Под небом Финского залива

прямо полностью, сказав: "Прощайтесь!" Но брезент нам не помог, мы так и не поцеловались ни разу, как не целовались ни разу за все время встреч. Толя был скромным в этом плане, может, за это мне и нравился, а я вообще -сверх меры. Единственно, на что осмелился Толя,- это взять мою руку в свою, а все были уверены, что под брезентом мы не растеряемся. И когда мы приехали в город, кто-то из ребят спросил нас: "Ну, нацеловались?" - на что мы скромно промолчали. Но нам все равно было хорошо под этим брезентом, он как бы сблизил нас, хотя я знала, что с Ниной Толя целовался, но я к ней особо не ревновала Толю и даже где-то чувствовала себя виноватой перед ней с тех пор, как узнала, что до меня он встречался с ней. Правда, и то я узнала, что перед этим они поссорились, и девчата говорили, что она сама не хочет с ним встречаться. Итак, приехали мы в город. Оказалось, что его замужняя сестра Тая жила с мужем совсем недалеко от меня. Поэтому Толя с мужем сестры приходили на другой день к нам, познакомились с моими родными. В последний наш вечер прощания мы просидели у нас под окном, на большом четырехугольном камне, который в нашем дворе заменял скамеечку. Вечер этот прошел так же, как проходили все предыдущие, когда сидели мы на крылечке и болтали о чем угодно, а потом говорили друг другу: "До свиданья" и расходились по домам. Так и этот раз ничего-ничего не сказал мне Толя, ни ждать не попросил, ни о каких своих чувствах не сказал ни слова. Пожали на прощание друг другу руки, чего-то я ему пожелала, и все, уехал Толя. Я думала, он и письма мне не напишет, потому что и об этом разговора не было, однако через неделю пришло первое письмо.

Здесь Света прервала свой рассказ:

Ой, ребята, время-то уже сколько, нам пора ехать, чтоб без обеда не остаться.

Да есть еще время,- откликнулся Сережа.- Можем еще минут пятнадцать тебя слушать. Давай рассказывай дальше.

Нет,- сказала Света.- Вторая серия будет после "тихого часа", потому что я и за полчаса, наверное, свой рассказ до конца не доведу.

Они встали и не спеша пошли к автобусной остановке, и только после санаторного часа они опять собрались все вместе и отправились к своему любимому столику, стоявшему на развилке трех дорог. Уселись.

- Давай,- сказал Сережа, обращаясь к Свете.

Чего давать? - спросила Светлана, хоть поняла, чего хочет от нее Сергей.

Вторую серию.

- Ишь как хорошо устроились... Я, конечно, могу прокрутить, только боюсь, дорого вам это потом встанет, по сути, вся моя молодость - как на ладони перед вами. Цените такую откровенность?

- Ну, Свет, мы не только твою откровенность ценим, мы и тебя высоко ценим,- не растерялся Сережа.- В долгу перед тобой не останемся.

- Ну ладно, слушайте дальше, я хоть и сама что-то в своей жизни переосмыслю. Значит, уехал Толя, а у меня начались занятия, сдача отчета, курсовые работы. А еще начались разборки с моим парнем, с которым мы встречались три года и ни единого раза не поссорились - такой у него был мягкий характер. Был он на два года старше меня, лейтенант, работал техником на учебном аэродроме, и еще был татарином по национальности, о чем я могла бы догадаться сразу по его имени - Рафик, но он до такой степени был по-русски симпатичен и говорил на русском языке так чисто, что я долго не догадывалась, а когда и узнала, то для меня это не имело никакого значения, у нас в городе, наверное, треть населения были татары, и смешанных браков хватало. Тем не менее определенную роль это сыграло на заключительном этапе наших отношений. Вместе со своим другом и сослуживцем Митей он снимал частную квартиру на достаточном расстоянии от меня, что не мешало ему преодолевать это расстояние ради наших встреч. Митя тоже встречался с красивой девушкой Валей, и часто мы проводили время вчетвером, ходили на танцевальные вечера, в кинотеатр, по праздникам - в компании и т. д. Но вот когда я уехала на практику, ребята решили сменить квартиру на более просторную, чтобы у них у каждого было по комнате, и Рафик стал встречаться с хозяйской дочкой Лилей. Мне об этом стало известно сразу же, как только я приехала, через мою двоюродную сестру, которая была хорошо знакома с подругой Лили. Наверное, я бы простила Рафику Лилю, так как сама была не без греха - тоже, пока мы были вдалеке друг от друга, встречалась с Толей, но здесь, как это всегда бывает, вступили в действие другие законы, законы обыкновенных бабских сплетен, вранья и огромное желание моей соперницы разрушить нашу дружбу, хотя сама она этим тоже не смогла воспользоваться. О моем существовании она знала с самого начала, и ею была

поставлена задача - не так, так иначе отлучить от меня Рафика окончательно. Рафик знал, когда я приеду, мы не очень часто, но переписывались, и в первую же субботу он пришел ко мне, думая, что мне ничего не известно о его встречах с Лилей, но я его встретила во всеоружии. Короче, начались у нас бесконечные ссоры. Он просил прощение -происходило примирение, но через день-другой кто-нибудь из людей, заслуживающих моего доверия, опять видел его с Лилей, и об этом узнавала я, и снова с моей стороны начинались упреки. А с той стороны подливали масла в огонь, передавали через мою сестру, что Рафик говорит, что Светка сама за ним бегает. Он клялся и божился, что никогда такого не говорил, что любит меня, но не знает, как отвязаться от Лили, а я тогда еще не знала, что бывают такие люди, от которых действительно очень трудно отвязаться. Я ему не верила, потому что он после наших примирений опять появлялся с Лилей - то в кинотеатре, то еще где-нибудь. Теперь я понимаю, какой наивной девчонкой я была. Я тогда еще не знала, на какую подлость, ложь, измышления и извороты может идти непорядочный человек ради достижения своей цели. Эта Лиля, живя с ним в одной квартире, еще и неизвестно - какие отношения между ними были,- имела много возможностей для того, чтобы уговорить его куда-то пойти (а я-то, наоборот, отказывалась от всех его приглашений), и, видно, специально показывалась с ним на людях, чтобы окончательно рассорить нас с ним, так как мне все сразу становилось известно. Но несмотря ни на что, он опять приходил ко мне, выслушивал мои упреки и просил прощения, но он был очень бесхарактерным, и Лиля умело пользовалась этим. А потом моему терпению пришел конец. Я была до щепетильности правдивой сама и верила другим, я так и осталась доверчивой до сих пор, наверное, это черта характера, но когда мою веру предавали, и не однажды, то мне было очень трудно прощать. Валя, которая встречалась с его другом Митей, тоже, не знаю почему, поссорилась с ним, она не очень была откровенна со мной, но, видно, ей очень хотелось с ним помириться. Однажды она пришла ко мне и уговорила меня пойти на танцы в ОДО, где мы часто когда-то бывали вчетвером. Когда мы зашли в ярко освещенный танцевальный зал, то сразу же увидели своих бывших кавалеров. Рафик был с Лилей, а Митя - с какой-то другой девушкой. К нам они не подошли, хотя мы поздоровались с ними и потом иногда насмешливо посматривали. А они все время смотрели на нас и так и простояли весь вечер вчетвером возле стеночки, не станцевав ни одного танца. А мы танцевали, для нас нашлись два симпатичных капитана, которые потом пошли нас провожать. Надо сказать, что Валя была необыкновенно красивая и умная девушка, да и я по сравнению с Лилей была красавица, а вот променяли нас на обыкновенных дурнушек, без преувеличений, потому что мы не имели и не хотели иметь той хитрости, что имели наши соперницы, не плели никаких сетей, чтобы в них запутать своих любимых, и имели женскую гордость, которая уже и тогда не была в моде. Кстати, Валя вскоре вышла замуж, но не за Митю, а Митю еще раньше перевели служить куда-то в сибирские края. Но возвращаюсь к нашим с Рафиком отношениям. Однажды, после длительного перерыва, когда уже близилась весна, он опять пришел ко мне и опять стал просить простить его. Дело в том, что в Татарии, где жила его мать, ему нашли невесту-татарку, на которой, как он рассказывал, его чуть не женили еще в прошлый его отпуск. И вот теперь он снова собирался в очередной отпуск и знал, что к нему снова будет применен тот же самый прессинг, поэтому он мне сказал: "Прости меня еще раз и в знак нашего примирения проводи меня завтра в отпуск, чтобы я знал, что ты есть у меня, иначе я не смогу противостоять настойчивости моей матери и всех моих родственников. Очень прошу тебя, давай кончим наши ссоры и забудем все, что было. Я знаю, что виноват, но прости меня, потому что люблю я только тебя". Если бы я была поумнее и похитрее, если бы я знала, что любовь - не такая частая гостья в наших душах, если бы я знала, что такие мягкие характеры, как у Рафика, встречаются редко, если бы я знала, как обо всем этом я потом горько пожалею, и если бы я, наконец, могла заглянуть в свое будущее и увидеть, что меня ожидает впереди, то я смирила бы свою гордость, простила бы все свои обиды и попыталась бы еще раз восстановить разрушенное, хотя бы для того, чтобы потом ни в чем себя не винить и ни о чем не жалеть. Но мои обиды еще не остыли, еще стояло перед глазами торжествующее, с насмешкой в глазах, лицо Лили, когда мы с Валей пришли на танцы, хотя за три дня до этого я в очередной раз простила Рафику его измену. И я ответила: "Разве у тебя нет провожатых? Пусть тебя Лиля проводит, а я тебя провожать не собираюсь". И пожелала ему счастливого пути и вообще счастья в его дальнейшей жизни. И тогда он мне ответил: "А я не желаю тебе счастья в твоей жизни". Мне показалось это таким несправедливым, таким хамским и оскорбительным, что я чуть не зарыдала от обиды в его присутствии, и, чтобы этого не случилось, я открыла дверь в холодные сени дома, возле которой мы стояли, и, сказав: "Прощай", закрыла ее перед его носом. Зато пройдя в квартиру, я заплакала навзрыд в первый раз в своей жизни из-за обидных слов, сказанных мне парнем, а может, я оплакивала всю свою дальнейшую судьбу, потому что все мои мечты, все мои надежды, моя самая большая девичья любовь - лежали в руинах, а я осталась с пожеланием несчастий в моей жизни, мало ему было, что он и так сделал меня несчастной, и кто знает, не в роковой ли час были произнесены его слова, думала я. Мать уговаривала меня как могла, но это было бесполезно, я успокоилась только тогда, когда совершенно обессилела от слез. В отпуск Рафика, как я узнала потом, действительно провожала Лиля, а из отпуска он приехал уже женатым, хотя жена оставалась пока в своей деревне, об этом мне в один голос сообщили его друзья, которых я немало узнала за три года общения с ним. Этого надо было ожидать, но тем не менее это был для меня удар, который вырубил полностью из моей жизни те три самых важных года жизни, которые девушки обычно используют для того, чтобы найти хорошего друга и не остаться старой девой. Спустя месяц, а может, больше, после того как он приехал из отпуска, он опять приходил ко мне. Зачем, что он мне хотел сказать - не знаю, потому что меня не было дома, и об этом мне сообщила мать. Он спросил: "Света дома?" - и, узнав, что нет, извинился и ушел. Я сдавала государственные экзамены, а на душе у меня было так гадко, что дальше просто некуда. Мне казалось, что никого и никогда я уже не полюблю так, как любила Рафика. У меня в ушах постоянно звучали слова, которые он любил повторять в те счастливые для нас времена: Света, милая, друг мой..." Да мало ли что вспоминалось... Впереди мне виделась серая, неинтересная жизнь. Правда, я старалась гнать от себя грустные мысли. А Толя присылал мне розовые конвертики с треугольной печатью: солдатское, бесплатно. Пятьдесят писем написал он мне за тот год, что мы с ним переписывались. Они и сейчас хранятся у меня, перевязанные бечевочкой. Сначала они были короткими, буквально умещались на одной страничке, стандартными, как две капли воды похожими одно на другое. Вот примерные тезисы его писем: жив, здоров, служу, какие новости у тебя? Пиши. Жду. Толя. Скупые, ничего не значащие строки. И только месяцев через пять написал он, что соскучился по родным местам и по мне. Потом все чаще стала попадаться в его письмах строка: соскучился по тебе, и строки письма стали переходить на обратную сторону листа. Честно сказать, на этом этапе моей жизни меня радовало и то, что где-то существует Толя, который если и не любит меня, то все-таки какой никакой мне друг, и строка "скучаю по тебе" была той единственной малостью, которая меня радовала. День выпуска из института приближался, и пришло время выбирать место, где мне предстояло отработать "по распределению" три года. Я посоветовалась в письме с Толей с тайной мыслью, что, может быть, он мне намекнет каким-либо образом, думает ли он связывать свою жизнь с моей после того, как отслужит в армии, потому что четыре года разницы между нами не давали мне надежды, что после армии он сделает мне предложение. Найдет помоложе, солдат есть солдат, это сейчас ему надо от кого-то получать письма, чтобы не очень чувствовать себя одиноким. Но он посоветовал мне только не удаляться далеко от дома. Так как я уже знала, какие последствия влекут иногда за собой большие должности, я выбрала для себя место старшего лаборанта на госплемстанции одного достаточно отдаленного от города района и, получив диплом, поехала на место своей первой работы. Принесла свое направление директору госплемстанции, он долго изучал его, как будто оно было написано на китайском языке, и сделал мне предложение: "А не согласитесь ли вы, как молодой специалист, поработать пока на должности...", которую, как я узнала потом, занимала его супруга. Это была должность, которая меня никак не устраивала, так как была физически тяжелой, менее оплачиваемой, на две категории ниже моей должности, и эту должность, по сути, мог занимать любой человек без специального образования, как оно и было. Я специально при распределении выбрала должность старшего лаборанта, потому что хоть она и была тоже не особо денежная, но - по моим силам и чистая, даже стерильная, можно сказать. И почему я должна отказываться от той должности, на которую меня направили с дипломом о высшем сельскохозяйственном образовании, когда его жена, которую он хотел поставить на эту должность, не имела вообще никакого специального образования? И хотя я еще не знала, какие планы бродили в его голове, но наотрез отказалась от его предложения, сказав ему, что я специально выбирала эту должность из многих, предложенных мне институтом, и желала бы ее занять. Он не стал настаивать. Я стала работать на своей должности, а его жена Ева, надеявшаяся заполучить ее, затаила на меня обиду и злость, которая обильным потоком полилась на меня с первого дня работы в новом для меня коллективе, который и состоял-то всего из нескольких человек. Я только начинала осваивать свою работу практически, потому что знания без практики не дают ничего, а она, вместо того чтобы где-то что-то мне подсказать, за каждую мою незначительную оплошность выливала на мою голову каскад ругани базарной бабы, я не говорю уже о том, что она могла ворчать на меня пару часов кряду. Право на это давало ей то, что она была вдвое старше меня, и "должность" жены директора. Все перед ней пресмыкались, а я как бы осталась в изоляции. Я помню, как однажды нечаянно уронила и разбила покрывное стекло на какую-то баночку. Более мой, как она кричала, что к ним присылают ничего не знающих и не умеющих специалистов, у которых руки-крюки, которым надо работать со шваброй в руках, которых ничему не научили за пять лет и т. д. и т. п. Я все терпела, я ни разу не огрызнулась, я вообще перестала открывать рот, перестала разговаривать, потому что вся ушла в себя, превратилась в сплошной комок комплексов. Это, наверное, и называлось депрессией, не знаю, но если бы вы знали, как тяжело мне было в этом коллективе, где все старались угодить супруге директора и просто не замечали меня, потому что она меня ненавидела, и даже не пыталась этого скрыть. Я была так одинока, как никогда - ни раньше, ни позже. Ни друга, ни подруги не нашла я там за те два месяца, что пробыла там, да я и не искала, потому что вечерами сидела дома в малюсенькой комнатке, снимаемой у женщины средних лет, и даже книги перестали быть моими друзьями. Я приходила на работу, как на каторгу, и когда я думала, что мне предстоит проработать здесь три года, то мне хотелось повеситься. Атмосфера для меня была создана невыносимая, но деваться мне было некуда, это - не теперь: не понравилось, уволилась и пошла работать на новое место. Три года - вот был мой "тюремный срок", срок одиночного заключения, потому что даже большую часть рабочего дня я сидела в отдельной комнате - лаборатории и общалась через маленькое окошечко только со своей врагиней, носительницей первородного греха - Евой. Толя продолжал писать мне и сюда свои письма, но я не делилась с ним своими трудностями и проблемами. Зачем? Никто мне не мог помочь! Но письма от него - это было

единственное, что меня еще связывало с прежней жизнью. Его письма становились все длиннее и длиннее, и однажды я получила от него письмо, которое я до сих пор помню наизусть, потому что я читала его без конца, чтобы не сойти с ума от безысходности моей тогдашней жизни. Вот что он мне написал: "Света, вчера видел тебя во сне, и если бы ночью, когда спишь, а то днем - просто отдыхал, лежал -спал, не спал, просто дремал и так ясно увидел тебя, ты даже не можешь себе представить, какой это был ясный сон. Он мне не понравился. Чувствую, что-то у тебя стряслось. Сейчас настроение подавленное, даже аппетит потерял. Пиши больше о себе, ничего не тая, я ведь здесь никому не расскажу. Как у тебя дела на работе? И вообще соскучился я по тебе. И сам не знаю, как все это получилось, и встречались-то мы с тобой так просто, как друзья, по-товарищески. Но что-то от тебя осталось. И расстались-то мы с тобой как-то холодновато, а вот остался в памяти тот последний вечер, и не могу его забыть. Порой думаю, хоть бы на одну минуту залететь к тебе на "Спутнике", только бы взглянуть. А когда дома был - думал... да ничего я не думал, все как-то попросту, шутя, выходило. А здесь все повернулось иначе, и только сейчас до меня дошло, как до жирафа на "третий день"... До него хоть на третий день дошло, а до меня на десятый месяц после того, как я тебя не видел. Только сейчас я понял, что в моей жизни случилось что-то такое, о чем в наши годы только мечтают, что я нашел для себя что-то очень дорогое, но сумею ли я сохранить эту свою драгоценность, ведь еще два года с лишним служить, срок немалый. Ведь ты не вещь, которую можно купить и продать. Эх, Света, если бы я сейчас тебя встретил! Все те вечера без нежных слов и т. д. (под т. д. Толя, наверное, подразумевал поцелуи) стали для меня такими милыми и дорогими, что заставляют много думать и гадать, что и как. Ведь кажется, что чем больше проходит времени без встреч, то забывается все, что было: и хорошее, и плохое, а у меня получается наоборот, чем больше проходит времени, тем больше я о тебе думаю и мечтаю. Света, когда я приехал из командировки, ты уже тогда была у нас. Увидев тебя, я заинтересовался тобой. А ты, наверное, знаешь, тебе девчонки рассказывали, ведь шило в мешке не утаишь, я в это время встречался с Ниной. Мы тогда с ней поссорились. Скажу тебе все честно, не буду скрывать, я ее очень любил, и ссорились мы с ней не один раз, но я почему-то ни на кого не обращал внимания. А на этот раз встала на моем пути ты. И зачем ты только приезжала к нам? Помнишь, ты уезжала на Центральный и пробыла там месяц. Этот месяц я опять встречался с Ниной, но приехала ты, и опять я все переиграл. Я шел тогда к ней, но увидел, что приехала ты, и повернул назад. Она даже сюда присылала письмо. Но что прошло, то прошло, она же при тебе еще просваталась, и я пожелал ей счастливой жизни. А ты пишешь, что время и расстояние накладывают свой отпечаток. А я считаю, что время и расстояние проверяют чувства". Вот основное, что было написано в этом письме. Да, конечно, я его выучила наизусть, потому что мне нужен был хоть какой-нибудь теплый уголочек, где не гулял бы сквозняк через продуваемый коридор равнодушия к человеческой судьбе, мне нужно было хоть за что-то зацепиться в моем полете через неприязнь и отчуждение тех людей, с которыми мне так долго предстояло быть рядом, и то, что где-то и кто-то сейчас думает обо мне и даже чувствует, как мне плохо, давало мне силы выносить мое тусклое существование. Но я понимала и то, что теплые слова, написанные мне Толей, почти объяснение в любви, не говорили о его любви ко мне, это была обычная ностальгия солдата по тому, что осталось в его прежней жизни, на "гражданке", и больше ничего. Поэтому и пришло все это к нему на десятый месяц, как пишет он, а когда был рядом - никаких особых чувств ко мне не питал и питать не будет, если волей судеб опять окажемся вместе. Так думала я. В армии солдаты влюбляются иногда по одной фотокарточке или просто обретя переписку с любой девушкой, Нину он любил! Не зря у него вырвалось с болью: Зачем ты только приезжала к нам?", и предыдущая строка звучала как упрек, что я стала на их с Ниной пути. Может, и встречаться стал со мной назло Ниночке, а потом по инерции - пошло-поехало. Но не знала я об их отношениях вначале, долго не знала, а когда узнала, то уже и сама питала к нему какие-то сложные, но по крайней мере более теплые чувства, чем он ко мне, и только моя неопытность уберегла меня от того, чтобы он об этом догадался, хотя, казалось бы, все бывает наоборот - именно опыт женщины учит ее скрывать свои чувства. А может быть, дело было в том, что существование Рафика и нашей с ним любви удерживало мои чувства к Толе в оболочке скованности, как внутренне, так и внешне, хотя Толя мне и нравился. Нельзя же любить одновременно двоих, поэтому моя симпатия к Толе так и осталась только симпатией, хотя в моем тогдашнем существовании она значила не так мало. И наверное, я бы дождалась его и вышла за него замуж, если бы он сделал мне предложение, не побоявшись того, что он не имел высшего образования, которое имела я. В то время для многих образованных девушек отсутствие образования у их друга было препятствием к замужеству. Для меня этой проблемы не существовало, Толя был смышленым парнем, и я не чувствовала никакого барьера при общении с ним, а общественное мнение меня всегда мало трогало, у меня всегда и по поводу всего существовало свое собственное мнение. Лишь одно в дальнейшем могло сыграть свою отрицательную роль, это - если бы Толя стал выпивать, вот этого я, пожалуй, боялась, когда размышляла о своей дальнейшей судьбе. Но она распорядилась иначе. Через два месяца моего мучительного вживания в коллектив, который не хотел меня принимать в наказание, что я не уступила жене директора своей должности, вдруг, как снег на голову, приезжает сватать меня только что получивший погоны лейтенанта выпускник зенитно-артиллерийского училища, с которым я познакомилась, когда он только начинал учиться на первом курсе. Это военное училище держало шефство над нашим институтом, и у нас часто устраивались совместные вечера. Вот на одном из таких субботних вечеров, куда мы отправились вместе с моей двоюродной сестрой, я и познакомилась с курсантом по имени Глеб. Весь вечер мы с ним танцевали, играли в какие-то игры, лотерею и расстались, договорившись, что я приду к ним на танцы в следующую субботу. Но буквально на следующий день я познакомилась с Рафиком, который сразу мне очень понравился, и больше я уже никогда не появлялась на танцах этого училища, потому что все три года встречалась с Рафом и никогда даже не вспомнила о том курсанте, с которым всего-то провела один танцевальный вечер. Но случилось так, что, перед тем как Глебу выпуститься, моя сестра встретила его на танцах. Они протанцевали один танец, во время которого он спросил, где я нахожусь в настоящее время, и моя сестра сообщила ему мои координаты. И вот он, надев погоны лейтенанта, заявился ко мне в парадной офицерской форме, чтобы по всем правилам этикета сделать мне официальное предложение. Я просто обалдела от удивления и неожиданности, когда увидела его, но, как ни странно, сразу узнала. Однако красивая офицерская форма не произвела на меня никакого впечатления, потому что за ней я не увидела абсолютно ничего, ни плохого, ни хорошего, ибо я совершенно не знала этого человека. "Глеб,- сказала я ему.- Но ведь я совершенно не знаю тебя и не люблю".- "Узнаешь,- ответил он.- Полюбишь, дело времени. А я тебя не мог забыть все три года. Моей любви хватит на нас двоих". Я не буду много рассказывать о наших долгих диалогах, в которых моим главным аргументом было то, что я его не люблю, а он говорил, какой он хороший, что я его обязательно полюблю, и обещал "золотые горы" в нашей совместной жизни. Тем не менее у меня хватило ума сказать ему "нет", хотя я понимала, что это единственный выход из той нетерпимой атмосферы, в которой я находилась, так как только брак с военнослужащим давал свободный диплом при выпуске из института и возможность увольнения с работы "по распределению" без обязательной отработки трех лет. Вечером он уехал, но через три дня приехал опять и снова повел на меня свою атаку. К тому времени я успела уже получить письмо от своей сестры, которая приводила ряд доводов за то, чтобы я "рискнула". Она писала: "Мало ли женщин выходят замуж, едва зная своих будущих мужей, а потом прекрасно живут, появляется и любовь, и взаимопонимание. Что ты теряешь? Тебе еще три года там загорать, а здесь - готовый жених, все же офицер, направляют в Подмосковье, не куда-нибудь к черту на кулички, симпатичный парень, не будь дурой, время работает не на нас". Я и сама понимала, что через три года я уже окончательно перейду в разряд "старых дев". Почти все мои сокурсницы вышли замуж еще до выпуска либо сразу после выпуска из института. И я сломалась, Я решила рискнуть! И самую большую роль в моем решении имел тот факт, что я вырывалась из недобрых объятий своего рабочего коллектива. Об остальном я старалась не думать, потому что думать было страшно. Глеб не вызывал, у меня особой симпатии, но и антипатии тоже, я надеялась, что сумею полюбить человека, если он будет ко мне хорошо относиться. О, как я ошибалась! Я вырвалась из одних жестких объятий, чтобы попасть в еще более бесчеловечные и безжалостные. Но об этом коротко потом. А пока доведу до конца рассказ, связанный со своими предыдущими героями. Директор отпустил меня очень легко и даже радостно: как же, освобождалась должность для его супруги, которую она могла занимать, по крайней мере, до следующего выпуска специалистов из сельхозинститута, для этого мне было достаточно прийти к нему вместе с Глебом, одетым в синюю парадную офицерскую форму, и написать заявление, что я прошу освободить меня от занимаемой должности в связи с выходом замуж за военнослужащего такого-то, всего лишь! В принципе, я могла бы, воспользовавшись такой удачей и получив расчет, отказаться от замужества с Глебом под каким-либо выдуманным предлогом, но моя порядочность не давала мне такой возможности. Глеб в тот же день потащил меня в ЗАГС, и те три дня, которые мы должны были ждать, перед тем как расписаться, он жил у нас в семье, так как двери училища и общежития для него уже закрылись. Все, птичка попалась в клетку! И дверца клетки тоже захлопнулась. С каким тревожным чувством шла я расписываться... У меня даже не было белого платья, недавно сшитое платье желтого гнета заменило мне свадебное, чего можно было ожидать от этого брака даже согласно простым приметам, в которые мы тогда не верили. Свадьбы у нас не было, мы жили бедно, мать из последнего тянулась на мою учебу, стипендия была маленькая, хотя я получала повышенную, да и в сельхозинституте вообще стипендия была повыше, чем во всех остальных, что и сыграло не последнюю роль в том, что я выбрала учебу именно в этом институте. Мы посидели часок за столом с моими родными и на другой день, почти через неделю после начала отпуска Глеба, поехали к его родным, в Казахстан. Его родные, мать и три замужние сестры, были недовольны, что он так скоропостижно женился, обижались, что не были приглашены на свадьбу, долго пришлось убеждать их, что свадьбы у нас не было. Одна из сестер после первой рюмки за столом, который был устроен по поводу нашего приезда, сказала: "Не успел штаны натянуть, вместо того чтобы помочь первые годы материально матери женился, видишь ли, привез кралю, кому она здесь нужна?!" Правда, потом мы с ней подружились, она вообще-то была неплохая девица, просто у них была такая сумбурная и дерганная семья. За три недели, что мы там пробыли, у них чуть ли не каждый день были скандалы, то между Глебом и сестрами, то между сестрами и их мужьями, и мать без конца утихомиривала их скандалы доколю-таки властно и жестко. Про Глеба она сказала: "Я всех своих детей в детстве наказывала - била, но Глеба бить было нельзя, он весь побелеет, глаза закатит, ручонками в меня вцепится, задрожит, и я перестала его трогать, боялась - какой приступ с ним случится". Для меня казалась странной их жизнь с непрекращающимися ссорами. Правда, нужно отдать должное Глебу, там он меня защищал от бесконечных косвенных нападок сестер, которые мри мне делали упреки в его адрес, что он без их совета и согласия женился. Наверное, они в чем-то были правы, но мне все это неприятно было выслушивать, я чувствовала себя лишней и ненужной в их семье, тем более что они не стеснялись об этом говорить в открытую. Через три недели мы уехали обратно, и Глеб поехал к месту службы в Подмосковье. Я пока осталась дома: должна была приехать к нему тогда, когда он получит хоть какую-то жилплощадь. Толе я перестала писать, и дома меня ждали четыре письма от него: два - пересланных мне хозяйкой с места моей бывшей работы и два - написанные им на мой городской домашний адрес, в которых он спрашивал только об одном, почему я не пишу, что случилось? Писал, что неизвестность для него хуже всего, и умолял написать и объяснить - в чем дело. Он служил в Белоруссии, мы обычно не задерживали ответы, да и письма доходили быстро, поэтому мое месячное молчание показалось ему подозрительным. "Может, ты на что-нибудь обиделась?' спрашивал он. За что я могла на него обидеться, обижаться я могла только сама на себя, так как после моей поездки к его родным я поняла, что с Глебом мне будет нелегко, вспышки гнева, которые я наблюдала в нем по отношению к сестрам, меня настораживали. Я написала Толе, что вышла замуж, так как старше него на четыре года и неизвестно, захотел бы он соединить свою судьбу с моей после службы. Закончила я письмо строчкой из песни: "Прости меня, но я не виновата, что я любить и ждать тебя устала". Какое отчаянное письмо написал мне Толя в ответ, через каждые три строчки он повторял, что этого не может быть и он не верит, что так все молниеносно могло случиться. Он писал, что всегда знал, что я старше него на четыре года, но это для него никакого значения не имело и нисколько не пугало, что ходит он теперь, как дурной, и сои не идет к нему "Ведь для любви возраст не существует. Ты пишешь, что могло бы быть так. что ты ждала бы меня три года, после службы я бы на тебе не женился. Как же ты не права! Одна бы ты не осталась, да и ждать тебе осталось немного, каких-нибудь три-четыре месяца Через:три месяца я бы смог приехать в отпуск суток на восемь.. Думал и мечтал я совсем не гак, как получилось, все мечты мои пошли прахом, полетели ко всем чертям. До меня здесь только дошло, как ты для меня дорога. Это не красивые слова, я их никогда и никому не говорил. Мы бы обязательно были вместе. До чего мне не везет в жизни. Да. судьба резко со мной обошлась, размечтался романтик неудачный. Снега, если будут трудные минуты, то ты не забывай, что у тебя есть старый друг, я всегда к твоим услугам, в минуту отчаяния протяну тебе руку. И знай, Света, если придется после армии жить где-нибудь поблизости, ох и несчастный будет твой муж - не видать ему тогда тебя, как своих ушей". Письмо было на восьми страницах, в нем он впервые назвал меня "любимая". "Эх, Света, Света, что ты наделала! Я не верю этому! Света, неужели ты действительно за год так устала ждать, эту песню, наверное, пьяный написал. И все же я не верю, здесь что-то не так, ты подумай получше и напиши, чтоб я точно убедился в твоем замужестве, только тогда я пожелаю тебе счастливой жизни". Никак не хотелось ему верить в то, что уже совершилось. Я написала ему еще одно письмо, писала, чтоб он не грустил, что он еще будет счастлив, найдет свою судьбу и т. д. Короче, всякие слова утешения, и попросила, чтобы иногда вспоминал меня. В ответ он мне написал, что ему дают отпуск и через две недели он будет в городе, чтобы встретиться со мной, если я этого захочу. "Света, еще ты пишешь, чтобы я вспоминал тебя, я тебя никогда не забуду, никогда-никогда". Потом он просил, чтобы я сразу же написала ему и сообщила, как мы можем встретиться, чтобы не узнал муж, у него на этот случай был целый план с телеграммой и условным текстом, но я не ответила на это письмо, хотя в это время все еще жила дома и могла бы встретиться с Толей, но мать мне сказала: "Выскочила - все, сиди, я за тебя отвечаю, никаких встреч". И я послушалась, хотя душа моя рвалась навстречу Толе. Вскоре я уехала к Глебу. Жизнь наша не сложилась. Глеб имел вспыльчивый крутой характер, мог ударить ни за что ни про что, обругать нецензурными словами, ревновал без всяких на то причин, без конца устраивал мне скандалы. Жизнь с ним стала продолжением моей беспросветной жизни в том селе, из которого я вырвалась, но еще более черной и невыносимой. Никогда позже я не была так несчастна, как с ним, хотя всякое бывало. Этот период моей жизни был самым темным пятном в моей судьбе. Когда через два года мучений я решила от него уйти, я написала Толе поздравительную открытку в его село, так как знала, что он должен был уже прийти из армии. Он ответил мне письмом, естественно, очень спокойным, писал, что теперь живет в городе, куда ему и переслали мою открытку, работает токарем на заводе, что все девчонки повыходили замуж, и друзья все женаты, и только он один ходит холостым. "Пиши все о себе, как ты живешь? Работаешь ли? До свиданья, пиши, жду, Толя". Это был вариант тех стандартных писем, которые он писал мне в начале своей службы в армии. Ничего того, что я хотела бы там услышать, чтобы открыть ему свою страдающую душу, я не нашла, и я не ответила на это письмо. Через год он женился, об этом я узнала, встретив мужа его сестры, когда сама уже ушла от мужа и приехала в отпуск в свой родной город, где жила моя мама. Толя взял в жены женщину на пять лет старше него и с ребенком, получил в городе квартиру, работал на заводе. И я подумала: зря я ему не написала о своей кошмарной жизни с мужем, может быть, судьба опять соединила бы нас. Но нет, я бы не смогла написать ему об этом, потому что уже не услышала в его письме никакого призыва. А вот теперь, ребята, я хочу пофилософствовать. Для этого я и рассказала вам все это. Смотрите, как все возвращается: я встала между Толей и Ниной, разрушив их дружбу, а значит, и жизнь. Между мной и Рафиком встала Лиля, разрушив нашу жизнь. Я знаю, что Рафик не был счастлив со своей женой, до меня доходили сведения, что он даже разошелся с ней, не знаю, насколько это действительно так. Была ли счастлива Лиля? Или к ней вернулось то же, что посеяла она, не знаю. И теперь смотрите, по протяженности во времени черная полоса в моей жизни как будто была мне запланирована судьбой: вышла ли я замуж или осталась бы в моей "одиночной камере" - все равно она была бы черной и в том, и в другом случае. Я не могла ее повернуть в лучшую для меня сторону в этот период времени. С тех пор я не делаю резких поворотов, живу, как живется, и жизнь моя, несмотря на то что мне пришлось столкнуться со многими проблемами, никогда не была такой невыносимой, в ней всегда было что-то светлое, что мирило меня со всякого рода неприятностями, которые бывают у всех. У меня появилось много замечательных подруг и друзей, в любой рабочий коллектив я входила легко и просто. А главное, я не испытывала больше никакого гнета сверху и имела относительную свободу распоряжаться своей жизнью. Вот обо всем этом и задумалась я, когда цыганка напомнила мне о том времени. Может, все кульбиты моей судьбы действительно связаны как-то со сглазом. Я, конечно, не думаю, что Нина намеренно через какие-то магические приемы или через кого-то, кто занимается черной магией, наложила на меня сглаз, но то, что она переживала, какие-то негативные эмоции, ревность, может быть, зависть, обида - вся эта отрицательная энергетика могла наложиться на мое биополе и вот результат: то, что я сделала по отношению к Нине, разлучив ее с Толей, вернулось ко мне в лице Лили, разлучившей меня с Рафиком. Поэтому и с Толей - не судьба мне была быть вместе. Понимаете мой ход мыслей? Нет, правда, в жизни каждого человека можно проследить такие закономерности: все ходит по кругу, добро и зло, хорошее и плохое, может, здесь и никакого сглаза не нужно. Только человек есть человек, и он обычно ведет себя так, как ему свойственно, не задумываясь особо, что несет в мир своим поступком: добро или зло, ведь иногда эти категории не особо четко выражены. Не всегда человек знает, как его поступок может отразиться на нем самом и на других. Он живет так, как ему подсказывают его индивидуальные черты характера, и потому не зря говорят: посеешь характер - пожнешь судьбу. Я, например, знаю, что некоторые черты моего характера часто мешали осуществлению задуманного, но я все равно не умела стать другой, поэтому и судьба такая а не иная. Характер трудно переделать.

Свет, а можно спросить, что же это за черты характера у тебя, которые так влияют на твою судьбу? - спросил Сережа.

Ты, Сереж, хочешь прямо на атомы меня разложить. Достаточно и того, что я вам рассказала. А характер со стороны всегда виднее, наблюдай и делай выводы.

Мне кажется, что у тебя довольно-таки ровный и симпатичный характер,продолжил Сергей.

- Кажется... Характер человека проявляется в экстремальных ситуациях, а не тогда, когда человек находится на отдыхе. Есть у меня одна черта, которой сама не рада и которая здорово мне мешает, а вот избавиться от нее не могу. Но это черта, о которой я знаю, а сколько, наверное, черт, которые людям не нравятся и о которых я даже не догадываюсь. Однако по возможности стараюсь не отвечать на зло злом, по крайней мере умышленно, ну а если допекут... А потом можно сделать зло, думая, что делаешь добро, иногда в жизни и так бывает. Не зря говорят: жизнь прожить - не поле перейти. Нет такого человека, который не совершал бы ошибок в своей жизни.

Да, Светка, не встретили бы мы цыганку, и ничего бы мы о тебе не знали,- подвел итог Сережа.

А что здесь знать-то? Никакого секрета я из своей жизни не делаю. У каждого человека есть что рассказать, просто не каждый любит раскрываться.

- Свет, а с мужем ты официально разведена? - опять

Сережа спросил, Гена молчал, как будто в рот воды набрал. Света засмеялась:

- Разумеется, сколько уж времени-то прошло. У него давно другая семья, только живет со второй женой не лучше, чем со мной. Жена его приезжала как-то ко мне на него жаловаться, смех да и только. Вот опять подтверждение того, что человека не переделаешь.

Свет, а как же ты в Москву попала? Ты же, я так понял, в Подмосковье жила,- Сереже все хочется узнать, пока Света раскрывается.

Да, жила два с половиной года после того, как ушла от мужа, а потом замполит части, в которой я работала заведующей библиотекой, сказал мне: "Светлана Николаевна, я вас больше на сессию не отпущу, есть у вас одно высшее образование - достаточно, мне на этот раз некого оставить работать за вас". А я тогда училась заочно на третьем курсе библиотечного института. Хорошо, что он заранее предупредил. Можно, конечно, было пожаловаться на него в политотдел, он не имел права не отпускать меня на сессию, тем более что я училась по профилю своей работы, но мне не хотелось даже уговаривать его, я подала заявление об увольнении, сама нашла себе замену, сдала библиотеку, она была небольшая, и уехала на сессию. А в институте я рядом с расписанием занятий увидела объявление, что в одно престижное заведение требуется заведующая библиотекой с опытом работы по специальности, и, хотя это была Москва, я решила съездить - посмотреть и поговорить. А они уже долго не могли никого найти: платили библиотечным работникам мало, так что особо желающих не было сидеть на этих крохах, за меня там так схватились, что пробили московскую прописку, как дефицитному работнику, и дали общежитие. Вот я в этом общежитии еще два с половиной года прожила, прежде чем семь квадратных метров - комнату получила в коммунальной квартире. Это я вот недавно разжилась однокомнатной с раздельным санузлом - от организации, где сейчас работаю. Правда, об общежитии у меня остались самые теплые воспоминания, жили мы дружно и весело, всего по три человека в комнате, хотя была масса всякого рода неудобств, как во всяком общежитии. А когда семиметровку получила, то моей радости предела не было. Честно сказать, я вообще с небольшими запросами в материальном плане, привыкла скромно жить, считаю - не это главное.

А что главное для тебя? - опять допытывается Сергей.

- А главное для меня в данный момент совсем вас не заговорить, потому что уже на ужин пора. Это ж надо, как время быстро пролетело, вот что значит путешествовать в прошлом времени.

- О, правда... Надо идти,- Сережа первым поднялся. Столик остался в одиночестве, совсем немногие

пользовались его гостеприимством. Скучно ему было стоять одному на юру.

Свет, а как это тебя после сельхозинститута на библиотечную работу перемахнуло? - Сергей поддержал Свету за локоть на спуске.

Очень просто. Когда я приехала к мужу, то как раз освобождалось место заведующей библиотекой части, и я пошла на эту должность. А потом мне понравилась эта работа. Когда был смотр библиотек всех частей ПВО Московской области, то я вывела свою библиотеку на второе место, за что получила денежную премию. С тех пор я не изменяла этой профессии. Диплом сельхозинститута остался невостребованным. Сделаешь поворот, а за ним целый хвост тянется, и до следующего поворота, который еще и встретить надо, от тебя мало что зависит. Попала в колею - и идешь по ней, пока она куданибудь не приведет. И вот здесь надо правильный выбор сделать, чего я никогда не умела, не считая смену профессии, а вернее, не хотела поступаться некоторыми своими принципами, хотя и знала, что надо поступить так, а не эдак. Впрочем, я никогда ни о чем не жалею и своей настоящей жизнью, можно сказать, довольна, хотя никогда ни один человек не бывает удовлетворен своей жизнью полностью, всегда ему какой-то малости не хватает.

- Свет, а вот после того, как ты ушла от мужа, хоть раз к тебе большая любовь постучалась?

Даже не раз, Сережа, а два раза, но песнь не сложилась...

Сама виновата?

Может, и сама, а может, опять же - судьба, мне хочется думать, что последнее более имело место. Ох, любопытный ты, Сережа, только про это я вам рассказывать не буду.

Да не любопытный я, это только ты у меня интерес вызываешь. А что, разве это очень плохо?

А вот этого я не сказала. Мне импонирует твоя раскованность, иногда мне ее не хватает, а иногда я и сама могу быть такой, отчего это зависит не знаю. Наверное, от настроения. И от того, кто с тобой рядом. Вот с вами я чувствую себя свободно и просто, хотя и знакомы мы всего

второй день, но мне почему-то легко быть с вами откровенной.

- Вот и мы себя так же чувствуем,- сказал Сережа за себя и за Гену, который так и не произнес ни одного слова.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Света пришла в столовую, когда все уже сидели за столом и ждали завтрака, который сразу же и привезли, как только Света устроилась на своем месте. Поели дружно. Аня с Саней, как всегда, поспешили в процедурный кабинет, чтобы сделать укол. Света проделала эту процедуру до завтрака, и сейчас ей никуда не надо было спешить, они с Геной не торопясь пили кофе. Сережа позавтракал, подсел к их столику:

Есть идея!

Вчера Толя был после обеда в городе, на всех стенах объявления расклеены: требуется большая массовка для Ленфильма, который снимает здесь какую-то картину. Как? Поразвлекаемся?

Поедем,- загорелась Света.- Когда-то я часто на Мосфильм ездила и на студию имени Горького, подрабатывала, по трояку платили, но набиралась сумма со временем. Там сначала талончики дают с названием картины, в который ты снимался, а как наберется - идешь получать: в Мосфильме - в определенные дни, а на Горьковской студии - в любое время, когда придешь. Я помню, однажды иду по двору студии имени Горького, а мне навстречу Вячеслав Тихонов - мой любимый актер, я как увидела, так чуть в обморок не упала от неожиданности, но не растерялась: рот - до ушей, взгляд - восхищенный. "Здравствуйте",- говорю и, проходя, все ему вслед смотрю, а он поздоровался и тоже мне вслед оборачивается и улыбается. Сдается мне, что он меня за кого-то, с кем когда- то встречался или снимался, принял. В общем-то, не знаю, что он там думал, но довольна я этой встречей так была, будто он мне в любви объяснился.

Ба, да ты у нас еще и артистка, оказывается,- сказал Сергей.- Тогда точно поедем.

Ребята, только надо обязательно документы с собой взять, давайте по-быстрому наверх, а то на автобус опоздаем, встречаемся на "круге", возле нашей скамеечки.

Все обернулись быстро. Рейсовый автобус как будто только их и ждал, и через несколько минут они уже входили в помещение, которое временно арендовала съемочная группа Ленфильма. Народу было много, но из санатория, кроме них, никого не было.

А Толя не собирался? - спросила Света.

Нет. Он сказал, что лучше в пивбар пойдет, там интереснее, а главное, раков вареных подают к пиву, а он их очень любит - деликатес, как-никак.

Кинокартина снималась под рабочим названием "Колода без туза".

Надо понимать, карты крапленые: либо про шулеров, либо про бандитов. Короче - детектив, наверное,- определил Сергей.

А мне кажется,- сказала Света,- это образное выражение, а туз - это главарь какой-нибудь шайки.

А, все равно,- сказал Сережа и посетовал: - Платят мало, ну что это пять рублей за целый день, даже на пивбар не хватит.

Сколько ж тебе этого пива нужно? - возразила Света.- На пиво как раз хватит, а вот на что-нибудь покрепче - увы...

Они зарегистрировались у женщины, сидящей за столиком в конце коридора, потом их направили по разным костюмерным: Свету - в женскую, ребят - в мужскую.

В женской костюмерной народа была тьма. На вешалках вдоль стены висели самые различные платья и костюмы -не понять, из каких эпох. Одеться нужно было так, как одевались деревенские бабы в двадцатых годах. Костюмерша их консультировала. Света тем не менее перемерила немалое количество платьев, кофт, юбок - то малы были, то велики - и остановилась на хлопчатобумажном костюме: юбка до пят и кофта навыпуск, отделанная красной тесьмой. На голову белый платочек в черную крапинку повязала. Такая симпатичная бабочка получилась. Еле пробралась к зеркалу: все хотят посмотреться, прямо не отходят от зеркала, всё меряют, меряют и меряют. Некоторые женщины никак не могут на себя подобрать - нет больших размеров. Свете в этом отношении все же легче было - размер ходовой. Света взглянула на себя из-за чужих плеч понравилась сама себе, красная тесемка и по юбке настрочена в несколько рядов. Нормально!

Вышла из костюмерной в коридор, где ряженые ждут, что дальше с ними делать будут. Отыскала Гену и Сергея. Они уже давно оделись, у них тех проблем, что у женщин полных были, не существовало. Такие молодцы, оба - в

рубахах-косоворотках, вышитых на груди, сапоги, брюки -что-то похожее на галифе, в заправку, на голове - кепка-блин.

Ба, матрешка,- засмеялся Сережа, увидев Свету.- Точь-в-точь

Сами такие,- отшутилась Света.- Только почему-то все равно не похожи на деревенских мужиков, не пойму - какой детали вам еще не хватает.

Хлыста в руку,- сказал Сережа, сделав движение рукой, как если б кнутом взмахнул.

Нет, выражение лица не соответствует, вам надо в роль входить.

- Ну введешь, ты опытнее нас в этом деле,- сказал Гена. Открылась дверь в коридор - прямо рядом с ними,

вышла женщина с короткой стрижкой:

- Товарищи, кто переоделся - заходите в гримерную, по трое-четверо.

Все зашевелились. Света сразу - раз, нырнула в дверь, ребята - за ней.

- Садитесь,- сказала молодая девушка, указывая Свете на высокое кресло.

Света села. Гримерша в одну минуту сняла ватным влажным тампоном всю Светину косметику и набросала на лицо пудру цвета загара:

- Все. Идите.

Гена и Сережа, которыми занималась женщина с короткой стрижкой, вылетели вместе со Светой, впуская новых представителей массовки. На лице Гены тоже лежал густой загар, а Сережа, наоборот, побледнел, природная смуглость стала менее заметной под слоем пудры.

Лучше б тебя не пудрили,- заметила Света.- Бледным стал, как перед обмороком.

Велика беда - только-то и делов,- Сережа обтер лицо обратной стороной края своей рубахи.- Я, правда, думал, там гримировать будут, а этим мы и сами богаты.

Сколько зря на тебя пудры истратили,- засмеялась Света.

Ой, а ты-то какая смешная стала, настоящая брюнетка, волос под платочком не видно, брюнетка и брюнетка. Вот сейчас ты точно - баба деревенская, и выражения на лицо никакого не надо.

- Так я же давно уже в роль вошла,- улыбнулась Света. Минут через двадцать гримерши закончили свою работу.

Все - на улицу,- сказал помрежиссера.- Сейчас автобус подойдет.

А куда поедем? - спросил кто-то.

- Поедем в соседний совхоз, на совхозное поле, сено помогать убирать, сумеете?

- Сумеем,- закричали все хором. Скоро подошел автобус.

- Давайте быстрее,- закричал Сережа, так как вся массовка сразу бросилась к автобусу.

Однако давка была напрасной - все поместились. Водитель завел мотор, и автобус покатил, петляя по переулкам, но скоро выехал за город. Массовка смеялась, галдела, шутила, кто-то запел: "Ой, цветет калина", все подхватили. Ехали очень долго. Сережа сказал, слегка наваливаясь при повороте на Свету, с которой сидел рядом:

- Еще один поворот - и Ленинград увидим!

Гена сидел сзади, молчал и не пел, когда все пели. Автобус все петлял: то перелесками, то полями, то проезжал мимо каких-то небольших деревушек. Наконец остановился у обочины дороги.

- Выходите! - закричал водитель через перегородку. Все обрадовались, заговорили, загалдели опять, стали

выходить из автобуса, разминая ноги. Водитель развернул автобус и уехал.

- За аппаратурой и съемочной группой поехал,- сказала женщина, занимающаяся массовкой.

Все стали оглядываться. Слева зеленели стройными рядами какие-то посевы, а справа было поле, заставленное копнами сена, вдали стояли скирды, а на переднем плане -несколько телег, тоже нагруженных сеном.

- Отдыхайте пока,- сказал помрежиссера.- Вторым рейсом аппаратура придет и реквизит.

Массовка рассыпалась - кто к одной, кто к другой копне направились. Солнце вошло в силу, а спрятаться, по сути, некуда было, разве что под телегами, но эти укромные уголки Сережа проморгал, все телеги и холодок за ними и под ними в одну минуту были абонированы. Сережа выбрал копну повыше.

- Йот здесь схоронимся,- сказал, слегка разбрасывая сено и делая углубление сбоку копны.

Все трое забрались в сено. Света оказалась посредине парней. Сверху как навес образовался: мягко, аромат необыкновенный, колется только немного. Солнце не достает, Сережка знал, с какой стороны копну разворошить. Хорошо!

- Эх, поспать бы,- сказал Гена.- Красота какая!

Небо было чистое-чистое, ни облачка. Сначала перебрасывались ничего не значащими фразами, ждали: вот-вот опять автобус подойдет, но его все не было.

Может, авария произошла,- предположил Гена.

Очень даже может быть,- отозвался Сергей.- Свет, расскажи нам что-нибудь.

Почему все я да я, а вы ничего не рассказываете.

Мы не умеем, а у тебя так здорово получается,- польстил Сережа.

Ладно. Знаете, что я вам расскажу, как я у Евгения Матвеева в фильме "Любовь земная" в эпизод попала.

Давай рассказывай, как раз к месту.

Поэтому и вспомнилось. Ну, слушайте. Было это в году, летом, было мне тогда... ну, короче, была я намного моложе. Работала я в то время через день: день работаю, день отдыхаю, и вот, в свободные дни стала я ездить на киностудии московские, дабы малость подработать - в массовках участвовала. В каких только фильмах не снималась - ни в одном себя не видела. Вот так же - целый день сидишь, ждешь, когда все готово будет, потом пять минут съемка, талон сунули в руки - и привет. Во всех массовках меня на первый план суют, а толку никакого. Как правило, или этот кусочек вырезают из фильма при рабочих просмотрах, как абсолютно ненужный, или фильм вообще на экран не выходит. Такая мне "везуха" была. Зачем эти массовки организовывали - не знаю, наверное, чтобы деньги, выделяемые на фильм, потратить полностью, чтобы на следующий фильм меньше не дали. Но мне это присутствие на экране не очень нужно было, талончик к талончику - какая никакая сумма, что-то купить можно. Массовки все больше на натуре снимали, то есть, на природе, а точнее: не в помещении. То в какое-нибудь здание раз пять-шесть заходим, то из автобуса выходим, то на остановке стоим, то на концерте сидим и одну и ту же песню несколько раз слушаем, но всякий раз съемки короткие, а день потерян.

А в этот раз нужна была очень маленькая массовка, буквально несколько человек записали, видно, так, на всякий пожарный случай, для подстраховки, потому что снимался кусок фильма с главными героями. В павильоне снимался. Декорации были построены: кусок комнаты -приемная секретаря обкома, из одной двери один герой должен выходить, в другую - другой герои входить. Две стены для этих дверей построили, а две другие - открытые, то есть совсем стен нет, оттуда кинокамера наезжает. Матвеев гонит кадр за кадром. Себя с первого дубля снимает: сядет на скамейку, голову опустит и минуты три в роль входит, потом говорит: "Мотор" - и с первого дубля кадр готов. Одет в светлую полосатую рубаху, сверху -пиджак, брюки, в сапоги заправленные. А мы с одной девчонкой, Галкой ее звали, мы там с ней познакомились, стоим у края декорации, смотрим, как снимают. Один кадр отсняли, перед другим - маленький перерывчик для переориентации. Вот тут нас Евгений Семенович заметил, подходит и спрашивает, молодцевато усы подкручивая: "Ну как я, девочки?" - "Ой, великолепно, Евгений Семенович,-говорит Галка.- Играете так здорово".- "А вы из массовки?"

- "А мы из массовки".

Евгений Семенович опять усы подкрутил, потом отступил немного, по голенищам сапог рукой хлопнул, другую за голову закинул и этаким гоголем перед нами прошелся. Мы в ладоши захлопали. Он опять к нам подошел: "Хотите, девочки, я вам в кадре, который после большого перерыва снимать будем, эпизод придумаю?"

Ой, придумайте, Евгении Семенович,- говорим мы с Галкой в один голос. "Заметано, готовьтесь. Как вас зовут?"

- спрашивает. "Меня - Галя",- "А меня - Света",- "Ну вот и познакомились. Инна Михайловна,- окликнул он женщину. - После большого перерыва загримируйте этих девочек, я их в эпизод возьму .

Мы с Галкой и поверили, и не поверили, но всерьез не приняли. Никто нас ни в костюмерную, ни в гримерную не позвал. Перерыв кончился. Опять операторы встали за свои камеры, мы с Галкой возле конца стенки пристроились. Евгений Семенович пришел, глянул в нашу сторону и строго говорит Инне Михайловне: "Это что такое? Я же сказал, что этих девочек в кадр беру, почему они не одеты и не загримированы? Инна Михайловна, одеть и загримировать, пока Юра не пришел". Инна Михайловна -к нам: "Идемте, девочки",- и повела нас сначала в костюмерную - одела нас соответственно, меня - в желтое платье в мелкий цветочек, а Галку - в белую блузку с черной юбкой, потом в гримерную повела. Там нам кудри размочили, краску с губ убрали, полосочки над глазами -тоже и густо пудрой обсыпали - под загар, как сегодня.

Ой,- перебил ее Сережа,- а на тебе уж - никакого загара, все впиталось, ничего не осталось, опять блондинкой стала.

Еще бы,- заметила Света.- Если столько ждать, да в самую жару, тут и от человека может ничего не остаться. Есть хочется уже, у нас сейчас обед начинается.

Лучше бы не напоминала,- сказал Гена.- Об обеде нам сегодня надо забыть, потому что хотим мы есть или не хотим, а жратву здесь негде взять.

Да,- согласился Сережа,- Были бы мы лошадьми - так сено похрупали бы. Чего это мы не догадались хоть хлеба с собой взять? Посмотрите, все обедают, вишь какие предусмотрительные, бутерброды с собой взяли.

Лучше в их сторону не смотреть, ребята,- предложила Света.

Она покопалась в сене:

- Нам остается только вот эту травку пожевать, клевер - узнаете? В ней белка много, и положила травку в рот.

Ребята вслед за ней то же самое проделали.

А правда, перебивает аппетит,- удивился Сережа.- Ну да не умрем от голода. Давай дальше рассказывай. Искусство требует жертв, как и любовь.

А на чем я остановилась? Напомните,- это она их проверяла, слушают или нет.

Загримировали вас,- напомнил Гена.

Да, загримировали нас и опять привели на место съемки. Евгении Семенович опять кричит: "Инна Михайловна, это что за безобразие? Почему брюки не отглажены? - на другого участника массовки указывает.- Вы что думаете, эти складки и морщины в кадре не видны? Все видно! Отгладить брюки!" Инна Михайловна увела товарища с неотглаженными брюками со съемочной площадки. Матвеев спрашивает: "Что, Юра еще не пришел?" "Пришел, пришел,- помрежиссера отвечает,- Сейчас появится". Появился Юра Юрий Александрович Яковлев - секретарь обкома по кинокартине. "Ага, Юра, прекрасно! Текст выучил или некогда было?" - спрашивает Матвеев. "Выучил, выучил",- Юра отвечает, а сам тетрадку развернул и пальчиком по тетрадке водит. Какая-то женщина к нам наклонилась: Ой, еле добудились... Посыльный за ним ходил. Вчера после съемок загулял..." - "А что, телефона нет?" Галка спрашивает. "Да не слышит он телефона..." Евгений Семенович к нам подошел: "Так, вот здесь будете стоять,- к столу нас подвел.- Вы, значит, пришли в обком качать свои права. Это - секретарша,- показал он на женщину, сидящую за столом,- к которой вы будете обращаться. Одновременно начнете кричать. Поняли? Я говорю: "Мотор",- вы кричите. Твой, Галя, текст: "К нам почта не доходит вовремя". Твой, Света, текст: "К нам в село давно новых фильмов не привозят". Запомнили?" - "А почему одновременно? - спросила Галка.- Непонятно будет, что говорим,- сольется".- "Молодчина, сообразила. Вот нам такой эффект и нужен. Потом из этой двери Юра выйдет, свой текст произнесет. Потом из той двери я выйду, и, когда Юра скажет мне, что я ему нужен, пройдите, мол, и я мимо вас к нему в кабинет пойду, вы сделаете такое лицо: почему это, мол, ему - пройдите, а нам - от ворот поворот. Все поняли?" - "Все поняли".- "Ну и прекрасно. Юра готов?" - "Готов"."Начинаем!" Юра пошел за декорации, чтобы через дверь на место съемки выйти, в приемную. "Начали! - закричал Евгений Семенович. Помощник режиссера рамками своими хлопнул: кадр такой-то. Мотор!" Мы с Галкой, как оглашенные, закричали свои тексты одновременно. Потом еще один мужчина, тот, которому брюки гладили (он уже в выглаженных брюках был) по столу секретарши кулаком стукнул, тоже чем-то стал возмущаться. Из дверей своего кабинета в приемную вышел секретарь обкома - Юрий Яковлев, стал свой текст говорить. Примерно, такое ему нужно было сказать: "Это что - все ко мне? Я не смогу всех принять, пусть в другие инстанции обращаются. А вот вы,говорит он Матвееву-Дерюгину, который в это время входит в другую дверь,мне нужны, пройдите". Вот и весь текст, если не дословно. Он вышел, начал говорить и вдруг на середине текста замолчал, забыл, что надо дальше говорить. "Отставить",-сказал Матвеев. Начали снова, "Мотор!" Мы опять свой текст прокричали, потом - мужчина. Опять дверь открылась, Яковлев вышел, тоже стал свой текст говорить, но, видно, опять позабыл, потому что стал говорить неточным текстом, а приблизительным - смысл не изменился, но был размазан и удлинен. "Отставить!" -Матвеев уже кипел. "Юра, ты совсем не учишь текст, отсебятину несешь, я только на мастерах и экономлю, а ты мне уже столько-то метров японской пленки загубил. Иди учи текст". Яковлев опять вошел в ту дверь, из которой выходил, и затих там минут на пять восемь. Евгений Семенович вытащил из кармана носовой платок, обтер шею. Подошел к нам: "Вы - молодцы! Первый раз в эпизоде участвуете?" - "Я - не первый,- сказала Галка.- Я вообще актриса по профессии, но после училища замуж вышла, а мужа за границу направили, вот мы теперь приехали, а мне работать негде, приходится на массовки ходить".- "А ты, Света?" - ко мне обращается. "Я - в первый",- говорю. "Ну вот, твое первое крещение, понравится - не последнее. Как, довольна?" "Если в кадре останусь довольна буду, а то что-то все вырезают меня из всех массовок".-"Останетесь, останетесь - не сомневайтесь". Тут Яковлев из своей двери вышел. "Выучил",- говорит. Опять:

"Начали!", "Мотор!", мы - кричим, мужик - кричит, дверь открывается Яковлев выходит. Начинает текст говорить, осторожно, не торопясь, слово в слово по тексту, только без всякого выражения, однотонно, потому что все его внимание было сосредоточено на том, чтобы, не перевирая, произнести свой текст. Но Евгений Семенович уже и этим был доволен. Потом он сам входил в противоположную дверь, ведущую в приемную, и это было отснято опять с первого дубля. Мы стояли у стола и поджимали губы, когда Матвеев проходил мимо нас в кабинет секретаря обкома. После съемок Матвеев опять подошел к нам: "Ну вот, девочки, и состоялось ваше крещение".- "Спасибо, Евгений Семенович".- "Я уже заканчиваю этот фильм, осталось совсем немного, и нельзя ввести ни одного нового персонажа. Скоро я начну снимать новый фильм, и в нем я могу дать вам роли, звоните мне, вот мой телефон, рабочий и домашний". Он записал свои телефоны на листочке, вырванном из записной книжки, протянул мне. "Спасибо",- сказала я. "Ой, Евгений Семенович, я обязательно вам позвоню, я - актриса по профессии",- опять затараторила Галка. "Звоните, звоните, я всегда исполняю то, что обещаю". Нам заплатили за эту съемку, как за эпизод, по восемь рублей вместо трех. Из кинофильма он нас не вырезал, как того мужика, которому брюки гладили и который по столу стучал, но что мы говорили - разобрать было невозможно. Не знаю, как Галка, но я никогда ему не звонила, так как начала работать в другой организации, свободных дней не было, а бросить работу, чтобы получить какую-нибудь незначительную роль, даже и в матвеевском фильме, я не рискнула. Вот и вся история о моем первом и последнем крещении в фильме режиссера Евгения Семеновича Матвеева и вообще в кино. Интересно? спросила Света, закончив рассказ.

Не то слово,- сказал Гена.- Здесь ведь еще доку ментальные факты из жизни мастеров кино.

Вот именно,- в достоверности можете не сомневаться. Вот! - Света шутя ковырнула большим пальцем верхний передний зуб. - Как было - так и рассказала.

Откуда ты все блатные жесты знаешь? - спросил Сережа.

Не все, только самые распространенные, у нас мальчишки во дворе так клялись, - смутилась Света.

Ну, вообще-то большого дурака ты сваляла, что не позвонила. Другие актеры выпрашивают свои роли, а тебе, непрофессионалу, предлагали, а ты не могла

воспользоваться случаем,- неодобрительно сказал Сергей.-Была бы сейчас кинозвездой...

Так я бы тогда в этот санаторий не попала и с вами бы не познакомилась.

А вот это точно. Только разве рядом с Матвеевым мы можем котироваться? - спросил полуутвердительно Сергей.

По-моему, такие, как вы,- Света интонацией подчеркнула эти слова,котируются у всех женщин без исключения, так что не скромничайте, а еще вернее, не воображайте.

Ну спасибо за такое приятное высказывание,- заулыбался Сергей.- Нам бы вот только тебе понравиться, всем - не надо.

Ладно, не напрашивайтесь.

Смотрите, автобус пришел, вперед,- воскликнул Гена.

Сидите, сидите,- остановила их Света.- Вас позовут, когда нужны будете, они еще аппаратуру полтора часа сгружать и устанавливать будут.

Но вся массовка встрепенулась, все зашевелились, стали из-под телег вылезать. Однако раздался голос, усиленный мегафоном:

- Массовка пока отдыхает, мы объявим, когда будете нужны. Все опять стали устраиваться на своих местах. Некоторые

все равно не утерпели, пошли к обочине дороги.

-Что я вам сказала?! Раньше ужина и мечтать нечего домой попасть.

Домой - ясное дело, хоть бы до санатория добраться,- сказал Гена.

Пока наш дом - санаторий,- засмеялась Света.

Наш адрес - Советский Союз,- пропел Сережа.

А в принципе хорошо фитонцитами сена подышать, воздух - лечебный, полезно. Я уже и есть расхотела. А вы? - спросила Света, вытаскивая соломинку из волос.

Правда, не хочется уже,- согласился Гена.

Тут стали возвращаться назад те, которые ходили к автобусу.

Чего они так долго ехали, не знаете? - закричал им Сережа.

Да кого-то из съемочного персонала долго дожидались.

- Вот дисциплина! Нам бы в армию такую - лафа была бы. Прошел еще почти час. Наконец через мегафон

объявили:

Массовка, всем собраться, подходите сюда.- И все потянулись к дороге.

Так,- объяснял помощник режиссера,- разбирайте из

автобуса вилы и грабли. Разобрали? Итак, сенокосно-уборочная пора! Кто с граблями - всем рассыпаться по полю. Чем дальше - тем лучше, идите, идите. Сгребайте сено в копны. Вы! - он указал пальцем на Свету и еще двух женщин.- Залезайте на телеги, кому какая больше нравится. Мужчины с вилами, будете сено на телеги забрасывать. Так, дальше. Двое идут вон к той скирде, двое - к той, остальные - к самой дальней.

Сережа с Геной были с вилами, грабли им не достались.

Пойдем быстрей,- дернул Свету за рукав Сережа.

Одну минуточку внимания, кто с граблями - вернитесь- ка. Я главного вам не сказал. Вот в этой телеге убивают женщину. Прозвучит выстрел - все должны встрепенуться, кто как выразить свое отношение к неожиданному выстрелу. Вы, на телегах, взмахиваете руками, приседаете, охаете, любая импровизация. Те, что сгребают сено,- прекращают работу, бегут на выстрел. Все понятно? Рассыпаться!

Все рассыпались. Света и ребята к телеге, что справа стояла, побежали бегом, потому что она ближе всех остальных к дороге находилась. Света еле залезла на телегу, сена было доверху,- ребята помогли и сами встали возле с вилами: команды дожидаться. Света пока села посреди воза, чего силы тратить зря, знала, что снимать начнут еще не так скоро. Но вот героиня, в которую должны были стрелять, тоже залезла на телегу, в ее телеге сена мало было, девочка молодая, симпатичная, стройная - в кофточке и платочке.

- Жалко, такую девочку убьют,- посочувствовал Сережа,- Молодая еще, жить бы да жить!

Нацепил сена на вилы, забросил на телегу.

Подожди,- закричала Света.- Так вы меня всю забросаете, ждите "Мотора", тогда и бросайте, здесь уж и так верхотура, того и гляди, соскользнешь на вилы.

Не бойсь, поймаем,- успокоил Сережа.

Начинаем,- раздалась мегафонная команда.- Всем приготовиться! Мотор!

Вся массовка дружно принялась за работу. Сережа с Геной так энергично старались забрасывать сено, что Света не успевала принимать.

- Не торопитесь! - кричала.- Представьте, что вы уже полдня работаете, устали, и охапки поменьше цепляйте.

Но они как не слышали. Света хитрить стала: одну -примет, другую незаметно сбросит, потому что на телеге уже огромная копна выросла. Наконец выстрел раздался.

Света хлопнула себя руками по бокам, ойкнула и села на свою копну. Ребята перестали работать, а то бы Свету накрыло их охапками. "Бабы и мужики" с поля побежали к дороге, близ которой стояла телега с героиней. Девочка, в которую стреляли, лежала посредине телеги, раскинув руки.

- Отставить! Всем по местам! Дубль .

Опять выстрел, опять переполох на поле, теперь Света "от испуга" прямо упала в сено. Сережа спросил:

Свет, в тебя, что ли, стреляли, ты чего упала? Не ранили?

Живая, промахнулись,- ответила Света.

Потом был еще третий дубль, после которого было объявлено:

Все, закончили! Массовка свободна! Грабли и вилы занести в автобус.

Как, все? - спросил Сережа.- Я только начал в роль входить. Это сколько ж всего снимали? Пять минут, наверное.

Он посмотрел на часы:

- Нет, десять! Это ради десяти минут мы сюда ехали? Да полдня в сене валялись?

А ты думал? Обычная история, между прочим,- сказала Света.

Интересно, когда ж картина выйдет? - не рассчитывая на ответ, спросил Гена.

Успокойся, мы будем создавать только общий дальний план, так что никто даже сам себя не узнает, все внимание на главную героиню направлено было.

- Все равно интересно посмотреть. Мы даже и содержания не знаем. Надо следить за экраном,- подвел итог Гена.

Не уследишь. Название-то другое будет, они его еще не придумали. Разве только все подряд кинокартины Ленфильма смотреть, так он может и не выйти на экран - на какую-нибудь полку архива забросят, и с концами. Зато у нас приятные воспоминания останутся.

Это уж точно. Это ты нам, Светочка, праздники устраиваешь, без тебя скука зеленая была бы,- сказал Сережа.

Так и мне без вас скучно было бы, в этом вся прелесть компании.

Вилы и грабли были сданы, массовка встала в очередь к женщине, сидевшей на последнем сиденье автобуса. Она выдавала под роспись заработанные пять рублей. Массовка

повеселела, что не талонами расплачиваются, а деньгами. Скоро все опять расселись по местам, и автобус покатил обратно. За аппаратурой должны были приехать следующим рейсом, а пока съемочная группа собиралась еще что-то отснять, без массовки. Было около пяти часов, когда они, уже переодетые в свое, вышли из здания, арендуемого Ленфильмом. До ужина оставалось два часа. Гена предложил зайти в пельменную, и они знатно пообедали, заказав по две порции пельменей. Порции были большие, не то что в московских пельменных. Света перебросила из своей тарелки ребятам по паре пельменей, и все наелись до отвала.

Вечером на ужин идти не хотелось, они немного прогулялись вдоль шоссе и пошли было в кинозал, но их внимание остановило объявление, что сегодня на летней танцевальной площадке состоятся танцы.

Может, на танцы пойдем? - спросила Света.

Конечно, пойдем, обязательно,- обрадовался Сергей.

Тогда мне надо в палату зайти, переодеться и хоть что- то с волосами сделать, а то не поймешь, во что меня превратили на этих съемках. Встречаемся на "круге", я через полчаса выйду, все равно вначале там никого не будет, на танцы всегда к самому концу собираются.

Ребята пошли на "круг", сели на скамеечку. Через полчаса Света вышла: уже и прическа на голове -электрощипцы помогли, и костюмчик брючный - что надо, и косметика - на лице, чтоб поярче выглядеть.

Красивая какая! - восхитился Сережа.

Только на сей час? - вызывающе спросила Светлана.

Всегда, всегда,- поспешил с ответом Сережа.- Это я только сказать сейчас осмелился.

То-то! - сказала Света притворно строго.

Пошли на танцплощадку. А что до нее идти - рядом, немного в стороне: круглый деревянный помост с таким же деревянным ограждением, кое-где лампочки электрические висят, но пока нет в них необходимости -светло совсем. Музыка уже играет, проигрыватель включен, магнитофонные записи почему-то не любили, наверное, с проигрывателем выбор музыки был пообширнее. Пришла группа молодых девушек - местная молодежь, только не для них публика была, видно, некуда им было деться. Постарше - на лавочках сидели, возле забора танцплощадки, помоложе - у края танцплощадки стояли, в основном у входа. Танго звучало из старинного репертуара.

- Пойдем,- рванулся Сережа, увлекая за собой Свету. Света извинительно на Гену взглянула.

Давно не танцевал,- сказал Сергей.- Даже не помню, когда в последний раз.

Тем не менее не разучился,- констатировала Света.- А то я не люблю, когда мне на ноги наступают.

Так на ноги наступают - в любви объясняются.

Нет уж, такие объяснения мне не нужны.

А какие?

Да никакие. Любовь доказывают, а не объясняют.

Это ты права,- согласился Сережа.

Света танцует - сама на Гену поглядывает: девушка местная подошла к нему, приглашает, видно,- и отошла, опять в свою компанию вернулась.

Смотри-ка, Генка девчонке симпатичной отказал. Разве можно женщине отказывать? - спросила Света.

Смотря в чем,- ответил Сережа.

Ну я имею в виду - в танце.

Смотря какой танец, может, он его танцевать не умеет,- нарочно крутил разговор Сережа.

Я же про этот танец говорю: обычное танго. Казуист же ты, Сережка.

Может, он и танго не умеет.

Все он умеет, просто он человек своеобразный: с одной стороны, стеснительный, а с другой - гордый. Мне так кажется. Он с тобой в палате-то разговаривает или так же, как с нами - молчит больше? - поинтересовалась Света.

Все время не молчит,- ответил неопределенно Сережа.

Ладите?

Пока ладим, более или менее...

Кончился танец - Сергей со Светой к Гене подошли.

Гена, а чего ты не пошел с девушкой танцевать, которая тебя приглашала? - спросила Света.

Танец-то не дамский.

Ну и что? Все равно, мне кажется, мужчина не должен отказывать женщине, если она его приглашает. Каково она потом себя чувствует? Я вот хотела тебя пригласить на следующий танец, а теперь уже и поостерегусь, вдруг откажешь.

На следующий танец я тебя сам приглашу,- сказал Гена вызывающе, специально для Сережи, так поняла Света.

Тут как раз и музыка заиграла, Сережа не осмелился опять Свету пригласить. Гена пригласил. Опять танго зазвучало, красивое такое, из "ретро".

- Ген, а правда, почему ты с девушкой этой не пошел

танцевать, не понравилась она тебе, вроде симпатичная? -продолжила разговор Света, танцуя.

Мне вообще редко кто нравится,- ответил Гена.

А вот три года ты без жены живешь - неужели и женщин в твоей жизни не было?

Нет, не было, никто мне не нравился до сих пор,- и на Свету посмотрел тем самым взглядом, от которого у Светы всегда мурашки по спине бегут: умел он одним взглядом сказать так много, как иной словами не сумеет.

До сих пор? - переспросила Света, хотелось ей, чтобы он еще что-нибудь приятное сказал.- А теперь кто-то нравится?

А теперь кто-то нравится,- сказал Гена, и опять - тот же нежный всеговорящий взгляд и улыбка - такая всепонимающая: мол, напрашиваешься напрашивайся, тебе я могу много сказать.

Света смутилась, правда, чего это она напрашивается, раньше, когда помоложе была, наоборот, старалась всегда уйти от таких недвусмысленных намеков. Опустила глаза до уровня груди Гены - опять подняла, очень хотелось опять его глаза так близко увидеть. А Генины глаза нисколько не изменили своего выражения, смотрят на Свету влюбленным взглядом. Света осмелела - тоже стала смотреть ему в глаза тем же, откровенно нежным взглядом. Потом вдруг подумала: не одни же они, совершенно забыла, что вокруг люди, огляделась незаметно, и показалось ей, что они прямо в центре внимания, почти все не танцующие на них смотрят. А на кого же еще всем смотреть: такая красивая пара. Мужчин и вообще-то мало, и те все стоят, а танцуют в основном женщина с женщиной, молодых ребят совсем нет, и еще Сережа тоже танцует, но как-то разболтанно, нехотя, да еще пары три преклонного возраста. Нет больше такого красивого парня, как Гена, на танцах, да и Света - ничего, нисколько старше Геннадия не смотрится. Она опять на Гену глаза подняла, а Гена и не отводил своих глаз от Светиного лица. Но музыка уже заканчивалась, звучали последние аккорды, и под эти аккорды, когда Света уже поворачивалась, чтобы в сопровождении Гены покинуть середину танцплощадки, вдруг прошелестело тихо-тихо: "Светочка...", а может, показалось. Света просто затрепетала от этого шепота, но так и не поняла, показалось ей или взаправду Гена произнес ее имя, вложив в него всю силу чувства мужчины к женщине. Они подошли к тому месту, где стояли раньше. Сережа тоже подошел, сказал:

А меня пригласили, я тоже танцевал.

Видели мы,- сказала Света.

Странно,- удивился притворно Сергей.- Мне показалось, что вы вообще ничего не видели.

- Креститься надо, чтоб не казалось,- ответил Гена стандартной фразой.

Он все еще не отпускал Светиного локтя и, как только заиграла музыка, опять со словами: "Пойдем" повел ее в центр танцплощадки.

Ген,- спросила Света,- а ты в каком-то учебном заведении работаешь?

Да,- сказал Гена.- В ШМАСе, спецпредмет преподаю, поэтому у нас отпуска только в июле и августе, но чаще всего с середины июля до середины августа.

И у меня так же,- почему-то обрадовалась Света.- Я тоже в учебном заведении работаю, и тоже отпуска почти у всех в такое же время. Сережка, наверное, тоже преподаватель?

Гена кивнул головой.

Вот почему мы все здесь в одно время собрались.

А ты там чем конкретно занимаешься? Библиотека?

Да, библиотечный работник, такая непрестижная профессия.

- Хорошая профессия,- сказал Гена.- Как раз женская. Улыбнулся чуть-чуть, придвинул ее рукой, что лежала

на спине, поближе к себе, и Света коснулась своим виском его щеки, то ли случайно, то ли намеренно - она и сама не поняла, но ей понравилось, и она вся отдалась ритму танцевальной музыки.

После танца опять подошли к Сереже. Тот нервничал -это Света сразу определила, в такие минуты Сережа не мог стоять спокойно, он вертелся, переминался с ноги на ногу, крутил что-нибудь в руках. Опять заиграла музыка, и Сережа сказал:

Ген, ну дай хоть танец со Светкой станцевать.

Идите,- снисходительно сказал Гена.

Света пошла танцевать с Сережей. Сережа спросил:

Что, Генка в любви тебе объяснялся?

С чего ты это взял? Ничего такого не было.

А чего же такими влюбленными глазами друг на друга смотрели?

Обычный добрый взгляд... Давай с тобой будем так же друг на друга глядеть,- Света тепло посмотрела на Сережу.

Сережа, широко улыбаясь, тоже стал ласково смотреть на Свету, но не имели глаза Сережи той глубины взгляда

и тех оттенков выражения своих чувств, какие имели глаза Гены.

Не боишься, что Генка приревнует? - спросил полушутя Сережа.

А что, он на Отелло похож: в ревности?

Да нет. Но понимаешь, пока тебя не было, у нас с ним все нормально было, а сейчас какие-то натянутые отношения... Я, конечно, стараюсь все сгладить, но иногда он как-то замыкается.

Не надо мне было приезжать,- сказала Света, но сама почувствовала, как неискренне прозвучали ее слова.

Ну да, скукота-то какая была бы.

Нашли бы здесь объект для внимания, каждый - свой. И чего это вас на одной заклинило - с Сергеем она чувствовала себя свободнее.

А что, тебе плохо?

Да мне как раз неплохо, я люблю компанию, а вам, наверное, плохо,предположила Света.

И нам нормально. Любви без ревности не бывает.

Ага, так это ты про любовь-то говоришь, а не Генка,- поймала она Сережу на слове.

Танец кончился. Следующий танец объявили дамским. Оба стояли, ждали, кого из них Света пригласит. "Кого ни пригласи - другому неприятно",подумала Светлана.

Ребята,- сказала она,- обижайтесь - не обижайтесь, но никого из вас приглашать не буду, я хочу пригласить одного товарища. Вы мне разрешите?

Пожалуйста,- обрадовался Сережа, и даже Гена, стоявший в напряжении, кивнул головой.

Света заметила, что на танцплощадку заглянул дежуривший сегодня по санаторию главврач - ее лечащий доктор, зашел, наверное, на минутку, чтобы убедиться, что здесь все в порядке, но Света как раз его и подловила:

Леонид Васильевич, не откажите даме в танце.

Светланочка, как можно, конечно, конечно, пойдемте. Как отдыхается? спросил Леонид Васильевич.

Как видите: набираю положительные эмоции.

Вот и хорошо. Чего ко мне не заглядываете?

Так ведь еще не прошла неделя.

Ну заглядывайте в следующее мое дежурство. Чувствуете себя неплохо?

Прекрасно, Леонид Васильевич. Никаких жалоб.

Ну тогда считайте, что состоялся у вас визит к лечащему врачу. Следующую встречу назначим через неделю.

Хорошо бы ее опять на танцах провести.

Ох, Светлана, уж так вам ко мне зайти не хочется?

А мне с вами больше танцевать нравится.

Куда вас проводить, Светланочка? - спросил Леонид Васильевич, потому что танец закончился.

Нет уж, я вас пригласила - я вас и провожать буду,- она довела его до входа на танцплощадку, поблагодарила за танец.

Вам, Светланочка, спасибо,- сказал Леонид Васильевич.- А то в этой суете забудешь, что на свете есть красивые женщины. Танцплощадку проверил, надо в кинозал заглянуть.

Света опять подошла к своим друзьям.

- Пока ты со своим доктором танцевала,- сказал Сережа,- Гену такая девочка пригласила из той же компании, что он не устоял.

Гена молчал, даже не улыбнулся. Вроде бы и не слышал Сережу.

А тебе, небось, обидно, что не тебя пригласила? А, Сереж? - подколола Света.

Если мне и обидно, то лишь по той причине, что ты меня не пригласила, - Сергей сделал ударение на местоимении "ты".

Оба перебьетесь, мне надо было с лечащим врачом переговорить, теперь у меня визит к нему перенесен на конец следующей недели,- она нарочито подчеркнула слово: оба, чтобы никого не выделить и не обидеть.

Заиграли вальс, опять же из далекого прошлого.

Я совсем не умею кружиться,- сказала Света.

И я тоже,- улыбнулся Гена.

Давай научу,- предложил Сережа.

Нет, Сережа, не хочу позориться. А потом тебе все ноги отдавлю, а ты еще что-нибудь такое подумаешь. Пригласи ту девочку, которая тебя приглашала. Хотя бы отдай визит вежливости.

Чтобы она тоже что-нибудь такое подумала? Давайте лучше просто постоим, понаблюдаем за танцующими.

А зря так делают,- заметила Света,- одновременно и кино, и танцы. Если бы не кино, здесь гораздо больше было бы желающих потанцевать.

Так нам же просторнее,- сказал Сережа.

Нам-то просторнее, но девочки вон скучают без кавалеров.

А они пусть на свои танцы ходят, на молодежные, а эти не для них, а для отдыхающих.

А тебе уж и жалко. А вообще непонятно, санаторий

Министерства обороны, а отдыхают в основном женщины.

- Это военнослужащие так своих жен любят - отправляют их отдыхать, а самим не до отдыха,- объяснил Сережа.

- А мне кажется: не очень-то они их отпускают в санатории. Здесь большей частью простые служащие, свободные, как я, женщины, которые не находятся под прессом мужа, решающего, отпустить свою жену в санаторий или нет. А вместе они тоже почему-то не любят ездить.

А какой интерес? - спросил Сережа.- Ясное дело.

Циник ты, оказывается, Сережка, а я и не знала, - поддразнила его Света.

Не видела ты циников,- Сережа слегка обиделся.

А зачем мне их видеть? Я от них подальше стараюсь держаться. Ладно, не обижайся, Сергей, я пошутила.

Вальс кончился, наступила длительная пауза.

- Может, погуляем немного? - спросила Света.- По-моему, танцы заканчиваются. Да, смотрите, уже и расходятся все потихоньку.

Повернулись, вышли из огороженного пространства, музыка все не играла, что-то заело. Они прогулялись вдоль шоссе, которое сегодня было совсем пустынно. А потом Света вдруг вспомнила:

Ой, ребята, давайте на кефир сходим, а то мы все время забываем о нем. Как раз половина одиннадцатого.

О, правильно, пойдемте, надо бы каждый день ходить, полезно пить на ночь, но не получается у нас,- посетовал Сережа.

Они пошли в столовую и в первый раз выпили по стакану кефира; кефир был свежий, не кислый. Желающих покефирничать было очень мало. После кефира посидели немного на скамеечке, обсудили преимущества отдыха в санатории перед отдыхом дома или даже на даче и разошлись по палатам.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

После обеда, когда они все трое собрались и расселись на скамеечке, которая служила им местом для встреч, Сергей сказал:

Продолжаем приобщаться к цивилизации. Мы с Геной приглашаем тебя сегодня в ресторан, тем более погода портиться начала, под дождем гулять не большое удовольствие, да и утром нагулялись.

А здесь и ресторан есть? - спросила Света.

Да так, не бог весть какой, при гостинице, не думаю, что экзотика. Ну, посмотрим. Посидим, выпьем малость, а то совсем трезвенниками стали. Толя каждый день в пивбар ходит и в ресторан уже выбирался, а мы и на кефир не ходим.

Плакал наш ужин. У меня сегодня любимые блинчики с мясом заказаны, но чем не пожертвуешь ради хорошей компании.

Ну уж об ужине не плачь, говорят, там неплохо готовят. Голодной не оставим, будь покойна. Шампанское закажем. Любишь шампанское?

Да я совсем непьющая. Правда, Сережа, это мой самый большой недостаток. Что делать, не научилась в молодости, а теперь уже поздно этому учиться.

Ну немного-то... Для настроения? - спросил Гена.

Настроение у меня в хорошей компании и без спиртного отличное. А чуть выпью - спать хочется, весь интерес к веселью пропадает. Вот такое обратное действие оно на меня чаще всего оказывает.

И вина не пьешь?

Разве немного чего-нибудь слабенького и сладенького. Главное ведь не в горячительных напитках - в ресторан люди ходят, чтобы в интересной компании, в культурной обстановке, как говорится, пообщаться, послушать музыку, потанцевать.

Это вопрос спорный - кто для чего. Ну ладно, все! Договорились! Встречаемся в шесть часов здесь же,- уточнил Сережа.

Договорились. Подождете, если вовремя не соберусь.

Да какие там сборы, это же тебе не 'Метрополь". Ты и так всегда прекрасно выглядишь,- сказал Сережа.

- Ладно... Привет...- Света подняла руку в знак прощания, пошла.

Сережа с Геной остались сидеть на лавочке, они редко соблюдали санаторный час, то опаздывали, то совсем не ходили - как вздумается.

Света поднялась на свой этаж. За дежурным столиком медсестры сидела Ася, с которой Света подружилась еще в первый день своего пребывания в санатории.

- Видела, видела твоих кавалеров,- улыбнулась Ася.- А то весь санаторий судачит: двоих приворожила, а я все никак тебя с ними не увижу. Класс - ребята, лучше здесь нет, не зря женщины завидуют, особенно Маринка убивается, красивая, молодая, а ходит одна.

Света уже знала, что Мариной зовут ту девушку, которая упрекала ребят, что они крутятся возле одной, когда полно женщин свободных.

- Я не виноватая. Не виноватая я. Пусть кадрят - одного отдам, но только одного,- рассмеялась Светлана, проходя в свою палату.

Елены Ивановны в палате не было. "Опять в город с Иваном Ивановичем поехали",- подумала Света, разбирая постель для послеобеденного отдыха. "Почитать, что ли, где там моя книжка?" Взяла в руки книгу, пробежала глазами пару страниц, и сон ее сморил.

Проснулась вовремя, как всегда, как будто часовой механизм запрятан был где-то у нее внутри. Сон освежил ее, и было приятно вспомнить, что она приглашена в ресторан. Сборы были не очень долгими. Единственно, о чем Света долго раздумывала: что надеть - брючный костюм или то черное платье, плиссированное, с коричневыми и красными разводами, которое она на всякий случай взяла с собой как выходное, и решила, что это как раз тот случай, когда нужно надеть его. Прихватила с собой легкую куртку, так как синоптики обещали к вечеру похолодание. Она пришла к скамеечке без опоздания. Ребята ее уже ждали, казалось, что они так и просидели здесь все время "тихого часа". Ни единого нового штриха не появилось в их одежде. Нет, появился один штришок: у Гены был повязан галстук в полоску вместо однотонного, а Сережа - как всегда: джинсы и черный тонкий свитер. Было такое впечатление, что он вообще ничего с собой не взял из одежды, кроме джинсов и двух свитеров: тонкого черного и толстого серого. Света даже представить его не могла в элегантном костюме, так же как Гену - в джинсах.

Ну вот и я,- сказала Света, подходя.

...Наша королева,- продолжил Сергей.

Сережа, не издевайся, а то получишь.

А что получу? Поцелуй в щечку?

Тогда узнаешь... Вперед?

Вперед-то вперед, да автобус только что прошел. Может, пешком пойдем, а попадется попутная или такси - остановим,- предложил Гена.

Кто против - все за! - согласилась Света.

Но увы, такси им попалось, и не одно, но они были переполнены и не остановились. Начал было накрапывать мелкий дождик - Света забеспокоилась за прическу,- но тут же и перестал. Особо не утомившись, так как было прохладно, они подошли к гостинице: современное четырехэтажное здание, не вызывающее никаких особых чувств. На углу первого этажа крупные печатные буквы возвещали: "Ресторан".

Дизайн внутри ресторана тоже был строг и холоден. Большая хрустальная люстра с многочисленными подвесками давила своей громоздкостью. Зал большой, неуютный, столы - на шестерых, покрытые белыми скатертями, посредине - набор для специй и фруктовая вода в большом графине, в углу оркестранты, наготове уже.

У нас в столовой симпатичнее,- заметила Света.

Первое впечатление бывает обманчивым,- сказал Гена.

Но музыка есть, это уже неплохо,- добавил Сергей.

И все же выводы будем делать позже, обычно первое впечатление меня редко обманывает, но, быть может, здесь кухня изысканная, как у нас в "Славянском базаре",- улыбнулась Светлана.

Посетителей было мало, сидели по двое и по одному -видно, зашли поужинать проживающие в гостинице. Только в одном углу сидела большая, подвыпившая уже и потому шумная компания. Впрочем, время для массового посетителя было еще раннее.

Выбирай столик,- сказал Сергей.

Давайте вот здесь,- указала Света на столик у окна в противоположной стороне от шумной компании.

Они сели. Света на одной стороне, ближе к окну, ребята - на другой, напротив нее: Сережа у окна, Гена - за ним. Одно место на их стороне, и два места на Светиной оставались свободными. Официант появился, не мешкая, положил перед Светой красивую папку с меню.

- Выбирай,- сказали Сережа и Гена почти одновременно. Света заколебалась, ассортимент был богатым, но все

какие-то замысловатые названия блюд, Света искала что-нибудь попроще и подешевле. Наконец нашла:

Вот, салат овощной и котлеты по-киевски.

Чего? - протянул Сергей, отбирая у Светы папку с меню. Официант стоял наготове с записной книжкой и

карандашом, ждал.

Котлеты по-киевски мы в Киеве будем есть, а здесь надо попробовать что-нибудь повкуснее. Так ведь? - подмигнул Сергей официанту.

Как прикажете!

Вот что, дорогой товарищ,- сказал Сергей, откладывая папку.

Неси нам все, что по-настоящему вкусно,- ты лучше знаешь, ну так, по парочке салатов и вторые блюда...

Честно сказать,- перебил его официант,- у нас наиболее заслуживает внимания "цыпленок-табака".

Ну давай цыплят, бутылку хорошего дамского вина, триста граммов коньяка и еще шоколадку, которая побольше.

Официант удалился.

Свет, может, еще чего, ты полистай меню,- сказал Гена.

Нет, нет,- запротестовала Света.- Вполне достаточно, что мы сюда, обжираться пришли?!

Заиграла музыка. Спокойная, неторопливая.

Пойдем,- предложил Сережа Свете, он всегда и во всем опережал Геннадия.

Пойдем,- отозвалась Света.

Сережа, отодвинув стул, помог Свете выйти из-за стола. Еще никто не танцевал, и Света чувствовала себя немного стеснительно, но под конец танца стали появляться парочки,- надо было торопиться, музыканты в ресторанах не баловали своих посетителей, играли недолго.

На следующий танец Света сама пригласила Гену. Ей было приятно с ним рядом, таким стройным, красивым, великолепным парнем. Они все время молчали, но Света знала, что ему так же хорошо с ней, как и ей с ним. Музыка кончилась, и Гена проводил ее и помог сесть за стол.

Официант принес два больших салата на продолговатых блюдах. Быстро расставил маленькие тарелочки, разложил вилки, ножи. Перед Светой положил шоколадку. "Рыбное ассорти",- обрадовалась Света. Каких только нарезок рыбы ни лежало на блюде, разве только традиционной селедки. Севрюга и осетрина занимали здесь почетное место. И блюдо с овощами было заманчиво: на нем отдельно друг от друга лежали нарезанные самые различные овощи, начиная от непритязательного огурчика и кончая ломтиками ананаса. Все было щедро приправлено пучками кинзы и петрушки. Помидорчики, нарезанные колечками, свекла и зеленый лук тоже нашли здесь свое место.

Принимаемся за дело,- сказал Сергей, наливая коньяк в рюмки, Свете налил вина.

Так, за что у нас первый тост? - спросил Гена.

За все хорошее в жизни,- предложила Света.

Нет,- сказал Сережа.- Это будет вторым тостом, первый тост мы хотим поднять за присутствующую за столом даму. Пьем, Света, за тебя, красивую и неповторимую, за твое здоровье, за твое счастье, за твою удачу, за то, чтобы у тебя всегда и все было, как говорится, лучше не надо.

Спасибо,- поблагодарила Света.- А я за вас, ребята, буду пить. Я желаю вам всего того же самого, но на порядок выше.

Они поднесли свои рюмки близко-близко и чокнулись едва слышно, одновременно. Ребята выпили. Света пригубила.

Ну, так не годится, рюмочка-то крошечная.

Нет, знаете, ребята, это дело добровольное, здесь насиловать нельзя, тем более женщину. Каждый пьет, сколько может и хочет. Последнее дело заставлять пить женщину. В конце концов, этот напиток совсем не для женщины, для нее давно надо создать напиток, не имеющий градусов, но пьянящий своим ароматом и вкусом, составленный из нектара всех существующих в природе цветов. Изобретите! И наполненная этим налитком рюмка передо мной всегда будет пуста.

Прекрасно,- произнес Сережа.- Принято к сведению и к производству.

Убедила,- сказал Гена и поглядел на Свету, как всегда, тепло и загадочно.- И мне кажется, я где-то об этом читал.

Читать об этом ты мог даже в детстве. Цветочным соком поил Дюймовочку похитивший ее майский жук.

А скажи-ка, разве мед - это не нектар, собираемый пчелами с цветов. спросил Сергей.

Да, это нектар, который определенным образом перерабатывается в организме пчел, они как бы его консервируют, поэтому мед густой и липкий, а натуральный нектар цветов по своей консистенции достаточно жидкий и не такой приторно сладкий, как мед. Пожуйте любой медоносный цветок, и вы в этом убедитесь. А потом пчелы собирают нектар цветов, находящихся в определенном ареале, а я говорю о напитке, составленном из нектара всех цветов, существующих на земле. Мед - это продукт, созданный пчелами, а люди пока ленятся создать принципиально отличный от меда напиток, несущий в себе не только все ароматы Земли, но и лечебные свойства, более сильные, чем имеет мед. Гораздо легче производить фруктовые соки: выжал, законсервировал и пей на здоровье.

А вот цветочную пыльцу продают в небольших банках по вполне приемлемой цене, я видел,- заметил Гена.

Да, я даже пробовала, не очень вкусно, но очень полезно, как полезны вообще любые дары природы. Фитотерапией у нас только начинают заниматься А между тем травами можно лечить любые болезни. А дары моря! Водоросли, например: в них содержатся все элементы, которые есть в тканях живого организма. Или всякие там омары, кальмары, мидии - самая питательная пища, нормализующая обмен веществ в организме человека. А мы, живя вдалеке от моря, совсем их не едим. А в странах Востока трепанга - его еще называют "морским огурцом" за внешнее сходство с огурцом - считают морским женьшенем. У него спинка шипами покрыта, и, чем крупнее шипы, тем ценнее считается трепанг.

И откуда ты все знаешь? - шутливо спросил Сережа.

Если бы все... Люблю познавательную литературу читать, только вот память никуда негодная: если бы запоминалось все, что прочитала... А то только сотая часть из прочитанного задерживается в памяти. Такой несовершенный компьютер - эта человеческая память. Хотя теперь нужно только уметь пользоваться настоящим компьютером. Мне кажется, что люди скоро вообще перестанут читать, нажал кнопочку - и все, что нужно,- к твоим услугам. Для развлечения теперь телевизор существует, так что мир книг скоро станет мертвым царством.

А что? - сказал Сережа.- И правильно, зачем мозги всякой всячиной загружать. Я считаю, что они нужны только для того, чтобы изобретать машины, которые превратили бы жизнь человека в достойное существование, без проблем и разных сложностей.

Да ведь существование - не жизнь,- возразила Света- Жизнь без трудностей - вообще пресная штука, которая быстро надоедает. Если все - как на тарелочке, такое пресыщение наступит, что ни в какие научные дебри и изобретения не потянет.

Я не согласен,- вступил в разговор Гена.- Именно когда не надо будет заниматься ерундой и добыванием хлеба насущного, тогда человеку захочется пощупать своими руками более сложные вещи. А так распыляешься на мнимые трудности, времени на что-то стоящее просто не остается, ежедневная погоня за ускользающим временем.

Может, вы и правы. Мы ведь не знаем, как можно жить без больших и маленьких проблем, но, наверное, они будут всегда: не одни, так другие. По сути, мы их сами создаем, и очень часто там, где без них очень хорошо можно обойтись. Взять хотя бы войны... Ну убей - не могу понять, зачем людям истреблять друг друга? А... Это все фокусы природы, ей так хочется, и она так делает. Диктат Вселенной...

А здесь ты что-нибудь читаешь, Свет? - спросил Гена.

Да, меня все к истории тянет. Валентина Иванова читаю "Повести древних лет". Девятый век, о борьбе новгородцев с норманнами. Конечно, много художественного вымысла, девятый век - не восемнадцатый или девятнадцатый, но историческая подоплека присутствует: обычаи, быт людей того времени хорошо описаны, хотя кто может знать, как на самом деле жили тогда города, стойбища, заимки. Так, приблизительно. Много ли истинного от того времени осталось?!

А я "Аэропорт" Хейли пытаюсь осилить,- улыбнулся Гена.- Что-то никак вчитаться не могу.

Вчитаешься, вчитаешься, подожди немного. Хейли любит долго вводить читателя в атмосферу и предысторию описываемых событий. Это писатель, который досконально изучает предмет, о котором собирается писать. Тебе надо чуть-чуть потерпеть. Я помню начало "Аэропорта", как он долго и нудно знакомит читателя с подробностями функционирования аэропорта, но потом сюжет развивается стремительно. Кстати, у нас тоже появился такой писатель, Георгий Владимов, который, прежде чем написать роман о жизни рыбацкого коллектива, сначала целый год проплавал в качестве простого матроса на рыболовном траулере. В результате - жизненная достоверность, сочный язык, занимательный сюжет и вообще книга что надо.

Как, как? - переспросил Гена.- Называется как?

"Три минуты молчания". Понимаешь, к спасению своих жизней, когда им грозит опасность погибнуть, они относятся наплевательски, а когда рядом гибнет другое судно, они развивают такую самоотверженную деятельность, что в результате спасают и тонущее судно, и себя.

Надо прочитать,- сказал Гена.- Я люблю о моряках.

Наверное, сам, мечтал стать моряком?

Было дело... В детстве Станюкович был моим любимым писателем.

Салаты потихоньку убывали с больших блюд в маленькие тарелочки, а потом исчезали и с них. После небольшой паузы оркестр опять заиграл танго. Света увидела боковым зрением мужчину, стремительно приближающегося к их столику. Он был из той шумной компании, что не переставала веселиться в противоположном углу. Ему было лет сорок пять, респектабельный вид, приторная улыбка на лице.

Вы разрешите? - спросил он скороговоркой у ребят и, не дождавшись ответа, обратился к Свете, слегка расшаркавшись перед ней:

Девушка, я вас приглашаю, не откажите в танце.

Что вы! - воскликнула Светлана, У меня два таких шикарных кавалера... Как можно?! Нет, нет, вы уж извините...

Мужчина скис, но не сдался:

Я вас очень прошу, всего один танец.

Да нет же, я вам ясно сказала,- Свету уже раздражала его настойчивость.

Ваше право,- сказал мужчина, развел руками и удалился в свой угол медленным, не очень уверенным шагом.

Света взглянула на ребят. Гена сидел весь в напряжении, как тетива, а Сережа, как обычно, широко улыбался, и его ласковый взгляд был ей наградой за отбитую атаку.

Подошел официант:

Второе подавать?

Можно, наверное,- Света вопросительно посмотрела на ребят, собственно, они только что успели общими усилиями справиться с салатами.

Сережа кивнул головой и стал наполнять рюмки. У ребят они были более вместительными, чем у Светланы, хоть и пили они коньяк, а Светина, недопитая и теперь долитая, не убавила вина в графинчике.

- Допивать вам придется,- лукаво улыбнулась Света.

- Справимся,- Сергей опять широко улыбнулся. Официант забрал посуду из-под салатов, принес "цыплят

табака", они были так аппетитно зажарены, что у Светы потекли слюнки, хотя она была уже почти сыта. Картофель, поджаренный соломкой, и пучок зелени дополняли красоту блюда. Сергей поднял рюмку:

Вот теперь за все хорошее в жизни и чтобы его было так много, как только можно!

Да,- поддержала тост Света.- И чтоб не нужно было его долго искать, а чтоб оно нас искало.

Даже серьезный Гена улыбнулся:

- И чтобы все плохое хорошо кончалось!

Они опять подняли рюмки и чокнулись: ну как без этого звенящего, как колокольчик, звука русскому человеку? Выпили... Даже Света выпила до дна. Все дружно принялись за цыпленка.

- Вкусный,- сказал Сергей.- Только жаль его, не пожил на белом свете, как и та девочка, которую в массовке убили.

Они стали вспоминать подробности своего участия в массовке, мягко иронизируя над собой и Светой.

К их столу подошел метрдотель с двумя красивыми девушками, одетыми в такие же красивые мини-платья, короткие и декольтированные как спереди, так и сзади. Только тесемки на спине одной и бретели на плечах другой поддерживали платья на изящных, точеных фигурках их обладательниц.

Света подняла голову и глаз не могла оторвать от их умело накрашенных, молодых и красивых лиц. Им было чуть за двадцать, не больше, и, хотя одна из них была блондинкой, а другая брюнеткой, они очень хорошо гармонировали друг с другом и оттеняли одна другую. Нежно-голубого цвета с блестками платье блондинки и ярко-красное платье брюнетки подчеркивали нежные очертания лица одной и броскость другой.

Вы не против? - обратился метрдотель к ребятам и, как тот мужчина, что приглашал Свету на танец, не дождавшись ответа, указал широким жестом на свободные стулья со Светиной стороны:

Садитесь!

Позвольте,- сказал Сергей (он всегда в ответственных ситуациях брал на себя инициативу),- разве все столики в ресторане заняты?

Я подумал, что вам будет веселее,- извиняющимся тоном сказал метрдотель в то время, как девушки уверенно усаживались за столиком.

Нам и так весело,- буркнул Сережа одновременно с восклицанием брюнетки:

Мальчики, вы не пожалеете, мы действительно очень веселые.

Сережа посмотрел на Свету, Света пожала плечами. "Да пусть сидят",понял Сергей ее неопределенный жест. Что-то ему не понравилось, он нахмурился, налил из графинчика одному себе, хлебнул, поставил рюмку на стол.

Вы не курите? - спросила брюнетка, распечатывая пачку с сигаретами и особым жестом выбрасывая наполовину из коробки сразу несколько сигарет, блондинка одну подхватила.

Не курим,- ответил Гена не очень любезно, так как Сережа пока что хмуро смотрел на дно пустой рюмки.

Зря, мальчики, очень расслабляет и успокаивает нервы,- очевидно, она намекала на Сергея, но он то ли не слышал, то ли делал вид, что не слышит: такое отреченное, задумчивое выражение было на его лице. Непонятно было, о чем он задумался. "Может, что-то вспомнил",- подумала Света. Но эта набежавшая на его лицо тучка через минуту исчезла, и он, по своему обычаю, широко и открыто улыбнулся всем сидящим напротив него.

К девушкам подошел официант.

- Заливная рыба - две порции, два кофе,- сделала заказ блондинка.

- И пепельницу,- сказала брюнетка, глубоко затягиваясь и стряхивая пепел прямо на пол рядом со своим стулом.

Официант показал рукой на объявление, висевшее прямо напротив: "У нас - не курят".

- Нам можно, у нас слабые сигареты,- капризно и кокетливо сказала блондинка и посмотрела из-под длинных ресниц лукаво и просительно.

Официант феноменально быстро исполнил их заказ, заливная рыба и пепельница появились, как по "щучьему велению".

- Кофе - потом? - спросил он и, получив утвердительный ответ, удалился на зов с соседнего столика.

Все начали ковыряться в своих тарелках.

Ну что, еще налить? - спросил Сережа, особо ни к кому не обращаясь.

Как хочешь,- сказала Света вполголоса.

Сергей разлил коньяк. Как раз им с Геной по полной рюмке получилось. Посмотрел на Свету и ее графинчик, сказал, наливая в ее рюмку:

- Эх ты, выпивоха! Может, девочки выручат? - и уверенно разлил остатки в их бокалы для воды.

Девочки просияли:

Спасибо! - Сережа был одарен проникновенной улыбкой.

Гена, твоя очередь тост произносить,- сказал Сережа.

Ну, третья рюмка всегда поднимается за тех, кто в пути, кто в море, кто на дежурстве, короче, за всех, кому сейчас не до рюмки. Вот за них давайте и выпьем,- сказал Гена.

И за тех, кому завтра в море, в путь и на дежурство,- добавила Света, поднимая рюмку.

Какой интересный тост,- сказала блондинка.- Я даже никогда не слышала такого.

- Какие твои годы,- пошутил Сережа.- Вот с наше поживешь, все будешь знать.

- И еще: чтобы когда мы будем в пути или на дежурстве, то за нас тоже поднимались тосты.- Гена выразительно посмотрел на Свету.

- И еще за наше знакомство,- сказала брюнетка, протягивая свой бокал навстречу маленьким рюмочкам, блондинка поддержала подругу:

Хорошее знакомство всегда в прибыль!

Бывает, и от прибыли голова болит,- возразила Света.- Ей не понравилось почему-то упоминание о прибыли, но девочки ее просто не услышали, даже головы не повернули, чтобы вдруг и правда она, голова, не заболела.

Все выпили, стали закусывать. Оркестр заиграл что-то вроде бравурного марша.

Какая-то непонятная музыка для ресторана,- сказал Гена.

Это они дают понять, что больше нас развлекать музыкой не намерены вышибальный марш, как говорят на танцах,- пояснил Сережа.

Ах, неужели больше не будут играть? Ну ничего... Это у них передышка. Перед закрытием бывает самая волнительная музыка,- сказала брюнетка.- А вообще у нас все не поймешь как! Вот я была во Франции - какой там шарм, какие веселые беззаботные люди, ну просто невозможно сохранить серьезность рядом с ними. Видно, на них влияет мягкий климат. А какая там музыка! У нас есть такая музыка?

Про какую музыку вы говорите? - спросил Гена.- Про эстрадную или классическую?

А... Все равно... Классическая музыка у нас вообще сплошная тягомотина.

Подождите, ну можно по-разному относиться к Шостаковичу, ну а Щедрин, Свиридов? Я уже не говорю о композиторах прошлого века. Неужели вам не нравится?

Ах, оставьте,- в разговор вступила блондинка.- У нас такая тоска в любой мелодии, что хоть вешайся. А у французов музыка веселая, оживленная, зажигательная, такая...- блондинка подыскивала слово.

А грустной нет? - спросил Сергей.- Какое однообразие, неужели так бывает? Но ведь в истории этого народа были свои трагедии, да еще какие. И не одной печальной мелодии?

Ах, может, и есть,- отмахнулась брюнетка.- Меня, кстати, Таней зовут,она выразительно посмотрела на Гену.- А вас Геной, кажется, я так поняла... Так вот, мы же говорим не о том, есть там печальные мелодии или нет, а какая большая разница: у них и у нас, и во всем, причем. Взять стриптиз. Вы видели у нас где-нибудь настоящий стриптиз? Может, где-нибудь в Прибалтике, в ночных ресторанах, не знаю... А ведь тело женщины - это такая красота. Пластический танец и красивое тело! Где вы его можете увидеть? По-настоящему красивое женское тело?

На пляже,- с напускной серьезностью сказал Гена.- Да, Сереж?

На пляже? - удивленно переспросила блондинка.- Да какое вы там увидите тело? Боже, наши женщины так много едят и так любят вкусно покушать, что уже в тридцать лет - это бесформенные обрубки. Послушайте, как едят во Франции: утром - кофе с сахаром и маленьким кусочком хлеба с сыром, обед суп луковый и омлет, ужин - кофе с молоком, без сахара. Все! Но какие стройные женщины! До самого преклонного возраста. А нас тискают с детства, а потом мы привыкаем и едим с утра до вечера все без разбора, да еще пожирней любим, и результат - в тридцать лет мы имеем в лучшем случае фигуру рембрандтовской "Данаи".

Девочки не лыком были шиты, а с последним их утверждением Света, пожалуй, могла бы согласиться. Но Света больше не пыталась и слова вставить в этот эмоциональный поток сентенций, да это было бы и мудрено. Девочки вели себя так, как будто ее и не существовало за этим столом. Она сидела, смотрела и слушала, ни спорить, ни возражать, ни поддерживать разговор ей не хотелось, вино начинало на нее действовать усыпляюще, как всегда. Однако ей было интересно наблюдать за разгорающейся полемикой.

А чем вам не нравится "Даная" Рембрандта? - спросил Сережа.- Красивая женщина, хотя и не отличается совершенством форм.

Вам нравятся такие фигуры? Скажите, разве можно сравнивать стройных двадцатилетних с сорокалетними, располневшими женщинами?

А почему нельзя?

Да, конечно, сравнивать можно, но в чью пользу будет сравнение? В чью пользу? - повторила она вопрос.

Когда в чью. И потом, кому что нравится. У меня есть один товарищ знакомый, так он до умопомрачения любит полных женщин, мягко говоря, а если не мягко - то толстых до безобразия.

Это отклонения... отклонения от нормы... Вот вы, я точно знаю, полных не любите,- она потянулась через стол и взяла руку Сергея в свою ненадолго, почти тут же отпустила.- Кстати, как вас зовут? Вашего соседа Гена, я уловила. А вас? Подождите, не говорите, я отгадаю: Виктор, не правда ли?

зовут Сергей, ты не наблюдательна, Ника. Геннадий назвал его Сережей есенинское имя. Сергей Есенин! Вот стоящий поэт России. Какие стихи, какая напевность, какое обожание и воспевание женщины. Это вам не Владимир Маяковский, которого даже понять невозможно, не поэзия - сплошные лозунги,брезгливо сказала брюнетка.

- Ну почему же, очень понятный поэт, главное - богатая образность,сказал Сергей.

Да у него ни одной строчки о женщине, как будто он никогда и никого не любил.

А как же две морковки, которые он несет для любимой за хвостик? спросила Света неожиданно для себя.

Но ее вроде бы и не услышали: ее за этим столом не было, да и могли ли эти неотразимые совершенные девочки принимать ее, сорокалетнюю, всерьез рядом с этими великолепными ребятами, а что она не была супругой ни одного из них, они, видимо, определили сразу своим опытным глазом. Только Гена в ответ на ее реплику посмотрел на нее своим лучистым взглядом и улыбнулся ей ободряюще и ласково.

- Послушайте,- сказала брюнетка Геннадию.- Какая у вас красивая улыбка, почему вы ее прячете?

Она тоже протянула руку через стол и осторожно дотронулась до Гениной руки, но реакция была неожиданной для ее доверчивого жеста: Гена убрал руку под стол, и глаза у него стали невыразительными и тусклыми. Что сказать, он не нашелся. За него нашелся Сергей:

Девочки, есть вещи, которые приходится прятать, чтобы их не украли.

Разве можно украсть улыбку? - наигранно удивилась Таня.

Украсть все можно у того, кто рот разинет. У вора ремесло на лбу не написано.

Как вы интересно говорите, кто вы по профессии? Юристы?

Мы - советские офицеры,- нарочито плакатно сказал Сергей.

О, это прекрасно. Я так люблю офицеров. Они всегда такие галантные кавалеры. Это единственное в Союзе, что имеет качество,- улыбнулась блондинка обаятельно.

А если подумать?

Нет, нет. И думать нечего. Ну скажите, разве можно в Союзе купить хоть что-то красивое из одежды. Сплошной ширпотреб. Вот эти платья,- Ника наклонила голову и оглядела свои красивые, прикрытые только в своей нижней части груди,- мы купили во Франции, дороговато, но сшиты по последней моде и прилично показаться где угодно.

Прилично? Вы сказали - прилично? - спросил Гена.

Да, прилично,- вызывающе сказала Ника.