Подарок для герцога. Вернуть отправителю!

Глава 14

«Глупая, глупая, глупая…» – отбилось от заиндевелого хрустального свода. Богини согласились: возвращаться не стоило. Коварный прищур Ахнета намекал, что демон заскучал и в этот раз уже не отпустит.

Он сковырнул ногтем крышку и приложил бутылку к губам. Глотал так жадно, что часть молока с брызгами проливалась. Белесые дорожки текли по загорелой жилистой шее и собирались в лужицы у ключиц.

– Мне надо к богине, – взмолилась я и кивнула на подношения. – Это плата за проход.

Демон согнул ногу в колене, открывая путь.

– Твое сердце теперь совсем не на месте, хара, – сказал он и продолжил пить.

– Почему ты называешь меня «хара»? – спросила, пробираясь бочком туда, откуда недавно мечтала сбежать. К статуе Верганы.

– Это наша птица-покровительница, тотемное животное клана Азумат, – пояснил Ахнет. – У нее крыло цветом, как твои глаза. Нежно-голубое, с синими переливами. Из очина пера добывают редчайший яд, а слезы хары исцеляют… А что кому подарит птица Судьбы – только ей и ведомо. Ее сердце болит за наш народ. А за что болит твое?

– Не знаю.

– Неужто? Я лжи не люблю, диковинка, – процедил демон и уселся со скрипом потертых кожаных брюк.

– За моего… за моего мужа, – проронила, притормаживая у статуи. – Твой рогатый народ растерзал его на мосту. Теперь Габ далеко отсюда, там, куда переместили всех раненых. А я… я застряла в закрытом городе. Невыносимо далеко от него. И в стенах столицы не осталось ни одного заряженного портального камня!

Давно хотелось сказать это вслух. Поделиться болью, печалью… Прокричать о своей беде, чтобы каждая из мраморных теток услышала.

– Ты бы предпочла подносить питье к губам возлюбленного супруга, а вместо этого сидишь здесь, со мной… Иронично, – признал Ахнет. – Я бы на твоем месте себя прирезал.

– Это как-то исправит ситуацию? – с вызовом уточнила я и сама же ответила: – Вряд ли.

– Твое брачное клеймо побледнело, связь ослабла, – заметил глазастый демон. – Он сильно ранен?

– Смертельно, – простучала зубами, не слыша своего голоса. – Так говорят очевидцы.

– Как его ранило? – допытывался рогатый.

– Зачем тебе?! – я нервно отвернулась от статуи и вонзила глаза в иноземца.

Эти расспросы, они для какого-то мстительного удовольствия или что?

Он поставил опустошенную бутылку на пол, похлопал себя по раненому ребру. Покрутил в пальцах медальон, по форме напоминавший патрон от земного пистолета, только ярко-красный.

– Я был в той бойне, одним из первых переместился на мост. Туман в этот раз расшалился, выкинул нас не на поле, а посреди реки… Половину наших призвало в воду, многие потонули во сне, – он растер хмурое лицо и сощурился. – А от чего умирает твой муж, хара?

– От яда. Доволен? Синего, иномирского, смертоносного. Что застыл на конце кинжала и ждал, когда сможет поразить самого лучшего мужчину в Сатаре! – вскрикнула я, захлебываясь слезами.

Перед демоном мне стыдиться было нечего. Вряд ли он кому-то расскажет о заплаканной соседке по обледенелому храму. Будь она хоть герцогиней, хоть служанкой.

– Поражен саером в ближнем бою один на один с демоном Керракта? Это геройская смерть, хара, – прошептал Ахнет. – Тебе нечего стыдиться. Совсем скоро ты станешь свободна, сбросишь оковы и услышишь зов тропы.

– Я не стыжусь. Я вовсе не хочу, чтобы он умирал, – я всплеснула руками и размазала локтем влагу по щеке. – Пусть Габ не будет героем, зато будет живым!

– Твой муж пеший или воюет верхом? Маг или боец с орудием? На его мундире есть опознавательные символы? – допрашивал рогатый. – Мы седьмой год сталкиваемся с сатарцами на Рубежах. Месим сапогами красный туман и землю ваших полей. Порой кажется, я каждого врага знаю в лицо. Так по ком болит твое сердце? Кто такой этот Габ?

«Габ – тот, кто никогда не пропустит тебя в Сады… Потому что он Грейн».

– Он из пеших, – быстро прошептала я и отвернулась.

Ох, Лиза, ты куда глупее, чем думалось. Если выболтаешь Ахнету, что жена главнокомандующего, – считай, что подписала себе смертный приговор.

Кто вообще в своем уме болтает с врагом по душам?!

– Габ уроженец деревеньки близ Грейнского леса. Сын простого работяги, получивший магическое военное образование здесь, в Пьяни… После учебы проходит службу в Сатарской армии, – врала я напропалую, алея до ушей. – Сейчас все магически одаренное население призывают на защиту Рубежей, да и саты, что за службу положены, не лишние…

– Простой пеший воин, значит. Зеленый птенец, только выпустившийся из академии. А умирает от яда из пера хары? Беда-а-а, – согласился демон, кивая до того глубокомысленно, что мне стало не по себе. – Будет жаль, если ты овдовеешь. Хотя… Я уже говорил, что меня зовут Ахнет дарр Тэй? В Керракте это имя знакомо каждому. Лидеру клана Азумат положено десять жен и столько же наложниц… Если найду способ выбраться, могу забрать тебя с собой.

– Неужели? Четвертой или седьмой?

– Двенадцатое место было вакантно…

– Даже не думай! – рыкнула в сторону рогатого.

Меня один раз уже привязали насильно, по божественной воле.

Десять законных жен. И столько же наложниц. Нет, вы только подумайте… Да Габ еще не главный кворг Междумирья!

– Забавная хара. Приятно было поглядеть в твои глаза, Лис-савета, – медленно покивал заблудший.

Он присел, согнулся, опираясь дрожащей рукой о пол. Закашлялся, зажимая кулаком перевязанные ребра.

– Нас отзывают. Кхм-кхм… Прощай, диковинка. Сердце никогда не болит без причины.

Он почесал шею, разжал кулак, бросил что-то на пол рядом с хлебом и начал таять, точно мираж. Минута – и я оказалась в храме одна.

***

Лишившись единственного собеседника, я мгновенно сникла. Присутствие рогатого заставляло меня держаться в тонусе. Выпрямлять спину, напрягать мышцы, готовиться к прыжку.

А теперь я оцепенело застыла перед Верганой. Шмыгнула носом, вцепилась взглядом в ее пустые глаза, выдолбленные в камне.

– Зачем? – рявкнула на нее, с неприязнью поглядывая на веночек из мраморных вергиний. – Зачем связывать браком того, кто вот-вот умрет? Или ты не читала его полотно?!

Я отбросила на пол рукавицы и продемонстрировала статуе ладони. Те были почти одинаковыми – чистыми, бледными. Петелька на правой едва просматривалась.

– Читала, – вдруг ответили откуда-то из каменной груди. Голос шел из сердцевины статуи.

Поехали, Лизавета… Крышечкой поехали. Следующая остановка – психдиспансер.

Разговаривая с каменной богиней я как-то меньше всего ожидала, что она ответит!

– Тогда… зачем? – прошептала я сдавленно.

– Не удержалась. Но сама видишь: Габриэл оказался на смертном одре в тот самый день, когда было предписано. Он отклонился от курса… и вернулся к исходной ветви. Невозможно переменить то, что заплетено нитями судьбы, – чревовещала богиня. – Твоя прогулка по Сатару подошла к концу, Лизавета. Я проведу тебя домой.

Вдобавок к шокирующей информации от статуи отделилась золотистая тень и, оформившись в средних лет златовласую даму в венке, опустилась на пол.

– Д-домой? – опешила я и с подозрением обошла говорящего призрака в золотом. – С чего вдруг такое участие?

От тени веяло теплом, рядом с бесплотной Верганой пахло летом и цветущим лугом. Особенно ярко выделялись сладковатые ноты вергиний.

От женщины шло равномерное свечение – мягкое, комфортное. Оно не слепило глаза и приятно ласкало взор, как уютная рождественская гирлянда. У Миланки, наказанной земной оболочкой, такого не было… Наверное, это и значит «воссиять».

– Ты меня растрогала. Проявила сострадание к раненому, не привела воинов, не стала потворствовать убийству в святом месте, – перечисляло божество. – Даже наедине с врагом твои помыслы остались чисты. Это достойно награды, Лизавета, и я исполню твою волю.

Она взмахнула рукой. Я на весь храм завопила:

– Стой! – и отпрыгнула за статую, не дожидаясь эффекта от сложного магического пасса.

Черт знает этих главных богинь. Может, они умеют возвращать домой щелчком пальцев. Моргну – и окажусь в сверкающей гостиной дома Ворошиловых, который мне запомнился черной громадой, но в сравнении в Грейнхоллом – что муравьишка на листе лопуха.

– Лизавета, у меня мало времени. Представляешь, сколько молитв сейчас воссылают на золотые облака? Ты просилась домой перед сменой сезонов, я помню. Я услышала и явилась на зов…

Снова взмах – и я еле сдержалась, чтобы не повиснуть на полупрозрачной золотой длани в широком расклешенном рукаве.

– Погоди! – простонала, вымаливая себе хоть минуту на объяснения. – Я ведь привязана. К миру и к человеку…

– Габ одной ногой на суде у высших, дорогая. Печать сотрется через час, и Сатар отпустит, – вздохнула венценосная.

– Но он пока жив!

Я проверила петельку. Едва розовая, однако просматривается, если напрячь зрение.

– Главное слово «пока»… Через час ваша связь оборвется. Нить и сейчас так тонка, что я могу ногтем разорвать. Габриэл умер. Умер, Лизавета, это вопрос решенный, так записано в полотне. Зря я на миг поверила Миландоре, что изменения возможны. Я обманулась… Но покорюсь и отступлюсь пред волей Праматери, – она чинно склонила голову, и ее лицо завесило полупрозрачной черной вуалью.

Траурный вид богини перетряхнул во мне все органы. Рассыпал меня на атомы – так, что обратно не соберусь.

Представить не могла, какой крупной окажется эта утрата. Никогда больше не увидеть грайнитовых глаз? И самодовольную кривую ухмылку? Не пересчитать белые шрамы на загорелых плечах, сверяя артикулы? Шепча «мое, мое»?

– Но я еще не вдова!

– Габриэл в пограничном состоянии, в переходе. Ты не вдова, но уже не жена живого… Для этого мира он умер, Лизавета.

– Молчите. Это ужасные речи, – отмахнулась, рассыпаясь сильнее. На мелкие, мелкие ошметки. – Он ведь любимчик ваш…

– И я горюю. Я только что была на Священной Грейнской горе, тэр Томеус возносит молитвы за смерть герцога без боли и мук… Как и богини, он ведает, что записано в полотне. Сатар затаился, равновесие хрупко, переходы открыты. Я могу вернуть тебя сейчас. Ты спустишься с этой горы… и окажешься на своем «утесе».

Она щелкнула золотым пальцем, и вокруг меня завертелся знакомый зверек. Пакостница-россоха, так похожая в ночи на белую кошку Ворошиловых.

– Я проложу для тебя путь, – величаво объявила Вергана. – Побежишь за россохой и выйдешь в Хавране. Так работает тропа.

– Просто бежать? И выйду перед особняком Ворошиловых?

– А как выйдешь, передай Миландоре, что я не сержусь. Шутка была забавная. Как только она проживет земную жизнь, мы забудем наш спор.

Пятнистый горностай, прижимаясь брюшком к холодному полу, выжидательно наматывал круги. Но я не делала шага к дверям. От мысли, что я навсегда покину Сатар, делалось необъяснимо тошно.

– И вы позволите Габу умереть?

– Мне нравятся сильные воины, их путь тернист и прекрасен, но судьба герцога такова. Жизнь Габриэла Грейнского оборвется в ближайший час, – она достала из кармана прозрачную тряпочку, пробежалась глазами и удовлетворенно кивнула: никакой ошибки. – Так предначертано, это давно известно. Очень необычная смерть. Такая бросается в глаза. Сато вплела в его личное полотно оборванную нить… И ее не удлинить, не подвязать к другой, Лизавета.

Значит, все. Последний узелок, к которому все велось. Габ предчувствовал, что грядут перемены, что за мир в Сатаре придется платить…

– В ближайший час? – всхлипнула я, умываясь солеными слезами. Они обжигали щеки и раздражали кожу до красноты. – И нет никакого шанса исправить? Крошечного? Малюсенького?!

– Я не имею права вмешиваться в судьбы. Полотно плела другая богиня, праматерь.

– Но ты вмешалась! – я ткнула ей в лицо ладошкой с выгорающей тату.

– Меня, знаешь ли, призвали… В последний день правления я была в раздрае, а в ипостаси россохи я не вижу лиц. Только ауру чистоты, предназначенность и супружескую совместимость, – призналась богиня. – Хотя от наряда твоего несло больше болотом, чем свежестью. Так и нюх можно отбить.

– И мы с Габом были предназначены? – я переступила бешеного зверька и подалась вперед, к божественному лику.

– Так мне показалось в ту ночь, – Вергана дернула плечом и откинула с лица темную вуаль. – Уже после, когда отошла от похмельных проводов, я заглянула в его полотно… и прилично удивилась, Лизавета. В жизненный путь Габриэла не была вплетена брачная нить. Только война, проклятие и смерть. И как Миландоре удалось меня провести? Боюсь, я что-то напутала, дорогая. Вы не предназначены Судьбой, и тебе пора домой.

Хорек носился вокруг меня, мелькая то черным носом, то бусинами-глазами, то пышным хвостом… И куда он так торопился?

– Поверь, Лизавета. Я знаю Габриэла дольше твоего… Он предпочел бы умереть сам, чем наблюдать, как тебя убьет проклятие ведьмы, – добавила она. – Тебе пора. Россоха уже устала наворачивать круги, а ей еще до другого мира прыгать.

Вергана заломила руки и поджала губы, будто запрещала себе сказать лишнее. Чувствовалось, что она мается, мнется, держит в себе что-то важное. Что-то, что не имеет права разглашать.

Жестом она велела россохе стартовать, и та, виляя хвостом, посеменила лапками к выходу из храма.

– Иди, иди… Я уже сказала больше, чем нужно, – поторопила Вергана и отвернулась. – Это твой выбор. Свобода твоей воли. Иди…

Она прошла к алтарному камню, перед которым горделиво возвышалась статуя Триксет – огромная, ледяная, намного внушительнее соседок-богинь. Не удивлюсь, если в этот миг Вергана показывала коллеге язык или обмазывала ее платье зубной пастой.

Я сделала несколько шагов за россохой и затормозила у двери. Казалось, меня выгоняют. Вышвыривают из чужого мира за ненадобностью.

Однако причем тут свобода воли и выбор? Если хочу, могу остаться, так?

Но зачем мне Сатар, в котором нет Габриэла? Возможно, тропа домой – и впрямь божественная милость. Там, в Хавране, будет легче зализать раны и смириться с утратой. Наверное.

– Ты сказала «очень необычная смерть», – прошептала я себе под нос.

– Ты еще не ушла? – богиня лениво развернулась и подняла бровь. – Ну да, необычная… У нас нечасто умирают от яда хары.

Сложный мыслительный процесс отражался морщинкой на ее лице.

– Птицы из Керракта, да?

И почему это может быть важным?

– Очень редкой птицы, – с нажимом пояснила Вергана. – Она позволяет брать свои перья только лидерам клана Азумат. Пару штук в год, если повезет. А плачет и того реже. Демоны, в которых течет кровь Верховного, смазывают ядом острие ритуального саера…

Габриэл упоминал, что рогатые изредка оставляют трофеи. Обычно в чьих-то телах. Вот эти тонкие ножики с массивной рукоятью для демонской руки. Однако не все клинки ядовитые.

– Нынче уникальным судьбоносным оружием владеют лишь представители рода дарр Тэй, – вещала мерцающая тень. – Они распоряжаются им с умом, благородством и военной хитростью. Определив, кто в войске наибольшая угроза, вступают с ним в честный ближний бой. Смертельные раны обычно достаются главнокомандующему или заместителю… Только представь, как необычно узнать, что один из твоих верноподданных умрет от яда, который даже в чужом мире – большая редкость.

– Габриэла ранил Ахнет! – вскрикнула я и, оглядев пустой пол с крошками хлеба, схватилась за сердце.

– Не просто ранил, чистое дитя. Ты только что поила молоком убийцу своего мужа.

Убийцу мужа… Я принесла ему хлеб со стола военных.

– Не хотела говорить тебе, чтобы не расстраивать. Ты ведь твердо собралась в свой мир? – напомнила Вергана.

– Да как же я… Куда же я… Кому я там? – подняла на нее глаза.

И правда – кому? У Регинки своя жизнь, у Артемия кисуни, а с работы я бы все равно уволилась… По маме тоскую, но знаю, что она справится. Родители всегда отпускают детей.

А тут… Один час? Остаться в мире, в котором Габриэл пробудет еще шестьдесят минут? А потом он исчезнет, а я застряну, законсервируюсь в вечной сердечной боли…

– Всего один? – проронила я вслух и осела на пол.

– Всего один. И ваша связь окончательно прервется. Но, Лизавета, я не буду бегать сюда по каждому твоему зову. Если не уходишь сейчас – не уходишь вообще. Это разовая акция божественной милости.

– А ты можешь провести меня той чудесной тропой не к Ворошиловым, а в Грейнхолл?

В конце концов, это ведь одна гора… Просто двусторонняя.

– Могу, – вдруг спокойно отозвалась богиня. – Но что это тебе даст?

– Один час.

Боги, целый час! Зачем же я тут сижу и болтаю с сияющей теткой, если могу гладить Габа по губам, по волосам, по закрытым векам? Шептать ему, как ценна каждая минута, и пересчитывать белые узелки шрамов на плечах?

– Да он даже не в сознании! – фыркнула Вергана и пожала плечами. – Габ вряд ли узнает, что ты рядом и держишь его за руку.

– Зато я буду знать. И буду держать. И буду рядом, – затараторила я, подбирая юбку в боевой готовности.

Теперь я могла скакать за россохой вприпрыжку, только бы поскорее выйти с той стороны.

– Такой твой выбор, блаженная? Такова твоя воля? – она удрученно закатила глаза. – И где тебя такую только нашла Миландора?

– Мой выбор. Мой, – вбила я твердо в холодный храмовый воздух. Так, что пар изо рта пошел клубами.

– Как хочешь, – она пожала сияющим плечом. – Россоха выведет тебя к Грейнхоллу. Но тогда будем считать божественную милость выданной, и больше ты взывать ко мне не станешь.

– Я поняла, да… Хорошо. Конечно, – быстро покивала я и протерла заплаканные глаза рукавом, чтобы лучше видеть дорогу. – Что мне делать?

– Все то же. Спускаться с горы, бежать за россохой. Она выведет.

– Тогда… прощайте. И спасибо… вам, – ко мне вдруг вернулся уважительный тон.

Я даже воспылала стыдливым благоговением: богиня! Сияющая! А я ей «тыкаю». Совсем крышечка поехала, совсем.

Я ломанулась вслед за вертлявым белым хвостом, что маячил у выхода, как вдруг за спиной раздался удрученный стон. Так воет раненый зверь или мать, второй час решающая домашнее задание с второклассником. Я бы поставила на второе.

– Стой ты!

– Стою, – обернулась виновато.

Не соблюла какие-то традиции? Недостаточно благодарности? Нужны подношения? Я правда понятия не имею, как общаться с воссиявшими богинями!

– Раз уж ты сама выбрала этот путь… Ох, гореть мне в огне Танталы! – горестно вздохнула Вергана и прикрыла глаза рукой. – Думай, Лиза. Думай, демоны тебя раздери.

– Хоть намекните!

– Я рассказала тебе про хару. Ее сердце плачет по народу Керракта… И не только сердце. Только демонам она дает собрать свои слезы.

– Я не понимаю, – взвыла теперь уже я и сдавила виски ладонями.

– Неужели ты думаешь, что наследник правящего рода пошел бы в военный поход, не захватив с собой противоядие? Он же спит с оружием, – строго вещала Вергана. – Лидер клана Азумат обязан держать антидот при себе. Даже в постели. Мало ли, поранится во сне или…

– Безумно ценная информация! – прошипела я на сияющую стерву, опять забыв про уважительный тон. – Где ж ты была раньше, пока он сидел тут? Вместе с противоядием!

Это так выглядит «божественная милость»? Сначала умолчать, что я поила молоком убийцу мужа. Затем не сообщить, что она может проводить меня в Грейнхолл. Клещами выуживать пришлось! А в конце забыть упомянуть, что при Ахнете было спасение для Габа?!

Да я сейчас лично ее придушу, не посмотрев, что бесплотная.

Потому как у меня муж умирает, а она тут…. рожи корчит! Несносная. Бесячая. Бестия. Они в Сатаре все такие, не только Миланка?

Вот и сейчас. И сейчас она продолжала измываться. Приподняла золотые бровки, будто со слабоумной разговаривала.

Хотя, конечно, Вергана не виновата: будь у Ахнета птичьи слезы, он бы мне их не отдал. А силой забрать я бы не сумела. Что я против двухметрового титана (без учета рогов)?

Демон мне просто голову дурил! Щурился, выпытывал информацию о Габе. Что за раны, какой мундир, пеший или конный… А сам знал прекрасно, кого он ранил саером на мосту. Уж конечно, заметил и экипаж с символикой Грейнов, и мундир генеральский.

Странно, что меня не убил, когда понял, чья я жена и по ком болит мое сердце.

Сожалел ли хоть секунду о содеянном? Нет, вряд ли. Демоны бесчувственны и жестоки, так учил магистр Шимани.

Вот только…

– Думай! – взревела Вергана, нетерпеливо топчась по храму.

Вот только когда Ахнет исчезал, медальона на его груди не было. Только запекшиеся белые струи от молока. Разве может такое быть, что он…

– Может, – устало промычала богиня и, передернув плечами, всосалась обратно в статую до последней блестки.

Может?!

Не видя ничего перед глазами, я бросилась к месту, где полулежал Ахнет. Обшарила каждый скол, каждую трещинку. Крошки хлеба, капли молока, пустая бутылка… А в небольшой выбоине – рубиновый «патрон». Крошечный, неприметный. Не проползи я на коленях три метра, и не заметила бы.

Я осторожно положила его на ладонь и со всех сторон рассмотрела. Это был ограненный сосудик, искусно выточенный из кристалла. С серебряной крышкой и цепочкой.

Повесив кулон с противоядием на шею (в кармане и потерять могу, я все еще Лизавета с Утеса), я бросилась прочь из храма за припустившей по кочкам россохой. Вниз, вниз, по снегу, укрытому вечерними тенями. Через колючие кусты, мимо обледенелой тропки…

Я глядела только вниз и вперед, на белый хвостик, мелькающий в сумерках. Не видела ничего вокруг, и вскоре мир смазался, очертания Пьяни исчезли… Мы бежали в черноте и пустоте. Как долго? Одной богине ведомо.

– Быстрее, малышка, быстрее, – подбадривала я россоху, вовсю перебирая ногами.

Только бы она вывела меня божественной тропой туда, куда нужно! В правильный мир. В мир, где есть Габ.