответила я.
— Пути назад не было. — Бабуля, качавшая головой, выглядела весьма зловеще.
— Именно так и говорят насильники на свиданиях: «Раз согласилась на свидание, то поздно отбрыкиваться от секса».
— Как смеешь ты нас сравнивать с этим? — Она выглядела шокированной, будто я влепила ей пощечину.
— Принуждение кого-то стать вампиром против его воли — это изнасилование и убийство в одном флаконе, — отрезала я.
А парень спросил:
— Ты и правда в это веришь?
— Верю.
— И при этом сама греховодишь с Принцем этого города, — упрекнул он.
— Греховожу? — переспросила я. — А ты старше, чем выглядишь.
— Разве ты не можешь определить мой возраст? — парировал парень.
Я задумалась, чуть применила силу, и ответила:
— Ты мертв лет как двадцать, отсюда и стрижка восьмидесятых.
— Мне не хватает сил отрастить волосы после смерти, в отличие от приближенных к тебе вампиров. Твой Мастер ворует у меня, у всех нас энергию, используя ее, чтобы лечить своих людей и отращивать свои длинные, черные кудри ради тебя.
Я знала, что Жан-Клод подпитывался от своих последователей и отдавал им силу обратно, но я никогда не задумывалась, как этот обмен энергией может сказываться на второй стороне этого уравнения. Что если Блонди прав? Правда ли Жан-Клод отбирал у них силу, чтобы отращивать для меня свои волосы, в то время как они могли бы использовать ее, чтобы исцелять свои раны, и отращивать себе волосы? Так ли это?
— Ты не знала, — констатировал он.
— Она знала! Все она знает! — выплюнула бабуля. Ее голос дребезжал от злости, за которой скрывалась нить страха подобно щепотке пряностей в пироге. Я взглянула на нее, и что-то, что она должно быть увидела на моем лице, заставило ее заткнуться и усилило скрытый в ней страх. Неужели она настолько меня боялась?
— Анита, фургон вернулся. — Ко мне подошел Зебровски. — Нам нужно сопроводить их.
Я кивнула и осознала, что совершила ошибку новичка, позволив плохим ребятам заболтать меня настолько, чтобы зародить во мне семя сомнения в людях, которым я доверяла. Говорят, если слушать дьявола, он врать не будет, но и правды тоже не скажет. Блонди дьяволом не был, совсем наоборот, но он излагал правду такой, какой видел ее он, я же расспрошу Жан-Клода сегодня ночью, по возвращении домой.
Я обратилась к арестованным:
— Если попытаетесь вырваться и бежать, мы откроем по вам огонь.
— Из-за Акта о Сверхъестественной Угрозе, — подтвердил Блонди.
— Он дает нам законное право вас убить. Не забывайте, что у нас там два мертвых копа, умерших от укусов вампиров, что делает вас подозреваемыми в их убийстве. Вампиры, подозреваемые в убийстве, могут быть застрелены при попытке к бегству.
— Будь мы людьми, это работало бы иначе, — сказал он.
— С двумя-то мертвыми копами — сомневаюсь.
— Это было бы противозаконно, — добавил парень. Я схватилась за его руку и помогла ему подняться на ноги, но вышло слишком резко, отчего он пошатнулся и мне пришлось его ловить.
— Ты такая же сильная, как и мы, — прошептал он. — И я почувствовал, как ты кормилась от того офицера. Ты тоже не человек.
Я толкнула его, забыв, что помимо наручников на нем были и кандалы, поэтому была вынуждена ловить его снова. Никто больше, из находившихся в комнате, не смог бы двигаться достаточно быстро, чтобы практически без промедления подхватить его между толчком, началом падения и моментом захвата— ни один человек, находившийся в комнате.
— Вот видишь, — сказал парень.
Я заставила его шаркать вслед за остальными, которым помогли подняться. Я никак не могла определиться, стоило ли мне держать его поблизости, чтобы иметь возможность за ним присматривать, или же подальше — где он не сможет мне компостировать мозг. Почему он так сильно действовал на меня? Ответ: потому что я поверила в то, что он только что озвучил. Я подняла своего первого мертвеца случайно, когда была еще совсем подростком; увидела своего первого признака в десять — я всегда привлекала мертвых. Я не была похожа на остальных маршалов; они были людьми, которые по воле обстоятельств были хороши в истреблении монстров. Я же напротив — была одной из монстров.
Девочка в кандалах оступилась. Я схватила ее за руку, чтобы она не потеряла равновесие, и она пробормотала:
— Спасибо. — Затем обернулась и увидела, кто до нее дотронулся. Она издала слабый писк и начала вырываться. Я держала ее за руку совсем недолго, захваченная врасплох вспышкой страха, исходившей из нее, по моей руке, к языку. Я могла чувствовать ее страх так же, как я чувствовала вкус страха оборотня или человека. Все, что вас боится — еда. Я отпустила ее, и она упала, не способная устоять. Другие вампиры попытались помочь ей подняться, но были в таком же скованном положении. Наконец Зебровски помог ей.
Вампиры смотрели на меня, и даже за их угрюмостью и озлобленностью таился страх. Чего боятся монстры? Других монстров, разумеется.
Я поймала на себе взгляд Блонди, но именно Бабуля плюнула в меня словом:
— Чудовище!
— Для Вас, Бабуля, Маршал Чудовище. — Было единственным, до чего я додумалась.
— Ну почему у меня нет всяких там стильных прозвищ?! — возмутился Зебровски.
— Никто тебя не боится, Зебровски. — Я улыбнулась ему в ответ, с благодарностью за то, что он попытался обратить все в шутку.
— Просто ты такая крутая, что мне с тобой не тягаться.
— Так сказала твоя жена.
— У-у-у, — протянул Смит, — это было низко.
Зебровски ухмыльнулся, глядя на меня:
— Я не против, что ты— лучшая среди нас, и никогда не был.
— Спасибо, Зебровски. — Не будь я вооружена до зубов, окружена кровожадными вампирами, и на виду у стольких копов, я бы обняла сержанта, но попыталась взглядом дать ему понять, как много для меня это значило, этот самый момент для мужиков, когда ты в действительности не можешь сказать, как много эмоций кружит у тебя внутри.
Он улыбнулся, не той своей нагловатой поддразнивающей ухмылкой, а мягко, отчего его взгляд показался усталым и, вроде как, нежным. Он слегка кивнул, а я улыбнулась в ответ, и на этом все. Он понял, что я поняла, что он все понял. Нам хватило одного предложения, двух взглядов и одного кивка — с иной женщиной на это ушло бы как минимум пять минут разглагольствований. К счастью для меня, я говорила на беглом пацанском.