Пожалеть розгу (ЛП)

Сказав это, он легонько подтолкнул Грея локтем, пытаясь оттолкнуть его, не придавая этому значения. Грей встретился с ним взглядом, желая возразить. Желая поцеловать его снова. Зная, что это последнее, чего хотел Фил.

Он почувствовал почти облегчение, когда дверь открылась и вошел Ривер.

Ривер остановился в дверях, выражение его лица колебалось между удивлением и возмущением.

- Что здесь происходит?

- Ничего. - Фил оттолкнул Грея с достаточной силой, чтобы доказать, что он не шутил. - Грей просто был таким, как всегда, подавляющим. - Он отвернулся от Грея и направился к Риверу, его жест был обдуманным и красноречивым. - Как прошла работа?

Неуверенный взгляд Ривера метнулся в сторону Грея. Он медленно опустился на колени, очевидно, все еще приветствуя Фила, как обычно, хотя и продолжал сверлить Грея свирепым взглядом.

- Хорошо. - Одно-единственное слово, но оно прозвучало как угроза. Грей не сомневался, в кого из них был направлен удар.

- Хорошо. - Фил провел пальцами по волосам Ривера, затем наклонился и тихо прошептал ему на ухо. Что бы он ни сказал, это заставило Ривера опустить взгляд, хотя сердитое выражение не сходило с его лица.

Наконец, Ривер кивнул.

- Да, учитель, - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Если вы этого хотите. - Он поднялся на ноги только для того, чтобы снова впиться взглядом в Грея.

Фил снова повернулся к Грею.

- Сегодня вечером мы собирались пойти на хоккейный матч, но, думаю, в данный момент тебе нужно отвлечься больше, чем мне. Почему бы тебе не пойти с Ривером?

Грей озадаченно моргнул. Несколько месяцев назад, когда они впервые встретились, Ривер упомянул о покупке сезонных билетов на «Эвеланш» (профессиональный хоккейный клуб, играющий в Национальной хоккейной лиге. Базируется в городе Денвер). Он предложил им сходить на несколько игр вместе. Почему именно сейчас, после того, что только что произошло, Грей не знал.

- Это всего лишь предсезонка, - неохотно сказал Ривер.

Грей заставил себя улыбнуться.

- Я бы с удовольствием присоединился, если ты не против.

***

Стадион находился в центре Денвера, гораздо ближе к дому Грея, чем к дому Ривера, поэтому они поехали на разных машинах. Грей был рад, что им не пришлось ехать туда вместе. Он был уверен, что это было бы чертовски неловко.

Они встали в очередь к дверям, ожидая, когда их впустят. Солнце все еще грело их, но Грей чувствовал, что ему будет холодно, когда они выйдут из здания в конце игры.

- Могу я спросить, что происходило, когда я вернулся домой? - Спросил Ривер, засунув руки глубоко в карманы и не отрывая взгляда от тротуара.

Грей поморщился, досадуя на себя за то, что поставил Фила в такое неудобное положение.

- Просто болтали о старых временах. Древняя история, если бы я научился не будить спящих собак.

- Хорошо. - Но голос Ривера звучал не совсем убедительно.

Двери, наконец, открылись. Они протиснулись внутрь и протолкались сквозь толпу к эскалатору. Поднявшись наверх, они купили пива и нашли свои места.

И все же Грей чувствовал беспокойство Ривера, когда они наблюдали, как команды разминаются на льду.

- Я был на покерной вечеринке, - сказал Ривер в конце концов. - Я слышал, что Эйвери сказал Филу. Фил и Тейлор рассмеялись, но я заметил, что Чарли этого не сделал. По дороге домой Фил сказал, что это смешно, что Эйвери, должно быть, бредит. Я не был уверен, чему верить, пока не вошел в эту дверь сегодня вечером.

- Тебе не о чем беспокоиться, - сказал Грей.

Ривер поморщился, но не отвел взгляда от льда.

- Если бы ты спросил меня пару часов назад, я бы сказал то же самое. Я думаю, что мог бы посоревноваться с кем угодно другим. Но с тобой? - Он покачал головой. - Я не уверен, что оказался бы на стороне победителя.

- Ты бы оказался с Филом, - сказал Грей. - Кроме того, мы ни в чем не соревнуемся, я обещаю.

Ривер отхлебнул пива. Прозвучал сигнал, и команды разошлись по раздевалкам. «Замбони» (марка ледозаливочных машин) очищал и разглаживал поверхность льда, после чего начиналась игра.

Ривер все еще не был удовлетворен. Грей знал, что он снова и снова прокручивает в голове этот момент, как входит и находит Фила в объятиях Грея.

Грей отхлебнул пива, размышляя, насколько откровенным он должен быть.

- Это все равно бы не сработало, - сказал он, наконец. - Я просто подумал, что пришло время перестать ему врать. Но я не пытаюсь отнять его у тебя. И даже если бы это было так, я бы потерпел неудачу. - Он подумал о словах Фила, когда тот признался в своих чувствах к Уоррену. - С тобой он чувствует себя в безопасности, - тихо сказал он. - Это то, чего я никогда не смог бы дать.

Больше они не разговаривали. Во всяком случае, ни о чем таком интимном. Как только игра началась, неловкость исчезла. Грей забыл, как сильно он любил хоккей. На самом деле, все виды спорта. Ему нравилось быть частью толпы. Ему нравилось чувствовать, по крайней мере, на эти несколько часов, что он не исключение. Он не был еретиком. Он не был фриком. Он любил свою команду так же сильно, как и любой другой парень. И по мере того, как игра продолжалась, Ривер тоже расслаблялся, знание раскрытых секретов уменьшалось по сравнению с простой радостью общего товарищества. Они вместе подбадривали, освистывали судей и спорили о том, есть ли место дракам в современном хоккее.

Три с половиной часа спустя, улыбаясь, они вышли со стадиона в холодную осеннюю ночь, освещенную огнями «Пепси-центра». Они обменялись рукопожатием и посмеялись, прежде чем неохотно расстаться.

Друзья, а не конкуренты. Союзники, а не враги.

Фил точно знал, что делает, когда посылал их на игру.

Глава 8

Когда Эйвери вернулся домой с надувным матрасом, Грея уже не было. Эйвери вздохнул с облегчением и принялся за работу. Половина кладовки уже была пуста. Он переложил вещи на верхние полки, полностью снял две нижние и положил туда свой матрас. У него не было простыней, но в бельевом шкафу были запасные одеяла.

Затем он собрал всю свою одежду. Грязную отправил в стиральную машину. Остальное он сложил и повесил на последний свободный стеллаж в своей импровизированной спальне. Покончив с этим, он вымыл все грязные тарелки на кухне, не торопясь, вытирая их и убирая на место. Он не хотел давать Грею больше поводов злиться на него.

Часы шли, а Грей все не возвращался домой. Эйвери задумался, что он делает. Возможно, он встречался с кем-то еще. Возможно, в этот самый момент перед Греем склонился какой-то другой мужчина.

Эйвери эта идея не понравилась. И он ненавидел себя за то, что ему, так или иначе, было не все равно.

Было почти одиннадцать часов, когда Грей, наконец, вошел в парадную дверь. Эйвери вешал на полку последнюю из своих свежевыстиранных вещей. Он напрягся, когда Грей просунул голову в комнату.

Грей оглядел обстановку с непроницаемым выражением лица.

- Ты этого хочешь? - наконец спросил он.

«Нет» хотел сказать Эйвери. «Я хочу быть с тобой каждую ночь». Но он не хотел, чтобы его неохотно пускали в постель к Грею только потому, что больше некуда было пойти. И он не хотел использовать секс как товар в обмен на жилье. Ему нужно было, чтобы Грей захотел его видеть.

- Это показалось мне хорошей идеей, - неуверенно предложил он.

Грей поджал губы и коротко кивнул.

- Думаю, так оно и есть.

Он повернулся, чтобы уйти, но Эйвери окликнул его:

- Подожди.

Грей обернулся, удивленно подняв брови.

- Я должен кое в чем признаться.

Грей прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди, его глаза потемнели от подозрения.

- В чем?

Эйвери глубоко вздохнул. Это было труднее, чем могло бы быть, но он знал, что лучше будет рассказать все сейчас, чтобы у Грея не было причин наказывать его или не доверять ему позже.

- Прошлой ночью я позволил кое-кому другому трахнуть меня.

Если эта новость и обеспокоила Грея, он не подал виду.

- Учитывая, как обстояли дела между нами в последнее время, у меня нет причин винить тебя за это.

Эйвери кивнул, отчасти испытывая облегчение от того, что Грей не рассердился, но и обидевшись, что Грею, похоже, было все равно.

- Что-нибудь еще? - Спросил Грей.

- На самом деле, мне некуда пойти в декабре.

- У твоего отца нет квартиры, в которую ты мог бы переехать?

- У него есть квартиры. Просто... - Эйвери покачал головой, стараясь не расплакаться снова. - Нет. Он мне ничего такого не обещал.

- Так какой у тебя был план на декабрь?

Эйвери пожал плечами.

- У меня его не было. Я полагал, что так или иначе что-нибудь да произойдет. Либо ты позволишь мне остаться, либо нет.

Грей не выглядел довольным, но Эйвери мог сказать, что он тоже испытал облегчение. Он опасался чего-то гораздо худшего.

- Посмотрим, как пойдут дела.

- Хорошо, - сказал Эйвери, не пытаясь изобразить благодарность. - Спасибо.

Грей ушел, и впервые за несколько недель Эйвери лег спать один. Он думал, что ему это не понравится, но, в конце концов, это было не так. Спать одному было лучше, чем лежать рядом, мечтая, чтобы Грей прикоснулся к нему, и гадая, почему Грей больше не находит его привлекательным.

Однако следующее утро оказалось тяжелее, чем предполагал Эйвери. И все потому, что у него не было телефона.

Проснувшись, он сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Обычно он включал музыку еще до того, как окончательно просыпался. Он просматривал порнофильмы, возможно, мастурбировал, прежде чем проверить свои уведомления. После этого он переходил на Фейсбук, Твиттер и Тамблер. Обычно к полудню он с головой погружался в изучение популярных хэштегов, чтобы убедиться, что его голос услышан.

Теперь он чувствовал себя покинутым. Он включил телевизор, но переключение каналов только раздражало его. Утренние ток-шоу, игровые передачи, мыльные оперы. Но что же происходило? Ничто в телевизоре не давало такого ощущения вовлеченности, как социальные сети. Он был почти рад, что его привлекли к общественным работам. По крайней мере, это дало ему хоть какое-то занятие.

К большому удивлению Эйвери, в библиотеку его подвез не Тейлор. Это был Чарли.

Щеки Эйвери горели, когда он приблизился к элегантному классическому «кадиллаку». Чарли пришлось перегнуться через сиденье и нажать на кнопку, чтобы открыть дверцу со стороны пассажира. Эйвери забрался внутрь, чувствуя себя так, словно его везут на виселицу.

Чарли выехал с подъездной дорожки, прежде чем заговорить.

- Грей рассказал мне, что произошло вчера.

Щеки Эйвери вспыхнули еще сильнее.

- Отлично. Ему просто нужно было унизить меня, да?

- Он сделал это не для того, чтобы унизить тебя.

Эйвери не был так уверен. К его ужасу, его глаза наполнились слезами.

Чарли взглянул в его сторону.

- Я знаю, какой Грей. Когда он в ударе, он один из лучших парней, которых я знаю. Один из лучших Домов, которых я знаю. Но прямо сейчас, с тобой? - Он покачал головой, не отрывая взгляда от дороги. - Он все еще слишком зол, чтобы разобраться с тобой, как следовало бы. Поэтому я делаю это вместо него.

Как по волшебству, он достал носовой платок и протянул его Эйвери. Эйвери вытер глаза, чувствуя себя уже лучше. Чарли был здесь не как друг Грея, и он был здесь не для того, чтобы обвинять или стыдить Эйвери. Он был здесь как Дом, предлагающий поддержку сабу.

- Он причинил тебе боль? - Спросил Чарли. - Я имею в виду, больше, чем ты можешь вынести?

Эйвери покачал головой.

- Нет.

- Итак? Что ты чувствуешь по поводу случившегося? Ты злишься? Обижен? Расстроен?

Эйвери снова вытер глаза и задумался. Первое, о чем он подумал этим утром, была не физическая часть наказания Грея.

- Я скучаю по своему телефону. Я знаю, это звучит глупо, но...

- Не беспокойся о «глупости». Просто будь честен.

- Я чувствую себя маленьким без него. И я скучаю по своей музыке.

Чарли кивнул, но ничего не ответил, и Эйвери понял, что он не ответил на настоящий вопрос. Поэтому он подумал о наказании. О том, как его вытащили из постели Грея и выпороли. О стыде и отчаянии на покрытом синяками лице Дерика. И, наконец, он подумал о том, чтобы заснуть в одиночестве, в своей новой импровизированной спальне.

- Я чувствую себя... оторванным от мира. - Они остановились на светофоре. Вокруг них завывал ветер. Упавший лист заплясал на капоте машины Чарли, пока Эйвери пытался подобрать нужное слово. - Я чувствую себя как этот лист. Как будто я был милым, защищенным и ничего не подозревающим на своем дереве. А теперь я во власти ветра.

Он подумал, что звучит по-дурацки, но Чарли снова кивнул. У Эйвери возникло ощущение, что он борется с желанием улыбнуться.

- Тогда у тебя все хорошо.

***

В этот день время, проведенное в библиотеке, и каждый следующий час казался Эйвери длиннее предыдущего. Когда все закончилось, ему нужно было убить три часа, прежде чем Тейлор заедет за ним. Обычно он садился в кресло в библиотеке и проводил вторую половину дня за телефоном.

Теперь это было невозможно.

Он воспользовался городским телефоном библиотеки, чтобы позвонить Тейлору и сказать, что его не нужно подвозить домой. Он бы поехал на автобусе. Но возвращение в дом Грея было похоже на пытку. У него даже не было его музыки! Это само по себе было плохо, но он также был оторван от большого онлайн-мира социальных сетей. Твиттер и Тамблер были тем, что позволяло ему оставаться на связи, а теперь этого больше нет. Что происходит в мире? Какие знаменитости говорили оскорбительные вещи только для того, чтобы пострадать от быстрой социальной справедливости масс? Какого политика застукали со спущенными штанами или с пальцами в банке из-под печенья? У Эйвери так и чесались руки перейти по ссылкам. В груди кипело неутоленное негодование, готовое выплеснуться в виртуальную голову какого-нибудь дурака. Потребность загрузить в свой мозг какую-нибудь информацию ощущалась почти физически, как голод, который он не мог утолить. Он действительно так зависел от своего телефона, что не мог прожить без него и нескольких часов?

Да, похоже, что так оно и было.

Он снова попробовал включить телевизор, но тот по-прежнему раздражал его. Он боялся, что сойдет с ума. Ему следовало остаться в библиотеке. По крайней мере, там были книги! Он не читал их уже много лет, но все лучше, чем просто сидеть и ничего не делать. В конце концов, он переключился на приставку. Но только до тех пор, пока Грей не вернулся домой. После этого он спрятался в своей импровизированной спальне, сдерживая слезы.

В тот момент он бы все отдал за музыку.

Второй день был еще тяжелее. В это утро он попытался войти в настольный компьютер Грея, но у Грея он был защищен паролем, а Эйвери не собирался спрашивать разрешения. Его отчаянная потребность в информации была подобна зуду между лопатками, постоянному раздражению в темных уголках мозга, ненасытному голоду, который никогда не ослабевал.

Его смена в библиотеке показалась еще длиннее, чем накануне. Но впервые за все время он пожалел, что смена не закончилась в пять. И снова у него было целых три часа, чтобы убить время, прежде чем Тейлор заедет за ним. Он не собирался возвращаться домой. Эдит много раз говорила ему, что ему не разрешается пользоваться компьютерами в библиотеке. Он обвел взглядом ряды книг. Может быть, ему стоит что-нибудь почитать?

От этой мысли он впал в еще большее уныние.

На улице было солнечно, но резкий, порывистый ветер делал погоду не слишком приятной. Возможно, он смог бы найти кафе с компьютерами, которыми он мог бы пользоваться, но существуют ли еще такие устройства? У всех были с собой мобильные телефоны и ноутбуки. Эйвери уже много лет не замечал, чтобы в частном бизнесе было такое, предназначенное для общественного пользования.

Он натянул капюшон, засунул руки в карманы и зашагал прочь. Боже, он скучал по своей музыке. По крайней мере, несколько мелодий сделали бы этот день более сносным. Ему хотелось написать Дерику или твитнуть о том, насколько несправедливым все это казалось. Он представил, как выразился бы, представив себя жертвой.

Но ведь это не так, да? Он сам навлек это на себя.

Эйвери поежился. Ветер холодил все открытые участки кожи. Он оглядывал магазины, мимо которых проходил, в надежде найти хоть какое-нибудь укрытие. Магазин красок. Автозапчасти. Магазин подержанной бытовой техники. Тридцать лет назад это, вероятно, было первоклассной недвижимостью. Теперь все это устарело. Он перешел улицу и оказался перед тем, что, должно быть, когда-то было миниатюрным торговым центром. Единственная вывеска, которую он смог разглядеть, была церковь «Празднования Радости». Не совсем похожее на церковь сооружение, но вокруг было много похожих молитвенных домов. Один из них, расположенный рядом с домом Грея, занимал аптеку «Олд Райт Эйд», а другой, который он видел, использовал каток для катания на роликовых коньках.

Но здание, очевидно, вмещало больше помещений, чем одна церковь, и, судя по количеству машин на стоянке, по крайней мере, одно из них было открыто и занято. Эйвери попробовал открыть двойные двери и обнаружил, что они не заперты.

Когда дверь за ним закрылась, он сбросил капюшон, давая глазам привыкнуть к тусклому освещению. В церкви он или нет, он был рад укрыться от ветра.

Со своего места у двери Эйвери мог видеть, что здание разделено на кварталы двумя широкими пересекающимися коридорами. Гигантские раздвижные двери, похожие на огромные гаражные ворота, образовывали стены, позволяя каждому помещению открываться для других. Но, похоже, никто этого не хотел. Только одно заведение было открыто, магазин пианино, слева от него.

Забавно, как пианино умудряются сохранять особый запах, дерева и мебельного лака с легким привкусом металла, который перебивается затхлым запахом старой бумаги. Эйвери подумал о том, что можно было бы поставить пианино, заваленное нотами и книгами, и перебирать все эти томные мелодии, ждущие, когда их выпустят на волю.

От этой мысли у него защемило сердце.

Женщина тихо играла на маленьком рояле у двери. При виде Эйвери ее пальцы замерли. Она приподняла бровь, приподнимаясь со скамеечки у рояля, явно надеясь на клиента.

Эйвери с трудом проглотил комок в горле и отвернулся.

Прямо справа от него была церковь. Эйвери, конечно, не собирался заходить туда. Возможно, два других угла здания пришлись бы ему больше по вкусу.

В дальнем правом крыле здания было что-то под названием «Вечеринка». Что именно там продавалось, Эйвери не мог сказать, так как двери были закрыты. Напротив находился еще один ряд закрытых гаражных ворот, хотя вывеска гласила, что это заведение называется «Пивной бар Тап Хаус». Эйвери пришлось вернуться в пересекающийся коридор, чтобы найти вход. Здесь одна из больших дверей была распахнута настежь. Цепной барьер огораживал небольшой внутренний дворик, уставленный столиками, на каждом из которых стояли свечи в стеклянных банках на батарейках. Огромные растения в горшках отделяли это пространство от внутреннего пространства, где люди смотрели спортивные передачи по полудюжине больших телевизоров.

Это объясняло наличие машин на парковке.

Эйвери не хотелось перелезать через цепочку, но обычная дверь в человеческий рост в конце коридора тоже была открыта. Эйвери вошел внутрь, оглядывая помещение. На стене за стойкой располагался ряд из более чем двух десятков кранов. На доске выше был указан текущий ассортимент, все из местных мини-пивоварен. Эйвери знал по опыту работы в подобных заведениях, что там не продают крепкий алкоголь. Только безалкогольные напитки и местное пиво, и, возможно, ограниченный выбор вин. Кухни не было, и из еды предлагались только готовые крендельки, чипсы и кукурузные орешки. Впрочем, еду можно было приносить с собой. Компания в дальнем углу угощалась пиццей, а посетители за соседним столиком принесли с собой бутерброды.

- Чем я могу вам помочь? - спросила женщина за стойкой. Она была темнокожей, с большой грудью, коротко остриженными волосами и деловой внешностью, которая заставляла Эйвери нервничать. На вид ей было чуть за сорок.

При виде меню закусок у Эйвери заурчало в животе. У него не было денег. Обычно он брал с собой на обед сэндвич с арахисовым маслом, но этим утром Грей был на кухне. Эйвери не хотел рисковать и ушел из дома с пустыми руками. Теперь он умирал с голоду, но ничего не мог с этим поделать.

Бармен по-прежнему наблюдала за ним, ожидая, когда он сделает заказ.

- Нет, - сказал Эйвери, отступая назад. - Простите. Просто хотел укрыться от ветра.

Она посмотрела на него, вероятно, гадая, не бездомный ли он.

- Туалеты предназначены только для клиентов.

- Ладно. Никаких проблем.

Эйвери повернулся и вышел, щеки его пылали. Вернувшись в холл, он обнаружил, что находится рядом с бутафорским внутренним двориком, на котором висели маленькие таблички с надписью «алкоголь только после веревки», хотя веревка, о которой шла речь, на самом деле была цепочкой. Посетители занимали три столика. Он никак не мог грациозно перелезть через хлипкую баррикаду и притвориться, что он здесь свой. Казалось, ему снова придется стоять лицом к ветру.

Он повернулся, чтобы уйти, но путь ему преградило пианино.

Оно было старинным, вертикальным, расписанным вручную ярким геометрическим узором. Надпись, напечатанная на компьютере, гласила: «Любезно предоставлено компанией «Пианино Миллера»». Еще одна надпись, на этот раз написанная от руки, гласила: «Пожалуйста, никаких танцев на пианино. «Пианино Миллера» не несет ответственности за травмы». Эйвери улыбнулся, подумав, как часто с этим возникали проблемы.

Он взглянул в сторону магазина пианино, но не увидел и не услышал одинокого сотрудника.

Эйвери подошел ближе к пианино, его сердце бешено колотилось, от странного головокружения у него свело живот. Он словно снова стал старшеклассником, который собирается с духом, чтобы признаться родителям. Он не играл уже много лет. Пианино было больным местом в отношениях между ним и отцом, причиной такого количества ссор, что Эйвери и сосчитать не мог, и, в конце концов, причиной слишком большого разочарования. Эйвери ушел, не желая больше касаться того, что больше не было из слоновой кости.

Но теперь отсутствие музыки в его ушах отошло на второй план по сравнению с мыслью о том, чтобы снова заниматься музыкой.

Кто бы мог подумать? Его отца здесь не было, чтобы увидеть или услышать.

Эйвери медленно сел, его пальцы задержались на клавишах, лаская их, как давно потерянных любовников. Он знал, какой звук издает каждый из них, был наделен некой бесценной интуицией, подсказывающей, как извлечь мелодию из этого самого простого и в то же время самого совершенного из инструментов. Одна клавиша. Одна нота. Один пробел или линия на ключе. Возможно было абсолютно все, от простейших детских песенок до сложных произведений Листа и Рахманинова. В глубине души он больше всего на свете хотел увидеть, сколько еще осталось неиспользованного таланта.

Но как только он сыграл одну песню, он уже не был уверен, что сможет остановиться.

- Ну что, - спросил мужчина во внутреннем дворике, - ты собираешься сыграть нам мелодию или нет?

Это не было вызовом. Скорее дружеской шуткой. Эйвери улыбнулся, хотя какая-то часть его души хотела заплакать.

- Я давно не играл.

Девушка мужчины, загорелая женщина лет под сорок, рассмеялась.

- Мы - легкая публика.

- Что вы хотите услышать?

Они посмотрели друг на друга. Эйвери знал, о чем они думают. Они пытались придумать песню для фортепиано, но у них ничего не получалось. Казалось, что не музыканты никогда не понимали, что на пианино можно сыграть любую песню.

- Что угодно, - сказал Эйвери. - Просто назовите свою любимую песню.

- Ей нравятся Боуи и старые «Аэросмит», - сказал мужчина. - Но это, вероятно, не сильно поможет.

Эйвери улыбнулся, в его голове уже звучала знакомая мелодия Аэросмит «Мечтай». Знание о том, как заставить эту песню родиться из деревянного ящика, уже было у Эйвери в голове, готовое к использованию, как бочонки за перегородкой у бармена. Тональность ля-бемоль. Простые аккорды чередуются с постоянным средним До на полутакте. Левая рука опускается очень низко, в основном Фа и До.

И, даже не приняв окончательного решения, он начал играть.

Он умел петь, но это было уже слишком, слишком рано. Он все равно не был уверен, что сможет повторить вокал Стивена Тайлера. Вместо этого он изо всех сил старался подпевать мелодии правой рукой, не сбиваясь с ритма, который исполняла левая. Он устал, его пальцы пропускали бемоли, он спотыкался, подбирая аккорды, которые когда-то давались ему так легко. Его щеки горели от смущения за свои ошибки, но когда он дошел до последней части песни, он понял, что у него получилось. Он заиграл громче, достигая крещендо, слушая слова песни у себя в голове, больше не заботясь о том, кто слушает, а кто нет. Все, что он знал, это то, что было чертовски приятно, наконец-то, снова играть.

Песня закончилась, и сначала его встретила оглушительная тишина, только отдаленные звуки какого-то футбольного матча доносились до его ушей. Затем…

- Срань господня! - воскликнула женщина. - Это было потрясающе! Какие еще песни ты знаешь?

Эйвери не ответил ей. Он просто перешел к следующей песне, которая пришла ему в голову, - «Возможно» Ингрид Майклсон, затем «Сказка» Сары Барейлс. Но когда выступление закончилось, он почувствовал, что интерес к нему ослабевает. Слушатели были старше его и, вероятно, не знакомы с его выбором. Это не имело значения, сказал он себе.

Хотя, возможно, так оно и было.

И тогда он подумал о Боуи и с головой окунулся в «Город суфражисток». Не самый простой выбор, учитывая темп. К тому же он был чертовски усталым, пропускал ноты и спотыкался на аккордах. Он пожалел, что не ограничился «Космической странностью» или, может быть, даже «Жизнью на Марсе», хотя не смог бы точно вспомнить мелодию, даже если бы это была его любимая песня Боуи. Впрочем, теперь уже поздно что-либо менять. По крайней мере, мелодию было достаточно легко сыграть, не теряя гармонии. Примерно на втором куплете появилась барменша. Она поставила на пианино два стакана - один с водой, другой пустой. Эйвери не нуждался в первом и не был уверен, зачем вообще нужен второй. Ему было все равно. Он закончил с Боуи и сразу перешел к песне AC/DC «Снова в черном», не столько потому, что ему понравилась песня, сколько потому, что он знал, что завсегдатаи пивного бара «Тап Хаус» получат удовольствие, услышав ее на пианино.

После этого у него появилась аудитория. Небольшая, но кого это волновало? Иногда они обращались к нему с просьбами. Иногда он знал песни, которые они просили, по тем годам, когда он был подростком, поглощавшим классический рок. Иногда ему приходилось признаваться в своем невежестве. Иногда он сам выбирал название, пробуя несколько новых мелодий. Его единственная затея в стиле кантри провалилась, и Леди Гага осталась без внимания, но «Флоуренс» + «Машина» вызвали гораздо больше энтузиазма, чем он ожидал, а «Выпадающий мальчик» просто сразил наповал. И, что самое приятное, несколько человек перелезли через цепочку или вышли из пивной, чтобы бросить пару банкнот в пустой стакан.

Деньги.

Он зарабатывал здесь настоящие деньги.

Не большие деньги, конечно, но честные деньги.

Но растущая толпа и усиливающийся шум в баре подсказали ему, что уже поздно. Он совершенно потерял счет времени. Эйвери наконец остановился, чтобы выпить половину стакана воды, который бармен оставила для него. Он машинально потянулся за телефоном, чтобы посмотреть время, но обнаружил, что в кармане пусто.

- Кто-нибудь знает, который час? - спросил он у своей аудитории.

- Четыре сорок, - сказал ему фанат Боуи и Аэросмит.

- Черт. - Это означало, что ему придется поторопиться, чтобы вовремя вернуться в библиотеку. Он не хотел заставлять Тейлора ждать.

- Мы тоже уходим. - Она переступила через цепочку, чтобы положить пятерку в его стакан. - Это было здорово. Ты часто здесь играешь?

- Вообще-то, в первый раз.

- О. - Он не думал, что ее разочарование было притворным. - Что ж, возможно, мы еще увидимся здесь.

- Возможно. - Как только она ушла, он сунул купюры в карман, не пересчитывая их, и поставил стакан обратно.

Барменша, на бейджике которой значилось «Эмили», улыбнулась ему, принимая заказ.

- Туалет в углу, если тебе это нужно.

- Несмотря на то, что я неплатежеспособный клиент?

- Ты удерживал здесь нескольких платежеспособных клиентов еще долго после того, как они бы ушли. Это чего-то стоит, поверь мне. - Она подняла его пустой стакан из-под воды. - Приходи в пятницу после обеда, я угощу тебя кружкой-другой пива бесплатно.

- Правда?

- Чем дольше они здесь находятся, тем больше пьют. Чем больше они пьют, тем больше дают на чай. Это хорошая новость для нас обоих.

Пятница. Но до этого оставалось еще три дня.

- А как насчет завтра?

Она рассмеялась.

- Пианино всегда на месте.

***

Оказавшись дома, в уединении своей кладовой, ставшей спальней, Эйвери подсчитал чаевые.

Четырнадцать долларов. Небольшая сумма, но это было уже что-то. Он подумал, не отдать ли его Грею прямо сейчас, но решил подождать, пока у него не будет больше.

Его пальцы рассеянно коснулись татуировки на левом предплечье. Это была партитура со скрипичным ключом и нотами, на которых были написаны его инициалы - А.Ф.Б., Но после того, как они были нанесены ему на кожу, он пожалел об этом. Это только напомнило ему о том, что ему пришлось оставить свою музыку, поэтому он заполнил пробелы между строками цветом, максимально скрывая музыку.

Но он больше не хотел ее скрывать.

В среду и четверг он снова ходил в «Тап Хаус». На этот раз он играл лучше, пропускал меньше нот, его врожденное владение инструментом возвращалось к нему по мере игры. Он снова начал петь, стараясь не смущаться. Он ни в коем случае не был вокалистом мирового класса, но мог сыграть мелодию. Но после обоих дней у него оставалось меньше десяти долларов чаевых. Возможно, первый день был удачным.

- Не волнуйся, - сказала ему Эмили, когда он закончил в четверг. - Приходи завтра. В клубе «Пятничный вечер», ты будешь в восторге.

В пятницу утром Эйвери сказал Тейлору, что его не нужно подвозить домой. Он хотел иметь возможность играть после половины пятого, и если для этого придется ехать домой на автобусе… что ж, это было паршиво, но пусть будет так.

В тот день в баре было так многолюдно, как Эйвери еще не видел, почти все столики были заняты. Пара, с которой они виделись в среду вечером, тоже была там. Они сразу же начали давать заявки. Эйвери играл, чаще всего подпевая, и по мере того, как он это делал, все больше и больше завсегдатаев «Тап Хаус» выходили на импровизированный внутренний дворик, пока Эмили не пришлось открыть вторую дверь гаража, чтобы люди внутри тоже могли его слышать.

Но они были не единственной его аудиторией.

Женщины, которая последние несколько дней работала в магазине пианино, нигде не было видно. На ее месте сидел безукоризненно одетый мужчина, на вид лет под сорок. Когда появился Эйвери, он играл тихо, но по мере того, как приближался вечер, он подходил все ближе, наблюдая и слушая, как Эйвери исполняет песни, которыми его закидывала толпа. Он играл всё - от Билли Джоэла до Меган Трейнор, от Гарта Брукса до «Металлики». Он играл почти четыре часа подряд, прежде чем толпа сменилась, и те, кто выпивал после работы, уступили место тем, кто выпивал после ужина, которые были больше сосредоточены на телевизорах, чем на его игре. Тем не менее, Эйвери чувствовал себя триумфатором. Ему пришлось наполовину опустошить свой стакан для чаевых, настолько он был полон. Ему не терпелось все пересчитать.

Продавец из магазина пианино уже запер двери своего магазина, но задержался у стойки бара. Он был именно из тех людей, которых Эйвери всегда побаивался, подтянутый, старше его и хорошо одетый. Даже сидя на барном стуле и потягивая вино, он излучал некую мудрость, которая выходила за рамки книг и учебы.

Все в нем напоминало Эйвери об отце.

Эйвери поежился под его пристальным взглядом, когда он возвращал два пинтовых бокала Эмили.

- Моя сестра говорила мне, что ты умеешь играть, - сказал мужчина. - Но теперь я вижу, что она недооценивала твой талант.

Похвала заставила Эйвери покраснеть.

- Спасибо. - Он посмотрел на дверь, размышляя, насколько невежливо было бы сейчас уйти. - Я рад, что вам понравилось.

- Ты все эти песни выучил наизусть или играешь на слух?

- На слух, - признался Эйвери.

- Ух ты. Это потрясающе.

Эйвери пожал плечами. Он должен был признать, что разговор был не таким страшным, как он ожидал.

- На самом деле, это скорее удача.

- Как так?

Эйвери снова пожал плечами.

- Большинству людей приходится много работать, чтобы научиться играть так, как я. У меня это никогда не получалось.

- Ты никогда не брал уроков?

- Нет, брал. - Эйвери присел на барный стул рядом с ним. - Но как только я начал, все стало казаться очевидным. Как только мой мозг понял, какую ноту издает каждая клавиша на пианино, он понял и то, как играть песни. Мне даже не пришлось долго об этом думать. Было проще просто следовать схеме, которая была у меня в голове.

- Но ты, должно быть, умеешь читать ноты, если у тебя были уроки?

- Конечно, но это меня тормозит. Очень сильно. - Он вспомнил свои первые годы за игрой на фортепиано. - Моя первая учительница считала меня своего рода ученым. Она даже не подозревала, что я играю песни не так, как написано. Я имею в виду, я тоже этого не понимал. Я сыграл то, что, как я знал, она хотела услышать, и она практически намочила свои джинсы, - Он замолчал, задаваясь вопросом, не обидит ли его грубый намек этого человека, но, похоже, не обидел. Он все еще внимательно слушал. - Мои родители все это оплатили. Они заговорили о Джульярдской школе (одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки. Расположена в нью-йоркском Линкольн-центре). Решили, что пришло время избавиться от девушки с соседней улицы и нанять более опытного преподавателя. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что я вовсе не ученый. Просто очень хорошо имитирую.

- Я думаю, ты преуменьшаешь, сколько таланта требуется для того, чтобы делать то, что ты делаешь.

- Это похоже на мошенничество, понимаете? Как будто я пропустил всю тяжелую работу, но все равно получаю вознаграждение.

Мужчина приподнял бровь.

- Награда за то, что ты играешь для горстки посетителей в баре?

Эйвери рассмеялся.

- Ну, я думал о самой музыке как о награде. А не о двенадцати долларах чаевых.

- Я думаю, сегодня вечером ты заработал гораздо больше, чем двенадцать долларов.

Эйвери пощупал пачку банкнот в кармане. Боже, он хотел пересчитать их.

- Я надеюсь на это.

Мужчина протянул руку.

- Кстати, меня зовут Роберт.

Эйвери пожал ее, чувствуя на себе пристальный взгляд Роберта. В этом жесте была интимность, которая выходила за рамки простого рукопожатия. Нет, не всегда можно так просто определить, кто гей, а кто нет, но Эйвери готов был поспорить на все, что у него было в кармане, что они с Робертом играли за одну команду.

- Эйвери. - Он жестом указал себе за спину на закрытый демонстрационный зал с роялями. - Вы там работаете, я полагаю?

- Это был магазин моего деда. Потом магазин моей матери. Сейчас мы с сестрой управляем им.

- Понимаю.

- Ты вернешься завтра?

Эйвери взглянул на Эмили, которая прислонившись бедром к дальнему краю стойки, протирала бокалы.

- Что думаешь?

- Суббота во многом похожа на пятницу. Ближе к вечеру они будут слишком пьяны, чтобы обращать на это внимание. Но послеобеденное время может пойти тебе на пользу.

Эйвери посмотрел на Роберта.

- Так что да, я думаю, что, возможно, я еще зайду. А что?

- Тебе было бы интересно попробовать что-то другое?

- Например, что?

- Ты пытаешься воспроизвести гармонию, ритм и мелодию одновременно, особенно когда решаешь не петь. Ты хорош, но это еще не все.

- Да. И что?

Роберт опустил взгляд на свое вино, и легкий румянец окрасил его щеки. Он, должно быть, был единственным парнем во всем заведении, который не пил пиво.

- Я далеко не так хорош, как ты, но если бы кто-то играл ритм и немного гармонировал, это дало бы тебе гораздо больше творческой свободы.

Эйвери откинулся на спинку стула, не зная, как отнестись к этому предложению. Роберт был прав. Если бы кто-то другой взял на себя ритм, это бы очень помогло. Но Эйвери обнаружил, что ревностно относится как к своему времени, проведенному за игрой на фортепиано, так и к пачке банкнот в кармане.

- Ты хочешь, чтобы я разделил чаевые?

Роберт, казалось, удивился этому.

- Нет, конечно, нет.

- Тогда зачем? - Спросил Эйвери. - Тебе-то что за дело?

Роберт сделал глоток вина, бросив взгляд на магазин за спиной Эйвери.

- На самом деле, реклама.

Эйвери улыбнулся, когда до него дошел смысл сказанного.

- Ты думаешь, кто-нибудь услышит, как мы играем, и ни с того ни с сего решит купить пианино?

- Когда ты так говоришь, это звучит нелепо. - Он медленно водил бокалом по барной стойке. - Чтобы так долго оставаться в бизнесе, нужно иметь известность в обществе. Мы хотим, чтобы, когда люди думают о «пианино», мы были первым магазином, который приходит им на ум. - Роберт смущенно пожал плечами. - Быть магазином, который участвует в дуэльном фортепианном шоу в пивной, не повредит.

- Дуэль? Типа, какое-то соревнование?

Роберт рассмеялся.

- Это всего лишь термин. Обещаю, никакого бряцания оружием или чего-то подобного. Иди домой и погугли это.

Это было сложнее, чем следовало, поскольку у Эйвери не было телефона. В тот вечер он попросил у Грея разрешения воспользоваться его компьютером.

- Зачем? Значит, ты хочешь зайти в Твиттер? - Спросил Грей, нахмурившись.

Это было заманчиво. Эйвери устал чувствовать себя таким изолированным. Но он решил не останавливаться на достигнутом.

- Вообще-то, это Ютуб.

Грей неохотно ввел свой пароль, чтобы Эйвери мог пользоваться компьютером, и Эйвери погрузился в мир рояльных дуэлей.

На самом деле это были фортепианные дуэты, но совсем не похожие на те, что он играл на концертах в детстве. Они были живыми и веселыми. Именно такую атмосферу он и пытался создать, но Роберт был прав.

Вдвоем это сделать намного проще, чем одному.

Итак, на следующий день они попробовали это сделать. Роберт позволил Эйвери вести. С каждой песней Роберту требовалось несколько тактов, чтобы подобрать тональность, но как только ему это удавалось, он подхватывал ритм, позволяя Эйвери свободно играть с мелодией. После трех или четырех песен они нашли свой ритм. Еще две или три, и казалось, что они никогда не играли по-другому. Иногда Роберт пропускал смену тональностей, и однажды ему пришлось прерваться на середине песни, чтобы помочь покупателю в своем магазине, но в остальном он был великолепен в качестве дублера. Он также хорошо вписывался в новые песни, когда Эйвери не был уверен, что играть дальше. Спустя час после начала выступления Эмили пришлось распахнуть две последние двери гаража на той стороне заведения. Посетители даже придвинули столики поближе, чтобы лучше слышать. Стакан Эйвери наполнился купюрами быстрее, чем когда-либо. Через час после этого все посетители слушали, выкрикивали пожелания, иногда подпевали. Казалось, что каждый посетитель пришел только для того, чтобы послушать их игру. Объявление о том, что ему нужно уйти, чтобы успеть на автобус, было встречено стонами разочарования.

- Ты ведь вернешься, правда? - позвал кто-то.

Эйвери посмотрел в улыбающееся лицо Роберта и понял, что ему не нужно было спрашивать.

- О, да. Мы обязательно сделаем это снова.

Глава 9

Грей вынужден был признать, что после наказания, с Эйвери стало намного легче иметь дело. Он начал убирать за собой. По вечерам, после того как Грей ложился спать, он уже не производил столько шума. Постоянные ссоры и причитания по поводу онлайн-драм полностью прекратились, теперь, когда у Эйвери не было телефона. На самом деле, Эйвери вообще почти не разговаривал с ним. Он часто наблюдал за Греем так, как побитые собаки наблюдают за своими людьми, настороженно, сохраняя всегда проблеск надежды в глазах.

Грей тренировался почти каждый день, либо у себя в гараже, либо в тренажерном зале на полпути между работой и домом. Отчасти это было для того, чтобы поддерживать форму и заглушить шум в голове, но также это служило удобным способом избегать своего соседа по комнате.

Грей вспомнил вопрос Эйвери после наказания. «Как ты думаешь, тебе захочется когда-нибудь снова прикоснуться ко мне?» Грей не солгал. Он все еще много думал об этом, особенно по утрам, когда выходил из своей спальни и заставал Эйвери на кухне в одних трусах. Не раз Грей подумывал о том, чтобы затащить Эйвери в спальню и немного поразвлечься. Но он всегда сопротивлялся этому желанию. Возможно, его физически влекло к Эйвери, но он определенно ему не нравился. Казалось, что открытие этой конкретной банки с червями может привести к неприятным последствиям. Эйвери мог подумать, что они были приятелями. Или бойфрендами. Или единственными друг другу.

И это было не так. Даже близко не так.

Конечно, это заставляло Грея соблюдать целибат, но даже это было предпочтительнее, чем разбираться с дерьмом Эйвери.

Через две недели после наказания Грей вошел в свою квартиру и увидел, что Эйвери ждет его на диване с тем же испуганным выражением в глазах, как будто он ждал нападения Грея.

- У меня есть деньги, которые я тебе должен.

Грей только что закончил напряженную тренировку. Все, чего он хотел, это выпить пива, поужинать и провести несколько минут наедине со своей правой рукой, а затем хорошенько поспать часов восемь. Деньги или нет, но общение с Эйвери стояло в самом низу списка, где-то между беготней с ножницами и поеданием суши на заправке.

Он игнорировал Эйвери достаточно долго, чтобы взять первое из этого списка - пиво. С остальным, похоже, придется подождать.

- У тебя есть все сто долларов? - спросил он, устраиваясь на противоположном конце дивана.

- Вообще-то, у меня есть сто двадцать пять долларов. - Эйвери протянул пачку мятых купюр. - Назовем это процентами, я полагаю.

Пачка была необычайно большой, учитывая сумму. Приглядевшись, Грей понял почему. В самом низу стопки лежала пара пятерок, но все остальное было по одному доллару.

Грей пересчитал их, и под ребрами у него образовался неприятный холодок. Это было неправильно. Что-то в том, что у него было так много денег, все по одной купюре, было не так.

Но вся сумма была на месте.

- Этого достаточно, чтобы вернуть и мой телефон? - Спросил Эйвери.

Грей проигнорировал вопрос и задал свой собственный.

- Откуда это у тебя?

- Что ты имеешь в виду? Это мое.

- Как это может быть твоим? У тебя нет работы.

Эйвери сглотнул. Он явно не ожидал, что ему зададут этот вопрос.

- Э-э...… Ну, я... - Его глаза забегали из стороны в сторону, пока он пытался придумать правдоподобную ложь. Он нервно облизал губы.

- Ты украл их? - Спросил Грей.

- Что? Нет!

Реакция последовала незамедлительно. Взгляд Эйвери был жестким, не оборонительным, а искренне сердитым и обиженным. Так что, по крайней мере, это было правдой. Деньги не были украдены. Но его нежелание говорить Грею, откуда они взялись, только усилило его подозрения.

- Расскажи мне, как ты их получил.

- Почему это так важно?

- Потому что, если ты торгуешь или жульничаешь...

- Я - нет.

- Тогда скажи мне.

Эйвери прикусил губу, раздумывая.

- Я заслужил их.

- Чем занимался?

- Обслуживал столики?

- Чушь собачья. На этот раз скажи правду, или ты ни хрена не получишь.

Глаза Эйвери вспыхнули.

- Это не твое дело, ясно? Как я уже сказал, я это заслужил. Как я это заработал, не имеет значения.

- Имеет значение, если это незаконно.

- Это не так.

- Ты что, попрошайничаешь?

- Нет! Ну же, Грей, почему ты всегда думаешь обо мне самое худшее?

Грей поднял руки.

- Ладно. Ты прав. Прости. Но если в этом нет ничего противозаконного, почему ты мне не скажешь?

- Я не говорю тебе этого, потому что не хочу, ясно? Это просто. - Он встал, и Грей понял, что зашел слишком далеко. Эйвери никогда бы не уступил, просто из принципа. Он будет упрямиться только ради того, чтобы быть бунтарем. Именно это бунтарство привлекло к нему Грея на БДСМ-вечеринке, когда они впервые встретились. Теперь ему придется смириться с этим по-настоящему.

Грей глубоко вздохнул и попробовал сменить тактику.

- Послушай, я не пытаюсь быть придурком. Мне нужно знать, что ты не делаешь ничего опасного. Или незаконного.

- Нет. Я не крал их. Я не торгую наркотиками. Я не жульничаю. - Эйвери скрестил руки на груди. - Либо бери деньги, либо нет, но я не позволю тебе заставлять меня говорить то, что тебя, черт возьми, не касается.

Грей колебался. Интуиция подсказывала ему, что Эйвери не лжет. Пачка банкнот в его руке вызывала серьезные вопросы, но, возможно, Эйвери был прав. Возможно, это не имело значения. И давить на Эйвери сейчас было бесполезно.

- Ладно, - сдался он. - Ты победил.

Плечи Эйвери немного опустились.

- Ты возьмешь их?

- Да. - Грей сунул деньги в карман, взял свое пиво и направился на кухню.

- Подожди. То есть, пожалуйста.

Грей повернулся и уставился на него, гадая, чего он хочет на этот раз.

Щеки Эйвери начали краснеть, но он не отступил.

- Этого достаточно, чтобы вернуть и мой телефон тоже?

Грей хотел отказаться. Он хотел оставить телефон себе, но не для того, чтобы наказать Эйвери, а чтобы уберечь его от того, чтобы его не затянуло в кроличью нору социальных сетей. Но он полагал, что его тоже не касается, как Эйвери тратит свое время впустую.

- Ладно, - вздохнул он. - Я пойду, принесу его.

***

Эйвери думал, что будет торжествовать, когда, наконец, вернет деньги, которые был должен Грею, но волнение было омрачено напряженным выражением лица Грея и недоверием в его глазах, когда он брал наличные.

Возможно, ему следовало рассказать Грею правду о деньгах. Лгать ему было бессмысленно. Это только усилило подозрения Грея. Но вот уже две недели пианино было единственным светлым, идеальным пятном в жизни Эйвери. Если Грей рассмеется, или высмеет его, или сделает что-нибудь, что разрушит эту новую радость, которую он обрел, Эйвери знал, что сломается. Он был бы раздавлен навсегда. Пианино было как спасательный плот посреди самого штормового моря, которое он когда-либо пытался преодолеть. Он не собирался позволять Грею отобрать его у себя.

Слава богу, Грей, наконец, смягчился и отдал ему телефон.

Спрятавшись в своей маленькой импровизированной спальне, Эйвери подключил его к сети, с нетерпением ожидая, когда аккумулятор зарядится настолько, что он сможет им пользоваться.

Как только это произошло, его сердце упало.

Сообщений было гораздо меньше, чем ожидал Эйвери. Пара сообщений от Дерика, спрашивающего, вернулся ли к нему его телефон, но их было немного. Одно сообщение от его отца и два от мамы, в обоих спрашивали, все ли у него в порядке. Он отправил групповое сообщение им обоим.

У меня снова есть телефон. Все в порядке.

В первые несколько дней после вечеринки, от Бенни пришло несколько сообщений, в которых он рассказывал Эйвери, как ему не терпится снова с ним переспать. Но, не получив ответа, Бенни, по-видимому, сдался. Эйвери вздохнул с облегчением. Он не собирался больше позволять Бенни прикасаться к себе.

Он проверил Твиттер, Фейсбук, Тамблер и Реддит. Никто его не хватился. Никто не спрашивал, где он был. Никто, казалось, даже не заметил, что он исчез. Единственными сообщениями, которые он получал, были ответы на сообщения, которые он публиковал перед тем, как утратил свой телефон. Ему пришлось вернуться и прочитать старые переписки, проследить полузабытые разговоры. О, да, точно. Знаменитость сделала неприличный комментарий - шутку, но сексистскую - и все они были заняты тем, что пытались удалить его из Твиттера. Гнев вернулся к Эйвери. Возмущение. Но теперь оно было приглушенным. Все это произошло более двух недель назад. Он просмотрел актуальные темы, но они ничего для него не значили.

Его телефон зазвонил, когда пришло новое сообщение от матери.

Рада, что у тебя все хорошо. Ты будешь дома на День благодарения? Люблю тебя.

Эйвери не ответил. До Дня благодарения оставалось еще шесть недель. Он не мог загадывать так далеко вперед. Вместо этого он нашел свои наушники и с улыбкой вставил их в уши. Забудь о Дерике и Бенни. Забудь о своих родителях. Забудь о социальных сетях. Это было то, по чему он скучал больше всего.

Эйвери заснул, слушая музыку.

***

На следующее утро Эйвери потребовалась минута, чтобы вспомнить, что телефон у него есть. Ночью у него выпали наушники. Он вставил их обратно, хотя и переключил плейлист, желая, чтобы утро было более веселым. Затем он начал заходить на свои любимые порносайты. Больше всего он скучал по музыке, но это было на втором месте. Грей уже давно ушел, а у Эйвери был выходной в библиотеке. В тот день ему некуда было пойти. Он потратил почти час на просмотр порнофильмов, позволяя своему возбуждению нарастать, прежде чем довести себя до головокружительного оргазма в тихом уюте своей импровизированной спальни.

Боже правый, как же ему это было нужно.

Наконец он встал, принял душ и оделся. Только тогда он сделал то, что занимало у него так много времени до наказания, он с головой окунулся в социальные сети.

Гнев. Возмущение. Публичный позор. Дерик, по крайней мере, приветствовал его возвращение. Все остальные были слишком заняты, поглощены темами дня, и Эйвери с радостью выбрал хэштег, на который подписался.

В течение первого часа он чувствовал прилив сил. Каждая новая тревога была подобна выбросу адреналина. Но по мере того, как день шел своим чередом, он чувствовал, что съеживается, становясь чем-то маленьким и уродливым. В некоторых случаях быстрое правосудие социальных сетей казалось действенным, но в других Эйвери не был так уверен. Некоторые нарушения были случайными, а не преднамеренными. «Невежество не является оправданием» - таков был общий рефрен, но что-то в этом было не так. Разве человек, который действовал с намеренной злобой, не был хуже того, кто не понимал, что его комментарий может быть вырван из контекста? Разве не должны иметь значения реальные намерения?

Он отложил телефон в сторону и побрел на кухню, осознав, что еще не ел. Утром, когда он только проснулся, ему было так хорошо. Он был взволнован, потому что весь день был в его распоряжении. Теперь он чувствовал себя мрачным, угрюмым и одиноким. Он уставился в окно, выходившее на задний двор.

Землю устилал ковер из желтых и оранжевых листьев. Глядя на деревья, было трудно сказать, откуда они взялись. На большинстве из них все еще было много листьев, наполовину зеленых, наполовину не очень, крошечные, как разноцветные воздушные змеи, бешено трепетали на ветру, словно цеплялись изо всех сил. В Колорадо первый снег может выпасть уже в сентябре или же позже, в конце декабря. Снегопад, скорее всего, будет достаточно влажным и тяжелым, чтобы пригнуть ветки к земле. Эйвери надеялся, что этого пока не произойдет. Он хотел, чтобы листья продержались немного дольше. Он хотел собрать самые красивые и, возможно, завернуть их в вощеную бумагу, как они делали в детском саду, чтобы они подольше хранились.

Накануне Грей сказал, что ему нужно будет разгрести их в свой следующий выходной.

Три часа спустя все листья были собраны в мешки. Спина Эйвери болела от работы граблями, а на обеих руках начали образовываться волдыри. Он не привык к физическому труду, но погода стояла теплая и располагающая, и к нему наконец-то вернулась музыка. Он чувствовал себя хорошо - сильным, здоровым и живым. Он преисполнился гордости, зная, что Грей будет доволен.

Покончив с этим, он отправился в магазин «Уолгринс», расположенный дальше по улице. Ему надоело быть обесцвеченным блондином, особенно учитывая его новые корни. Он подумал об осенних листьях и выбрал темно-оранжевый и ярко-желтый цвета.

Что-то новое.

Что-то необычное.

Что-то, за что он мог бы заплатить из своего кармана.

Он улыбался, когда шел домой, а в ушах у него снова звучали мелодии. Остаток дня он больше не заходил в социальные сети.

***

На следующее утро Эйвери провел пару свободных часов, просматривая Твиттер. К тому времени, когда Тейлор заехал за ним, чтобы отвести в библиотеку, Эйвери был угрюм и зол.

- Мне нравятся твои волосы, - сказал Тейлор.

Эйвери рассеянно прикоснулся к ним. Он почти забыл, что покрасил их.

- Спасибо.

Несколько минут они ехали молча. До того, как утратить телефон, Эйвери по большей части игнорировал Тейлора, насколько это было возможно. Он злился на Тейлора за то, что тот, казалось, имел власть над Греем. Но в день его наказания, Тейлор пошел против воли Уоррена и подвез Эйвери. С тех пор Эйвери начал думать о нем как о друге.

Не обязательно как о близком друге. Во всяком случае, пока нет. Но обычно они общались во время утренних поездок на работу. Но этим утром внимание Эйвери занимал Твиттер, пока они ехали.

- Ты в порядке? – Спросил Тейлор, воспользовавшись тем, что загорелся красный свет, чтобы посмотреть в сторону Эйвери.

- Я в порядке. А что? - Эйвери сунул телефон обратно в карман, устав от постоянной охоты на ведьм и возмущения.

- Я не знаю, - сказал Тейлор. - Ты просто кажешься...

- Я кажусь кем? - Эйвери огрызнулся, хотя тут же пожалел об этом. Тейлор этого не заслужил.

Тейлор поджал губы.

- Ты выглядишь таким, каким был раньше.

- В отличие от чего?

- В отличие от того, каким ты был, вот и все.

Эйвери не стал спрашивать, что он имел в виду. Он думал, что знает, но не хотел признаваться в этом. В тот момент больше всего на свете Эйвери хотел быть в «Тап Хаусе» и заполучить свое пианино.

И это заставило его задуматься о времени, которое он терял каждый день, торопясь на встречу с Тейлором.

- Послушай, тебе не обязательно ехать за мной в библиотеку. Я обычно провожу вторую половину дня в пивной «Тап Хаус». В любом случае, это ближе к тому месту, где ты работаешь. Почему бы нам не встретиться там?

- Конечно. - Тейлор искоса взглянул на него. - Знаешь, может, тебе стоит поговорить с Чарли?

- Чарли? Зачем?

- Он самый мудрый в группе. Он всегда знает, что делать.

- Мне не нужен мудрец. - Все, что ему было нужно, это его пианино.

Смена Эйвери в библиотеке в тот день прошла без происшествий. После этого он снова просмотрел социальные сети, направляясь в торговый центр. Ничего не изменилось. Еще больше гнева. Еще больше возмущения. Все его онлайн-друзья были в ярости. Еще одна знаменитость отпустила небрежную шутку, которая была слегка сексистской. Всего за две недели до этого они пытались распять кого-то за аналогичный комментарий. Но на этот раз, поскольку знаменитость, о которой идет речь, пользовалась всеобщим обожанием, они защищали его, говоря, что это была всего лишь шутка, почему все должны были воспринимать все так серьезно?

Чем это отличается от того, что произошло две недели назад? Эйвери написал в Твиттере.

Почему мы тогда злились, а сейчас ищем оправдания?

Он подумал, что это разумный вопрос, но сразу же оказался под огнем критики со стороны тех самых людей, которых он всегда поддерживал.

Ого, представляешь , ты настолько глуп, что не можешь отличить оскорбление от шутки.

О, смотрите. Еще один белый парень объясняет, почему я должен или не должен обижаться. В следующий раз он попросит меня пойти и приготовить ему сэндвич. #Долбаный патриархат

Возвращайся на собрание своего Клана. Ты здесь никому не нужен.

Он приехал в «Тап Хаус» и застал Роберта за стойкой бара, разговаривающим с Эмили. Бросив взгляд в сторону магазина пианино, он увидел, что сестра Роберта работает в этом магазине, но Роберт, очевидно, пришел на их дневной джем-сейшн. За последние пару недель Эйвери провел много времени, общаясь с Робертом и Эмили. Он знал их совсем недолго, но внезапно почувствовал, что они стали его самыми близкими друзьями во всем мире.

И именно в этот момент он почувствовал, что ему не помешал бы друг.

Они оба приветствовали его улыбками. К сожалению, меньше всего Эйвери хотелось улыбаться в ответ. Социальные сети, пивная, пианино, его никчемная, жалкая жизнь, в чем был смысл всего этого? Мир был слишком мрачным и хреновым. Зачем вообще утруждать себя появлением?

- Что случилось? - Спросила Эмили, когда Эйвери уселся на табурет рядом с Робертом. - Ты выглядишь расстроенным.

- Ничего страшного. - Когда он это сказал, его телефон снова зазвонил. Конечно же, это был другой человек, который нападал на него из-за его вопроса. Но на этот раз они использовали слово, которое он не ожидал услышать. Эйвери моргнул, уверенный, что неправильно его понял. Но уже в следующую секунду другой человек произнес то же самое слово.

- Кто-то только что назвал меня нацистом, - сказал он ошеломленно. - Я даже не консерватор! Как они могут называть меня нацистом?

Глупо, но ему было так больно слышать это слово, адресованное ему. Но когда он взглянул на Эмили, то увидел, что она улыбается ему.

- Ну и дела, - саркастически произнесла она. - В первый раз?

Роберт рассмеялся, но тут же оборвал себя, как будто не был уверен, что это разрешено.

Эйвери переводил взгляд с одного на другого.

- Что ты имеешь в виду?

Роберт не отрывал взгляда от столешницы, как будто боялся отвечать. Но Эмили - нет.

- Может быть, в Фейсбуке это слово и перестали использовать так часто, но если заглянуть в Твиттер, им все еще разбрасываются, как конфетти. После выборов меня так называли около сотни раз, в основном моя собственная сестра и ее друзья.

- Твоя сестра? - Спросил Эйвери, пристально глядя на нее. - Но ты же не можешь быть нацисткой. Ты...

- Черная? - Она рассмеялась. - Очевидно. Я всю свою жизнь была демократом. Но я отказалась голосовать за Хилари. - Она подняла руку, прежде чем Эйвери успел возразить. - Я так же отказалась голосовать за Трампа. Мы с мужем обсудили это и решили, что больше не будем голосовать за меньшее из двух зол. Мой муж сказал, что именно из-за этого мы оказались в такой ситуации, и он больше этого не сделает. Поэтому мы решили голосовать за третье лицо. И с тех пор моя сестра отказывается со мной разговаривать, только нападает на меня. До этого мы с мужем присматривали за их детьми. Мы водили их в аквапарк «Водный мир» или в парк развлечений. Но теперь она решила, что мы оба замаскированные сторонники превосходства белой расы. Когда в Интернете появилась статья о том, что можно ударить нациста, она отправила ее мне. Она сказала: «Просто чтобы ты знала, чего ожидать, если появишься на Рождество».

Эйвери не знал, что сказать. Это было абсурдно. Эмили была одним из самых приятных людей, которых он когда-либо встречал. Как кто-то мог назвать ее нацисткой?

Роберт заговорил следующим, его голос был таким тихим, что Эйвери едва расслышал его из-за шума в баре.

- Попробуй стать республиканцем-геем.

Эйвери удивленно повернулся к нему.

- Ты республиканец?

Роберт одарил его грустной, застенчивой улыбкой.

- Всю свою жизнь. Не то чтобы я мог сказать это вслух в наши дни. - Он покачал головой. - Я думал, что перестал прятаться по шкафам тридцать лет назад. Но за последние несколько лет я каким-то образом оказался в другой ситуации. - Он повернулся к Эмили. - Я был таким же, как ты. Я не знал, что делать, когда дело дошло до противостояния Трампа и Хилари. Если бы только в избирательном бюллетене было «ничего из вышеперечисленного». Я бы выбрал это.

- Большинство из нас выбрали бы это, - сказала Эмили.

Роберт пожал плечами.

- В итоге я не голосовал впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Я просто не мог заставить себя проголосовать ни за кого из них. И это могло бы быть нормально, если бы не мой отец. Он один из тех, кто голосует по одному вопросу, понимаете? Он воевал во Вьетнаме, и ему это не нравилось. Единственное, что его волнует, это вывод наших войск с Ближнего Востока, и Трамп обещал это сделать. Так что мой отец поддержал его. Я был с ним не согласен, но и не собирался разрывать с ним отношения. Но именно этого и ожидали от меня мои друзья. Они сказали мне, что мой отец был «безоговорочным» сторонником превосходства белой расы. - Он смущенно рассмеялся. - Они действительно использовали это слово: «безоговорочно». Моя мать была пуэрториканкой, что, на мой взгляд, делает это довольно двусмысленным, но это не имело значения. Они утверждали, что мой отец расист, и если я собирался оставаться его сыном, это означало, что я тоже расист. - Он сделал глоток вина, и Эйвери откинулся на спинку стула, пошатываясь. Всего несколько недель назад он, возможно, и согласился бы с друзьями Роберта, но не сейчас. Он знал, что Роберт хороший человек. - Мы с моим парнем ссорились из-за этого каждый божий день, - наконец сказал Роберт. - В конце концов, он предоставил мне выбор - никогда больше не разговаривать с моим отцом, иначе он уйдет.

- Что ты сделал? - Спросил Эйвери.

- Я сказал ему, чтобы его не ударило дверью по заднице, когда будет уходить. - Но по его напряженному взгляду Эйвери понял, что все было не так просто. - Я любил его, но я плохо реагирую на ультиматумы. Мой отец поддерживал меня с самого первого дня. Я признался в 1991 году, и он ни разу не дрогнул. Теперь я должен повернуться к нему спиной только потому, что мне не нравится, за кого он голосовал?

Эйвери вздрогнул. Всего двадцать четыре часа назад он нападал на случайных незнакомцев в Твиттере. Возможно ли, что некоторые из этих людей чувствовали себя такими же невинными и ошеломленными, как он сейчас? Возможно ли, что мишенями Эйвери были совершенно порядочные люди, такие как Роберт и Эмили?

Это была тревожная мысль. Он всегда считал, что его жертвы заслуживают того, что получают. Но шквал твиттов, направленных против него, казался совершенно необоснованным.

Эмили прислонилась бедром к барной стойке.

- Я зарегистрировалась в Демократической партии несколько лет назад, потому что это была партия непредубежденности и терпимости. Но, похоже, так больше не будет.

Эйвери ощетинился.

- Это несправедливо. Некоторые из нас по-прежнему придерживаются непредубежденных взглядов.

Эмили пожала плечами.

- Возможно. Но ты, похоже, не возражаешь позволять разжигателям ненависти задавать тон.

Эйвери хотел возразить, но его телефон зазвонил снова. Он застонал, засовывая его в карман.

- Господи. Почему я вообще думал, что хочу вернуть свой телефон?

Роберт встал, словно пытаясь забыть весь этот разговор. Он сжал плечо Эйвери.

- Ну же. Пойдем, поиграем. Музыка пойдет тебе на пользу.

Эйвери покачал головой.

- Не знаю, в настроении ли я.

- Сейчас нет, но скоро будешь.

Он направился к пианино, но Эйвери остался на своем месте. Его телефон снова зазвонил. Он вытащил его и посмотрел на экран, хотя и знал, что увидит. Еще больше нападений, два из которых также подразумевали, что он был сторонником превосходства белой расы. Эти люди ничего о нем не знали! Как они могли делать такие экстремальные предположения?

- Они думают, что, обзывая меня, изменят мое мнение? - Спросил Эйвери, ошеломленный тем, в каком направлении развивались его мысли. - Это что-нибудь изменит? Я имею в виду, как сказал Роберт, ультиматумы никому не нравятся.

- А хулиганов никто не любит, - добавила Эмили. - В старших классах Клэй Коллинз называл меня уродливой сучкой-лесбиянкой, и когда пришло время выбирать короля бала, я была уверена, что он не получит моего голоса.

Эйвери едва удержался от смеха. Он никогда не думал об этом с такой точки зрения, но это было правдой. Все время, когда он кричал на людей в Интернете, обзывал их, навлекал публичный позор на их виртуальные головы, он никогда не останавливался спросить себя, какова его цель. Было ли это для того, чтобы переубедить этого человека? Потому что если так, то он, несомненно, поступил глупо.

- Роберт прав, - сказала Эмили. - Тебе стоит пойти поиграть. В конце концов, тебе станет легче.

Эйвери хотел возразить. Он хотел продолжать размышлять и упиваться тем, насколько все это несправедливо.

Но затем до его слуха донеслись четыре яркие, простые ноты, словно лучи света, пробивающиеся сквозь тьму.

Первые четыре ноты «А вот и Солнце» задали игривый, простой вопрос.

Эйвери посмотрел на Роберта, который тихо сидел за пианино, ожидая ответа Эйвери. Он приподнял бровь, глядя на Эйвери, и сыграл их снова.

Музыкальное приглашение для Эйвери стряхнуть с себя гнев и вспомнить, что такое веселье.

Эйвери поймал себя на том, что улыбается, поворачиваясь к пианино.

Глава 10

Эйвери всегда нравилось играть на пианино с Робертом, но этот день был самым лучшим за все время. Они играли только веселые песни, поднимающие настроение. Если бы Эйвери встретил Роберта или Эмили в Твиттере хотя бы месяцем ранее, он бы посчитал их врагами. Теперь он чувствовал себя ближе к ним, чем к кому-либо еще в мире. Не раз он подумывал подбежать и обнять Роберта, просто так, от нечего делать. Он был удивлен, когда в конце песни «Не переставай верит» Роберт слегка поклонился ему и встал, чтобы уйти.

Который был час?

Эйвери огляделся в поисках кого-нибудь, кого можно было бы спросить, прежде чем вспомнил, что теперь у него снова есть телефон. Он взглянул на него, и его сердце упало.

Было уже начало шестого. Тейлор наверняка разозлится.

Вдобавок ко всему, Эйвери получил более двух десятков предупреждений из Твиттера, и все люди говорили ему, каким идиотом он был, из-за того, что оказался не на той стороне сегодняшней горячей темы.

Пошло оно. У него не было на это времени. Ему нужно было выйти на улицу. Он надеялся, что Тейлор не слишком рассердился.

Он схватил два стакана, один из которых был еще полон воды, а другой - денег. Он не заметил, чтобы люди давали ему чаевые, но они, очевидно, давали. Похоже, сегодняшней публике развлечение понравилось даже больше, чем обычно. Эйвери сунул деньги в карман и направился к бару…

Только для того, чтобы увидеть Тейлора, который сидел там и ждал его.

Сердце Эйвери упало. Его пульс участился, когда он приблизился к бару и Тейлору.

- Как долго ты здесь находишься? - спросил он дрожащим голосом.

- Я прослушал только пару последних песен. Ты действительно хорош.

Эйвери скривился от похвалы.

- Спасибо.

Тейлор посмотрел на пианино Эйвери.

- Как долго это продолжается?

- Уже пару недель.

- Уоррен спросил меня на днях, знаю ли я, где ты работаешь. Он сказал, что Грей звонил ему и интересовался, знаю ли я.

- Пожалуйста, не говори ему.

Тейлор нахмурился.

- Почему ты не хочешь, чтобы он знал?

- По правде говоря, я не уверен. Я просто не знаю.

Тейлор подпер голову кулаком и прикусил губу. Затем на его губах расцвела хитрая усмешка.

- Ты ведь знаешь, где я работаю, верно? Где я прохожу стажировку?

- В Центре чего-то там...

- В Центре вспомогательной помощи.

- Вспомнил, - сказал Эйвери. - Жертвы инсульта и люди со сломанными бедрами. Что из того?

- Они всегда просят добровольцев прийти и развлечь ординаторов во время обеда, но единственный человек, который это делает, дочь одной из медсестер, которая там работает. Ей шестнадцать, и она играет на флейте. - Он поджал губы и драматично покачал головой. - Не хочу показаться грубым, Эйвери, но она отстой. Особенно по сравнению с тобой.

Эйвери расслабился, когда понял, к чему клонится разговор.

- И что? Ты хочешь, чтобы я пришел и поиграл для пациентов центра? Ты это хочешь сказать?

Тейлор ухмыльнулся ему.

- Я хочу сказать, что если бы ты это сделал, я, возможно, согласился бы помочь тебе сохранить твой секрет от Грея.

Что касается шантажа, то могло быть и хуже. И вот, на следующий день Эйвери пришел в библиотеку с утра пораньше, чтобы поиграть в Центре вспомогательной помощи, прежде чем отправиться в «Тап Хаус».

Придя в центр, он не увидел Тейлора, но девушка за стойкой регистрации, казалось, ожидала его.

- Подожди, - сказала она ему. - Я позову Тэмми.

Тэмми оказалась женщиной лет тридцати с небольшим, одетой в брючный костюм и шлепанцы. Она была пухленькой, с дико вьющимися волосами, и при ходьбе наклонялась вперед, отчего казалось, что она куда-то спешит. Даже когда она вела Эйвери по коридору в столовую, она вела себя так, словно у нее было двадцать других мест, где она предпочла бы оказаться.

- Вот пианино. Мы настраиваем его каждый год, но на нем давно никто не играл.

Это был маленький рояль, очень похожий на те, что продавались в «Пианино Миллера», и Эйвери улыбнулся, усаживаясь на скамейку. Он посмотрел на местных жителей, большинство из которых выжидающе смотрели на него.

- Это здорово, - сказал он. - Ты хочешь услышать что-то конкретное?

Она нетерпеливо всплеснула руками, как будто этот вопрос был ей не по силам.

- Просто сыграй что-нибудь приятное и сочное. Например, Баха или любую другую классическую музыку, которую ты знаешь, я полагаю.

- Классическую? - Эйвери обвел взглядом аудиторию. Это был не дом престарелых, куда отправляли умирать дряхлых стариков. Они были моложе. Несколько посетителей, разбросанных по залу, выглядели потерянными или оторванными от реальности, но, по большей части, у обитателей были ясные глаза и они были начеку. - Сколько лет этим людям? - спросил Эйвери.

Тэмми пожала плечами, оглядывая их.

- Самой старшей, Фэй, девяносто три. А самый младший на данный момент - Кен. Ему всего шестьдесят два. Но большинство из них... - Она склонила голову набок, обдумывая услышанное. - Наверное, с начала семидесятых - восьмидесятых.

- И ты хочешь, чтобы я сыграл для них классическую музыку?

Она моргнула, явно сбитая с толку.

- Думаю, да. А что? В этом что-то не так?

Эйвери рассмеялся, покачав головой.

- Ты знаешь, кто еще играет в «начале семидесятых - восьмидесятых»? Пол Маккартни. Мик Джаггер. Стивен Тайлер. Оззи Осборн. Пит Тауншенд. - Он указал на местных жителей. - Это поколение, которое изменило музыку! Их родители слушали Розмари Клуни и «Крысиную стаю», а эти ребята приводили их в ужас Элвисом, Джонни Кэшем и Джерри Ли Льюисом. «Якети Як», «Сплиш-Сплэш» и Чабби Чекерс исполняют «Твист». Они видели настоящее рождение рок-н-ролла. Я имею в виду, подумай об этом. Если бы рядом с тобой сейчас сидели Оззи и Маккартни, ты бы посоветовала мне сыграть классику?

Он был прав, и она это знала, но, похоже, не хотела признавать. Вместо этого она закатила глаза.

- Неважно. Тогда играй, во что хочешь.

И Эйвери так и сделал. Он пожалел, что не вспомнил кое-что из классики раньше, но он справился с «Лилипоп», «Большими огненными шарами», «Джонни, будь хорошим» и «Беглецом» Дэла Шеннона без особых промахов, прежде чем перейти к «Бич Бойз», «Битлз» и «Искушению». Он был уверен, что пациентам это понравилось. Ни один из них не покинул столовую. Некоторые притопывали ногами. Некоторые подпевали. Многие смеялись от восторга при каждой новой песне. Он был почти уверен, что парочка из них вскочила бы и пустилась в пляс, если бы не баюкали сломанные бедра. Когда его выступление закончилось, все зааплодировали, и некоторые из них спросили, вернется ли он еще раз.

Конечно, он вернется. Он уже планировал изучить списки билбордов пятидесятых и шестидесятых годов в поисках нового материала.

- Ничего себе, - сказала ему Тэмми после. - Я никогда раньше не видела, чтобы они были так увлечены музыкой во время ланча.

Эйвери рассмеялся.

- Это просто вопрос исполнения правильных песен.

***

В течение следующих двух дней разочарование Эйвери социальными сетями только росло. Весь день, каждый божий день, его хроника не показывала ему ничего, кроме ярости и ненависти. Эйвери провел много времени, следя за хэштегами и драками, только на этот раз он попытался взглянуть на это со стороны. Он попытался увидеть это так, как могли бы Роберт или Эмили.

Большая часть драмы вписывается в одну из трех категорий.

Сначала были войны троллей. Казалось, это было единственное место, где по-настоящему сталкивались противоположные стороны. Спор за спором, он обнаружил, что люди обзывают друг друга, ре-твиттят или делают ре-блог чужих постов с единственной целью - показать, насколько глуп другой человек. Каждый раз союзники на одной стороне, какой бы она ни была, радостно хихикали, ставили лайки и ре-твиты, в онлайн-версии хлопая друг друга по спине. Каждый раз люди с противоположной стороны, какой бы она ни была, указывали на юношескую нелепость первой стороны. Содержательные мемы правили миром, и никто не обращал внимания на логику. В конце концов, личные выпады набирали больше лайков.

Если смотреть со стороны, это было просто трогательно, как два больших придурка, один справа, другой слева, обе стороны сходили с ума от общей ненависти друг к другу. Каждый раз спор затухал, и всегда заканчивался оскорблением, которое другая сторона не могла увидеть, поскольку она уже заблокировала противоположную сторону. Это был интернет-эквивалент того, чтобы в гневе выскочить из комнаты, когда их маленький эгоизм был достигнут. Обе стороны были уверены, что выиграли битву.

И все же ни один человек не изменил своего мнения ни о чем.

Войны троллей приводили в бешенство, потому что они никогда не заканчивались. И, возможно, именно поэтому, так много людей отворачивались от них и находили более легкую добычу.

Охотились и на своей стороне политического коридора.

Эти атаки, как правило, принимали две разные формы.

Сначала была внутренняя борьба. В этих битвах люди оценивали друг друга на священной шкале взаимопроникновения, их ценность буквально измерялась в баллах. Люди бесконечно искали новые способы классифицировать себя, чтобы получить еще одну отметку о маргинализации, отчаянно пытаясь доказать, что они каким-то образом лучше, важнее или более достойны внимания или уважения.

А для тех немногих, кто достиг совершенного, добродетельного, желанного статуса многополярной маргинализации? Передышки по-прежнему не было, поскольку теперь они находились на неприемлемом уровне, близком к святости, который, как ожидалось, волшебным образом заменит само состояние человека. Любой сделанный ими выбор, особенно выбор, который, откровенно говоря, должен был быть их личным делом, с кем они спали или подробности их гендерного перехода, становился поводом для того, чтобы отвергнуть их и публично опозорить. Внезапно их сочли недостаточно черными, недостаточно веселыми, недостаточно трансгендерными, всегда и во веки веков недостаточно, просто потому, что их личные мнения или решения не соответствовали конкретным критериям, установленным самозваными судьями, которые решили изменить правила на той неделе, в этот день или в этот момент.

А потом начинались выговоры.

Эйвери много раз принимал в этом участие, радостно нападая на какого-нибудь идиота за любое проявленное пренебрежение, смеясь от удовольствия, когда на их головы сыпались новые оскорбления. Но на этот раз Эйвери попытался взглянуть на жертв.

Он возвращался на месяцы и даже годы назад, отслеживая предыдущие цели. У него внутри все сжалось, когда он понял, что, подобно Роберту и Эмили, эти люди не были врагами. На самом деле, подавляющее большинство из них начинали как умеренные или либералы. Возможно, это был автор, который осмелился написать персонажа, не совсем похожего на них. Возможно, это был комик, чей материал десятилетней давности теперь считается неполиткорректным. Или, может быть, это была актриса, которая взялась за роль в надежде привлечь внимание к важной теме, но ее запугали и заставили отказаться от нее.

Эйвери не испытывал особой жалости к богатым знаменитостям, но они были не единственными, кого распинали. Каждый, кто осмеливался сказать: «Все гораздо сложнее», или «я вижу обе стороны», или даже «я лучше прочитаю книгу и приму решение сам», также подвергался безжалостным нападкам. Иногда все, что нужно было сделать человеку, это не занимать определенную позицию, чтобы оказаться под прицелом.

Злодеи смеялись над их поведением. Это было всего лишь безобидное обзывательство, не так ли? Но дело шло гораздо дальше. Людей разоблачали. Им объявляли бойкот. На них посыпались угрозы расправы. Иногда они теряли работу или жилье. Их дети также подвергались нападениям, их публично стыдили, пока они не были вынуждены покинуть школу. Несколько человек покончили с собой. Но даже такой трагедии, как самоубийство человека, было недостаточно, чтобы остановить нападки.

- Вероятно, они уже были психически больны, - заявили злодеи, несмотря на то, что утверждали, что хотели дестигматизировать (устранение социально-психологической дискриминации какой-либо категории людей) психическое заболевание. - Это война. Если несколько невинных людей попадут под перекрестный огонь, это их вина, что они оказались у нас на пути.

Эйвери это потрясло. Эта же группа людей возмущалась «обвинением жертвы», но при этом без проблем использовала это для оправдания своего отвратительного поведения. Его тошнило, когда человек за человеком разрушали свой день, карьеру или жизнь из-за какого-то кажущегося пренебрежения. Намерения не имели значения. Характер или добродетель не имели значения. Все, что имело значение, это упиваться этим самодовольным чувством собственной правоты.

В прошлом Эйвери уже принимал участие в подобных публичных выступлениях. Он представлял себя отважным, но доброжелательным лидером, который использует свой меч света, чтобы указать людям на их ошибочность. Он представлял, что после этого они, как мученики, пали в рядах левых.

Но зачем им это? Никто не хотел поддерживать своих обидчиков.

Эйвери также предпологал, что где-то есть большая аудитория, которая следит за разговором, ведет подсчет голосов, возможно, принимает чью-то сторону в важном вопросе, потому что они увидели логику в словах Эйвери. Он думал, что должен продолжать бороться, просто чтобы люди знали, на чью сторону встать.

Каким же эгоистичным дураком он был. Там не было пустоголовых зрителей, ожидающих, что им скажут, что думать. Каждый человек уже знал, на чьей стороне он находится. Подавляющее большинство из них уже прекратили беседу и пошли дальше. Единственными, кто по-прежнему обращал на это внимание, были те, кто хотел обрушить еще больше оскорблений. Шансы на то, что кто-то изменит свое мнение из-за войны в Твиттере, были ничтожно малы, а если и изменят, то в пользу жертвы, а не нападавших.

Как и сказала Эмили, хулиганов никто не любит.

Иногда возмущение возникало по уважительной причине, например, из-за необходимости привлечь внимание к серьезной теме. Но эти несколько случаев сразу же перерастали в обычные оскорбления, приставания и личные нападки. Это было очень похоже на драку в баре. Может быть, первый парень и заслуживал того, чтобы его ударили, но всем остальным просто нужен был повод ударить человека, сидящего рядом с ними. Это означало, что общая сумма всего этого - войны троллей, перебранки и выговоры - была отрицательной. Не было достигнуто ни единого положительного результата. Единственное, к чему это привело, так это к еще большей драме, стереотипам и ненависти.

Это не имело смысла. Разве цель социальных сетей не в том, чтобы поддерживать связь? Эйвери думал, что он делал именно это, но теперь он понял, что присоединиться к онлайн-мафии, это не совсем то же самое.

Он потянулся. Он нашел группы людей, которые использовали Твиттер, чтобы поговорить о спорте, любимых фильмах или поделиться забавными видео с животными. В прошлом он высмеивал таких людей. Он считал их невежественными и жалкими. Как они могли продолжать жить своей повседневной жизнью, как будто в стране все было в порядке? Теперь он думал, что, возможно, они были правы.

Он не хотел быть одним из них.

В результате он обнаружил, что заходит все реже и реже. Когда-то давным-давно, услышав этот тихий сигнал в своем телефоне, он чувствовал прилив энергии. Теперь это привело только к страху.

Эйвери продолжал играть в «Тап Хаус». Он проводил больше времени, чем когда-либо, общаясь с Робертом и Эмили. И, к его облегчению, Тейлор сдержал свое обещание. Он не рассказал Грею о пианино. Но он и не держал это в секрете. Через пару дней после выступления в Центре, Эйвери закончил свой сет с Робертом. Но вместо Тейлора, ожидавшего его в баре, он нашел Чарли.

- Черт возьми, малыш, - сказал Чарли, ухмыляясь сквозь густую бороду. - Ты очень хорош.

- Спасибо. - Эйвери поставил стаканы на стойку. Эмили была занята с посетителями в дальнем конце. - Что ты здесь делаешь?

- Тейлор ушел домой пораньше. Он написал мне смс, спросил, не подвезу ли я тебя. Он предложил мне заглянуть и посмотреть на развлекательную программу. - Он указал на пианино. - Так вот как ты зарабатываешь свои деньги.

- Да. - Он посмотрел на Чарли, и в груди у него все сжалось. – Пожалуйста, не говори Грею.

Чарли издал низкий, рокочущий звук, выражающий задумчивость.

- Он волнуется, ты же знаешь. Думает, что, возможно, ты торгуешь другими товарами, если ты понимаешь, о чем я.

- Я сказал ему, что это не так.

- Почему ты не хочешь, чтобы он знал?

Эйвери вздохнул.

- Я просто не хочу. Пока нет. - Он провел рукой по волосам, размышляя. - Я знаю, это глупо, но мне нужно, чтобы эта вещь принадлежала мне и только мне, вот и все.

- По-моему, в этом нет ничего плохого. - Чарли прищурился, глядя на Эйвери, словно оценивая его. - Как насчет того, чтобы перекусить?

Полчаса спустя Эйвери оказался за столиком в забегаловке напротив Чарли. Самое приятное, что у Эйвери было достаточно денег, чтобы заплатить за ужин. Ему не пришлось бы ни на кого полагаться. Как только они сделали заказ, Чарли наклонился вперед и уставился на Эйвери, скрестив свои мускулистые руки на столе.

- Не хочешь рассказать мне, что случилось?

- Что ты имеешь в виду?

- Тейлор сказал, что, возможно, тебе нужно поговорить.

Эйвери застонал. Тейлор уже несколько дней твердил, что Эйвери должен поговорить с Чарли. Эйвери едва знал этого человека, но он знал, что Чарли старался изо всех сил, чтобы проведать его после наказания. И Тейлор назвал его мудрецом в группе.

И дело в том, что Эйвери не был уверен, как заговорить на эту тему с кем-нибудь еще.

- Ты есть на Фейсбуке, Твиттере или Тамблере?

- Я давно забросил большинство социальных сетей. - Чарли ухмыльнулся. - Я заходил на Тамблер ради порнухи, но теперь, когда этого больше нет... - Он покачал головой. - Социальные сети дают нам возможность общаться друг с другом, как никогда раньше. И все же исследование за исследованием показывают, что чем больше люди им пользуются, тем более изолированными и отстраненными они себя чувствуют.

Эйвери задумался об этом.

- Ты знаешь, что Грей на некоторое время отобрал у меня телефон, верно? - Ему было неловко говорить о своем наказании, но Чарли только кивнул.

- Он сам мне сказал.

- Последние пару недель я думал, что хочу его вернуть. Но я привык к тому, что у меня его нет. И теперь, когда он у меня... - Он нахмурился, все еще пытаясь облечь все это в слова. - Наверное, я никогда не осознавал, как ужасно это заставляет меня чувствовать себя. Например, я просыпаюсь с хорошим настроением и оптимизмом по поводу предстоящего дня. Затем я захожу в социальные сети, и через час я зол и раздражен. Я вижу все это, людей, которые сказали что-то, чего не следовало говорить, или людей, бойкотирующих или не бойкотирующих что-то, и от каждого ожидают, что он выберет чью-то сторону, и я понимаю, что, возможно, я был глуп, просто продолжая жить своей жизнью последние пару недель, как будто все в порядке в этом мире.

Чарли покачал головой с таким видом, словно ему хотелось рассмеяться.

- Что? - Спросил Эйвери, разрываясь между весельем и раздражением.

- Итак, с одной стороны, у тебя есть свой реальный жизненный опыт, ты каждый день бываешь в мире, видишь, как люди разговаривают друг с другом, помогают друг другу, вежливы друг с другом. А с другой стороны, в социальных сетях есть политические уголки, где мы все должны вцепляться друг другу в глотки из-за каждой мелочи. И первая из этих вещей заставляет тебя чувствовать себя хорошо, а вторая – дерьмово.

Эйвери кивнул.

- Да, думаю, как-то так.

- Так почему же ты выбрал то, от чего чувствуешь себя дерьмово, а не то, что делает тебя счастливым?

- Я думаю, возможно, это эгоистично. Например, я предпочитаю сидеть и играть на пианино, вместо того чтобы бороться за то, что правильно.

- Как ты думаешь, кричать на кого-то в Твиттере действительно считается «борьбой за справедливость»? На самом деле это дает обеим сторонам разрешение унижать друг друга. Думаю, это звучит не так уж плохо, если не учитывать, что дегуманизация была первым и самым важным шагом в каждом злодеянии, которое когда-либо совершало человечество. - Он пересчитал их по пальцам. - Концентрационные лагеря. Рабство. Геноцид. Торговля людьми. Каждое из этого начиналось с убежденнности, что «эти люди» - вовсе не «люди». - Он покачал головой. - Нет. Это никогда хорошо не заканчивается. Глупо думать, что на этот раз все будет по-другому.

Эйвери откинулся на спинку стула, размышляя об этом. Многое из того, что считалось дискурсом в социальных сетях, на самом деле сводилось к дегуманизации друг друга или к решению, что ненавидеть друг друга, основываясь на широких, огульных стереотипах, это нормально. Многое из этого было сосредоточено на том, насколько неправы были «те люди».

Но иногда «эти люди» действительно были неправы.

- Мы обязаны противостоять хулиганам и расистам.

- Конечно, если ты видишь, что кто-то подвергается травле или нападению в реальной жизни, ты, конечно, должен встать на его защиту. Но противостоять хулиганам лично, это самоотверженный поступок. Для этого требуется мужество. Но это не то, о чем ты говоришь. Ты говоришь о том, чтобы присоединиться к онлайн-мафии, скрываясь за анонимностью экрана компьютера, чтобы найти какого-нибудь несчастного козла отпущения, который в девяти случаях из десяти даже не плохой человек. И все это для того, чтобы почувствовать свою значимость. Это не бескорыстно. Это эгоистично. Противостояние толпе требует мужества. Но присоединиться к толпе, это просто трусость. Это не борьба с хулиганами. Это хулиганство.

- Но мы должны что-то делать.

- Что-то делать? - Спросил Чарли. - Или чего-то добиться?

- Это одно и то же, верно?

Подошла официантка с заказом. Чарли подождал, пока она уйдет, прежде чем продолжить.

- Много лет назад, когда мы с Тедом еще были вместе, я взял кошку. И каждый вечер, примерно в три часа ночи, эта кошка начинала мяукать. Теду нужно было рано ложиться спать, и я чувствовал себя виноватым, что эта чертова кошка его будит. Поэтому каждый раз, когда она мяукала, я заставлял ее замолчать. - Рассказывая, Чарли вылил на свою тарелку целую реку соуса для стейка и кетчупа. - И вот мы, ходим туда-сюда ранним утром. Мяу. - Ш-ш-ш. - Мяу. - Ш-ш-ш. -Мяу! - Ш-ш-ш! - Мы оба кричали это все громче и громче. И, наконец, Тэд сказал: «А что, черт возьми, хорошего в том, что ты так на нее шикаешь? Это ее не останавливает». - Чарли усмехнулся, вспомнив об этом. - Честно говоря, я задумался на минуту. Что я пытался сделать? Не то чтобы я думал, что кошка меня послушается. Я сделал это, потому что мне нужно было, чтобы Тэд знал, что я пытаюсь. Я успокаивал кошку, чтобы поднять себе настроение. Тэд сказал: «Прекрати уже! Я могу не обращать внимания на кошачье мяуканье. Это ты не даешь мне уснуть!» - Он взял вилку, не сводя глаз с Эйвери. - Ты понимаешь, о чем я говорю?

Рот Эйвери был набит гамбургером, что избавило его от необходимости отвечать, но он думал, что понял. Споры с людьми в Интернете, возможно, тешили его самолюбие и заставляли чувствовать, что он вносит свой вклад, но, подобно тому, как Чарли утихомиривал свою кошку, это, черт возьми, ничего не меняло к лучшему. Да, он мог убедить себя, что делает что-то полезное. Но у него ничего не получалось.

Несколько минут они не разговаривали, слишком поглощенные едой. На полпути от стейка к яичнице Чарли заговорил снова.

- Послушай, Эйвери. Когда-то я думал так же, как и ты. Я каждый день ходил на работу и видел, как страховые компании и правительственные постановления убивают здравоохранение. Я видел, как система издевалась над людьми, и часами по ночам сидел на Фейсбуке и МайСпейс, рассказывая миру, как они были неправы. Пытаясь заставить их понять, что, возможно, вместо того, чтобы отдавать все в руки тех самых людей, которые создали проблему, нам следует попытаться вернуть наше здравоохранение в прежнее русло. Каждую ночь я ложился спать злой. Я лежал без сна, не в силах заснуть, потому что размышлял над каким-нибудь интернет-спором, который у меня возник в тот день. У меня развилась язва. У меня начались головные боли от напряжения. Я буквально довел себя до тошноты из-за этого. И вот однажды меня осенило, я делал все это, но ради чего? Я не помог ни единому чертову человеку на планете. Единственными людьми, которые меня слушали, были придурки, с которыми я спорил, и другие люди в индустрии, которые и так уже соглашались со всем, что я хотел сказать. Я мог часами спорить с кем-нибудь о том, улучшит или ухудшит ситуацию система здравоохранения с единым платежом, но, в конце концов, никто не собирался менять свое мнение по этому поводу.

Эйвери обмакнул картошку фри в кетчуп.

- Итак, что ты сделал?

- Прежде всего, я удалил все свои аккаунты в социальных сетях.

- Я не уверен, что хочу это делать.

- Затем я начал медитировать.

Эйвери покачал головой.

- Я не уверен, что хочу делать и это.

- Как только в моей голове прояснилось, я понял, что вся эта шумиха в социальных сетях служила только одной цели - подпитывала мое эго. Поэтому я решил, что пришло время прекратить обвинять и бессмысленно демонстрировать добродетель и найти решение. Начать меняться, понимаешь? Так что я завел кое-какие контакты, запасся медикаментами и открыл клинику в собственном доме. Я всего лишь младший медицинский работник, поэтому многого не могу сделать. Но я могу и многое сделать. Это чертовски незаконно, из-за все тех же правил, на которые я жаловался до того, как очнулся. Но я гарантирую, что за неделю я помогаю большему количеству людей, чем за годы разговоров об этом в социальных сетях.

- То есть, ты хочешь сказать, что если я хочу улучшить ситуацию, мне следует заняться здравоохранением?

Чарли рассмеялся и вытер бороду салфеткой.

- Не совсем.

- И что тогда?

- Закон притяжения гласит, что то, что ты вкладываешь в этот мир, ты получишь обратно. И, если хочешь знать мое мнение, нет более очевидного места, чем социальные сети. Если ты весь день будешь извергать гнев и возмущение, угадай, что ты увидишь в своей ленте?

- Гнев и возмущение?

- Верно. Но никто еще не менял мир к лучшему с помощью твитта или публикации в Фейсбуке. Единственное, к чему это всегда приводит, это вызывает еще больше споров и разногласий. Ты хочешь изменить мир? Делай это здесь. - Он указал толстым пальцем на стол между ними. - Лицом к лицу, общаясь с людьми. Вот как мы находим общий язык. А не присоединяясь к онлайн-тусовкам и не крича друг на друга в Твиттере.

Эйвери задумался. Это имело смысл, вот только он не был Чарли.

- Но видишь ли, ты действительно помогаешь людям, оказывая медицинскую помощь. Что я делаю? Я играю на пианино в баре, черт возьми. Как я могу утверждать, что это полезно?

- Все эти люди, которые приходят послушать тебя, ты не знаешь, что с ними происходит. Может быть, они только что отработали восьмичасовую смену. Может быть, у их родителей болезнь Альцгеймера, или ребенок болен раком, или они борются с депрессией. Мы никогда не узнаем. Но на пару часов ты доставляешь им радость. Я думаю, это чего-то стоит. - Он пожал плечами. - Все на самом деле сводится к этому извечному вопросу: каким ты хочешь видеть свое наследие? Это звучит глупо, особенно для такого молодого человека, как ты, но это правда. Весь мир - ни что иное, как энергия, и тебе решать, каким будет твой вклад. Итак, ты выбираешь вызывать гнев, возмущение и ненависть? Или ты предпочитаешь вызывать радость?

Эйвери улыбнулся, чувствуя, что возможно это, наконец, обрело смысл.

- Когда ты так говоришь, это кажется простым.

Чарли потянулся через стол и сжал его руку, как какая-нибудь дородная бородатая бабушка.

- Потому, что так оно и есть.

Глава 11

Как только Чарли узнал о «Тап Хаусе», ему показалось, что об этом узнал весь мир. В течение следующих двух недель он приходил несколько раз, всегда с разными группами людей. Была группа «Стежки и сучки» - все женщины, за исключением Чарли, занимающиеся вязанием спицами или еще каким-нибудь рукоделием. Были «Мишки Тедди», банда мотоциклистов-геев, которые дважды в год организовывали сбор игрушек для местных больниц. Там был его кожаный клуб, хотя, если не считать жилетов и шляп, они в основном ходили в пивную в обычной одежде. А еще были его приятели по работе, всегда одетые в медицинскую форму, которые приходили после окончания смены в отделении неотложной помощи.

Другие жильцы здания тоже заметили изменения. Владелица «Вечеринки» начала раздвигать двери гаража, отделявшие ее бизнес от общих коридоров торгового центра. Вскоре Эйвери узнал, что ее зовут Мэгги. Она растила свою дочь одна, но теперь, когда у нее было пустое гнездышко, она решила осуществить свою мечту - открыть пекарню и магазин мороженого.

Эмили, увидев возможность, распахнула двери «Тап Хауса» и с этой стороны и спросила Мэгги, не хочет ли она устроить совместную акцию - раздачу пива во время «счастливого часа». Посетители покупали по половинке порции в «Тап Хаусе», а затем шли через холл, чтобы положить в пинтовый стакан по шарику мороженого. Вскоре появилось новое патио со столами и стульями, которые были оплачены обоими предприятиями вместе.

Еще более удивительно, что однажды субботним днем церковь «Празднование радости» распахнула свои гаражные двери тоже.

- Изучение Библии только что закончилось, - сказала ему улыбчивая женщина, ведущая группы. - Мы решили съесть по мороженому и послушать, как вы играете.

Поначалу Эйвери чувствовал себя неуютно в присутствии группы прихожан. Он предполагал, что они будут встревожены, но один из них сразу же попросил «Друзей из низов», и вскоре все здание уже подпевало.

Оказалось, что вязальщицы Чарли и группа по изучению Библии могут в субботу днем выпить чертовски много пива.

После этого женщина из церкви представилась как Корал и спросила, может ли она угостить Эйвери пивом. Эйвери не очень любил пиво, но отказать ей было невежливо.

- Конечно. Полпинты вполне достаточно.

- Я хотела спросить, - сказала Корал, когда они сидели бок о бок за барной стойкой, - не согласишься ли ты поиграть на пианино для нашего хора по воскресеньям. Я не могу тебе платить, но каждое воскресенье мы предлагаем бесплатный завтрак с блинами, так что ты, по крайней мере, сможешь перекусить.

Эйвери едва мог поверить своим ушам.

- Э-э-э...… ты хочешь, чтобы я сыграл в церкви?

- Если ты не против.

Эйвери поджал губы, размышляя.

- Имеет ли значение, что я гей?

Она рассмеялась.

- Конечно, нет. Мы не такая церковь. - Она чокнулась с ним своим бокалом. - Твое здоровье!

Впервые в своей взрослой жизни Эйвери по-настоящему веселился. Каждый день он с волнением думал о том, что будет дальше. Каждую среду он играл для пациентов Центра вспомогательной помощи. В «Тап Хаусе» различные группы приятелей Чарли стали постоянными посетителями. Эйвери, Роберт и Эмили часто проводили час или два за разговорами в баре после того, как Эйвери и Роберт заканчивали играть. Мэгги сразу же стала одной из их самых преданных поклонниц и иногда присоединялась к ним в баре после того, как закрывала магазин. Даже репетиция с Корал и церковным хором принесла больше удовольствия, чем он ожидал, и завтрак с блинчиками не был лишним.

Однажды днем Эмили сообщила ему, что ей придется пораньше закрыться. Ее собака заболела, мужа не было в городе, и ей некому было помочь.

- Я тут, - сказал Эйвери. - Просто скажи мне, что делать.

И вот так у него появилась настоящая работа, всего на несколько часов в неделю, но это помогло. Она также предоставила ему доступ к аккаунтам «Тап Хаус» в социальных сетях. Большинство твиттов и сообщений, которые она получала, были от людей, интересовавшихся, будет ли Эйвери играть в этот вечер, и она сказала, что было бы проще позволить Эйвери ответить на них самому.

Эйвери играл почти каждый день, и каждый день люди приходили послушать его. Иногда посетители были так заняты разговорами друг с другом, что почти не слушали. В такие дни Эйвери рано отходил от фортепиано и проводил время за разговорами со своими новыми друзьями. В другие дни все здание подпевало ему, пока ему не приходилось торопиться, чтобы успеть на последний автобус домой. В любом случае, он выходил из «Тап Хаус», довольный своей жизнью.

Но потом ему приходилось возвращаться домой.

Каждый раз, входя в парадную дверь, он чувствовал на себе подозрительный взгляд Грея, провожавший его. Он почти физически ощущал беспокойство Грея, связанное с его новыми занятиями.

На каком-то уровне он понимал, что держать это в секрете глупо. Но он не знал, что будет делать, если Грей попытается все разрушить. Он чувствовал себя отчаянным защитником своего новообретенного счастья, но ему хотелось, чтобы это не заставляло Грея смотреть на него так, как он это делал, с подозрением, заставляющим уголки его великолепных губ опускаться.

В некоторые дни Грей приходил домой раньше Эйвери. Когда это случалось, Эйвери проводил большую часть вечера в своей импровизированной спальне, слушая музыку и планируя свой плейлист на следующие несколько дней. Но иногда Эйвери приходил домой первым. Эйвери это нравилось, потому что тогда он, по крайней мере, мог посидеть в гостиной или, может быть, поиграть в приставку. Грей мог сердито посмотреть на него, когда входил в дверь, прежде чем отправиться в домашний тренажерный зал в своем гараже. В последнее время он постоянно занимался спортом. Эйвери был почти уверен, что это был всего лишь способ избежать встречи с ним, что было весьма прискорбно. Но все эти дополнительные упражнения, безусловно, окупались другими способами. Тело Грея, и без того горячее, чем в аду, было еще более потрясающим, чем когда-либо.

И все же Эйвери хотелось, чтобы все было по-другому. Он хотел, чтобы Грей не ненавидел его так сильно. Каждый вечер он сидел в своей комнате, размышляя, сможет ли он наладить отношения между ними, но понятия не имел, с чего начать.

Он размышлял именно над этой проблемой, ожидая возвращения Грея домой, когда в дверь позвонили. Эйвери был удивлен, обнаружив Дерика на крыльце своего дома. Он не видел Дерика со дня его наказания. Они оба страдали от похмелья. Дерик выглядел плохо, но почему-то сейчас еще хуже. Левая сторона его лица была опухшей и красной. Эйвери не сомневался, что к утру появятся синяки. Глаза Дерика были красными и опухшими от слез.

- Что случилось? Бенни тебя ударил?

Дерик поморщился, прикусив губу.

- Я не хочу говорить об этом, ладно? Мне просто нужно где-нибудь переночевать.

Эйвери впустил его.

- Грея сейчас еще нет. Мы можем спросить его, когда он вернется домой.

- Спросить его? - Сказал Дерик. - Ты должен спросить его, можно ли мне остаться на одну чертову ночь?

- Это его дом.

- Ты ведь тоже здесь живешь, верно?

Эйвери вздохнул. Теперь Дерик узнает, что Эйвери и Грей больше не спят в одной постели. Он задумался, стоит ли кладовая выше или ниже шкафа для метел Гарри Поттера в общей схеме дерьмовых спален. Как бы по-детски это ни звучало, он не хотел, чтобы Дерик знал об этом.

Они не разговаривали несколько недель, но не прошло и минуты, как соперничество в их отношениях дало о себе знать.

- Я уверен, что все будет хорошо, - сказал Эйвери, надеясь, что Грей не выставит его лжецом. Он пошел на кухню, насыпал несколько кубиков льда в чистое кухонное полотенце, и они устроились рядышком на диване.

Дерик приложил упаковку к левому глазу и внимательно посмотрел на Эйвери правым.

- Что, черт возьми, случилось с твоими волосами?

- О, - Эйвери дотронулся до них, как будто мог почувствовать оранжевые и желтые оттенки. - Ничего. Я подумал, что пришло время перемен, вот и все. А что? Тебе не нравится?

- Блонд был лучше.

Эйвери нахмурился. Тейлору и Чарли, похоже, понравился оранжевый. Возможно, они лгали. А может, Дерик просто хотел уколоть. Ему хотелось бы знать, что думает Грей, но Грей в последнее время почти не обращал на него внимания.

Впрочем, в любом случае это не имело особого значения. Пока что он был оранжевым.

Дерик взял один из неизменных журналов Грея.

- «Горный астролог»? Он верит во все это?

- Я так не думаю, нет.

- Тогда откуда у него это?

- Честно говоря, я не знаю.

Дерик отложил журнал и взял «Воспоминания».

- Разве это не для пожилых людей?

- Наверное. - Однако Эйвери не хотел, чтобы Дерик добрался до «Утра с Иисусом» или «Преппера», поэтому он собрал журналы и запихнул их в нишу под кофейным столиком. Он указал на глаз Дерика. - Как долго это продолжается?

Дерик пожал плечами, как будто вопрос был несущественным.

- Это был несчастный случай, на самом деле. Я сказал то, чего не должен был говорить. - Он посмотрел на Эйвери. - Я ничего о тебе не слышал.

Это прозвучало как обвинение. Эйвери ощетинился.

- Ну, я тоже от тебя ничего не слышал. - С другой стороны, по правде говоря, он не сильно скучал по Дерику.

- Чем ты занимался? - Спросил Дерик. - Ты никогда не в сети.

Первой реакцией Эйвери на этот вопрос было волнение. Ему нравилась его новая жизнь. Ему нравилось все в «Тап Хаусе» и его место в нем. Он любил Роберта, Эмили, Мэгги и даже Корал. Но он обнаружил, что колеблется. Он хотел делиться этим с Дериком не больше, чем с Греем. Если бы он рассказал Дерику, тот, несомненно, появился бы. Возможно, он даже привел бы Бенни. И почему-то при мысли о том, что кто-то из них будет там, у Эйвери внутри все перевернулось. Он нашел что-то новое, яркое и веселое. Он не хотел, чтобы остатки его старой жизни портили его новую.

- Ничего, - ответил Эйвери. - На самом деле, я ничем не занимался. Просто пытался закончить свои общественные работы.

- Но почему ты никогда не онлайн?

Эйвери пожал плечами.

- Я не знаю. - Но он знал. Он научился ненавидеть большую часть того, что считалось дискурсом в социальных сетях. Единственное, за чем он следил в эти дни, были аккаунты «Тап Хаус», где люди спрашивали, когда он выступит в следующий раз, и иногда делали запросы. Но Дерик все еще ждал ответа, поэтому Эйвери сказал: - Я понял, что это не то место, где я хотел бы проводить свое время, вот и все.

- Тебе нужно это делать, Эйвери. Неужели ты не понимаешь, что поставлено на карту? Мы должны бороться каждый божий день. Ты это знаешь.

Эйвери не был в этом так уверен. Он часто думал о вере Чарли в то, что то, что ты привнес в этот мир, то получишь обратно. Он также думал о том, что Чарли проводил различие между тем, чтобы что-то сделать, и тем, чтобы чего-то достичь. Большая часть того, что он видел в социальных сетях, возможно, и относилась к первому варианту, но никак не ко второму. Но он знал, что лучше ничего не говорить Дерику об этом. Он видел, что случалось с теми, кто осмеливался сказать: «Я вижу обе стороны», или «Я думаю, что проблема гораздо сложнее», или даже «Я устал от политики, я просто хочу посмотреть видео с котиками». Мало что могло вызвать такой гнев воинов клавиатуры, как это. Как смеют люди заниматься своими делами так, как будто на карту не поставлена судьба страны? Как они смеют вести себя так, будто все в порядке, когда совершенно очевидно, что это не так?

И все же теперь Эйвери понял их точку зрения. То, что они не проводили все свое время в Твиттере, негодуя по этому поводу, не обязательно означало, что им было все равно. Возможно, это просто означало, что они не хотели тратить свое время на то, чтобы кричать на какого-то анонима на другом конце страны, который все равно не стал бы слушать.

Возможно, они поняли, что делиться счастьем и смехом более продуктивно, чем ненавистью.

Дерик все еще наблюдал за Эйвери, ожидая какого-то ответа или объяснения. Эйвери открыл рот, но не знал, что сказать.

Он был почти рад, когда Грей выбрал именно этот момент, чтобы войти в их дом.

Почти.

Не совсем.

***

Эйвери почти не разговаривал с Греем с тех пор, как получил обратно свой телефон. Грей не был уверен, боялся ли Эйвери его, или это была какая-то бессмысленная попытка наказать Грея, заставив его молчать, или ему просто нечего было сказать. В любом случае, Грей не возражал. Эйвери был постоянной занозой в заднице. По крайней мере, сейчас он был молчалив.

Но деньги. Это все еще беспокоило Грея. Каждые несколько дней Эйвери передавал ему несколько купюр, его вклад в оплату аренды и продуктов, но он так и не ответил на вопрос Грея, откуда они взялись. Его беспокоил тот факт, что все это были мелкие купюры. Мошенничество казалось очевидным ответом, но Грей снова и снова проверял все обычные места для прогулок, присматриваясь к молодым шулерам на обочинах дороги. Эйвери там так и не было. Грей проверил «Крейглист» (сайт электронных объявлений, пользующийся большой популярностью у американских пользователей Интернета). Он даже попросил Уоррена проверить для него несколько сомнительных мест.

Эйвери не было.

Конечно, Эйвери мог бы использовать десятки других приложений для переписки. Вот только деньги начали поступать еще до того, как Эйвери вернул свой телефон.

В общем, что-то не сходилось. А Грей не любил головоломки, которые невозможно было решить. Ему нужен был ответ, и он поклялся, что поговорит с Эйвери еще раз, когда вернется домой. Возможно, на этот раз ему удастся убедить его разделить с ним это время.

Но Эйвери был не один. Молодой человек, сидевший рядом с ним на диване, показался ему смутно знакомым.

Грей остановился в шаге от двери, изучая их. Он все еще привыкал к новому цвету волос Эйвери, темно-оранжевому у корней, переходящему в желтый на кончиках, словно языки пламени на макушке. Грей иногда задавался вопросом, остались ли они такими же шелковистыми, как раньше.

Он удивился, но не стал выяснять.

У друга Эйвери были короткие каштановые волосы. Глаза покраснели от слез. К левой щеке он прижимал пакет со льдом.

- Грей, - сказал Эйвери испуганно, как всегда в последнее время, в тех редких случаях, когда у него вообще была причина поговорить с Греем. - Ты помнишь моего друга Дерика? Он был со мной на БДСМ-вечеринке в тот вечер, когда мы с тобой познакомились.

- О. Верно. - Было трудно сравнить ясноглазого саба, которого Грей встретил той ночью, с избитым мальчиком на диване.

- Дерику нужно где-то остановиться, - сказал Эйвери. - Только на одну-две ночи.

Грей подавил желание застонать. Меньше всего ему хотелось, чтобы еще один Эйвери занял место в его слишком маленьком доме. Но, судя по выражению лица парня, Грей был бы самым большим мудаком в мире, если бы сказал «нет».

- Кто это сделал? - Спросил Грей, адресуя свой вопрос Дерику. - Твой парень?

Дерик избегал встречаться с ним взглядом.

- Ничего страшного. Я попал в аварию, вот и все.

- В аварию под чей-то кулак?

Дерик отвел глаза.

- Я сказал то, чего не должен был говорить.

Грей опустился в кресло напротив дивана. Ему хотелось снять форму, но он решил, что может и подождать. Был шанс, что сегодня вечером он произведет еще один арест.

- Неважно, что ты сказал. Это не дает ему права бить тебя.

Дерик пожал плечами, хотя стыд в его глазах противоречил небрежности этого жеста.

- Таков стиль жизни, верно? Ты же знаешь, как это бывает. - Он взглянул на хлысты, плети и паддлы, развешанные на стене. - Он отдал приказ. Я не выполнил его. Это означает наказание. Вот как это работает. Ты, как никто другой, должен понимать.

В груди Грея шевельнулся темный, застарелый гнев. Он терпеть не мог, когда хулиганы использовали БДСМ в качестве оправдания.

- Насилие не имеет ничего общего с образом жизни. Только если ты сам об этом не попросишь. И я не имею в виду плохое поведение. Я имею в виду, только если ты буквально напрашиваешься на то, чтобы тебя ударили по лицу, потому что тебе это нравится.

Дерик ощетинился.

- Может, и так.

- Ты не любишь боль. Ты сам мне это сказал.

Дерик, казалось, поник от этого.

- Ты хочешь выдвинуть обвинения?

- Что? Нет!

- Дай мне адрес, и я немедленно отправлюсь за ним.

Дерик покачал головой.

- Все совсем не так, ок? Он не такой. Это было всего один раз.

Эйвери нахмурился и отвернулся. Казалось, он не думал, что это был разовый инцидент, но Грей знал, что спорить бессмысленно. Он видел это слишком много раз. Он достал свой бумажник и вытащил из него две карточки.