– Ализа… Лизавета!
Охрипший голос мужчины, которого никак не должно было оказаться в Садах, обласкал слух. Нога, метившая на тропу, невольно замерла да так и зависла над сгустком спасительной черноты.
Где-то там начинался путь домой. Он вел в другой дом, в прежний… Но пройти непроторенной дорожкой мне не позволили. Ухватили за талию, фамильярно подняли в воздух и оттащили на пару метров от «двери» в мой мир.
– Свалился все-таки…
С удрученным вздохом я повернула голову и узрела возмущенно раздувающиеся герцогские ноздри. И поднимающиеся в гневе плечи. И в целом сердитое лицо кворга зеленоглазого.
Это мне возмущаться положено! Это меня Сиелла окрестила «ненужной женой» и выгнала в коридор!
– Куда?! – рявкнул Габриэл.
Он аккуратно опустил меня на землю и исступленно разлохматил волосы на своей безрогой макушке.
– На мою голову, – пояснила я, куда он свалиться изволил.
– Куда ты собралась, я имею в виду? – сердито договорил Габ.
– Прогуляться… по Роще…
– Насовсем? Домой? – рычал герцог как-то уж слишком обеспокоенно.
Я рассеянно оглядела место, в котором мы стояли. Сплетенные кроны бело-голубых деревьев, дорожки с цветущим мхом, душистые кустики. Несколько плоских валунов лилового цвета, наваленных друг на друга, точно пьедестал для какой-нибудь статуи…
Габ прибежал за мной. Нашел по разбросанной всюду одежде. Он, видно, освободился. Немудрено: прошло намного больше пяти минут.
Откуда-то он знал про «дом» и «Лизавету»… Но придушить меня не пытался. Что странно: он ведь против иномирянок, гуляющих по запретным Садам.
– Я сначала к тебе пошла, куда горничная указала. Но там занято, – сдержанно пробормотала я и отстранилась подальше от кворга, пахнущего терпкой настойкой, дымком и неприятностями. – Так что да, Габ… Домой.
– Кем там занято?
Он так сильно нахмурил брови, что я почти поверила в театральный экспромт.
– Тобой. И Сиеллой, – объяснила я и обиженно поджала губы. – Я ведь не пустоголовая тэйра. Способна догадаться, что вы там не пасьянсы гадальные раскладывали.
– Не пустоголовая? – прорычал Габ и резко прогладил мои волосы. Они даже завиваться от влажности передумали. – Поэтому сбежала в Сады, набрав полные карманы сатинов?!
– Если в спальне мужа резвится кисуня в халате, значит, законной жене там не место, – пробормотала в губу и покосилась на черный проем, от которого меня бессовестно оттащили.
Герцог сузил глаза, готовясь к броску: сбежать не позволит.
– Я всю ночь пил с Ахнетом в библиотеке. Там и заснул, – мрачно выдал он. – Какая, к демонам, Сиелла?
– Так, выходит, у меня рыжие галлюцинации начались? И твоя бесстыдная любовница мне просто приснилась? – рассмеялась я издевательски.
Кворги такие кворги!
А я еще поторапливала Раина с Джарром, чтобы копали быстрее. Быстрее, быстрее… Только бы успеть к мужу в теплую супружескую постель!
Опоздала. Ее согрела другая тэйра.
– Мы с Сиеллой уже несколько лун не виделись… Откуда она здесь?
– Ты сам пригласил. Ключик золотой дал, камень портальный, – напомнила ему деловито. Он розовых лимонов по пути наелся, что память отшибло? – Дорого, но оно того стоит, да? Жаль, что на супругу камешков не хватило, и мы целые сутки разгребали снежный завал.
– По-твоему, в день вторжения демонов мне так остро понадобилось снять напряжение, что я не дождался жену и вызвал Сиеллу порталом?! – вспыхнул генерал и злобно зыркнул грайнитами из-под ресниц.
– Не обманывай меня. Не смей, – прошептала трясущимися губами. Новой лжи я не вынесу. – Сиелла поклялась нитями Сато, что ты дал ей камень.
Габ потер заросшую щеку. Подумал, пошевелил морщиной, глянул сердито исподлобья.
– Да, давал. И ключ, и заряженный кристалл… на всякий случай, – признал сдержанно. – Два года назад. Не знал, что она до сих пор не истратила. Что еще Сиелла тебе сказала?
– Что ты занят и для меня не освободишься. Что с ней тебе пяти минут не хватит, – произнесла монотонно, пытаясь не зайтись в ревнивом шипении.
– Вот же драная хэсса, – процедил он убийственно тихо. Тон намекал, что в Сатаре скоро станет одной рыжей леди меньше. – Ализа! Лизавета… Правильно так? Или Лис-савета?
– Откуда знаешь?
Я зажмурилась от прилива странного тепла под ребрами. Мое имя, произнесенное его осипшим голосом, пробирало до мурашек.
– Ахнет сказал. Что заблудилась, что домой хотела… Что мечтала сбежать от случайного мужа, а потом, видно, передумала. Но вот же – опять куда-то собралась! – проворчал Габ, накручивая на пальцы мой поясок. – Разве тебе со мной плохо?
– Мне хорошо. Но мало и непонятно…
– Ализа, я проклят. Давно и безнадежно, – глухо прошептал он. – Мои чувства убивают. И это ни разу не метафора.
– Я знаю, Гала рассказала про Солею и Вранку… Это ничего, что проклят. Я понимаю, со всеми случается, – бормотала я, тараща на него опухшие глаза. – Я тоже боюсь.
– Чего ты боишься? – голос Габриэла дрогнул, пальцы сильнее вцепились в талию. Они ничего не слышали о свободе воли и всем таком.
– Что ты скажешь, и я умру. Или что ты не скажешь, и я уйду. А еще больше боюсь, что тебе и вовсе сказать нечего. Как-то от всего страшно, – вздохнула я, пожимая плечами. И внутренне радуясь тому, как крепко он держит платье. – Наверное, Миланка права, и я феерическая трусиха.
– Но ты стоишь. Не уходишь.
Я помотала головой. Не ухожу. Уйдешь тут! То вертлявые кошки, то цепкие генералы… То самой никуда уходить не хочется.
– Ты правда желаешь вот так нелепо рисковать жизнью из-за одного слова?
Из-за трех! Я считала!
Я молча кивнула. Пусть внутри все сжималось в судорогах, но я отчетливо понимала: не сдвинусь с места, пока Габ не внесет ясность. Я должна знать, испытывает этот кворг ко мне хоть что-то или нет!
А если испытывает, то готов ли погрузиться в чувства на всю глубину? Потому как в безумном, изматывающем пожаре должны гореть двое. Одной мне страшно и неуютно.
– Мне есть, что сказать, – пробормотал Габ, отчаянно хмурясь. – Этого точно можешь не опасаться.
– Так скажи!
«Что ты ко мне чувствуешь?» – вопила мысленно, прожигая герцога взглядом.
Глупая, наверное. И с каждым днем в этом мире становлюсь все глупее.
Сначала продала путь домой за один час рядом с умирающим мужчиной. А теперь – свою жизнь за одно чертово слово. За несколько минут в объятиях любимого человека. Дороговато выходит, но…
Но оно того стоит, да?
Габ сдвинул брови так, что ему, верно, стало больно. Потер пальцами красные веки, выдохнул резко, глянул куда-то в небо. Кого он страшился там увидеть?
И чуть ли не сквозь зубы, мрачнее некуда, заявил:
– Люблю.
Так жутко мне в любви еще не признавались.
Любит. Любит?!
Небо прошила молния, в тучах яростно грохотнуло. Весенние облачка почернели, слепящее солнце спряталось за деревьями…
Все, конец? Неужели Миландора ошиблась?
Я оглядела свои ладони, пересчитала пальцы, с тревогой посмотрела на Габриэла. И с испуганным стоном вжалась щекой ему в грудь. Зажмурилась, вцепилась ногтями в жесткую ткань рубашки. Не отпущу, нет!
– Я тоже… Тоже тебя люблю, Габ, – быстро зашептала, шмыгая носом и опасаясь не успеть. – Очень сильно. Очень. И всегда буду.
– И я всегда буду. Любимая моя… Зачем ты так? Зачем?
Я от страха ему всю рубашку слезами залила и теперь каталась липкой щекой по насквозь мокрой ткани. Габриэл прижимал меня к себе судорожно, неотвратимо, стискивая лопатки крепкими ладонями, впечатывая телом в тело.
Шептал что-то, оглаживал до боли, вминал костяшки пальцев в затылок. Сплетаясь со мной самой сутью. В неделимое.
Оно того стоило, стоило… Целую минуту побыть истинно любимой. По-настоящему. До хруста в ребрах.
Погода сходила с ума. Небо громыхнуло, разверзлось. Крупными каплями полил дождь, в минуту промочив нас с герцогом до белья. Уже и не поймешь, где вода, а где слезы.
Батюшки, как же страшно! Я тряслась, как новорожденный котенок, выброшенный на лед, и Габ прижимал меня все теснее, зарываясь носом в волосы.
– Ох и любит она театральные эффекты! – пискляво заявил кто-то наверху.
Я резко обернулась, подняла покрасневшие глаза: на груде лиловых валунов стояла Миланка в желтом, насквозь промокшем платьице до колен. Солнечное кружево облепляло ее угловатую подростковую фигурку. Девушка размахивала руками и фыркала недовольно, ловя капли лбом.
– Проиграла? Имей совесть сдаться с миром, гром и молнии тебе в печенку, Вергана! – обращалась она куда-то в небо, грозя мокрым кулачком проплывающей туче.
Ну точно, богиня в пубертате. Того и гляди, неприличные жесты в ход пойдут.
Габ озадаченно глядел то на Миландору, то на меня, а я истерично хлюпала ему в рубашку. Потом объясню. Я сама пока понимала лишь одно: сегодня меня не убивают. И Габриэл действительно полюбил… Хотя это, пожалуй, уже два.
Мимо нас, чуть в стороне, по соседней тропе проходили демоны. Один за другим, они опускали головы, кланялись рогами Габу и исчезали в золотой дымке открывшегося портала. Там, в магическом омуте, виднелись красные вулканы, клубы дыма, алый песок…
Рогатое воинство, спустя семь лет поисков, возвращалось домой. За демонами брели мохнатые фурьи и летели птицы-талисманы, упакованные в кожаную броню. Чуть дальше, у начала тропы, стоял Ахнет дарр Тэй – я сразу узнала лидера клана Азумат. Кивнула ему приветственно и получила уважительный кивок в ответ.
Демон провожал взглядом своих сородичей, дожидаясь, пока последний рогатый войдет в портал. Это была его миссия: вернуть воинов в Керракт.
А мы с Габриэлом не могли оторваться друг от друга. Вросли губами в губы, вплелись кожей в кожу, став истинно неделимым целым.
Его руки прижимали меня так крепко, что я онемела и растеряла способность шевелиться. Лишь бегала глазами из стороны в сторону, разглядывая, как с полотен на деревьях тянутся ниточки. Перекидываются с ветки на ветку, завязываются в узелки…
Внутреннее чутье подсказало, что в этот миг в Сатар вернулась любовь. И богиня у нее теперь была своя, «заслуженная», со всех сторон выдающаяся. Мастерица чувственного топора и волшебной наковальни.
Мокрую Миланку окутывало сияние, и она, радостно вертясь на каменном пьедестале, показывала язык зазолотившимся небесам. Ох и бесячая… Как сама любовь. Приходит нежданно, лезет куда непрошено, покоя лишает, раздражает, мучает!
Я виновато улыбнулась Ахнету. Традиции требовали, чтобы я подошла и засвидетельствовала почтение… Еще бы Габ меня отпустил. Демон понимающе качнул рогами и, пропустив вперед последнего керрактца, спокойно смотрел, как гаснет портальный омут.
Он не идет домой? Не возвращается с ними?
Надев на загорелое лицо умиротворенную ухмылку, Ахнет развернулся и зашагал по другой дороге. Куда-то в лесную черноту, в неведомое местечко судьбоносной Рощи.
Он не выглядел напуганным или удивленным. Будто с самого начала знал, что у него другая дорога. Будто догадывался, куда его приведет личный путь…