Глава 5

Вдохновение пропало так же внезапно, как и пришло. Маша посмотрела на картину и раздраженно положила кисточку. Отвратительно. Плохо и непрофессионально. У нее никогда не получится оживить картину. Сделать так, чтоб ручей казался живым, а деревья в любой момент могли зашелестеть под порывом ветра. Она очень хотела вдохнуть в пустую картинку душу, но разве может творить волшебство жизни та, у которой этой души нет?

Маша ушла на кухню. Подошла к окну. Обняла себя за плечи. Стало холодно и противно от самой себя. Надо выкинуть холст. Сколько она потратила времени на попытки? Каждый раз казалось, что вот-вот, она поймет, в чем ошибается. Поймет, что нужно сделать, чтоб задумка удалась. Но все впустую.

— Ты чего грустишь? — Маша не заметила, как к ней подошел Андрей. Его ладони прошлись по ее плечам, заставив резко обернуться. Она не любила, когда к ней подходили со спины.

— Не надо так делать, — попросила она.

— Как? Спрашивать, подходить или дотрагиваться до тебя? — спросил он. В глазах было спокойствие, а по губам скользнула улыбка. Почему-то рядом с ним она чувствовала себя девочкой. Какой-то глупой и несерьезной. Он и вел себя покровительственно по отношению к ней. Это не нравилось. Но приходилось терпеть.

— Не подходи ко мне со спины.

— Опять боишься?

— Ты хочешь меня вывести? — Маша с вызовом посмотрела на него. Губы изогнулись в усмешки.

— Возможно. — Андрей отошел и налил себе воды. Он пил и смотрел на нее, не отрываясь. Тоже вызов? Она так и не смогла понять. — Мне нужно отъехать на пару часов. Но я вернусь.

— Как хочешь, — она пожала плечами.

— Я хочу вернуться, поэтому и спрашиваю. Ты куда-то собираешься сегодня?

— Нет, я буду дома. — Маша сама удивилась, почему так ответила. Ведь достаточно было сказать, что она уйдет. Тогда бы Андрей не вернулся. Он не стал бы спорить. Но она дала ему это разрешение.

Они прошли в коридор. Маша наблюдала, как он надевает ботинки, куртку. Когда он подошел к ней, она думала, что он хочет что-то сказать. Так нет же. Поднял ее, чтоб посадить на тумбочку. Маша не ожидала, что он начнет ее целовать. Сладкий возбуждающий поцелуй. Он заставлял хотеть большего. Заставлял учащенно биться сердце, а кровь быстрее бежать по венам. Ее руки заскользили по его щекам. Пальцы зарылись в густые волосы. Кровь стучала в ушах. Дыхания не хватало, но телу было все равно. Оно подчинялось его рукам, его прикосновениям, что смелыми мазками ложились на ее спину, грудь, вызывая трепет и желание.

— Не скучай, скоро вернусь, — он в последний раз ее поцеловал и ушел.

Растерянность. Почему с ним она теряла себя и так легко заводилась? Почему-то только от его прикосновений она сходила с ума. Маша уже задавалась себе этим вопросом и не могла найти на него ответа. Она соскочила с тумбочки. Умылась, пытаясь охладить жар щек. Ведет себя как школьница, у которой гормоны играют. Это не солидно. Не в ее возрасте. Хотя, что такое этот возраст? Так, цифры в паспорте.

Она вздохнула и пошла в комнату. Взяла электронную книгу. Самое время, чтоб почитать. Очередная книга про любовь. Пусть она никогда не верила в эти сказки, но читать их было легко. Не надо было думать над сложным сюжетом. Плавный текст, простая история и обязательно счастливый финал. Такие истории должны были наполнять жизнь красками, давать надежду на лучшее. Маша же не верила. По логике в этих книгах прослеживалась одни и та же мысль, что у любой женщины будет свой кусочек счастья. Может она свой лимит на это самое счастье давно исчерпала? Возможно.

Она легла на бок, поджав ноги. Закрыла глаза. Так легко перенестись в прошлое. Все милые сердцу воспоминания разложены чуть не по датам. Она старалась запомнить каждый день, потому что уже тогда понимала, что вряд ли когда-то сможет испытать что-то подобное…Тепло и уют дома. Пахло пирогом, который она сама же испекла. А еще сосновыми шишками. Странный одеколон был у дяди Паши. Рядом с ним всегда казалось, что она находится в сосновом бору. Тогда она сидела в кресле и читала Достоевского. Дядя Паша сидел рядом с томиком Тургенева. На улице бушевала метель. Завтра надо будет выйти во двор и очистить тропинку от снега. А пока можно вот так сидеть и чувствовать себя счастливой. С дядей Пашей не было страшно и было спокойно. Не надо было переживать и бояться. И…

Звонок в дверь. Маша поняла, что задремала. Поспешила открыть. Вернулся Андрей. Еще и продукты принес. Колбасу с хлебом и сыром. Маша поморщилась, но ничего не сказала. Пока он раздевался и одновременно разговаривал по телефону с мамой, она отнесла пакет на кухню. Вернулась в комнату к книге, только читать больше не хотелось. Строчки мелькали перед глазами, но отказывались передавать смысл.

— Опять грустишь. — Андрей сел рядом.

— Нет, просто думаю.

— О чем?

— Есть ли лимит на счастье?

— Интересный вопрос. — Андрей развалился на диване, вытянув ноги. — Есть лимит на удачу. Рано или поздно везение заканчивается и начинается черная полоса. Да еще в тот момент, когда меньше всего ждешь. Так же как и лимит на неудачи. Рано или поздно, но они заканчиваются. Исходя из этой логики, думаю, что наша жизнь делится на циклы. Длинные и короткие, в которых счастье и проблемы перемешаны. Есть люди, кто любит всем говорить, что они несчастные и им не везет по жизни, но это просто любители, чтоб их пожалели. Так жизнь чередует полоски, только не всегда это заметно.

— Может так и есть. Если судить, по твоим словам, то у меня сейчас должен начаться период светлой полосы. — Маша вздохнула.

— Обязательно так и будет, — ответил Андрей. Он оглядел комнату. — Ты всегда так выходные проводишь?

— Почти всегда. Я на работе так устаю от шума, что мне приятно побыть дома в тишине. Друзей у меня нет. Мне не нравится ходить по гостям, а приглашать к себе кого-то не хочу. Человек быстро надоедает, его надо развлекать. Мне же лень это делать. А выгонять вроде неудобно.

— Меня ты постоянно грозишься выгнать, — заметил Андрей.

— Я за тебя не держусь. — Маша закрыла книгу и положила ее на спинку дивана. — Мне все равно обидишься ты или нет. Захочешь вернуться или не захочешь.

— Ты всегда такая прямолинейная?

— Нет. С тобой — да.

— Я понял, что ты считаешь меня кем-то вроде мавра.

— Андрей, а какого ты хочешь к себе отношения? — мягко спросила она с улыбкой. — Хочешь, чтоб я за тобой бегала? В любви признавалась и на шею вешалась? Или заводила разговоры о свадьбе, с придумыванием имен детей?

— Девочку назовем Анфиса. А мальчика Максимом, — ответил Андрей, наблюдая, как вытягивается ее лицо. Сам же едва смех сдержал.

— Ладно, против Максима ничего не имею против. Но Анфиса? Ты откуда такое имя выкопал? — фыркнула она.

— Так мою бабушку звали. Сейчас мода на необычные и старинные имена. Так что самое то.

— И как ты сокращенно ее звать будешь? Фиса? Дурацкое какое-то имя. Ничего не имею против твоей бабушки, но так мою дочку точно звать не будут.

— А как будут?

— Тоня или Оля. Мне больше Оля нравится, — ответила Маша.

— Хорошее имя Олюшка. Хорошо, уговорила, — посмеиваясь, ответил Андрей. — Только давай пока с детьми повременим. Мне надо учебу закончить. А там тогда и о детях задумаемся.

— Это через сколько лет?

— Мне еще два года учиться.

— К тому времени мне будет тридцать четыре, а первого ребенка в тридцать пять рожать поздно.

— Ты говорила тебе меньше.

— Обманула, — пожав плечами, спокойно сказала Маша, как будто не видела ничего в этом плохого. — Выгляжу моложе. Могу и скостить себе два года.

— А в чем еще меня обманула? Надеюсь, ты предохраняешься? Мне пока дети не нужны.

— Я от тебя рожать не буду. Ты всего лишь развлечение до декабря. Там должен вернуться жених из командировки. Тогда мы с тобой расстанемся, — ответила она. — Я выйду замуж и буду с ним детей рожать, жить и поживать.

— Ты его не любишь.

— Какая разница? Люблю ли я его или нет? Андрей, мне тридцать два года. Если я буду привередничать, то останусь одна. Так у меня будет шанс создать семью.

— Ты себя не ценишь. Маша, тебе достаточно пальцем щелкнуть, как появятся желающие позвать тебя замуж, — возразил Андрей.

— Так кажется. Со мной сложно ужиться. Сам видишь, что у меня много тараканов. — Маша улыбнулась своим мыслям. От нее так и веяло спокойствием.

— Когда человек «твой», то на тараканы не обращаешь внимания.

— Ты романтичный и глупый. Со временем поймешь, что в быту тараканы мешают и сильно. Но замечать это начинаешь, когда любовь проходит. А любовь рано или поздно пройдет и «твой» человек превратится в чужого. — Маша встала. — Ты на ужин предлагаешь есть колбасу с сыром?

— Тебе что-то не нравится?

— Не люблю сухомятку. Давай курицу запеку. Сегодня все равно хотела попробовать новый рецепт.

— И ты поделишься или придется оплачивать еду как в ресторане? — спросил Андрей, любуясь ее фигурой.

— Я заберу твой сыр с колбасой, — ответила Маша. И опять легкая улыбка.

— Договорились. Я пока еще поучу материал, — согласился он. Маша только кивнула и ушла на кухню. Он слышал, как она что-то напевала себе под нос, пока готовила. Это ему понравилось.

Маша ему нравилась все больше. Несмотря на ее раздражающую прямоту, к которой он довольно быстро привык, несмотря на мнимую холодность — она не отталкивала, а притягивала его. Про возраст он и вовсе не задумывался. Пусть эти отношения будут приключением. Но приятным и запоминающимся на всю жизнь. Он был уверен, что Машу еще долго не сможет забыть.

Она вкусно готовила. Андрей думал, что это такое же хобби, как и рисование. Спокойная, задумчивая, красивая, и сосредоточенная. Она напоминала собой ожившую статую. Прекрасную и загадочную. С каждым часом, что они проводили вместе, Андрей понимал, что она становится больше чем подруга, с которой можно приятно провести ночь. И это не пугало. Только подогревало азарт разгадать ее. Понять, о чем она думает, о чем печалится, что вызывает ее улыбку. Это была нелюбовь, а скорее легкая влюбленность, которая ворвалась запахом весны в суровую осень.

Спокойный ужин и молчание, которое не хочется нарушать. Он еще не встречал ни одной девушки, которая могла бы так долго молчать. Все женщины в его окружении всегда были болтливы и навязчивы. Он относился к этому как к данности, к которой нужно было просто привыкнуть и не обращать внимания. Маша в этом плане сильно отличалась. Она была необычная и этим интересная.

После ужина она осталась на кухне вымыть посуду. От помощи отказалась, поэтому Андрей со спокойной душой пошел в комнату дальше заниматься.

Маша заглянула в комнату. Свет только от бра. Она никогда не любила свет люстры. Бра создавали уют и разгоняли темноту. Андрей не стал включать верхний свет. Он лежал на диване. Ноутбук был на весу, почти падал, но Андрею было все равно, потому что он спал. Маша отложила ноутбук в сторону. Сходила за тонким одеялом и подушкой. Накрыла его одеялом. Положила ему под голову подушку. Он на миг проснулся. Поймал ее руку. Поцеловал и, натянув одеяло под самый нос, засопел дальше. Она удивилась. Порой такие моменты говорят о человеке больше, чем все слова. Хороший мальчишка, не испорченный жизнью. Жаль, что рано или поздно и его потреплет судьба. Тогда пропадет и галантность, и неиспорченность. На ее место придет цинизм и злость на бессилие обстоятельств. Или он сломается. Таких людей жизнь часто ломает. Они не приспособлены выдерживать удары судьбы, но общаться с такими людьми приятно. Всегда остается ощущение, что в этом мире не все потеряно.

Картина опять манила к себе. Маша смотрела на нее и не могла понять, что сделать, чтоб ее оживить. Каких не хватало мазков, чтоб захотелось сорвать те цветы, что росли рядом с ручьем? Почему птица, которая сидела на ветке дерева, выглядела мертвой? А ведь она по задумке должна была в любой момент взлететь ввысь. Картина должна жить, а не выглядеть тусклой копией. Но ведь ей получалось уже один раз оживить картину. Правда, тогда она рисовала не на холсте, а на бумаге.

Папка с большими листами лежала за столом. Маша достала ее и вытащила рисунки. Наброски неба, водопад. Все не то. Вот картина, которая ей нравилась больше всех. Птичка в клетке. Пестрое оперение, тонкий клюв и жизнь в глазах. Она смотрит на открытую дверцу клетки и готовится вылететь из нее. Только сложно понять соберется она с духом или нет. Окно открыто. Один только шаг и там весна и свобода. Но птичка сомневается. Боится, что это обман. В окне нежное голубое небо, цветет яблоня. И ветерок, что распушил занавеску. Все это так и манит, а птичка смотрит на дверцу клетки и не верит, что до свободы какой-то шаг.

После этого рисунка, Маша решила, что доросла до холста и серьезной живописи. Но картина не получилась. Это расстраивало. Грифель. Лист бумаги. Интересно, а как Андрей будет выглядеть через десять лет? Или через двадцать? Тонкие пальцы замелькали над бумагой. Легкие черточки, и вот уже из них появляется лицо. Спокойное, с такой же доброй улыбкой и живым взглядом умных глаз. Второй портрет меняет его. Прибавляет серьезности. А во взгляде появляется усталость и какая-то тайна. Такая тайна есть у всех, кто знает слишком много. Мудрость? Наверное. Но улыбка осталась. Все такая же, как сейчас. Хотелось бы, чтоб она не пропала. Чтоб не ушло то добро, которое в нем есть. Но вряд ли так будет.

— Это я? Похож. — Андрей подошел к ней со спины, чем напугал. Маша хотела ему высказать, что она думает о его манерах, но он подошел к столу и стал рассматривать рисунки. Маша попыталась их убрать, но Андрей мягко остановил ее. — Дай полюбуюсь. Мне нравится.

— Это…

— Твой личный мир, в который ты меня не собираешься пускать, как и кого-либо еще. Я помню. Но я только посмотрю. Следить грязными ногами не буду. Обещаю, — он посмотрел на нее. Сложно было сказать, что было такого в его взгляде, но она отошла в сторону от стола. Оставляя листы разложенными. Андрей рассматривал молча. Портреты людей, наброски зданий. Пейзажи. Его взгляд остановился на птичке в клетке. Он провел пальцами по разноцветной птичьей грудке. Улыбнулся, посмотрел на Машу.

— Что? — нахмурилась она.

— Главное, что дверца открыта, а остальное неважно, — ответил он.

— Эта самая моя удачная работа. Больше не удается повторить. Смотри сюда, здесь жизнь, а на холсте ее нет. Неудачная работа, — сказала она. — Я сколько раз пыталась понять, что не так, но…

— Ты права. Работа неудачная, — ответил Андрей, когда Маша замолчала на полуслове, понимая, что сказала лишнее. — Холст можно выкинуть и больше не биться над этой работой. У тебя не получиться оживить ее.

— Почему? — Маша растерянно посмотрела на Андрея. Она готова была к тому, что он начнет ее хвалить. Убеждать, что она слишком строго к себе относится. Но к такой резкой критике не была готова.

— Ты не закончила свою историю с птичкой. Нарисуй конец истории. Она захотела выбраться из клетки, но пришел человек и ее закрыл. Или она успела вылететь, но запуталась в занавесках, где нашла свою смерть. — После этих слов Маша вздрогнула. Андрей же продолжил. как ни в чем не бывало. — Или она вылетела в мир. Сплела вот тут, на ветке яблони, гнездо. Нашла себе друга по душе. Вместе с ним они выводили птенцов, провожали закаты и встречали рассветы. Вот когда закончишь эту историю, то сможешь оживлять картины.

Маша задумчиво смотрела на рисунок. Может быть он и прав? История с птичкой незакончена. Когда она ее нарисовала? Этой весной. На майских праздниках, когда вернулась с кладбища. Тогда идея о птичке, пойманной в клетку, показалась ей интересной и стоящей внимания. Теперь же она стала ее лучше работой, которую не удалось превзойти.

— Что ты делаешь? — спросила она, когда Андрей развернул ее к себе и стал расстегивать мелкие пуговицы на рубашки. Свою же он снял и кинул на кровать.

— Ухаживаю за тобой, — ответил он. — Ты вся чумазая. Чем-то на трубочиста похожа. Нос черный, на щеке пятно. Пусть это и выглядит милым, но пачкаться я не хочу, когда буду тебя целовать. Чего ты смеешься?

— Ты забавный, — ответила Маша.

— Пусть будет так, — продолжая избавлять ее от одежды, ответил Андрей.

— А еще ты смелый.

— Это чем? Тебя не боюсь? — поднимая ее на руки и направляясь в сторону ванной, ответил Андрей. — Ты только с виду такая грозная, а на самом деле мягкая и добрая.

— Уверенный и необидчивый.

— Столько комплиментов в мой скромный адрес? Вы меня пугаете, мадам. Еще немного и я начну вас бояться.

— Разве я такая страшная? — усмехнулась Маша, чувствуя, как в душе просыпается легкость и азарт. Она коснулась его груди, но Андрей перехватил ее руку.

— Давай все же я за тобой поухаживаю. Даже Амазонкам нужно иногда дать слабину.

— Считаешь меня Амазонкой? — закрывая глаза, когда теплые струи коснулись кожи.

— А ты разве не такая? — спросил он. Его пальцы скользили по ее телу, разнося аромат цветочного геля. Маша не ожидала, что ей с ним будет так приятно. Она теряла контроль над ситуацией и не боялась этого.

— Не знаю. Я сейчас ничего не знаю.

— Это хорошо. Порой много думать и все знать вредно, — ответил Андрей.

— Я сейчас упаду, — она ухватилась за его руки, чувствуя, как начинает кружиться голова.

— Не дождешься. Я тебя поймаю, — спокойно сказал он. Она открыла глаза и встретилась с его спокойным взглядом. В нем не было любви или нежности. Только спокойствие и уверенность. То, чего ей порой не хватало. Вода давно намочила волосы. Она напоминала летний теплый дождь. Андрей расплел ее короткую косичку. Маша смотрела на него, как завороженная. Его мягкие движения не пугали. И почему? Что изменилось и когда? Доверие? Ему нельзя доверять. Или можно на этот вечер расслабиться? Нет. Маша встряхнула головой, избавляясь от наваждения.

— Хватит, — она отстранилась. Поспешно смыла с себя мыльную пену. Андрей насмешливо смотрел на нее. Но не стал ничего говорить. Только когда они вытирались, он закутал ее в полотенце и подхватил на руки. — Отпусти!

— Пол холодный. Заболеешь, — ответил он. Маша хотела возразить, но он накрыл ее губы своими. Она попыталась выскользнуть, но Андрей ее крепко держал. Пробуя ее губы на вкус. Грубовато, но нежно. Он чувствовал ее злость. Дикую, неуправляемую. Он специально нарушил ее пространство. Нарушил правила игры. Почему? Интуитивно решил, что так будет лучше. Она почти сдалась, почти доверилась, но все равно спряталась в свою скорлупу, клетку, в которой держала себя.

— А вот драться не надо, — перехватывая ее кулачки, сказал он. Его губы скользнули по ее шее, заставляя испугано замереть.

Он опустил ее на кровать и лег рядом. Маша сидела вся взъерошенная, как воробей. А глаза горели кошачьей злостью.

— Вот теперь можешь мстить, — сказал он, наблюдая за ней.

Дважды предлагать не пришлось. Это был не секс, а скорее борьба характеров. Резкие движения, резкие ласки. Каждый из них то и дело брал вверх. Если Маша вела себя так, как будто от этого зависела ее жизнь, то Андрей контролировал каждое движение, в том числе и ее. Игра. Страстная, горячая, тяжелая, выматывающая игра. Она так стремилась взять над ним вверх, что он сдался. Было интересно наблюдать за ее довольным взглядом, победной улыбкой. Будь кошкой, она замурлыкала бы от удовольствия. Сама сверху, ладонь у него на груди. Победительница. Прямо настоящая воительница. Андрей улыбнулся, разглядывая ее из-под полуопущенных век. Ее лицо изменилось. Пришло понимание. И сразу появился в глазах спрятавшийся страх. Она никогда не держала с ним ситуацию под контролем. Он просто позволял ей наслаждаться властью. Играл с ней, как и она. Только более тонко. И кто у кого из них был в любовниках? Минуту назад ей казалось, что она его использует, но сейчас возникла другая уверенность. Это она была в любовницах. Она зависела от него.

Маша села на край кровати. Как так получилось? Почему она была так самоуверенна, что думала о возможности прогнуть его под себя? Внешность. Во всем виновата смазливая внешность. Он ей хорошо прикрывался. Заставлял расслабиться. Нежный и добрый, а сам прятал хищника под этой маской. Она терпеть не могла таких мужчин. Потому что…

— Маша. Что случилось? — спросил ее Андрей, наблюдая за ее напряженной спиной.

— Ничего. Сейчас ты встанешь и уйдешь домой. Забудешь сюда дорогу. И…

— Обязательно, но в другой раз, — он поймал ее, притягивая к себе и укладывая рядом. Маша пыталась вырваться, но он не дал. Прижал ее к себе и стал гладить по спине, мокрым волосам. — Как с тобой сложно. Только что был восхитительный секс, а теперь у тебя истерика. Чего хоть случилось?

— Ты знаешь! Твоя внешность обманчива. А я дура.

— Ну что я могу поделать, что так выгляжу, — усмехнулся Андрей. — А ты не дура. Просто нервная. Замученная и нервная.

— Ты не понимаешь…

— Что тебя кто-то обидел? Понимаю. Что ты после этого боишься отношений? Я не слепой, моя хорошая. Ты хочешь власти в отношениях. Считаешь, что тебе подойдет подкаблучник, марионетка, которым легко будет управлять. Мне даже интересно поиграть с тобой. Но я не могу все время прогибаться. Как бы тебе этого ни хотелось.

— Я не хочу больше с тобой встречаться, — всхлипывая, ответила Маша.

— Дело твое. Ты мне нравишься. Даже очень. Но я тебе обещал, что не буду настаивать на встречах. Можем расстаться. Но только утром. У меня нет желания бродить ночью.

— Андрей, ты…

— Хороший, умный и тактичный, — рассмеялся Андрей. — Если проявишь гибкость, то можем и дальше встречаться. Мне не так и принципиально быть сверху, но для разнообразия хочется.

— Тебе смешно…

— А тебе плакать хочется. Я вижу. Маш, не все люди одинаковые. Не надо меня все время сравнивать с кем-то. Может пора перевернуть ту страницу и жить дальше?

— Ты предлагаешь забыть прошлое? — Маша подняла на него заплаканное лицо.

— Я предлагаю жить дальше. Как бы сложно это ни было. А ты живешь прошлым?

— Да. Потому что не верю, что в будущем может быть что-то хорошее.

— В это сложно поверить, человеку у которого эту веру отобрали. Но прошлое тебя тормозит. Ты ведь из-за этого до сих пор одна. И не говори, что тебя все устраивает. Иначе, ты не стала бы со мной встречаться.

— Ты ничего не понимаешь.

— Так объясни.

— Забудь. Просто захотелось поймать в постель симпатичного паренька. — Маша успокоилась. Спрятала лицо у него на груди. — Но завтра мы расстанемся. Мне надоела эта игра.

— Дело твое. Завтра и поговорим на эту тему, — ответил Андрей.

Загрузка...