Под небом Финского залива

Ген,- вдруг вспомнила Света.- А про грибы-то мы совсем забыли, а они нас ждут, придется на ужин не ходить.

Ну и не пойдем,- сказал Гена.- Тем лучше.

Гена костром занялся, Света в столовую за хлебом сходила - скоро остатки приготовленных вчера грибов были разогреты над небольшим костром, и они устроили грибной ужин.

Еще вкуснее стали, чем вчера,- похвалил Светину стряпню Гена, отправляя в рот очередную порцию благоухающе дымящегося лакомого блюда.

Проварились больше, поэтому и вкуснее,- пояснила Света.

А может, мы проголодались больше к тому же,- улыбнулся Гена.

Закончив ужин и затушив костер, они решили пойти на кинокартину, так как, судя по афише, вывешенной возле столовой, она обещала быть интересной, к тому же играли многие известные актеры - не часто в санатории привозили такие фильмы, все больше детективы прокручивали, на которые у Светы уже аллергия начиналась.

Они сели на свои привычные места. Перед самым началом сеанса пришел Сережа, сел впереди Светы, прямо перед нею. Света хотела переброситься с ним словом-другим, но передумала, знала, Гене не понравится.

Кинокартина и вправду была отличная, с юмором, все выходили из зала с улыбкой на лице. Вышли и Гена со Светой, сели на скамеечку. Уже начинало смеркаться. Сережа стал в шашки с каким-то парнем играть, что-то еще видел на доске. Повеяло прохладой. Геннадий пиджак снял, накинул Свете на плечи. Света поблагодарила. Подошел Толя, сел с ними рядом.

Как это ты сегодня не в ресторане? - спросила с интересом Света.Непонятный случаи.

Пришел уже. Разве не заметно?

По твоему виду трудно что-либо определить,- взглянула на него Света.

Сегодня я недобрал, поскольку финансы на нуле. Завтра должен перевод из дома прийти.

Что, жена специально присылает на ресторан? - поиронизировала Света.

Представь себе, да. Она у меня с понятием, знает, если я по ресторанам хожу, то на женщин внимания не обращаю.

Какая у тебя странная постановка вопроса. Казалось бы, наоборот: где ресторан - там и женщины.

У всех - да, у меня - нет, поскольку после хорошего вливания мне женщины не нужны, я к ним и подходить боюсь.

Светка засмеялась:

Мудрая у тебя жена.

А вы чего время теряете, как будто вам по сто лет и только и осталось - сидеть на скамеечке?

А нам и так хорошо,- возразила Света.

Надо, чтоб лучше было.

А бывает лучше? - спросила Света. Казалось бы, откуда тебе знать?

Так тоже молодым был!

Света опять засмеялась,- Толя был ее ровесником:

Могу поменять свои года на твои, идет?

Я бы лучше с Геннадием поменялся.

Бери, мне все равно, только Свету в себя не влюбляй,

пошутил Гена.

А это уж как получится,- возразил Толя.

Так ведь тогда тебе ресторан придется забросить,- сказала Света.

Нет, Свет, извини, но ресторан на женщин не меняю.

- Зачем же тогда с выгодой возрастом хочешь поменяться?

А знаешь, сколько сил и здоровья надо иметь, чтобы пить.

А вот это уж точно...

Так сидели они, болтали, шутили, балагурили. Незаметно приблизившийся "отбой" развел всех отдыхающих по своим палатам до следующего беззаботного утра.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ

После завтрака Гена предложил Свете покататься на лодке. Лодочная станция в основном стояла в бездействии, и мужчина, работавший там, обрадовался им, выбрав для них самую лучшую лодку - по его понятиям. Он уговорил Гену вместо двух часов, на которые он хотел взять ее, заплатить за три часа, чтобы, как он сказал, не беспокоиться, если они будут опаздывать к сроку. Гена отвязал цепь, приковывающую лодку к помосту, помог Свете сесть и оттолкнулся от причала.

Денек был весьма подходящий для лодочной прогулки. Такая красота и величие царили вокруг. Воздух по-утреннему прохладен, солнце, пронизывая громаду атмосферы, делало восприятие этой прохлады необычайно приятным. Какая-то необыкновенная восторженность поднималась из души Светы к белым утренним облачкам, которые резко выделялись на фоне густо-голубого цвета небес, выгибавшихся парусом. Над волнистой линией крон деревьев, растущих на берегу, небо было окрашено в более светлые тона, полоса леса играла изумрудной и малахитовой красками, кое-где переходя в более темный окрас там, где начинали преобладать хвойные деревья: сосны и потемневшие ели с желтовато-коричневыми стволами. Отражаясь в глади залива, они окрашивали воду у самого берега в фиолетовый цвет. Солнце, почти касаясь древесных макушек, плыло над ними, поднимаясь все выше и выше.

Гена умело и ровно работал веслами, от него веяло силой и уверенностью - вот он где был на своем месте.

- Смотри, кувшинка, подплывем к ней,- попросила Света.

Гена направил лодку к небольшой тенистой лагуне. Света с восхищением смотрела на водяную лилию, такую беззащитную среди громады водного массива, казалось, она была привнесена сюда откуда-то извне. Ее словно восковые остроконечные белые лепестки, переходящие в желтые тычинки, создающие серединку, были как будто сделаны рукой человека, а не природой. Гена подгреб к ней, и Света, опустив руку в воду, подержала ее упругий, гибкий и длинный стебель в неуверенных пальцах и отпустила. Ей не захотелось ее сорвать. Зачем? Пусть держит свою очаровательную головку над сердцевидными округлыми листьями, которые помогают ей быть такой гордой и неотразимой красавицей.

Не буду рвать, жалко... Она как будто случайно попала сюда с другой планеты. Она - нездешняя. Тебе так не кажется?

Ей очень хочется быть любимой, поэтому она такая красивая,- сказал Гена.

А что же делать некрасивым? - спросила Света.

Если ты о женщинах, то совсем некрасивых женщин не бывает. Нет на свете и такой женщины, которая была бы не нужна ни одному мужчине, просто она не встретила его, того, которому должна понравиться и стать для него красавицей.

Они отплыли - кувшинка покачала им вслед своей прелестной головкой, как бы благодаря за доброе отношение к себе.

Вот залив сделал поворот, и его сапфировая гладь слегка потемнела. Гена сильными гребками рассекал сопротивляющуюся поверхность, которая искрилась и переливалась всеми красками спектра. Ветерок не подгоняет и не мешает плыть, дует сбоку, легкий и непритязательный. Далеко позади остается тот участок берега, где стоят деревянные домики, украшенные резьбой, а впереди - вода, вода, вода, и только на горизонте темнеет полоска земли с невысокими строениями на ней. Света как бы физически вплотную приблизилась к пониманию единосущности Земли с ее океанами и морями и небес с их бесконечностью и вечностью. Она перевела взгляд на Гену и поняла, что те же самые глубинные чувства владеют и им. Его глаза соединяли все краски окружающего водного пространства, лучились и ликовали от избытка глубоких радостных чувств. Какая-то невидимая, но сильная связь протянулась между их душами, объединяя их в единое целое, одинаково воспринимающее величественную гармонию природы.

Света не могла уже оторвать своих глаз от его лица и всего его мужественного, прекрасного и желанного облика. Ей вспомнился вдруг ранний период своего детства, когда человек еще только начинает осознавать себя как личность и реагировать на окружающее своими индивидуальными влечениями и склонностями...

...В детстве у Светы мало было игрушек. Был деревянный грузовик, который она возила за собой на веревочке, была заводная железная обезьянка, которая лазала по цепочке, были кубики, были елочные флажки, которые развешивали по всей комнате перед Новым годом и которые заменяли елку, был лоточек и формочки для игры в песочке,- вот, пожалуй, и все. Зато у нее было очень много книжек, самых различных форматов, начиная от книжки-малышки, была такая серия, и кончая книжками-раскладками. Здесь были стихи Чуковского, Михалкова, Маршака, которые она знала наизусть, русские сказки с цветными картинками во весь лист, детские рассказы русских писателей и стихотворные сказки Пушкина. Ежемесячно появлялись журналы "Мурзилка" и "Затейник". Они заменяли ей игрушки.

И еще: первые воспоминания Светы о себе были неотделимы от граненого карандаша, красного - с одной стороны и синего - с другой, которым она раскрашивала картинки в своих книжках-раскрасках. Потом у нее появились цветные карандаши и простая ученическая тетрадка, в которую она перерисовывала картинки из журналов. Это было ее любимым занятием. Мать с трудом отрывала ее от тетрадки, чтобы уложить спать, и Света, засыпая, мечтала о том, что завтра она, как только встанет, будет опять рисовать, рисовать и рисовать. Этим она могла заниматься с утра до вечера. Может, поэтому она мало интересовалась игрушками.

Тем не менее самое яркое впечатление на нее произвело игрушечное, красное с одной стороны и желтое с другой, яблоко, подаренное ей отцом, когда ей было года два с половиной, от силы три, которое обычно вешали на елку: сделанное из ваты, покрашенное клеевой краской и обсыпанное блестками.

Боже, каким красивым показалось оно Свете! Она до сих пор помнит то состояние счастья, испытанное ею, когда впервые держала его в руках. Оно стало ее любимой игрушкой. Она укладывала его на ночь с собой в кроватку вместо куклы или плюшевого мишки, которых у нее но было: наверное, в том небольшом селе, куда отец был направлен на работу директором школы, не продавали ни кукол, ни мишек. Первую куклу Свете сшила бабушка, когда они переехали жить к ней в город и когда Свете было шесть лет. Но кукла была некрасивая: голова и туловище набиты тряпочками, вместо рук - культяпки, лицо нарисовано красным карандашом,- и Света ее не любила, к тому же она была уже большая и куклами не интересовалась, она уже умела писать и сама читала разные интересные книжки.

А это яблоко! От пего невозможно было оторвать глаз. Как его Света любила! И она никак не могла понять, как так получилось, что она незаметно для самой себя обгрызла его со всех сторон,- не сразу, не в один день, но все-таки обгрызла окончательно: исчезла блестящая, манящая своей яркостью поверхность яблока, остался круглый комок прессованной ваты, но тем не менее за ним она продолжала видеть прежнее, необыкновенно красивое яблоко. Поэтому, когда мать хотела выбросить этот белый грязноватый комок, Света закричала:

Мамочка, не надо, не выбрасывай, это мой любимый яблок:

Какое это яблоко? Где - яблоко? - спросила мать.- Это уже комок ваты, ты его весь сгрызла.

- Все равно,- сказала Света,- пожалуйста, не выбрасывай. Волшебное слово подействовало, но Снега и сама

понимала, что нет у нее больше красивого яблока, что остались только воспоминания о нем. Поэтому, когда спустя какое-то время отец привел ее в магазин и, взяв на руки, поднес к прилавку с игрушками, первое, что Свете бросилось в глаза; точно такое же яблоко, лежавшее рядом с другими елочными игрушками. Она не видела уже ничего, кроме этого яблока! Отец сказал:

Ну, выбирай любую игрушку. Что тебе купить?

Яблок,- без колебаний ответила Света.

Не яблок, а яблоко,- поправил ее отец.- Зачем тебе яблоко? Я тебе его уже покупал. Смотри, какая машина с колесами. А вот какая лошадка: качается туда, сюда.

- Яблок, яблок, яблок! Со слезами в голосе закричали Светка, полностью игнорируя поправку отца и боясь, что отец купит ей ненужную лошадку вместо нужного и любимого яблока, которое у нее было и которого не стало.

Отец купил ей яблоко. Светка зажали его в руке, а руку прижала к груди. Она снова испытала состояние счастья, прижимая к себе это яблоко. Какая радость опять стала жить в Светиной комнате: она забросила даже цветные карандаши. Но Боже мой, как же это случилось: не прошло и недели, и она опять обгрызла яблоко... Как она могла это сделать, как могла? Но сделанного не воротишь, и никто не виноват, кроме нее самой, в том, что у нее опять не стало любимой игрушки.

В день, когда она отгрызла последний кусочек блестящей поверхности яблока, Света вечером подошла к отцу, сидевшему за рабочим столом, хотя знала, что к нему нельзя подходить, когда он работает, и попросила:

Папа, купи мне еще один яблок.

Нет,- сказал отец.- Не куплю. Во-первых, ты до сих пор не научилась его правильно называть, а во-вторых, ты его обгрызаешь со всех сторон, хотя оно несъедобное и грызть его нельзя - вредно для здоровья.

Но я же выплевываю обгрызки,- резонно сказала Света.

Не обгрызки, а огрызки,- опять поправил отец.- Когда ты научишься правильно говорить?

Раз "обгрызать", значит, "обгрызки",- обиделась Света, повернулась и ушла в свою комнату, где у нее стоял свой рабочий стол.

Она взяла наполовину изрисованную тетрадку в клеточку, красный карандаш и стала рисовать яблоко по памяти. Скоро она нарисовала очень похожее яблоко, только на нем не было белых блестящих маленьких снежинок, потому что у Светы не было белого карандаша. Света долго думала, как и чем нарисовать эти блестки, но все-таки додумалась. Она вспомнила о маленьком кусочке мела, принесенном ей отцом с работы. Она отыскала его и едва заметными касаниями покрыла яблоко белыми крапинками. Вот теперь яблоко было почти такое же, как-то, которое покупал ей отец.

Она долго смотрела на него: похоже, но не такое красивое, а главное, его нельзя взять в руку и подержать, можно только смотреть, но и смотреть приятно, потому что она его очень любила - "этот несъедобный яблок..." Позднее Света поняла, почему она обгрызла это ватное яблоко и почему его так любила. Она интуитивно чувствовала, что оно должно быть съедобным и вкусным, а не только красивым. Пожалуй, она и знала об этом. Но в своем детстве Света вообще не имела представления о вкусе каких бы то ни было фруктов. Первое настоящее яблоко Света съела, когда училась в школе, и далеко не в первом классе, такое было время, да и жила Света совсем не в яблочном краю. Но воспоминания о яблоке, имитирующем настоящее, осталось в ней как воспоминание о чем-то необыкновенно красивом.

И вот сейчас, сидя напротив Гены и видя его лучистые глаза и лицо, сияющее красотой и счастливой улыбкой, ей вспомнилось это блестящее необыкновенное яблоко, которое она так любила. Эта ассоциация пришла к ней из глубины ее подсознания и сделала ее такой же счастливой, как тот "яблок ее детства", но это было то яблоко, которое она нарисовала, потому что Геной в данный момент можно было только любоваться, а так хотелось потрогать его волосы, прикоснуться губами к его глазам, обнять -почувствовать под руками его стройное, по-настоящему мужское тело, но желание было неосуществимо,- она боялась сделать даже шаг в его сторону - вдруг лодка перевернется. Света только восторженно смотрела на него, любуясь каждой черточкой любимого лица и чувствуя себя счастливой от встречи с его счастливым взглядом. Продлись, звездная минута! "Продлись, очарованье" этого солнечного дня! Продлись, это взаимное, полное восторженности, возвышенное чувство двух сердец! "Неземной рай любви не бывает долог на земле", но продлись же, продлись! Все-таки продлись!

Справа уже давно маячил небольшой остров, который теперь приблизился настолько, что можно было легко разглядеть деревья, растущие, как казалось издали, прямо из воды. Он выглядел достаточно экзотично для жителей материка

- Причалим? - спросил Гена и сам же себе ответил: - Причалим,направляя лодку к зеленому клочку суши.

Берег у воды был отлогим, но потом чуть-чуть поднимался, создавая невысокую террасу. Гена умело причалил, помог Свете выйти из лодки, а потом наполовину вытащил лодку на берег.

Островок казался маленьким только издали, а по сути был не так мал. Они обследовали его берег со стороны, к которой причалили. Все те же сосны, ели, березы и сочная зелень, не тронутая ногой человека. Тропинок не было, но лес был не густ, можно было легко пробираться между деревьями и кустами малины, густо усыпанной ягодами. Вовсю заливались птицы.

Ну как можно не полакомиться? - сказал Гена, общипывая ягоды и заставляя Свету раскрывать рот.

Никак,- согласилась Света.- Давай ешь сам, и я тоже поклюю немного.

Они поклевали вполне прилично, не по-птичьи. Потом сели прямо на террасу, возвышавшуюся над берегом, опустив ноги вниз.

Правда, хорошо? - спросил Гена.

Чудесно,- ответила Света.- Хорошо, что лодочник подсказал нам взять лодку на три часа, он знал, что нам попадется этот островок. Сколько сейчас времени?

Представь себе - осталось не очень много: отдохнуть полчаса и вернуться обратно.

Это так далеко мы заплыли?

Далеко - не далеко, но почти час плыли, я как раз на часы посмотрел, когда лодку на берег вытаскивал.

Ничего себе, а мне казалось, совсем немного времени прошло, наверное, потому что сама веслами не работала. Ты устал?

Нисколько. Я люблю лодочные прогулки, заплываю по нашему Южному Бугу очень далеко. Мы с другом два года тому назад лодку на двоих купили, с нее рыбачить хорошо: не клюет рыба в одном месте - на другое переплывешь.

Чувствуется тренировка, прямо играючи веслами работаешь.

- Ерунда, это разве работа, это - одно удовольствие. Полчаса пролетели как одна минута. Гена даже не

поцеловал Свету, наверное, боялся, что не захочется опять садиться на весла. И вот они уже на обратном пути. Теперь солнышко вошло в силу. Гена снял рубашку и майку:

- Пусть спина загорает.

Свете что, она бездельничает, ей не так жарко, дышится по-прежнему легко, и только солнечные лучи немного пекут макушку. Света на голову Генину рубашку приспособила. Через час они уже были на лодочной станции, чтобы через несколько минут, первыми из отдыхающих, войти в столовую.

Свет,- сказал Гена после обеда.- Я после санаторного часа в душевую схожу, как откроется. На "круг" попозже выйду.

Ладно,- ответила Света.- Я ждать буду.

Пришла в палату, умылась, ополоснулась прохладной водой из-под крана и уснула счастливым и глубоким сном.

В пять часов она проснулась, как будто кто-то толкнул ее - часовой механизм организма действовал четко. Света собралась, вышла на "круг", села на скамеечку. Появился Сережа, поздоровался, сел рядом со Светой:

Генка в душ пошел.

Знаю. Как у тебя дела?

Какие здесь дела могут быть?

Амурные.

А... по этой части? Свет, я же сказал тебе, больше меня никто не интересует.

А чего Маринкой не займешься? Ты ей нравишься.

Да был у меня вчера с ней разговор. Я утром сидел газеты читал. Она подсела. Говорит: "Вот и распался ваш треугольник. Давайте с вами двухугольник создадим". Я отвечаю: "Такого в природе не существует". Она: "Ну тогда - пару". Я говорю: "Пара нет". Она спрашивает: А что, вам одному лучше?" Я говорю: "Лучше - не лучше, но женщин я сам выбираю".

Ну и напрасно ты так!

Ладно, Свет, мне Генкиных указаний хватает. Пойду в шашки поиграю,демонстративно встал и отошел к шашечному столику.

Скоро Гена вышел - в новой рубашке, благоухающий "Шипром".

Пойдем прогуляемся.

Давай к столику сходим, а то он, наверное, уже соскучился по нас.

Пошли не торопясь. Подходя к старой башне, Гена спросил:

- Не хочешь наверх подняться?

Говорят, там страшно, ступеней много полуразрушенных.

Посмотрим. Будет страшно - вернемся.

Пойдем,- согласилась Света.

Подошли к башне: вокруг были небольшие валуны разбросаны. Вместо дверей - большой проем. Вошли - стали подниматься. Витая лестница то и дело поворачивала налево. Кое-где были провалы ступеней, приходилось перешагивать через ступеньку. Света впереди шла, руку от перил не отрывала, Гена следом. Немного страшновато было, ступени на "честном слове" держались, пролетам конца не было. У Светы ноги свинцом налились. Наконец-то забрались на смотровую площадку.

- Никакая это не водонапорная башня,- сказала Света,- а смотровая, отсюда, вероятно, неприятеля высматривали.

Действительно, весь лес лежал как на ладони, далеко был виден. Санаторий превратился в небольшое приземистое здание. Отрезки сплошной стены башенки чередовались с нишами, огражденными каменными перилами. Все отрезки стен были испещрены от пола до потолка любовными автографами со знаками "плюс" и "равняется". Каких только имен здесь не было. Разные почерки, величина букв и наклон надписей - нескончаемые скрижали человеческих чувств.

- Давай тоже оставим автограф,- предложил Гена, отыскивая на полу осколок стекла.- На, царапай, у меня почерк плохой.

Света взяла стекляшку, отыскала самый заостренный край:

Где писать-то? Уже ни кусочка стены, свободного от надписей, не осталось - столько желающих увековечить свои имена.

А вот здесь, смотри, нормально, уместится, если не очень крупно писать.

Света начала царапать, старалась покрасивее написать: "Гена плюс Света равняется...

Чему равняется? - с лукавой усмешкой спросила у Гены.

Напиши: "навсегда",- сказал Гена, улыбаясь.

Света написала: "навсегда", положила осколок стекла возле куска бетона, бывшего когда-то частью ступени, и посмотрела на Гену.

- Ну вот, увековечено,- сказал Гена и поцеловал Свету. Они еще немного постояли, обозревая окрестности, и

стали осторожно спускаться. Теперь Гена шел впереди, а Света за ним, держась за его руку. Спускаться было еще страшней, провалы зловеще щерились, от краев ступеней два раза оторвались небольшие куски камня и скатились вниз, однако они благополучно миновали все многочисленные пролеты каменной лестницы и вышли на воздух, пронизанный солнечными лучами.

Фу,- сказала Света,- как все там мрачно, похоже на каменную клетку, а здесь - такой простор.

Неинтересно было? - спросил Гена.

Нет, интересно, иногда хочется острых ощущений, без них жизнь пресная становится.

Они отошли на несколько шагов от башни и задрали головы - посмотрели, как высоко они только что находились. Потом пошли дальше. До столика они не добрались: едва приметная боковая тропинка уже в самом конце пути заманила их в сторону - в глубь леса. Здесь им попался уголок, окруженный со всех сторон сквозистыми лиственными деревьями и в то же время хранящий в себе некую таинственность вольного диковатого леса. Очищенный временем от коры, ствол поваленного дуба пришелся как нельзя кстати.

И опять время помчалось с бешеной скоростью. Гена был открыт для Светы и откровенен. Ничего не осталось от той замкнутости, которая была его внешней оболочкой, не зря Свете казалось с самого начала, что его замкнутость происходит от неуверенности в себе и легко одолима. Эта защитная облатка была только тонкой ледяной корочкой, которая растаяла от первого теплого прикосновения.

Гена был с ней таким, каким ей хотелось его видеть, ее воплощенной мечтой, принцем той сказки, которую она для себя придумала еще в молодости. Они говорили на языке влюбленных: вели тот легковесный разговор, который что-то значил только для них двоих, шалили и дурачились, как дети, не боясь быть глупыми в глазах друг друга. Слова расположения и обоюдной симпатии волшебной небесной музыкой ложились на их сердца. Это были те слова, которые никогда не забудутся, как бы ни были они непритязательны и просты, главное, они были непритворны и естественны и не становились избитыми от повтора их многими влюбленными. Эти слова знают все, кто когда-нибудь чувствовал искренне и сильно, поэтому автор не будет повторять их за своими героями, чтобы не испортить непрошеным вторжением очарования их откровений, одно было несомненно: им было хорошо друг с другом.

Они пришли сюда и после ужина, и опять слова, которые сами срываются с губ, когда чувства остры и глубоки, слышали только вечерние облачка, пролетавшие в вышине над ними, но они растворяли их в себе, чтобы быть легкими и красивыми, как и признания многочисленных влюбленных, над которыми они проплывали в этот вечер.

Когда они возвращались в санаторий, торопясь к "отбою", уже в конце спуска им встретился Сережа. Он медленно, заложив руки за спину, с независимым видом и хмурым закрытым лицом, не глядя на них, поднимался вверх. Светка так была поражена его необычным неприступным видом, что не произнесла ни слова. Гена -тоже. Они прошли мимо друг друга, словно совершенно незнакомые люди.

Куда это он? - удивилась Света.- Уже поздно, он опоздает к закрытию.

Успеет еще,- ответил Гена спокойно.- Корпус закрывают не минута в минуту.

Когда Света пришла в палату, Елена Ивановна уже лежала в постели. Света тоже стала готовиться ко сну, как всегда делясь с Еленой Ивановной впечатлениями дня. Они уснули почти сразу же, но проснулись среди ночи от того, что рядом с их окном, необычно громко для второго этажа, звучали шаги, отдаваясь в ночной тишине гулко и непривычно.

Елена Ивановна соскочила с кровати, стала глядеть в одно из окон палаты, которое выходило на противоположный выступ здания. Кто-то поднимался вверх по пожарной лестнице, которая проходила рядом с их окном. Шаги звучали уже тише и глуше. Но вот они, после небольшой паузы, опять зазвучали громко и резко. Очевидно, человек спускался обратно. Вот миновал их окно, и вновь шаги стали глуше, а затем смолкли.

- Свет,- сказала Елена Ивановна от окна.- А ведь это Сережка. Встань-ка, посмотри, я не ошибаюсь?

Света тоже приникла к окну: в тусклом колеблющемся свете не очень близкого фонаря Света сразу узнала силуэт Сергея, его спортивную фигуру трудно было спутать с чьей-либо еще. Он стоял уже на земле, спиной к их окну, и, задрав голову, держа руки на поясе, смотрел на выступ здания. Света тоже перевела взгляд на противоположную стену и увидела, что на втором этаже балконная дверь, ведущая в коридор, была приоткрыта. На нее и смотрел Сережа, очевидно, прикидывая, как до нее добраться.

Да, это Сережа, вы правы,- сказала Света, прижимаясь лбом к стеклу.Мы его встретили перед самым закрытием корпуса, когда выходили из леса, а он в лес шел - попался нам навстречу. Что же он так долго там делал, в лесу? Ведь сейчас два часа ночи, если не больше.

О тебе, наверное, страдал,- осуждающе сказала Елена Ивановна.- Только переборщил немного. За такое опоздание запросто из санатория выгонят. Стучаться ему, конечно, так поздно нельзя, это будет настоящее ЧП. Главный узнает - и все! Он такого не любит. Говорят, в прошлый сезон двоих выгнал за такие опоздания.

Все от дежурной зависит... Видно, он хотел через чердак попасть в корпус, поэтому и поднимался по нашей пожарной лестнице, но чердачная дверь, наверное, оказалась закрытой,- рассуждала Света.- Вот теперь и соображает... А что можно сообразить? Хорошо, когда в таких заведениях палаты на первом этаже расположены: в любое окно стукни - откроют и пропустят в коридор, а у нас - ни одной палаты внизу. Ему бы все окна первого этажа проверить, вдруг какое наглухо не закрыто.

Да уж, наверное, проверил.

Тем временем Сережа, видно, продумал план действий. Теперь под его шагами загудела пожарная лестница на противоположном выступе здания. Он поднялся до уровня балкона, постоял немного, глядя на балконную дверь, которая так соблазнительно зияла, потом поднялся еще на несколько ступенек, остановился на лестничной площадке, которая располагалась намного выше того уровня, где был балкон. Опять немного постоял и вдруг... прыгнул.

- Ой,- схватилась Света за вырез ночной рубашки на груди, но Сережа уже висел на поперечной перекладине балконной ограды.

Вот он подтянулся, зацепился ногой за край балкона, сделав усилие, рывком перебросил тело через ограду и нырнул в спасительную щель балконной двери. Света перевела дух:

С ума сойти, у меня чуть сердце не оборвалось... Мог же сорваться, какие же руки цепкие надо иметь, чтобы вот так рисковать. Это же надо так рассчитать прыжок, посмотрите, на какое значительное расстояние лестница отдалена от балкона! А если б сорвался... Ужас какой!

Как обезьяна,- покачала головой Елена Ивановна, отходя от окна.Смотри не проговорись ему, что мы видели его прыжок, а то будет каждую ночь представления такие устраивать.

Да что вы! Зачем же я ему об этом говорить буду?! Но я думаю, теперь ему вряд ли захочется еще раз до полуночи в лесу гулять. Такое повторить еще раз - удовольствие маленькое.

А может, наоборот, один раз удалось - понравится, кто его знает... Мужики - непонятные для нас люди.

Вы думаете, это ему так легко далось, как нам из окна смотреть? Небось, сердечко-то ухнуло посильней, чем у меня. Жулики рискуют, так знают за что, а он ради чего такие трюки выделывает? Балда, вот балда!

Ладно, давай ложиться, теперь и не уснешь еще,- сказала Елена Ивановна, ложась в постель, и тут же засопела, мгновенно опровергая свои опасения, а Света еще долго лежала с открытыми глазами, ей было страшно даже вспоминать этот рискованный прыжок, на который не каждый профессиональный атлет мог решиться и не каждый каскадер благополучно завершить.

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ

После завтрака Гена сказал Светлане:

Мне сегодня с утра к врачу назначено. Ты поскучаешь без меня часок? А может, меньше, я постараюсь побыстрее освободиться.

Да, конечно, иди,- ответила Света.

Где я тебя найду?

Все там же - на "круге", в палате сидеть не хочется, а куда-то идти без тебя тем более.

- Ну все, пока, я пошел,- помахал Гена рукой.

Света поднялась в палату, взяла книгу, которую мурыжила уже вторую неделю, оставалось дочитать немного, и спустилась вниз. За шашечным столиком сражались Сережа и Толя. Света поздоровалась, остановилась возле, оценивая игровую обстановку. У Толи наметилось позиционное преимущество, и даже более того.

Гена к врачу пошел? - спросил Сережа.

Пошел,- ответила Светка, продолжая изучать слабые и сильные стороны противников. У Сергея имелся один очень хитрый ход, который мог сразу изменить силовую расстановку на доске. Света хотела подсказать, но раздумала, пусть сам соображает, сказала:

Сереж, не спеши, подумай хорошенько, есть у тебя классный ход, не торопись. - Повернулась, чтобы отойти от столика,- Сережа встрепенулся:

Куда ты, Свет? Подожди, сейчас сыграем, или хочешь, с Толей померяйся силами.

Да нет,- ответила Света,- не хочется, пойду почитаю, а то я здесь совсем обленилась для умственной работы, нужно дочитать несколько страниц.

Она пошла в самый дальний угол санаторной территории, к самой дальней скамейке, углубилась в книгу. Развязка была, как всегда, несколько увлекательней, чем основная часть книги, и Света перевернула последнюю страницу. Посмотрела на часы -в кои веки она не забыла надеть их на руку,скоро должен был появиться Гена. Как хорошо ждать, когда точно знаешь, что тот, кого ждешь, обязательно придет. Однако Гена задерживался.

Сережа с Толей продолжали с глубокомысленным выражением лиц стоять за шашечным столиком. Света стала смотреть на кроны деревьев, выискивая среди зеленого ветвистого изобилия лиственные комбинации, похожие на какие-либо лица или фигуры. Гены все не было. Света решила забросить книгу в палату. Когда проходила мимо шашечного столика, Сережа окликнул ее:

Свет, я все-таки нашел тот ход, на который ты намекала, и партию ту выиграл. Скажи, Толь?

Выиграл, выиграл, вот теперь попробуй эту выиграй,- Толя сделал очередной ход.

- Сереж, не сдавайся,- сказала Света, не останавливаясь. Когда она через несколько минут вышла на "круг", Гена

уже сидел на скамеечке.

- А я в палату поднималась, чего это ты так долго пропадал?

Угадай,- сказал Гена с радостным выражением лица.

Ты так весь светишься, что я даже не знаю, что подумать. Может, в какую-нибудь лотерею выиграл?

Я продлил свою путевку еще на неделю, чтобы тебя проводить. Бегал оформлял.

Да? Как хорошо. А с работой получается?

Да. У меня как раз неделя отпуска оставалась до начала работы. Вот я ее и подключил. Конечно, у меня там дела кое-какие останутся несделанными, но зато тебя провожу, а дела подождут.

Может, зря ты это придумал, ничего со мной не случится, если провожатого не будет.

Нет, нет. Я должен тебя проводить, и раз есть такая возможность, почему ею не воспользоваться.

В принципе, конечно. И если есть возможность отдохнуть лишнюю неделю почему бы не отдохнуть. А дела - их никогда не переделаешь. Я рада, Гена, что не последней буду уезжать,- спасибо.

- А я как рад! Даже не думал, что это так легко, доплатил немного. Успеем еще в лес заглянуть? - Гена посмотрел на часы.- Да, только заглянуть, и не более того. Пойдем?

Они пошли в сторону залива, и те два часа, что оставались до обеда, опять превратились в быстротекущие минуты, потому что влюбленные останавливались под каждым тенистым деревом, чтобы хоть на мгновенье прижаться друг к другу.

После обеда Света вспомнила о своих грибах, сушащихся в кочегарке, которые она собиралась забрать вчера, в смену того рабочего, который разрешил ей их там повесить, но его сменщик оказался не менее любезен, и Светлана принесла в палату грибное благоухание, которому предстояло облагораживать зимой Светины непритязательные супы.

С Геной они договорились встретиться, как всегда, после санаторного часа, и в пять часов Света уже сидела на скамеечке "круга". Подошел Сережа, руки за спиной держит, остановился напротив:

Рыжик, угадай - в какой руке?

Сам - Сыроежка. В левой...

На, держи,- Сергей кинул с левой руки Свете на колени яблоко, она еле успела его поймать.

Соблазняешь?

Нет, угощаю. Держи еще,- Генку угостишь,- бросил другое яблоко с правой руки, повернулся и пошел к шашечному столику, где Толя уже шашки расставлял.

Света сидела, держала в обеих руках по яблоку, яблоки крупные были. "Девушка с яблоками",- подумала сама о себе. Надкусила то, которое в правой руке держала, стала жевать, яблоко имело немного лимонный вкус. Пока жевала, Гена подошел, присел рядом.

- На, это тебе,- сказала Света, протягивая ему левую руку с яблоком.

Сережка соблазняет? - спросил Гена, нехотя беря яблоко.

Сказал: угощает...

Ладно, разберемся,- Гена так же неохотно надкусил бок яблока,- Пойдем?

Жевать по дороге будем?

А, подумаешь.

Направились к выходу с территории санатория. Навстречу Маринка попалась. Поздоровалась, потом попросила полушутя:

- Яблочком угостите!

Гена никак не отреагировал на ее слова. Света руки развела:

- Увы! Попроси у Сережки, это он нас угостил,- и в сторону корпуса кивнула.- Вон он, в шашки играет.

Вышли за территорию.

К заливу пойдем? - спросил Гена, почему-то он больше любил ходить к заливу, чем в сторону, куда они раньше втроем ходили. Свете теперь тоже больше нравилось ходить по тропинкам лесного массива возле берега залива. Сегодня залив был, как никогда, притихшим.

Почему возле него нет чаек? Все же почти море. Я в Баку к сестре ездила, там в центре города море грязное до невозможности, просто черное и мутное, а чайки носятся как сумасшедшие, людей совсем не боятся, под самым носом у них снуют.

Поэтому и носятся, рыба на поверхность выходит. Чайки прибой любят, тогда им раздолье.А нет прибоя - и рыба на поверхность почти не выглядывает. Что им здесь делать?

Бедные рыбки, сколько желающих полакомиться ими. Ген, а охотой ты не увлекаешься?

Нет, охоту я не люблю. Понимаешь, рыбок мне почему- то особо не жалко, может, потому что они хладнокровные, хвостом похлещут и все: ни жалобного крика, ни крови, а птичек и животных мне жалко. Я думаю, что никогда не смог бы выстрелить в утку или в зайца.

Мне тоже кажется, что, для того чтобы быть охотником, нужно иметь крепкую нервную систему. Странно мир устроен, правда? Но, наверное, так надо, чтобы один вид уничтожал другой, иначе и самой Земле - конец.

Светлана любила пофилософствовать, но Гена обнял ее, и она прижалась к его крепкому плечу, забыв обо всем на свете. Она почему-то не любила много говорить рядом с ним, да и есть ли необходимость в длинных разговорах между влюбленными, чувства которых еще на взлете и потому более красноречивы, чем упражнения языка в выражении абстрактных измышлений ума. Но и в своих разговорах Света всегда была сдержанна с Геной, она непроизвольно боялась разрушить сложившееся равновесие их дружеского альянса, ведь любовь - это такая область человеческих отношений, где человек чувствует себя робким и неуверенным даже в случае, когда все складывается ровно и благополучно, и становится совсем беспомощным, когда появляется хотя бы небольшой срыв во взаимоотношениях. И хотя любовь, как и океан, не бывает без туманов и штормов, все же в отличие от него любовь всегда зависима не только от определенных обстоятельств, но и от отношения самих влюбленных к этим обстоятельствам, и, казалось, ничто пока не предвещало каких-либо сбоев в звучании оркестра их сердец.

Они опять до самого ужина пробродили по окрестным лесным тропкам и пришли на ужин с небольшим опозданием. Официантка, поставив перед Светой последнюю, оказавшуюся в ее руках тарелку с отбивными, сказала Гене: "Вам придется подождать", и ушла за перегородку, чтобы загрузить раздаточный столик на колесах очередными порциями блюд. Света успела все съесть, прежде чем Гене тоже привезли ужин. Не желая смущать его своим бездеятельным сидением напротив, Светлана покинула душный зал столовой, сказав, что подождет его на "круге".

На их скамейке сидела пожилая пара, видно, только что приехавшая сегодня был большой заезд. Света прошла к срединной по кругу скамейке, чтобы видеть выход из корпуса, и, присев на ее край, стала бездумно созерцать асфальт под ногами. Она даже не заметила, как к ее скамейке подошел мужчина нерусского происхождения, но достаточно интеллигентного вида, с правильными чертами красивого лица, сухощавый и такого высокого роста, что обычно о таких говорят - длинный. Одет непритязательно, темные брюки и клетчатая бордовая рубашка с короткими рукавами и расстегнутым воротом.

Прическа не претендовала на оригинальность: черные, густые и курчавые волосы с небольшой проседью на висках были коротко подстрижены. Глаза тоже черные с карими крапинками на радужке, придававшими ей своеобразную подсветку.

- Вы не возражаете? - спросил он Свету, опускаясь на скамейку на некотором расстоянии от Светы.

Света пожала плечами:

Пожалуйста,- она сразу поняла, что человек приехал сегодня, иначе его нельзя было до сих пор не заметить среди неброской публики санатория.

Вы давно отдыхаете? - спросил мужчина как бы невзначай.

Недели две,- ответила Света равнодушно.

С тех пор как любовь к Гене взяла ее в свой плен, она совсем перестала обращать внимание на мужчин, какими бы внешними данными они ни обладали.

А я приехал сегодня, только начинаю знакомство с местными достопримечательностями. Не подскажете, где здесь можно интересно провести время? Есть ли в городе что-либо заслуживающее внимания?

Как посмотреть... В городе есть два ресторана, один при вокзале, другой - при гостинице, и пивбар, который работает только днем с раннего утра. Есть городской парк, кинотеатр. Театра нет. Есть музей, библиотека. Вот, пожалуй, и все.

Не густо,- сказал мужчина.- Но это уже кое-что. Говорят, что вблизи санатория очень красивые места?

Раз говорят - значит, так и есть, зря не скажут.

А вам что, не нравится? - он внимательно посмотрел на Свету.

Почему же? Мне тоже нравятся, но глас народа - более значимое подтверждение красоты здешней природы, а вы как раз сослались на то, что говорят.

А как вас зовут? - спросил он вдруг без всякой связи предыдущим разговором.

А разве это имеет значение или какое-либо отношение к вашему интересу по поводу местных достопримечательностей? - спросила Света полушутливо. I

Хотите, я отгадаю?

Попробуйте.

Вас Светой зовут. Не так ли?

Откуда вы узнали? - несколько обескураженно Света.

Нет, я ничего не узнавал. Я просто подумал, что имя очень вам идет. Вы такая светленькая, голубоглазая что никакое другое имя вам совершенно не подходит. Неужели я действительно отгадал?

Я не верю, что вы отгадали, вы откуда-то это узнали.

Вай-вай, какая недоверчивая... Откуда я мог узнать? Просто я попробовал оттолкнуться от вашей внешности и сразу попал в "яблочко". Очень интересно! Так я могу подумать, что я так же легко могу угадывать все, что захочу. Как людям не хватает такой явственной интуиции, насколько бы интересней было жить.

Что же интересного, если заранее можешь все знать? Вот где-то я слышала притчу, что раньше, в глубокой древности, люди знали день своей смерти. Поэтому перед тем, как умереть, они умерщвляли своих домашних животных и уничтожали свои вещи, чтобы ими не пользовались другие люди, строили дома без крыш, потому

как знали, что умрут раньше, чем начнется сезон дождей, и совершали другие неправедные поступки. Поэтому Бог сделал так, что люди не стали знать срока своей жизни, и теперь, хотя все ведают, что смертны, живут так, как будто будут жить вечно. Так что неизвестно, так ли необходима человеку богатая интуиция.

Да, спорный вопрос... Но вот что бесспорно, так это то, что меня зовут Вано.

И следовательно, вы по национальности грузин. Видите, я тоже умею отгадывать.

Вай-вай, это так нетрудно отгадать. А скажите, как вы смотрите на то, чтобы посетить любой из тех ресторанов, о которых вы сейчас сказали?

Как раз одновременно с вопросом Вано из корпуса вышел Гена и, едва удостоив взглядом Свету, прошествовал главной аллеей к выходу за территорию санатория. Света проследила за ним взглядом, не понимая, куда это мог направиться Гена в такое неподходящее для одиноких прогулок время, поэтому она оставила вопрос Вано без ответа, ей просто было не до него. Мысли начали свой бег в определенном направлении. Куда это он? Неужели приревновал - спрашивала она себя. Да не может быть, ведь Вано сидит от нее на таком расстоянии, что между ними мог легко уместиться еще один человек. Тогда куда же он направился, ни слова не сказав ей? Может, сейчас вернется? Она напряженно смотрела на железные ворота, ведущие на шоссе. В какую сторону свернул Гена, выйдя за ворота, Света видеть не могла из-за густых деревьев, росших по обе стороны от ворот.

- Вы так долго думаете над ответом на мой вопрос? - услышала она голос Вано.

На какой вопрос? - встрепенулась Света, отрываясь от своих мыслей.

Вот как? Вы не слышали моего вопроса? Я пригласил вас съездить в ресторан,- Вано удивленно покачал головой.

А... Да... Нет, нет. Что вы, какой ресторан, поздно, не успеешь приехать - уже надо ехать обратно. И вообще...

- А что вообще? - Вано хотелось докопаться до сути. "Вообще" - был Гена: еще минуту тому назад она хотела

ответить на вопрос Вано: "Нет, нет, я жду человека", и этот ответ сразу бы все расставил по своим местам между ними, теперь, когда Гена прошествовал мимо, она так сказать не могла, поэтому приходилось говорить первое, что приходило в голову, а после слова "вообще" она окончательно замолчала, потому что не успела придумать, что после него можно сказать.

- Вай-вай, какая проблема?! - продолжил Вано, не дождавшись ответа на свой вопрос,- Остановим такси, пять минут - и в городе, время еще есть. Ну как? Соглашайтесь.

Да нет, исключено, совершенно исключено. Поезжайте один, там вы найдете все, что нужно. А я вообще непьющая.

Это то самое "вообще"? - спросил Вано.

Да, то самое,- обрадовалась подсказке Света.

А разве я собираюсь вас заставлять пить, вы просто составите мне компанию, только и всего.

Нет, у меня другие планы,- твердо сказала Света, чувствуя, что Гена скоро не появится, и потому немного нервничая.

Секретные? - поиронизировал Вано.

В какой-то степени,- раздраженно ответила Света.

У нее пропало всякое желание продолжать разговор с Вано, но она решила подождать самую малость - вдруг Гена вернется, хотя что-то подсказывало ей, что это напрасная надежда. "И все-таки приревновал,- сделала она окончательный вывод.- Ведь я ему недвусмысленно сказала, что буду ждать его на "круге".

И эти планы никак нельзя изменить? - вопрос Вано с трудом пробивался сквозь Светины размышления.

Нет, Вано, вы уж извините меня, мне надо идти,- Света поднялась и, попрощавшись с ним взглядом, направилась к корпусу.

Вано остался сидеть на скамейке, не успев что-либо сказать в ответ на ее неожиданное заявление.

Палата была пуста, Елена Ивановна, по всей видимости, была с Иваном Ивановичем в кино. Света на кинокартину уже опоздала, поэтому она принялась за новую книгу, взятую в библиотеке одновременно с уже прочитанной, ничего другого ей не оставалось, но вчитывалась она с трудом, так как мысли то и дело вклинивались в ее серьезные отношения с первой главой романа: "Не понимаю... Какая муха его укусила? Все было нормально, и даже более того, и вдруг вот так беспардонно проскочить мимо только из-за того, что рядом сел другой мужчина? Что за причуда? А с другой стороны, очень на него похоже. Только как я должна была себя вести согласно его представлениям? Встать и пересесть на другую скамейку, когда Вано сел рядом? Но разве так поступают нормальные люди? Или, может, как собачка, бежать вслед за ним, когда он прошествовал мимо с независимо гордым видом? Вот еще! Света не чувствовала себя виноватой в причине его экстравагантного поступка, а, наоборот, почувствовала себя оскорбленной без всякого к тому повода со своей стороны. Елена Ивановна пришла перед самым отбоем:

- Зря не пошли в кино - картина была замечательная,- и это ' не пошли", предполагавшее рядом с ней Гену, расхолодило ее от желания рассказать Елене Ивановне, отчего и как уже долго она лежит в постели с книгой в руках.

ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ

Проснувшись, Света сразу вспомнила, чем закончился вчерашний день, начавшийся так романтически. Она на свежую голову попыталась еще раз осмыслить случившееся, найти какие-то оправдывающие мотивы Гениному странному и нелогичному поступку, но это плохо у нее получалось. Тот факт, что рядом с ней сидел мужчина, сам по себе не значил ничего, а чтобы делать какие-то выводы, надо иметь и основания для этого. Нет, как ни крути, а поступил он неподобающе, как говорят японцы. "Все же он немного дикарь",подвела она итог своим размышлениям, опять же стараясь как-то оправдать его и его неджентльменский поступок, предполагавший не очень симпатичную черту характера в том заидеализированном образе, который она для себя создала, и хотя всего того положительного, что в нем все же было, Свете вполне хватало для того, чтобы сохранить свои чувства к нему в полной неприкосновенности, тем не менее это досадное происшествие накладывало определенный негативный отпечаток на сложившееся о нем впечатление. Какая черта характера так неистово мстила в нем всем остальным за их привлекательность, надо было еще разобраться, но в любом случае она заявляла о себе слишком резко, вызывающе и громко. Это было сверх меры и естества, поэтому его дикий поступок она могла воспринимать только как незаслуженную пощечину, которую ей придется проглотить, если она хочет сохранить их отношения.

За завтраком, когда они остались за столом одни, Света спросила Гену:

Ген, куда это ты вчера вечером помчался?

В город... На телеграф... Другу звонил, надо было узнать, как там на работе, как квартира. Он обещал мне за ней присматривать.

Ну как? Все в порядке?

Все в порядке.

А меня с собой не мог взять?

Ты же занята была.

Занята?.. Я тебя ждала. Сел рядом - мне на другую скамейку, что ли, надо было пересаживаться? Только что приехал - спрашивал, куда здесь можно сходить. И все дела. Что, разговаривать ни с кем нельзя?

Разговаривай, кому жалко?

Какие на сегодня планы? - Свете не хотелось развивать конфликт дальше.

Хочу сходить на поляну, рыбу на солнце посушить, а то в тени она плохо сушится, у нас окно на северную сторону.

А меня, что ли, не возьмешь с собой?

Идем, если хочешь.

Как-то ты не так со мной разговариваешь.

Нормально разговариваю.

Сходил Гена наверх, рыбу в целлофановый пакет сложил, пошли они со Светой той же самой тропой, крутизна которой была привычна. Посредине подъема свернули на небольшую поляну, где лежало поваленное дерево и два валуна, как два ленивых тюленя, вбирали солнечные лучи. Гена газетки расстелил, рыбу разложил, сел на ствол дерева. Светка рядом села. Гена из кармана сигареты и спички вытащил, стал закуривать.

Ген, ты же не курил,- удивилась Света.

Я не так давно бросил. А вчера захотелось - закурил.

Сколько же ты не курил?

Год,- Генка глубоко затянулся.

Целый год не курил, а теперь закурил?

Ну и что? Захочу - опять брошу.

А стоило ли начинать, если год уже не курил?

- Сказал: захотелось.

Замолчала Света. Гена тоже молчит, курит, дым на Свету летит. Света встала, пересела на валун. Гена докурил сигарету, окурок затоптал, сидит, молчит, хмуро на рыбу смотрит.

Ген, чего ты так на нее смотришь, как будто караулишь - теперь она от тебя уже не уплывет. Чем ты так сегодня недоволен?

Всем доволен.

Опять помолчали. Света подняла палочку, стала ею по валуну чиркать.

- Гена, может, я тебе надоела?

Тишина. Ничего Гена не отвечает, по-прежнему на рыбу смотрит с серьезным видом.

Послушай, давай разберемся в ситуации. Ну, сидела я рядом с Вано, ну и что из этого?

Ах, Вано? Познакомились, значит?

Познакомились. Что из того?

В ресторан приглашал? - Гена ударение на слове "ресторан" сделал.

Угадал - приглашал...

Чего ж не пошла?

А что? Пойти надо было? Если б с тобой не встречалась, может, и пошла бы.

А... Так я помешал? Я могу устраниться.

Не требуется. Если только тебе этого очень хочется... Я не понимаю, почему ты из ничего делаешь целую историю? Я виновата, что он сел рядом?

Ни с кем не сел, а с тобой сел - почему бы это?

А вот этого я не знаю - спроси у него.

Может, повод дала? - Гена наконец оторвал взгляд от рыбы и на Светлану пытливо посмотрел.- Он же еще утром приехал.

Да... Зазывала. Если так не доверять друг другу, то и встречаться нечего,- Света поняла, что Гена намекал на тот отрезок утра, когда он к врачу ходил, а она одна оставалась.

Можно и не встречаться,- Гена опять взгляд на рыбу перевел.

А вот это как хочешь! - вспыхнула Светка.- Я никогда никому не навязываюсь. А сцены мне устраивать из-за всяких мелочей нечего.

Все! Никаких сцен! Свободна! Все, все! Хватит! - вспылил и Геннадий.

У Светы на глазах закипели слезы от обиды, но он сдержала их, закусив губу.

Все так все! Мне уйти или как? - спросила она.

Как хочешь! - в Генином голосе звенел металл.

Тогда я с твоего разрешения немного посижу. Издалека на поляну то и дело долетали звуки выстрелов с учебного полигона, расположенного на значительном расстоянии от санатория. Светка стала считать их, чтобы успокоиться и не наговорить Гене каких-нибудь грубостей. Досчитала до двенадцати, встала и медленно пошла к дороге, ведущей вверх и вниз - куда пожелаешь. Хотелось оглянуться... Ждала - Гена окликнет, что-нибудь скажет... Гена не окликнул - Света не оглянулась. Повернула вниз... Закончив спуск, перешла шоссе и, найдя укромное местечко в лесном массиве возле залива, долго сидела на старом пне, размышляя над Гениным характером. В общем-то, в чем-то похожие у них характеры: оба самолюбивые, оба гордые, оба вспыльчивые, вот только Света не имела привычки ревновать по пустякам, а может, не было к этому причины. Да нет... Ревновать можно только тогда, когда не уверен в любви того, кого любишь, а если уверен - чего же ревновать? Хотя, с другой стороны, уверенности в ответной любви любимого человека обычно и не хватает, это так. Все равно обидно было, что так глупо поссорились, но назад дороги не было.

"Ладно, переживем,- настраивала себя Света.-Перемелется все: и обида, и щемяще-горькое чувство к Генке. Не надо об этом думать, надо отвлечь себя от бесконечного пережевывания нашей ссоры". Света попыталась вспомнить что-нибудь приятное, чтобы улучшить настроение, но почему-то ничего не вспоминалось. Вспомнилось море, такое всегда разное, такое величественное: то грозное, то ласковое, совсем не похожее на этот всегда тихий и спокойный залив, уверенный в своем постоянстве, в своей совершенной красоте, кроткий и безучастный к человеческим горестям. Он мог только усилить человеческую радость, смягчить тревожное, смятенное настроение человека, но он не умел вторить человеческому горю, скорби, ярости, безрассудству, не умел быть созвучным пылким страстям человека. Аморфное,

бестрепетное существо рядом с беспокойным, неугомонным исполином, властным и грозным, уверенным

в своей силе и могуществе.

Ей так хотелось, чтобы рядом бушевал гигантский громогласный прибой: только он мог сейчас создать соответствующий фон для ее настроения, а потом унести вдаль, разбить и сокрушить о пороговые глыбы все, что угнетало и печалило ее сейчас.

Во второй половине дня Света решила поехать в город, чтобы отвлечься от своих дум и развлечься. Она заглянула в каждый магазин, рассматривая товары на его прилавках, как рассматривают экспонаты в музее. Ничем не заинтересовавшись, она зашла в городской парк и присела на скамейку в тени большого вяза. Долго сидела, стараясь отогнать от себя всякие мысли, которые, как назойливые комары, так и норовили укусить ее побольнее.

Подошла пожилая женщина приятной внешности, одетая скромно до бедности, тяжело опустилась на скамейку рядом со Светой. Вытащила из сумочки старомодные очки в тяжелой черной оправе, водрузила на глаза, оттуда же извлекла письмо и стала читать его, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом опустила письмо на колени, закрыла руками лицо и сказала сквозь слезы, непонятно к кому обращаясь - к самой себе или к Свете:

- Боже мой, он стирает ей даже колготки и ночные рубашки.

Света промолчала, ничего не поняв из произнесенной тирады.

Нет, вы представляете,- теперь она уже повернулась к Свете.- Она превратила его в домохозяйку.

Вы о ком? - спросила Света.

О моем муже. О моем бывшем муже,- поправилась женщина.

Ушел к другой?

Она закружила ему голову... Бедный мой Митя...- она заплакала.

Разберется и вернется, не надо так убиваться,- попыталась успокоить ее Света.

Нет, он не вернется, он никогда не вернется. Она его угробит... Она его угробит, чтобы начать новую жизнь. Ей нужна только квартира и ленинградская прописка. Разве он может быть ей нужен? Она в два раза моложе его, она моложе нашего покойного сына.

А что случилось с вашим сыном?

Он попал в автомобильную аварию, сразу - насмерть. Бедный мальчик хоть не мучился...

Давно это случилось?

Еще в Ленинграде.

Вы ленинградка?

Была... Теперь я - жительница коммунальной квартиры. Это так ужасно, так ужасно. Вы представляете, я своими руками разрушила свою жизнь. Разве я могла думать, что эта девочка себе на уме, что она отнимет у меня мужа? Мы прожили с ним сорок лет... Представляете - сорок лет, и вот теперь я осталась совсем одна, в этом чужом городе, где у меня нет даже знакомых. Но главное не в этом, главное в том, что она его отправит на тот свет, я это чувствую, и очень скоро. Вы посмотрите, что он мне пишет,-она поднесла письмо к глазам; - "Милая Надя, мне стыдно об этом писать, но я счастлив, очень счастлив,- не знаю, надолго ли. Мое сердце все чаще пошаливает, как мало мне отпущено наслаждаться этим счастьем, но я ни о чем не жалею, и ты не переживай за меня, береги себя". Представляете: береги себя... Как я могу беречь себя? Я выплакала все глаза... Она не знает, что он мне пишет...

Как это случилось? - спросила Света, она поняла, что этой женщине надо выговориться, неважно кому, постороннему человеку даже предпочтительнее.

Как это получилось? Как это получилось? - она опять стала раскачиваться из стороны в сторону.- После гибели сына мы остались одни в двухкомнатной квартире, решили сдать одну из комнат. Я нашла молодую женщину, которая приехала в Ленинград из Рябово на двухгодичные курсы бухгалтеров, думала, нам будет веселее с нею. Она казалась такой непосредственной. Мы относились к ней как к дочери, мы скоро перестали даже брать с нее деньги за квартиру. Она обедала вместе с нами, платя минимальную сумму. У меня было время, чтобы стряпать; она приезжала к обеду. По вечерам мы играли в лото. Митя повеселел, перестал вспоминать о сыне, я так радовалась за него. А потом...- женщина опять закрыла лицо руками и заплакала.- А потом они объявили мне, что любят друг друга... Вы представляете? Любят друг друга: ей - тридцать, ему - шестьдесят... Если бы не она - я могла бы остаться в Ленинграде, но она остановилась только на этом обмене; ей нужда была только эта квартира и больше никакая, со мной она не хотела считаться, и она не хотела, чтобы я осталась в Ленинграде, а он полностью подпал под ее влияние, он не знал, как ей угодить. И теперь я имею пятнадцать метров в коммунальной квартире, а они живут в однокомнатной улучшенной планировки. Она скоро загонит его в могилу и будет единовластной хозяйкой - это все, что ей нужно. Вы представляете? Теперь он стряпает ей обеды и стирает белье, ходит в магазины и убирается в квартире. А она ходит на работу, только на работу, и ей не стыдно так загружать старика...

"Вот настоящее горе,- подумала Света.- Прожить всю жизнь, имея за спиной постоянную опору, и лишиться ее, остаться не защищенной, когда это нужно гораздо больше, чем в молодые годы. Оказаться изолированной от привычной обстановки, знакомых людей, приобретаемых в течение всей жизни, в другом городе и, главное, в коммунальной квартире, со всеми ее закономерными "прелестями" - что может быть ужаснее в бытовом и моральном плане. И что значит рядом с этим человеческим горем ее ссора с Генкой, о существовании которого она не знала еще две недели тому назад? Пустяк, не заслуживающий даже того, чтобы о нем печалиться! Она отдыхает в прекрасном санатории, рядом с чудодейственной природой, она отлично провела половину своего отпуска - две недели интересного времяпрепровождения, за ней ухаживали красивые мужчины, и обволакивала душу радостью ее любовь, такая неожиданная и такая яркая - немаленький подарок судьбы для ее возраста, да еще и с ее своеобразными запросами. У нее впереди еще вторая половина отпуска, и, как бы она ее ни провела, это все равно превосходное, не отягощенное маленькими и большими заботами время - светлый праздник, о котором она мечтала целый год. А потом она вернется домой, в свою некоммунальную, со всеми удобствами квартиру, в привычную обстановку, к своим многочисленным друзьям и подругам, которые будут обрывать телефон по субботам и воскресеньям, чтобы поделиться новостями, радостями и проблемами и узнать что-то новенькое от нее, с которыми она будет встречаться то у входа в театр, то на очередном вернисаже, то принимать у себя, то сидеть за их гостеприимным столом. Боже мой, какая она счастливая по сравнению с этой женщиной, потерявшей то, что составляло смысл всей ее жизни в течение длительного времени. Ну конечно, лучше никогда не иметь, чем иметь и потерять. Иметь и навсегда потерять! Как можно помочь ей, этой несчастной женщине, которая живет своим горем, как раньше жила своим счастьем и благополучием?"

Как вас зовут? - спросила Света, прерывая течение своих мыслей.

Надежда Федоровна...

Надежда Федоровна, милая, вам не нужно жить этой перепиской с вашим бывшим мужем. Он счастлив, но ему мало этого счастья, он еще хочет разделить его с вами, другом, которым вы для него остаетесь, несмотря ни на что, из-за многолетней привычки общения с вами. И он не понимает в силу своей эгоистической любви, какую медвежью услугу вам оказывает своими письмами, какой горемычной он вас делает. Вам нужно научиться жить своей новой жизнью, без него, вам не надо знать, счастлив или несчастлив он рядом с этой женщиной, вам необходимо сделать сносной свою жизнь, иначе вы погибнете раньше, чем он. Да дело и не в этом, дело в том, что так жить нельзя. Попросите его не писать вам, и найдите себя в этой непривычной для вас обстановке, несмотря на возраст. Вы еще не настолько старая женщина, чтобы вас ничего не интересовало вокруг. Постарайтесь представить, что все, что произошло с вами в той жизни, было не с вами, что ваша жизнь только начинается - здесь и вот так нелепо, а ваша задача сделать ее такой же привычной, какой привычной была та жизнь. Заведите хотя бы котенка или попугайчика, чтобы вам было о ком заботиться. Найдите в этом городе приятельницу, одну из тех, кто так же одинок, как вы. Это несложно. Заставьте себя уйти от воспоминаний о той жизни или вспоминайте о ней как о жизни посторонней женщины, а главное - прекратите жить их жизнью, это их жизнь, и не надо вам знать о ней ничего. Чем без конца перечитывать эти письма, читайте книги, и вы уже будете не одиноки, в них вы найдете и совет, и утешение, и развлечение. И потом чтение отвлекает от дум, постепенно вы перестанете думать о том, что с вами случилось, появится новый интерес к окружающему вас. Нельзя замыкаться на своем горе, надо стремиться выйти из этого окружения, и тогда вы увидите, что ваша жизнь -это не самое страшное, что может случиться с человеком, и что есть даже в самой незадачливой жизни много такого, что может примирить с ней и, что еще важнее, скрасить ее и обогатить, нужно только этого очень захотеть. Зачем вы его нянчите - свое горе, словно это дитя, которое вы боитесь потерять? Выбросьте, выплесните все на помойку, чтобы потом могли спросить себя: "А был ли мальчик?". И если он был, то пусть остается где-то на задворках вашей памяти, как что-то не заслуживающее особого внимания, потому что жизнь должна идти вперед и, изменяясь, изменять самого человека, его привычки, стремления и желания. Не надо бояться изменить привязанности своего сердца, зачем держаться за то, что не может дать ни успокоения, ни радости. Найдите какую-то сублимацию своим чувствам. В конце концов, поимейте самолюбие и гордость оскорбленной женщины, иногда это тоже помогает выйти из угнетенного состояния. Только не надо делать свое горе средоточием всей своей дальнейшей жизни. Время лечит только тех, кто хочет лечиться, а вы постоянно обнимаетесь со своей болезнью, пестуете ее, укрываете от любого дуновения свежего ветра. Нет, нет, так нельзя. Пожалейте себя вместо того, чтобы жалеть человека, который вас предал в то время, когда вы больше всего нуждались в его защите и поддержке. Вы уж простите меня, что я так долго и нудно читаю вам что-то вроде морали, но мне хочется вытолкнуть вас из вашей нетерпимо угарной атмосферы на свежий воздух.

- Что вы, милая девушка?! Я с таким вниманием и надеждой на выздоровление слушала вас, так должна поблагодарить вас за все сказанное. Я просто впитывала каждое ваше слово. Вы правы! Мне нужно найти силы, чтобы перестроиться. Я действительно живу только его письмами, потому что всегда была двойником мужа, теперь мне нужно стать самой собой, научиться управлять своими чувствами. Я попробую оттолкнуться от ваших советов, вы помогли мне найти выход из моего положения, когда мне казалось, что выхода нет. Не зря говорят, что из любого положения существует выход, надо только его увидеть. Я сегодня же выброшу или сожгу все его письма. Да, да. Зачем мне их хранить? Зачем мне их перечитывать? Они отравили мне всю душу. Как вы правильно сказали: нельзя замыкаться в своем горе... Скажите, вы где-то недалеко отсюда живете?

Я отдыхаю здесь в санатории, а приехала из Москвы.

Ах, вот как. Очень жаль... Мы бы могли подружиться...

К сожалению... И мне уже пора... Надежда Федоровна, я надеюсь, что на вашем пути еще встретятся хорошие люди, которые станут вашими друзьями. Осознайте, что жизнь не кончается, когда к нам приходит горе, и человек обязан стать сильнее его. Всего вам доброго.

Спасибо вам за встречу. Право, вы мне помогли...

За встречу благодарите Бога. До свиданья.

До свиданья, - Надежда Федоровна смотрела вслед Свете благодарными глазами.

А Света всю дорогу до санатория рассуждала о Надежде Федоровне, такой бесхарактерной, безвольной, наивной. Во всем винит эту молодую ловкую женщину, а он ей кажется жертвой ее коварства. Но разве не виноват он гораздо больше в том, что с ней произошло? Любовь и долг - старая, как мир, тема, воспетая Шекспиром, каждый ее решает по-своему, каждый волен в своих чувствах, пристрастиях и поступках, но нельзя же быть еще и садистом. Должен же он посмотреть на все это со стороны и понять, в какой нравственный каземат он ее загоняет своими невоздержанными сентенциями. Светлана имела привычку ставить себя на место того или иного человека, в те или иные обстоятельства и представлять, что бы она чувствовала и как поступила бы в подобных ситуациях. Вот и сейчас она представила, что все это произошло не с Надеждой Федоровной, а с ней, Светой. Ну, конечно, это был бы такой ощутимый удар, от которого долго приходят в себя, но разве можно лизать бьющую тебя руку? Света научилась быть более сильной женщиной - жизнь не зря испытывала ее на сопротивление, она научилась не терять достоинства и тогда, когда можно было бы легко скатиться до унижения и уничижения. "Нужно уважать себя, а если теряешь уважение к себе, то теряешь и самого себя. И тогда каждому захочется вытереть о тебя ноги",рассуждала она. Светлана всегда восхищалась независимыми, знающими себе цену женщинами, хотя ей было известно, что немногим мужчинам они нравились. Мужчины любят слабых, безвольных, живущих не своей, а их жизнью женщин. Только рядом с такими они чувствуют себя уверенными и непогрешимыми, как бы ни были многочисленны и беспардонны их грехи. С независимыми волевыми особами им неудобно и неуютно, они знают, что такие женщины не будут терпеть ни их измены, ни их пренебрежительное отношение к себе. Все это так! Но Свете нравились именно такие, неудобные для большинства мужчин, женщины. Ее коробило, когда при первом же мимолетном знакомстве с мужчиной женщина спрашивала у него телефон или навязывала свой под каким-нибудь благовидным предлогом. Ей казалось, что нет большего унижения, чем это навязывание самой себя мужчине, который, может быть, скрипя зубами, откликается на это бесцеремонное телефонное вторжение в его дом. Она считала, что мужчина должен быть инициатором в отношениях с женщиной, на то он и мужчина, что пытаться перехватить эту инициативу - верх неуважения к самой себе. Такой феминизации она не признавала. Женщина должна иметь свое оружие, чтобы обратить на себя внимание мужчины: это не прямая навязчивость, а умение быть интересной в компании или обыкновенной беседе. Для этого нужно, конечно, иметь некоторый багаж знаний, необывательский кругозор, толику ненаигранного обаяния, а главное, свою индивидуальность, но это то, что может при желании приобрести любая женщина, не имеющая особо пленяющей людей внешности. Красота превращается в никому не нужную, быстро надоедающую игрушку, когда в женщине нет облагораживающей ее скромности, сдержанного достоинства, умения поддерживать беседу и капельку извечного сугубо женского кокетства. Прямое изъявление своего интереса к мужчине, не подкрепленное всем вышеперечисленным, если и вызовет его ответную реакцию, то она будет представлять из себя жалкое подобие того, что нужно женщине, чтобы почувствовать себя счастливой хоть на какое-то время.

Взаимность - вот то, что имеет право на прямую откровенность и искренность между людьми. И она чаще спешит туда, где женщина не проявляет с самого начала знакомства свою активную роль, нередко пугающую мужчину и заставляющую его непроизвольно защищаться. Взаимность... Такая желанная и удивительная птаха, которая приручается там, где есть какое-то совпадение во взглядах, интересах, представлениях и изначальное приятие друг друга, какое-то загадочное обоюдное тяготение, неотвратимое и необъяснимое. Вот когда Света щедро открывала и душу, и сердце, и чувства до самого донышка. Она вообще верила в чувство неожиданного расположения людей друг к другу, вспыхивающее одновременно в двух сердцах с первого взгляда, на каком-то божественно-возвышенном уровне, когда, не говоря ни слова друг другу, они становятся связанными чем-то значительным и неодолимым.

Именно такую, или очень похожую на такую, встречу подарила им с Геной судьба под этим необыкновенно глубокими и пронзительными небесами, но Генина ревнивая подозрительность оскорбляла ее теплые чувства к нему, заполнившие привычную с некоторых пор и потому уже незамечаемую ею пустоту души. Но она была уверена, что и Гена переживает их разрыв, хотя сам откровенно оборвал то, что объединило их в этом чарующем уголке животворной природы и одинаково радовало взаимной распахнутостью сердец. Как бы то ни было, но это все же была ссора двух влюбленных, а когда в человеческие отношения вкрадывается настоящая измена, граничащая с подлостью, насколько же тяжелее ее перенести,-возвращалась Света мыслями к Надежде Федоровне. И не могла понять Света, как можно винить в этом только кого-то, а не прямого ее творца и вершителя. Да, Надежда Федоровна пробуждает и сострадание, и жалость, но ее беззубость, ее слепое обожание бывшего мужа, который казался ей несчастнее ее, вызывали протест.

"Эту встречу послал мне Бог,- думала Света,- чтобы увидела и почувствовала, что такое истинное несчастье как незначительна рядом с ним моя немудреная размолвка с Генкой, не сумевшим отличить заурядную случайность, от какой бы то ни было преднамеренности, тем самым поставив меня в положение, когда я должна была оправдываться в какой-то своей несуществующей вине". Этого Света терпеть не могла, потому что любовь и доверие всегда должны ходить рядом, рука об руку, а иначе какая же это любовь?! Светины мысли без конца перескакивали с Генки на Надежду Федоровну и возвращались обратно, потому что встреча с этой выбитой из привычной колеи женщиной давала широкий простор для размышлений и осознания себя как человека, который должен уметь сопротивляться самым различным обстоятельствам жизни. И все те слова, что она сказала Надежде Федоровне, вдруг нашли свое место и в ее растревоженной душе, осадив на самое дно взвихренность чувств. Нет, не будет Света искать путей к примирению с Геной, она начнет с завтрашнего дня жить так, как будто ее отпуск только начинается и нет где-то совсем рядом с ней этого человека, который все же тревожит ее воображение, вопреки всем доводам рассудка. Он обидел ее и своим недоверием, и легкостью, с которой отказался от того, что было дорого им обоим, и пусть, если хочет, сам наводит мост, который разрушил, а она будет жить на своем независимом пограничном берегу так, как поведет ее случай или провидение. Ей казалось, что, усвоив, как не похоже подлинное горе на те большие и маленькие горести, которые всегда сопровождают любовь, она сумеет не давать волю берущим верх над благоразумием строптивым стихиям сердца.

О, как она ошибалась! Человеческая душа умудряется одинаково воспринимать и переживать как несчастья, несущие за собой последствия, соизмеримые с теми, что оставляет за собой могучий прибой, так и неприятности, не имеющие глубоких корней ни в прошлом человека, ни в его отлаженном существовании в дальнейшем, хотя настрой, безусловно, является тем катализатором, который ускоряет процесс одоления обессиливающей боли души. И этот катализатор на сегодня был Светланой найден.

ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ

Света проснулась оттого, что кто-то стягивал с нее одеяло.

Света, ты думаешь сегодня идти на завтрак? - услышала она голос Елены Ивановны.- Я долго думала, будить тебя или нет, и все же решила разбудить. С чего это ты так разоспалась?

Ой, Елена Ивановна, вы уже собрались?

Через пять минут завтрак, если хочешь успеть, то собирайся немедля,Елена Ивановна поправила прическу.

Кошмар... Я вчера долго не могла заснуть, поэтому так продрыхла. Я успею... Спасибо, Елена Ивановна.

Ну все, я пошла,- кивнула Елена Ивановна.

Света суетливо стала собираться, все падало у нее из рук. Наконец она сказала себе: "Да чего я так тороплюсь? Приду к концу завтрака - все равно покормят",- и не торопясь стала заниматься прической. Тщательно оделась, выбрав свой любимый наряд: белые брюки, белую водолазку и голубой жакет. Подкрасила глаза и губы. Осмотрела себя в зеркало - осталась довольна. Взглянула на часы - на завтрак она еще успевала.

От всех минувших событий остался неприятный осадок, который она пыталась растворить в утреннем мироощущении, способствующем оптимистическому настрою человека. Не спеша спустилась в полуопустевшую столовую, официантка сразу же принесла то, что еще оставалось от ее заказа, заменив рубленый шницель с яйцом простым гуляшем. Света закончила завтрак в полном одиночестве, последней выйдя из столовой. Села на ту же самую скамейку, где вчера просидела весь вечер - на ту, что сводила их с Геной, сесть не захотела, хотя она была свободна, и стала думать, чем себя занять. Но в голову ничего не приходило: к Анжеле идти не хотелось, в лес одной тем более, в город - а что там делать, да и вчера была в городе - больше не тянуло, почитать - занятие для вечера, а то вечером и книжку в руках держать не хочется. Вдруг она вспомнила, что привезла с собой недовышитый крестиком гобелен, который собиралась здесь закончить или хотя бы сдвинуть с места, так как дома для этого времени не хватало. Пожалуй, это то, чем сейчас можно

заняться от нечего делать , подумала она, не торопясь, однако, претворить задуманное и закостенело смотря на верхушки сосен, возвышающиеся над крышей санаторного корпуса.

Подошел Вано, она его заметила, когда он уже направлялся к ней, лениво переставляя свои длинные ноги.

Здравствуйте. Вы не рассердитесь, если я опять присяду с вами рядом? спросил он, опускаясь на скамейку.

Неужели я выгляжу такой сердитой? - спросила Света.

Может быть, не сердитой, а очень отрешенной или, наоборот, сосредоточенной - не могу понять, как будто решаете трудную головоломку.

Но я могу сказать, что и у вас какое-то скучное или, если быть точной, пресное лицо, как будто вы вчера весь день питались пресными лепешками, испеченными на постном масле.

Ничего подобного. Вчера я наконец посетил ресторан и съел два шашлыка неплохого приготовления, но сказать, что я там очень повеселился, не могу. Правда, там был один товарищ из санатория, и мы с ним обсудили не одну проблему нашей военной жизни, это был сугубо мужской и не особо интересный разговор, может быть, поэтому мое лицо до сих пор остается скучным. А вот насчет того, что оно пресное, я не согласен, по-моему, оно, наоборот, кислое.

Возможно, у меня пониженная кислотность, поэтому я не ручаюсь за адекватность своих впечатлений и ощущений: пусть будет кислое. Мне кажется, что это не лучше, чем пресное... А хочу спросить - имя того товарища, с которым вы обсуждали серьезные проблемы, не Толя?

Да, Толя! Вы меня перещеголяли в интуитивных способностях.

Ну что вы! Это просто знание некоторых особенностей санаторного бытия отдельных товарищей.

Ну да, конечно. Я не учитываю те две недели, на которые вы меня опередили или на которые я опоздал, как лучше сказать?

Как ни скажи - смысл один. Но такие вещи лучше учитывать.

Что вы имеете в виду?

Все то, с чем или с кем может познакомиться человек, приехавший раньше.

У меня такое впечатление, что вы на что-то намекаете, но я не могу понять на что. Впрочем, и не хочу. А вот что мне хочется узнать: какие у вас планы на сегодняшнее утро?

- Сегодня у меня утро бесплановое,- Света Гену вспомнила: как неприкаянно без него, умчался куда-то, воплощает свое "все" в жизнь, и Сережи не видно,- за шашечным столиком два молодых парня сражаются,- вчера вечером тоже где-то пропадал.

- В таком случае, может быть, мне компанию в пивбар составите? спросил Вано не очень смело.

В пивбар? - машинально переспросила Света и подумала: единственная достопримечательность города, с которой еще не познакомилась, да и надо как-то развеять минорное настроение.- Пожалуй, составлю.

Вай-вай, как ты легко согласилась. Я думал, два часа буду тебя уговаривать,- обрадованно произнес Вано.

Светка засмеялась:

Так говорю: никаких планов, поэтому приходится принимать те, что предлагают. А что - мы уже на "ты" перешли?

Мне показалось, что мы уже отдали дань этому уважительному обращению. Разве нет? - Вано малость смутился.

Ладно, давай на "ты". Я не против,- великодушно согласилась Света.

Так не будем заставлять ждать водителя той машины, которая будет нас везти,- заторопился Вано: может, боялся, что Света передумает.

Не успели они перейти на противоположную сторону шоссе, как им попалось попутное такси: Вано взмахнул рукой, и уже через несколько минут водитель остановил машину возле бара.

- Везунчик ты,- сказала Света.- Прямо как по заказу. Вано расплатился, вышел, помог Светке выйти из

машины, и они, медленно переставляя ноги, с рассеянным видом людей, не знающих, как убить свое свободное время, стали подниматься на второй этаж, Вано открыл дверь в бар, Света вошла, и первое, что она увидела, это Гену и Толю, сидящих один против другого у самого окна, боком к ней.

Свету как волной с ног до головы окатило. Отчего, почему - но скверно себя почувствовала, как будто Бог знает какое преступление совершила. Получалось так, что вроде не зря Гена к Вано ее приревновал.

Вано сказал:

- Подожди, я сориентируюсь,- и пошел.

А Света к косяку двери прислонилась, так как слабость в ногах почувствовала. Неприятно ей было, что Гена здесь им встретился, ощутила, как лицо краской заливает.

Толя сразу их увидел - глаза удивленные - и Гене что-то сказал, естественно, об их появлении, о чем же еще,-подумала Света. Гена повернул голову к двери, зыркнул на Свету одним глазом, как норовистая лошадь на объезжающего ее седока, и стал что-то сердито, рублеными фразами говорить Толе, что - Света не могла расслышать, так как их столик через два ряда других столиков стоял.

Рядом с Толей еще какой-то мужчина сидел, лет пятидесяти, он стал с интересом смотреть на Свету, ну прямо как зритель театра на главную героиню пьесы. Света отвернулась. Тут их Вано увидел, подошел к ним, и Света услышала радостные нотки в его голосе, но тоже не могла разобрать, чему он так радовался. Боковым зрением она видела, что отвечал ему только Анатолий, а Гена рака ковырял и взгляда не отрывал от его полурасколупанного панциря.

Вано к Свете вернулся:

Смотри-ка, наши сидят! Может, стул подставим - с ними объединимся?

Тебе очень хочется? - Света ударение на "очень" сделала.- Столиков же свободных полно...

Ну давай вот здесь сядем,- кивнул головой Вано на столик, что стоял в среднем ряду, на одном уровне со столиком, где Толя с Геной сидели.

Давай...- сказала Света, отрываясь от косяка двери, который помог ей отойти немного от шока нежелательной и неожиданной встречи. Она тряхнула головой, освобождаясь от оцепенения, и соорудила на лице незави- симую мину: "А... Ну и пусть..." Сам отказался от их дружеских отношений, какое теперь ему дело до нее, не должна же она оставшиеся две недели отдыха оплакивать его: "Хватит, все",- оправдывалась она сама перед собой.

Подходя к столику, выбранному Вано, Света взглядом поздоровалась с Толей, Гена не поднимал глаз, все рака терзал. Вано опять подошел к ним на пару слов и только потом пошел к стойке - делать заказ. Света старалась не обращать внимания на соседний столик, прямо перед собой задумчиво смотрела, сохраняя спокойствие и безмятежность на лице.

Вано принес жбан пива и огромную глубокую тарелку с вареными раками. Вторым заходом принес кружки, тарелочки и шоколадку перед Светой положил. Сел напротив.

-Неужели это можно все съесть? - спросила Света, кивая на тарелку с красными раками.

А что здесь есть? - отозвался Вано.- Одну шейку да клешни - пососать, остальное все - несъедобное.

Это же хвост,- сказала Света.- Какая шейка? Я к ним даже прикасаться боюсь.

Так называют - шейка... Давай я тебе почищу,- предложил Вано, выбирая самого крупного рака.

Почисть, а я пока пиво разолью,- она чуть-чуть плеснула в свою кружку, Вано налила полную, развернула шоколадку,

- Вот это я понимаю - вкусно, спасибо, Вано,- Света отломила дольку шоколада, отправила в рот.

- А вот это еще вкуснее,- Вано очищенный хвост, который шейкой называется, Свете на тарелочку положил.

Стал другого рака очищать:

- А вот скажи, почему они краснеют, когда их сваришь?

За людей стыдно, наверное, которым не жалко их живыми в кипяток бросать,- ответила Света.

Откуда знаешь? - спросил Вано, берясь за кружку.

А что туг знать? Эту присказку все знают. Тем не менее продолжают их варить и есть. Люди самих себя-то не жалеют...

Пиво было холодное, быстро не выпьешь. А ваг раки, правда, вкусные были. Света начала сама уже отрывать им хвосты.

Она сидела так, что Толя и мужчина, который сидел с ним рядом, были обращены лицом к ней, и хотя она вообще не смотрела на их столик, но все равно все время чувствовала на себе взгляд этого мужчины, поэтому ей казалось, что разговор между Толей и Геной вращался возле них с Вано, а может, ей это только казалось, тем не менее она никак не могла сбросить с себя некую скованность, а Вано, наоборот, был настроен весело и раскрепощенно. Тарелка с раками постепенно пустела.

- Это, конечно, не шашлык,- Вано очередному раку хвост оторвал.- Одно баловство, но под пиво идет.

- Все продукты моря полезны, поэтому можно и побаловаться. А шашлык это ваше национальное блюдо?

спросила Света.

Шашлык, чтобы ты знала, общекавказское блюдо, у нас оно называется мцвади, а наше любимое национальное блюдо это хинкали, наподобие ваших пельменей, начинка из бараньего мяса, но очень сильно наперченная и начиненная другими специями. Еще хачапури пирог с сыром, здесь каждая хозяйка свой секрет имеет. Еще каурма и чапахи - из баранины, бастурма - из говядины, чихиртма из курицы. Все особо приготовляется. У нас любят к столу зелень подавать и острый соус - ткемали, сациви... Разные соусы есть, много рецептов.

Почему это вы все острое любите? От вашей аджики можно на стенку полезть... А из первых блюд? - поинтересовалась Света.

Хаши - бульон из субпродуктов, заправляется толченым чесноком, а под конец закладывается замоченный в молоке белый хлеб. Это такая вкуснота пальчики оближешь.

А разве это хаши руками едят? - спросила Света Вано.

Почему руками? Ложкой...

А говоришь - пальчики оближешь. Так только можно говорить о блюдах, которые руками едят, как курицу, например. А про остальные лучше сказать язык проглотишь.

Язык проглотишь - как разговаривать? Не нравится мне такая поговорка.

Ну еще какие у вас интересные блюда? - Света специально Вано расспрашивает, чтобы самой поменьше говорить, потому что настроение - на нуле, а показать этого не хочется, особенно Гене, поэтому создает она впечатление, что у них с Вано оживленный разговор ведется за столом слушает и не слушает про эти традици- онные грузинские блюда, не очень они ей нужны, что она - готовить, что ли, их когда-нибудь будет, названия и то не запомнишь. Зря Вано старается, думает, что это ей действительно интересно. Даже про пиво забыл, чуть прикладывается к кружке:

А чохохбили, "цыплята-табака", харчо - в русские рестораны из нашей кухни перекочевали. Сулгуни - тоже наш сыр. Фасоль лобио... Вы из нашего обыкновенного застолья тамаду в свои свадьбы перетащили. Наше изобретение...

Вот этого я даже не знала, надо же, думала, тамада только на свадьбах и бывает. Да, правда, вы умеете красивые тосты говорить...

За соседним столиком дело спорится: жбан пустеет и вместо раков гора шелухи растет. Торопится Гена, чтобы скорее выйти из бара и не видеть, даже вполглаза, как Света напротив Вано сидит. Света вроде и не смотрит, а все видит. Вот Гена отодвинул опустевший жбан, что-то Толе сказал, оба встали, прошли мимо их столика за спиной у Светы, исчезли за дверью. Света облегченно вздохнула, и хотя настроению улучшиться было не отчего, но напряжение с нее спало. Стала она пивбар рассматривать: все обыкновенно, никакой экзотики, кроме раков да круглых декоративных тарелок из керамики на стене за стойкой.

Мужчина, что сидел рядом с Толей, после ухода его застольников подошел к их столу, держа в руке кружку с пивом:

- Вы не против, если я составлю вам компанию ненадолго, ужасно не люблю одиночества.

- О чем разговор?! Садись, друг, садись. Найдем о чем поговорить,ответил Вано приветливо, и скоро у них завязался самый непринужденный разговор о грузинском гостеприимстве и о русском общительном характере.

Мужчину звали Алексеем. Вано долил ему пива из жбана, раков поближе пододвинул. Света рада была, что она теперь помолчать могла и окончательно в себя прийти: все же не все равно ей было, что о ней Гена подумает, хотя и старалась уговорить себя, что не жена она ему, не невеста и даже не любовница и потому вправе поступать, как захочется, после того как он дал ей полную отставку.

Скоро раки кончились. Света не думала, что можно их так много и быстро перемолоть.

- Семечки... Пойду еще порцию возьму, чтобы пиво допить,- сказал Вано, встал, пошел к стойке.

Алексей хитро на Свету посмотрел:

Извини, но я понял из разговора, что ты вначале с Генна- дием встречалась, и так скажу: человек он сложный, закрытый, с ним нелегко, с Вано тебе проще будет. Я людей вижу: двадцать пять лет в школе проработал.

Интересно,- протянула Света.- Что же у них за разговор такой был обо мне, что вы сразу все поняли? Впрочем, что сказал Толя, когда мы вошли, я могу представить: "Смотри- ка, Светка твоя с другим пришла". Не так ли?

Не примерно, а слово в слово. Слышала, наверное?

Нет, от двери ничего не слышно. Просто легко догадаться. А вот что Гена ответил, догадаться не могу.

А он сказал: "Я сам так захотел, я сам ее оставил". Анатолий спросил: "Не без причины, наверное?" А Геннадий ответил: "А до этого никому дела нет. И обсуждать мы этот вопрос не будем". Потом через некоторое время Анатолий сказал: "Вообще-то, мне кажется, она неплохая женщина". Геннадий опять на него рыкнул: "Я сказал, что не хочу об этом разговаривать". И все! Потом уже они ни словом о тебе не вспомнили.

Так ничего лишнего он не сказал. Так все и было.

Важно - не что сказал, а - как сказал. Тон был командирский и нотки нетерпимости в голосе. Представляешь, если муж с тобой будет таким тоном разговаривать, понравится тебе?

Может, с женой он не будет так разговаривать.

Характер есть характер. Вот Вано - смотри какой открытый. Держись за него - и не пропадешь. Правильно сделала, что Вано выбрала.

- Не выбирала я, так получилось. Я с судьбой стараюсь не спорить - ее не переспоришь. К тому же женщина может выбирать только из тех, кто ее выбрал, у мужчин - настоящее право на выбор.

Вано подошел с новой порцией раков в тарелке:

Вот и раки... Что обсуждается?

Женский вопрос,- ответила Света.- Я вот считаю, что если бы женщины мужей выбирали, а не мужчины - жен, то куда как меньше было бы разводов.

А разве мы выбираем? Это только кажется, что мы выбираем, а на самом деле женщины выбирают нас, а не мы их. А чтобы разводов не было, надо, чтобы в семье каждый знал свои права и обязанности. У женщины - свои дела, у мужчины - свои. И еще: чтобы муж полный достаток семье обеспечивал, чтобы дом полной чашей был. Вот наши мужчины наизнанку вывернутся, но сделают так, чтобы семья ни в чем не нуждалась, а русские мужики считают, что женщина должна быть хорошей хозяйкой и сводить концы с концами, какую бы мизерную зарплату они в дом ни приносили. Не так разве?

Ну, в русских семьях, действительно, привыкли вместе вертеться, если хотят богато жить. Зато русские мужчины женам помогают по дому. А грузинский мужчина, небось, полы не будет мыть, если жена есть в доме.

Вай-вай, разве в этом дело? Можно и полы вымыть, если необходимо, но мужчина должен оставаться мужчиной, он для героических дел создан.

А вот скажи, Вано, уж больно грузинские мужчины любят русских женщин,вступил в разговор Алексей,- в жены их часто берут...

О, конечно, русских женщин грузины обожают, блондинок - особенно,Вано на Свету посмотрел.- Они русских женщин на руках буквально носят.

Это хорошо,- заметила Света.- Вот если уронят нечаянно, что от этих женщин останется?

Грузины - сильные мужчины, они женщины никогда не уронят. Посмотри, какие грузины всегда стройные, подтянутые. Много ты видела полных мужчин среди них? Потому что они работать любят, потому что они из поколения в поколение свои гены силы и мужества потомству передают, которые приобрели еще во времена, когда женщина была хранительницей домашнего очага, а мужчины сражались против поработителей Родины.

- Правда, всем ваша Грузия нравилась, сколько было желающих прибрать ее к рукам: и Византия, и арабы, и монголы, и турки, и персы - ужас.

Да, вся история Грузии - это борьба грузинского народа против многочисленных врагов, и всегда народ Грузии побеждал. Один Тимур восьмикратно вторгался в страну, и всякий раз выдворяли. Откуда нашу историю знаешь?

История есть история, я ею со школы еще увлекалась. А вот о современных грузинских мужчинах, извини, Вано, у меня не очень высокое мнение сложилось. В молодости я отдыхала в Гаграх, так по улице не могла спокойно пройти, то и дело цеплялись местные ребята: начинали комплиментами сыпать, золотые горы обещать - ну просто как покупали тебя. Я не знала, как от них отвязаться, потому что фразы вроде таких, как: "Идите своей дорогой , "Оставьте меня в покое" и т. д. на них мало действовали. Я начинала по-настоящему им дерзить или даже грубить, не переходя на оскорбления, и тогда, видя, что номер у них не пройдет, они сразу переворачивались на сто восемьдесят градусов и от комплиментов переходили к оскорблениям вроде: "Да кому ты нужна, подумаешь, красавица. Что ты из себя изображаешь, уродина, погляди в зеркало, на кого ты похожа" и прочее. Без грубостей, по-хорошему они как будто ничего не понимали или понимали по-своему, а моя дерзость действовала безотказно - нахамив, они отставали. Но меня всегда поражал этот мгновенный переход от лести и комплиментов к оскорблениям и хамству.

Абхазцы! Понимаешь, в этих курортных городках женщины тоже разные бывают, многие сами ищут таких знакомств и возможностей попользоваться щедростью мужчин, поэтому ребята привыкают вести себя бесцеремонно. А потом это, как по-русски называется, забыл, а... шелупонь - люди, не имеющие ни воспитания, ни образования, такие есть в любой нации. Настоящий грузин относится к женщине достойно и уважительно и никогда не оскорбит, это я тебе точно говорю.

Может быть, и так, но именно эти люди создают определенное мнение обо всей нации - а кто там: аджарцы, абхазцы, картлинцы... Грузия, этим все сказано.

Как тебе понравились Гагры?

Город красивый, но уж больно растянут: едешь, едешь - конца нет. Я отдыхала там с приятельницей, мы часто обедали в ресторане "Гагрипш", на первом этаже, и как-то на втором этаже какое-то застолье было, и пели грузинские песни - какая же это красота: неторопливые мелодии, необычное исполнение, двуголосье, многоголосье - мы заслушались.

Время шло - Света сгрызла шоколадку, Вано с Алексеем допили пиво и доели раков - уступили места новым посетителям. Вано со Светкой пошли направо, Алексей -налево.

- Спасибо за компанию,- сказал на прощание.

Когда добрались до санатория, обед уже заканчивался, и Света обедала в полном одиночестве, чему была несказанно рада. Есть особо не хотелось, аппетит был испорчен раками и шоколадкой. Света побултыхала ложкой в тарелке с борщом, поковырялась в котлете и вышла из-за стола.

В палате она нашла на свой тумбочке талончик на визит к лечащему врачу, как раз две недели, как она отдыхает, надо и совесть знать: другие каждую неделю отмечаются, а она только в день приезда и посетила врачебный кабинет. Визит был назначен на пять часов, но Свете пришлось немного посидеть возле кабинета, так как Леонид Васильевич запаздывал в связи со своими многочисленными делами и проблемами главного врача.

Ой, Светланочка,- сказал он, увидев ее сидящей на скамеечке у дверей его рабочего и приемного кабинета. - Вы уж меня простите, замотался я. Проходите, садитесь. Как себя чувствуете?

Нормально, Леонид Васильевич.

Почему не прекрасно, как в прошлый раз?

Но это почти одно и то же,- вывернулась Света.

Вы думаете? Так, посмотрим. Давление? Норма. Сердцебиение? Норма. Что-то вы мне сегодня все равно не нравитесь. Вот! Блеска в глазах нет.

Это можно соорудить,- сказала Света, стараясь сделать глаза веселыми.

Это искусственный блеск, а я говорю о естественном. Куда он у вас делся?

Временное явление, Леонид Васильевич, появится, дело наживное. Даже луна не всегда блестит.

А вы должны быть здесь солнцем и светить даже сквозь тучи.

Хорошо, Леонид Васильевич, "Светить, и никаких гвоздей, вот лозунг мой и солнца",- продекламировала она классика.

Вот другое дело. А то - луна. Луна разные фазы имеет, то она растет, то убывает, а полнолуние - короткая пора, поэтому лучше на солнце ориентир держать. Ладно, все. Отдыхайте. Придете ко мне перед отъездом.

Вышла Света из кабинета главврача, спустилась вниз. Вано сидит на скамеечке, которая прямо перед корпусом стоит, увидел Свету - обрадовался:

А я тебя жду, скучно без тебя.

Я гляжу, заскучал: сколько газет перечитал,- кивнула Светка на пачку газет, лежащих на скамейке рядом.

Так, пересмотрел,- махнул на них рукой Вано.

А я здесь полностью от прессы отключилась,- сказала Света, садясь рядом.

Пойдем в лес сходим, погуляем,- предложил Вано.

О нет, Вано, в лес я с тобой не пойду.

Почему? - в голосе Вано звучало непритворное удивление.

Потому... Мне еще мама говорила, что с южанами в лес ходить нельзя.

Южане - что, не люди?

Люди... Но кровь, говорят, у вас горячая.

Кровь горячая - это разве плохо?

Этого я не сказала, но в лес с тобой не пойду.

Я тебя - что, съем там? Ты - Красная Шапочка, а я - Серый Волк?

В том-то и дело, что я уже не наивная Красная Шапочка, которая так смело пошла в лес, хотя мне всегда казалось странным, как это мама такую маленькую девочку послала одну через лес к бабушке. Тебе не кажется, что эта маленькая девочка была очень храброй?

Да, эта маленькая девочка, безусловно, была храбрее тебя. Наверное, я на разбойника похож, если не на Серого Волка.

Вано, ты похож сам на себя, но не будем больше говорить об этом, сказала - не пойду, уговаривать меня бесполезно. Давай лучше побеседуем о чем-нибудь.

- Давай побеседуем. Может быть, ты немного привыкнешь ко мне и тогда поймешь, что я - не Серый Волк и не разбойник.

Ладно, не обижайся, но я бы тебе посоветовала сменить объект своего внимания, потому что я могу испортить тебе половину твоего отпуска.

Ничего, у меня все же останется вторая половина.

Если это тебя утешит, то, ради Бога, сиди рядом, я не возражаю.

И вдоль шоссе не пойдешь со мной гулять?

Вдоль шоссе - пожалуйста, пойдем, если хочешь.

Ладно, завтра пойдем, сегодня посидим. Чего нам людям глаза мозолить?

Вот видишь, тебе наедине хочется гулять, это о чем говорит?

Это о том говорит, что наедине гулять приятнее.

Вай-вай,- передразнила Света Вано.- А потом еще чего- нибудь приятного захочется?

А чего еще приятного? Только разве поцеловать?

Во-о-т! - протянула Света,- Значит, не зря я с тобой отказалась в лес идти. А вообще, честно, Вано, не теряй возле меня времени, потом жалеть будешь. Время - это то, чего нельзя вернуть обратно.

Время всегда с нами, пока мы живы,- философски сказал Вано.

Утешительная философия,- парировала Света,- а то, что это "шагреневая кожа", ты предпочитаешь не помнить?

Да, об этом не хотелось бы помнить. Но раз ты об этом напомнила, то давай все-таки погуляем по нашему "Бродвею''.

Они раза два прогулялись до "Голубого Дуная" и обратно, беседуя на тему живописи. Света вспомнила:

Знаешь, Вано, как-то я попала в ЦДЛ, и там в фойе была представлена выставка картин грузинской художницы Нателы Ианкошвили, мне очень понравились ее работы, здорово - новаторство, но не то, под которое рядятся не обладающие даром живописца. Талантливая рука. Все картины в ярких черно-изумрудных тонах. Ты не знаешь такую грузинскую художницу?

Нет, не знаю. Я как-то обрусел за последнее время. Вот, Нану Брегвадзе знаю.

Нану Брегвадзе все знают. "Снегопад, снегопад, если женщина просит..."

Да. Это не зря там такие слова. Если женщина просит, то грузинский мужчина обязательно ее просьбу выполнит.

-Что-то не очень я в это верю.

Проверь. Вот чего тебе хочется?

Чтоб ты какую-нибудь песню грузинскую спел.

Всего-то? Ладно, слушай.

Вано "Сулико" запел, правда, на ходу - какое пение, пришлось совсем шаги замедлить, в такт мелодии. Но у Вано хорошо получалось, хотя и совсем негромко он пел.

А теперь ты чего-нибудь напой.

Я? Нет, Вано. У меня ни голоса, ни слуха, хотя мне с детства очень хотелось петь. Когда я училась в третьем классе, у нас в школе организовали хоровой кружок. Я одной из первых в него записалась. На первом занятии учительница пения, она же руководитель кружка, попросила каждую девочку спеть что-нибудь. Когда подошла моя очередь, я прокашлялась и запела не что-нибудь простенькое, типа "У дороги чибис", как девочки, а арию Дубровского, потому что она мне очень нравилась, у нас пластинка такая была. Но девочки стали хихикать, а руководитель кружка сказала, что было бы лучше, если бы я записалась в кружок рисования, я так и сделала. Так что даже в хоровой кружок меня не приняли. С тех пор я уже не рискую солировать, чтобы не смешить людей...

После ужина Света с Вано встретились возле выхода из корпуса, как они договорились после своей прогулки вдоль шоссе, и поднялись на четвертый этаж, в кинозал. Они сели на последнем ряду, как раз за теми стульями, на которых Света сидела в последнее время с Геной, а еще раньше - с Геной и Сережей. На эти места она специально не села. Минуты через две-три в кинозал дружно пришли главные герои нашего романа и сели впереди них, что было для Светы немного неожиданным. Ей казалось, что Гена со своим самолюбивым характером не захочет сесть впереди своего соперника. Тем не менее это было так. "Хорошая примета,- подумала про себя Света.- Это что-то означает, хотя трудно понять что". Крутили французскую кинокомедию. Света с трудом досмотрела фильм до конца, ей казалось, что нет картин глупее, чем французские кинокомедии, и нет юмора более плоскою, чем французский, если судить о нем по этому примитивному кинофильму.

Боже, какой подвиг я совершила, досидев до конца этой глупой картины,сказала она Вано.- Я не понимаю, чему в такой кинокартине можно смеяться? Мне не смешно абсолютно, наоборот, раздражают ситуации, которые претендуют на то, чтобы быть смешными, когда юмора - ни грана. На какого низко интеллектуального зрителя это рассчитано? Эти дешевые трюки интересны детям, но и только. Что может вынести отсюда взрослый зритель - не понимаю.

Может быть, непринужденно и бездумно отдохнуть? - предположил Вано.

Если ты отдохнул - я за тебя рада, а я просто устала от сплошной глупости, пошлости и примитивизма. Поэтому извини, Вано, я пошла спать.

Может, немного посидим на скамеечке?

Нет, Вано, не хочется.

-Ладно, спокойной ночи,- сказал Вано.- Завтра встретимся.

ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

После завтрака, на котором Свете посчастливилось не встретиться с Геной, Вано предложил:

В городе лирическая кинокомедия идет, Мосфильм, поедем на одиннадцать часов.

А успеем? - спросила Света.- На автобус уже опоздали, только что прошел, а со следующим - на сеанс опоздаем.

- Такси поймаем или частника. Пойдем попробуем. Перешли на другую сторону шоссе, Вано стал

голосовать, но все такси переполненные идут, не останавливаются. Вот и частник проехал, тоже не остановился. И опять пустынно шоссе.

Из ворот санатория вышли Сережа с Геной, с удочками оба, мельком на них с Вано взглянули, перешли дорогу, пошли к заливу, на рыбалку. "Опять дружными стали ,-отметила про себя Света, посмотрев им вслед. Еще с полчаса простояли они с Вано на обочине, но уехать так и не смогли.

- Все,- сказала Света.- Мы опоздали, бесполезно голосовать. Лучше пойдем на скамеечке посидим, я хоть повышиваю немного.

- Это ты меня сглазила: везунчиком вчера назвала, теперь я совсем невезучим стал.

С кем поведешься...

Может, в лес пойдем? Смотри, какая погода хорошая.

Об этом разговор кончен. Хочешь - иди, пригласи с собой кого-нибудь, я не возражаю. А мне повышивать хочется.

Ладно. Пойдем посидим.

Света к себе в палату поднялась, вышивание взяла, нитку в иголку вдела и обо всем забыла: лучшее средство от всех неприятностей.

Вано за газетами сходил, тоже сел рядом. Развернул одну из газет. Просмотрел - отложил, заглянул в Светину вышивку:

Чего это ты вышиваешь?

Панно, потом в рамку вставлю. Тариэл борется с тигрицей. Ваш великий Шота Руставели. Вот, смотри, очертания тигрицы, чуть видные, еще не вышита.

Читала?

Ну даешь! А как же? Как можно не прочитать "Витязя в тигровой шкуре"? "Против бога я бессилен, слезы мне не избавленье, воля смертного не может повлиять на провиденье..."

Ты смотри какая молодец, - прищелкнул языком Вано.

- Ой, Вано, не хвали меня, это мой хлеб, я же библиотечный работник, обязана классику знать. Была бы продавцом, думаешь, знала бы Руставели? Поистине "Витязь в тигровой шкуре" _ это чудо, гимн чистой и возвышенной любви, восхищение доблестью, отвагой - эту поэму надо изучать в школе, чтобы школьники с детства учились всему этому или хотя бы знали, что человек должен дерзать, что подлость, лицемерие, малодушие достойны позора, что торжество справедливости над произволом и добра над злом - это то, к чему они должны стремиться с самого начала своей самостоятельной жизни. Надеюсь, у вас в Грузии Шота Руставели на более почетном месте?

Да, у нас в школе его изучают, а как же. Тема дружбы и братства, патриотизм. А смотри-ка, в двенадцатом веке у нас уже царствовала женщина, а ведь это - Восток. По результатам своего правления сродни вашей Екатерине Второй, только ваша Екатерина - "импортная", а наша Тамар - доморощенная, и пять веков их разделяют как- никак. История говорит, что она была красива, мудра, добродетельна, благочестива, жертвовала всем ради Грузии и трона...

Была чужда пиров, развлечений, беззаботной жизни и даже роскоши, подхватила Света. - Вот в это я уж совсем не верю. Как ты думаешь, действительно было так, как говорит история, или это та легенда, которая создается народом со временем о властителях, которым удается чего- либо добиться для своей страны?

О, блистательная, богоподобная Тамар! Кто теперь может знать, какой она была в действительности, но то, чего она достигла во времена своего правления, перевешивает все то, за что ее можно было бы осудить.

А вот смотри, какой великий труженик - Константин Гамсахурдиа, один роман "Давид-строитель" чего стоит, наверное, всю жизнь просидел за письменным столом. А на его роман "Похищение луны" я слушала в Большом театре оперу на либретто Тактакишвили. Но особого впечатления она на меня не произвела, по музыкальности она, пожалуй, на последнем месте среди всех опер, которые я когда-либо и где-либо слышала. Но главную партию там исполнял Юрий Гуляев. Его загримировали так, что узнать невозможно было. Сделали ему грузинский нос, это из его- то, курносого. Представляю, каково он себя чувствовал в таком гриме под светом рампы. Но пел отлично, ничего не скажешь. Его пение компенсировало остальные недочеты оперы.

Много раз была в Большом?

Да нет, всего четыре раза: балеты "Лебединое озеро" и "Спартак" и опера "Ригалетто" и "Похищение луны". Вся и все.

А я вообще ни разу не был в Большом театре.

Понятно. Откуда у тебя такая возможность? Если бы ты в Москве жил... Кстати, а где ты живешь?

В Ставрополе... Но я один раз пытался попасть, когда в Москве в командировке был. Однако не сумел.

Трудно попасть - я знаю. Иностранцы чуть не весь театр закупают. Этот Большой театр такой маленький, что внутри негде даже разместиться хорошему буфету, просто поражает мизерностью внутреннего пространства, особенно после Дворца съездов, где можно затеряться и не найтись. Но сам зал - это, конечно, великолепие, хотя тоже небольшой, всего две тысячи мест с маленьким хвостиком.

Они проболтали до обеда. Перед тем как идти в столовую, Вано сказал:

Давай после санаторного часа сходим в привокзальный ресторан, гостиничный я посетил, а в этом еще не был, надо отметиться.

Пойдем, - согласилась Света. - Так уж и быть, составлю тебе компанию. Когда они встретились в условленный час, Вано было не узнать. Он весь благоухал. Клетчатую рубашку заменила рубашка кремового цвета, которая очень шла к его смуглому лицу, волосы были тщательно уложены.

Ты посмотри пижон какой. - Сказала Света. - Жаль, что в этом ресторане почему-то совсем нет девочек, уж они бы возле тебя покрутились.

Несмотря на ранний час, ресторан был заполнен наполовину. Не было ни одного полностью свободного столика. Они подошли к столику, за которым в праздном одиночестве сидел мужчина неопределенного возраста, лицо которого было покрыто сетью глубоких морщин, хотя по осанке ему нельзя было дать больше пятидесяти.

- Садитесь, садитесь,- пригласил их мужчина.- Я скоро уйду, зашел просто поужинать, я здесь в командировке.

Вано со Светой сели.

Ну коли вы так гостеприимны...- сказал Вано.

Супруги? - спросил мужчина.

Нет,- ответила Света.- В санатории вместе отдыхаем.

Это хорошо,- хрипловато изрек мужчина. Почему это хорошо - было неясно.

Вано сделал заказ, посоветовавшись со Светой: салаты,

шашлык, бутылочку вина. Принесли быстро.

Меня зовут Андреем Петровичем,- сказал мужчина. - Здесь вкусно готовят. Я захожу сюда ужинать. Жаль, что здесь нет музыки.

А музыкальный автомат,- кивнула Света в угол.

Это не то, я люблю, когда играет эстрадный оркестр. Скучно здесь, а готовят хорошо.

Света внимательно посмотрела на него и поняла, что Андрей Петрович и выпил хорошо. Остатки водки в графинчике и рюмка наполовину пустая да грязная тарелка - все, что оставалось от его ужина. Вано наполнил рюмки вином, предложил Свете:

Давай выпьем за красивую жизнь.

Давай,- согласилась Света. Только объясни, что это такое.

Хотите, я вам свою жизнь расскажу? - спросил Андрей Петрович.

Расскажите, послушаем,- Вано выпил рюмку, Света тоже приложилась, занялись салатами.

В молодости я интересным юношей был,- начал рассказ Андрей Петрович.Да, да, не смотрите, что от меня сейчас осталось. В политехническом институте учился, сокурсницы на меня заглядывались, а я влюбился в продавщицу из магазина, где "Беломорканал" покупал. Красивая девчонка была, живая, кокетливая. Ребята возле нее так и вертелись, всех отвадил. Женился. Она мне через пять месяцев сюрприз преподнесла, сына родила, даже и не знала чей, как оказалось... Ладно, простил я ей все, ребенка, как своего, полюбил. Сначала ничего жили, пока ребенок маленьким был, а потом стал я замечать, что приходит домой она навеселе, ну, естественно - отдел спиртных напитков. Настоял я, чтобы она в другой отдел перешла - бакалейный. Перейти перешла, а выпивать еще чаще стала. Начались у нас скандалы на этой почве, правда, были и просветы. А потом, после смерти матери, захотела она отца к нам забрать. Он в деревне жил, инвалид войны, вместо ноги - деревяшка. Продал там домик, деньги - на книжку, стал у нас жить. Квартира у нас двухкомнатная, хоть и маленькая, а все же ребенок свою детскую имел. Здесь - сына в свою забрали, отца в маленькой поселили. Вот тут началось! Он-то, оказывается, давно пил, а тут вместе с дочкой они запили. Он всю пенсию пропьет, на наши деньга живет. Она - не знаю, на какие деньги пила: я отбирала у нее зарплату стала, так как сам стал хозяйством заниматься. А она все бутылки ему таскала, жалела, такой несчастный - пусть утешится, и сама возле него попивает... И бесполезно стало с ней воевать. Квартиру забросила, грязь из всех углов. Мы с сыном генеральную уборку сделаем -на два дня хватает. Посуду ей мыть некогда, готовить -некогда, в свободное от работы время стала по подружкам шастать, таким же, как сама, выпивохам. Ну и довели ее эти подружки, прирезали при очередной пьянке, прямо кухонным ножом, чего искала - то и нашла. Похоронили мы ее, семь лет, как похоронили, подружка из тюрьмы давно вышла. И остался я с сыном и инвалидом-пьяницей. В дом зайти нельзя - вонь стоит от перегара и неопрятности тестя моего. Сын, слава Богу, умница, в институте учится и деда обиходует как может. А я с горя тоже запил. Что за жизнь?! Держусь пока на работе, хотя уж предупреждали меня, да только ничего мне не дорого, потому что не могу я больше такой жизнью жить, и выхода нет никакого. С ужасом думаю, если сын женится - уйдет, поскольку никакая девушка у нас жить не станет, то и в дом зайти не захочется.

Послушайте, Андрей Петрович, а если вашего тестя в дом ветеранов устроить? - посоветовала Света.

Думал об этом... Сын не хочет, дед он ему. Говорит: стыдно нам будет. Женщину бы какую найти, ведь мне всего сорок три, да какая на такое-то пойдет, а теперь и сам с этим зельем справиться не могу. Кому я такой нужен, когда сам себе противен? Вот теперь живу - доживаю, и ничего впереди не брезжит, кроме смерти.

Андрей Петрович допил рюмку, вылил в нее остатки из графинчика.

Вы уж больно мрачно на все смотрите,- сказала Света. - Пить вам, конечно, бросить надо, и тогда остальное еще все может нормализоваться. Не старый вы еще, может, и женщина какая неплохая вами заинтересуется. Встряхнуться вам надо. Как-то вы на себя рукой махнули. Сын женится - внуки появятся, опять радость. Да и тесть ваш - не вечный же, если так пьет. Самое главное - сами завяжите.

Я бы завязал - опереться не на что,- поник Андрей Петрович головой, смотрит в рюмку - глаз оторвать не может.

Вано молчит, может, не находит что сказать, а может, неприятен ему этот разговор - нельзя понять по выражению лица. Вино пьет маленькими глотками, "для настроения",-так сказал, только какое может быть настроение после такой исповеди.

- Да, завязать мне надо, только опереться не на что,- повторил Андрей Петрович перед тем, как опрокинуть рюмку.- Ладно, не буду я вам мешать.

Подозвал официанта, расплатился, попрощался с Вано и Светой и пошел расслабленной неустойчивой походкой к выходу. Света смотрела ему вслед, как будто виноватой себя чувствовала, что не такая у нее беспросветная жизнь. Вано сказал:

Нельзя такого человека жалеть - совсем раскиснет. Опять наполнил рюмку вином под шашлык:

Пожелай мне счастья!

Ты думаешь, что оно есть? - спросила Света.

А почему нет? Должно быть!

"На свете счастья нет, а есть покой и воля". Тебе покоя и воли?

Нет, мне надо обыкновенного человеческого счастья.

Хорошо, Вано. Будет тебе счастье. Только ты должен очень сильно его желать и верить, что оно к тебе обязательно придет.

А тебе пожелать счастья?

Нет, мне не надо. Я даже не хочу знать, что это такое. Потому что когда узнаешь, а потом вдруг потеряешь - то уже никакого покоя не будет. А когда не знаешь, что это такое, то думаешь, что жизнь прекрасна только потому, что ты живешь на белом свете. А счастье - оно не может длиться долго. Это так естественно: это закон природы, в котором нет и не может быть постоянства. Все меняется. Значит, счастье может превратиться в свою противоположность - несчастье. Покой и воля - вот то, что мне нужно. Как правильно сказал поэт! Покой - чтобы никаких там извержений Везувия, и воля - чтобы быть свободной в своих желаниях и поступках. Вот этого мне и пожелай.

А разве ты этого не имеешь? - спросил Вано.

Пожалуй, имею. Вот давай за это и выпьем, чтобы подольше моими спутниками были покой и воля. И еще - пусть звездные минуты иногда осеняют меня своим крылом, до сих пор они были ко мне благосклонны. Они вполне могут заменить счастье и хороши тем, что человек знает, как они коротки, и не пытается их, как жар-птицу, поймать и удержать за хвост, он легко смиряется с их кратковременностью, хранит их в памяти и надеется, что они однажды опять постучатся в его дверь, если и не постучатся, то ожидание этих звездных минут сделает жизнь человека вполне сносной. А счастье? Счастье - это что-то эфемерное.