Полная капитуляция

Глава седьмая ТЕБЕ ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕ МЕСТО!

— Прошлая ночь была ошибкой, — мрачно сказал Рубен. Он стоял спиной к Энн, будто не желая даже смотреть на нее, его длинная тень простерлась по ярко освещенному солнцем кабинету. — Это не должно повториться и больше не повторится. С этого дня ты будешь спать в своей комнате, даже если мне действительно придется посадить тебя на цепь, чтобы удержать от нового побега.

— Это не потребуется, — негромко отозвалась Энн. — Не забудь, ты держишь у себя Стивена. Я никуда не убегу.

— Можно подумать, что я способен тебе поверить.

Энн решила не обращать внимания на его презрительное фырканье. Надо держать себя в руках. Прошлая ночь в его объятиях показала, что она не сумела достаточно ожесточить свое сердце, чтобы противостоять Рубену, не смогла заполнить чем-то другим возникшую в нем пустоту. Наверное, это и называется любовью. Что ж, она постарается обойтись без любви.

— Ты мне не доверяешь, а сексом со мной заниматься можешь.

— Я уже сказал, что жалею об этом.

Если он хотел причинить ей боль, то своего добился. Приковать Энн к себе было для него недостаточным ее наказанием. Теперь он станет унижать ее на каждом шагу. Сердце защемило так, что, казалось, вот-вот разорвется.

— Ну, а мне ничуточки не жаль. То, что произошло, было просто прекрасно.

— Обыкновенная похоть, только и всего.

Щеки Энн запылали, но она решила не отступать. Терять ей нечего, но она не даст ему превратить их близость в нечто примитивное и уродливое. Она отдавалась ему со всей силой чувства, и он отвечал не менее пылко.

— В таком случае, это была восхитительная похоть.

Рубен бросил на нее через плечо странный взгляд, его губы кривила мрачная усмешка.

— Ты говоришь только за себя или за меня тоже?

Энн покраснела еще больше, если такое вообще было возможно. Держись, сказала она себе. Не сдавайся. Стой на своем.

— Ты же сам сказал, что мы женаты, так почему бы нам обоим не находить утешение в объятиях друг друга?

— Для меня это вовсе не утешение. Просто физическая потребность.

Энн поклялась себе не плакать, но его слова ранили слишком сильно. Как бы ей хотелось, чтобы он переменился, чтобы переменились их отношения! Она не выдержит, не сможет долго держать в узде свои чувства. Особенно теперь, когда он напомнил ей о том, что было между ними.

Много лет назад, когда они занимались любовью, Рубен шептал ей нежные слова на своем родном языке. «Сердце моей души, прекрасная ночная звезда, самая чудная роза в моем саду». Но теперь все было по-другому. Энн почти физически ощущала исходящую от него ненависть.

Если бы он не взял в заложники Стивена, Энн уехала бы подальше, спасаясь от его гнева. Но теперь она не могла этого сделать. Значит, необходимо вернуть доверие Рубена — только тогда он позволит ей воспитывать сына. Да, Стивену нужен отец, но и мать тоже. А она сама, как теперь остро сознавала Энн, не сможет жить без Рубена. Она сделает то, что должна сделать, — восстановит их брак, чего бы ей это ни стоило. Другого пути у нее нет.

— Хорошо, скажи мне, чего ты от меня ждешь, и я все сделаю, — объявила Энн. — Стану такой, какой ты хочешь меня видеть.

— Надо же, какая стремительная перемена!

— Я говорю совершенно искренне.

— И ты готова пойти на это ради меня?

— И ради моего сына.

— Ах, твоего сына. — Рот Рубена искривился в брезгливо-ироничной усмешке, глаза стали совсем ледяными. — Я ждал, когда же ты к этому вернешься. Стало быть, дело вовсе не во мне. Просто новый способ добиться своего.

— Я всего лишь хочу увидеть сына. И для начала увидеться с ним хотя бы на несколько минут.

— Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать.

— Я понимаю это. И согласна на все, чтобы побыть со Стивом.

— На все что угодно?

От него повеяло таким холодом, что у нее внутри все сжалось, но она лишь стиснула руки, чтобы придать себе больше решимости.

— На все что угодно, — подтвердила Энн. — Я готова принять любое наказание, которое ты назначишь, и служить тебе в любом качестве при условии, что ты дашь мне увидеться с сыном. Причем как можно скорее.

— Посмотрим.

— Стало быть, я смогу увидеть его уже сегодня?

— Я подумаю над этим.

Боже, сколько можно!

— Мне надо убедиться, что с ним все хорошо.

— Он в полном порядке.

— Я не знаю, какой смысл ты вкладываешь в эти слова.

— Зато я знаю и повторяю: с мальчиком все в порядке.

— Я хочу знать больше!

— Больше ты ничего не узнаешь.

Энн внутренне содрогнулась при этом безжалостном ответе. Рубен ведь совсем не знает Стива, он никогда не был отцом, ему неведома родительская любовь и желание защитить своего ребенка. А Энн изнывала от желания увидеть сына, ей до боли хотелось прижать его к своей груди. Первобытный инстинкт, но это было самое сильное и искреннее чувство, какое она когда-либо знала.

— Скажи мне, что я должна сделать, Рубен. Если хочешь испытать меня, назначь испытание…

— Да замолчи же ты, черт бы тебя побрал!

Энн понимала, что еще немного — и она сорвется. В отчаянии она опустилась на колени и стиснула руки в молящем жесте.

— Позволь мне доказать, что я достойна доверия, — взмолилась она. — Я буду во всем тебя слушаться…

Рубен рывком поднял ее с колен. Глаза его яростно сверкали.

— Как я могу тебе доверять, когда ты только и делаешь, что гнешь свою линию? — прорычал он. — Ты же ведешь себя, как ненормальная! Мне не нужна жена, которая не умеет себя вести…

— Но ты же сам довел меня до этого! Заставил унижаться, вымаливать, пресмыкаться перед тобой. Я твоя. Считай, что я ничем не лучше твоих содержанок, которые услаждают тебя в часы досуга. Я готова на все, чтобы тебя ублажить. Позволь мне доказать это.

На лице Рубена едва заметно дернулся мускул. Он извлек из кармана пиджака какие-то бумаги и протянул Энн.

— Тогда подпиши это, и на том закончим.

Ногти Энн с силой впились в ладони. Почему-то ей было страшно дотронуться до бумаг, словно в них пряталась ядовитая змея.

— Что я должна подписать?

— Документы о разводе. — Безразличие, прозвучавшее в его голосе, уязвило Энн до глубины души. — Адвокаты посоветовали мне развестись с тобой, — сухо продолжал Рубен. — Ты меня слишком дискредитировала. Весь остров знает, что я не могу с тобой справиться. Кроме того, слух о твоей неверности оказался очень живучим. В общем, здесь тебе больше нет места. — Энн была не в силах вымолвить ни слова. После вчерашнего?! Неужели он на такое способен? — Я, разумеется, обеспечу тебя материально. — Рубен сделал шаг к ней, бумаги в его руке как-то зловеще хрустнули.

Похолодев с головы до ног, Энн обхватила себя руками за плечи.

— А Стивен? — Ее голос упал до еле слышного шепота, напоминавшего шелест сухих листьев.

— Он останется со мной. Подпиши, — безжалостно продолжал Рубен, — подпиши, и уже после обеда ты будешь сидеть в самолете на пути домой, к своей долгожданной свободе.

Энн услышала в голове неясный шум — это гудела пустота. Медленно, очень медленно она покачала головой, словно пытаясь избавиться от этого гула.

— Не подпишу. Ни за что.

— Это в твоих же интересах.

— Нет, это в твоих интересах. Какая же я мать, если откажусь от своего ребенка?

— Я устрою так, что ты сможешь с ним видеться.

— Не пойдет.

— Матери часто так поступают.

— Только не я. Стива я не оставлю. Ни за что!

— Ребенок привыкнет. Он освоится даже скорее, чем ты думаешь.

— Ребенок?! — Энн охватила ярость. Как бездушно он произносит это слово! — Это не просто «ребенок», Рубен. Это твой сын, это мой сын, это наш ребенок, в конце концов! Я не уеду без Стивена.

— А я его не отпущу.

— Тогда я остаюсь. — Вся дрожа, Энн выхватила документы из руки Рубена и, прежде чем он успел опомниться, порвала их на мелкие кусочки. — Я ни за что не разведусь с тобой. Если ты собираешься держать Стивена у себя, то придется тебе терпеть и меня тоже. Ни на что другое я не согласна, Рубен. Стивен всегда будет со мной. Всегда!

Наконец-то она сумела заставить его потерять дар речи. И слава Богу. Ибо, что бы он сейчас ни сказал, Энн не могла ручаться, что сумеет и дальше держать себя в руках.

Напряженное молчание окутало их плотной завесой. Когда Рубен наконец заговорил, его голос прозвучал спокойно, почти задумчиво.

— Всегда?

— Всегда.

— И ты сделаешь ради сына все что угодно?

Как же мало он знает о силе любви! Энн выпустила из рук обрывки бумаги, и они посыпались на пол. Закинув голову, она пристально вгляделась в лицо мужа. Но Рубен стоял против солнца, и лица было не разглядеть. Он лишь нависал над ней тяжелой неподвижной глыбой.

— Я умру ради него. Не задумываясь.

— Ах, даже так?

— Не раздумывая! Ты этого от меня хочешь? Чтобы я принесла последнюю жертву?

— Господи, да нет, конечно! — Рубен даже отшатнулся. Затем его лицо снова замкнулось, и, отвернувшись, он стал смотреть куда-то вдаль. — Как же далеко мы ушли от того, что было.

Он сказал это совсем тихо, почти шепотом, но его слова будто подхватил ветерок и донес до Энн. Этот шепот проник ей в самое сердце, наполнив его неожиданной нежностью. «Как же далеко мы ушли от того, что было». Неужели в его голосе действительно прозвучало сожаление? А в глазах, когда он мимоходом глянул на нее, действительно мелькнула тоска, или ей померещилось? В горле Энн застрял комок, в глазах защипало.

— Тебе лучше вернуться к себе, — не оборачиваясь, глухо произнес Рубен. — Мы поговорим позже. Даю тебе слово.

Все сложилось совсем не так, как он ожидал. Он готовился к слезам и яростным обвинениям, она упала к его ногам, готовая принести любую жертву ради сына. Это Рубена обезоружило. Он тяжело сглотнул, стараясь избавиться от горечи во рту. Да, он победил, но победа не принесла радости, как и ощущение власти, в особенности после того, что произошло между ними прошлой ночью. Ведь он отчаянно хотел ее, жаждал почувствовать всю целиком, прикасаться к ней, ощущать вкус ее кожи.

Воспоминание об этом почти непреодолимом желании привело его в ярость. Как мог он желать женщину, к которой у него нет доверия? Как мог страстно тянуться к той, что предала его, публично опозорила, нарушила все клятвы, которые он считал священными? Рубен едва сдерживался, он был в бешенстве, но гнев сейчас был направлен исключительно на него самого.

Энн всегда была не такой, как те женщины, с которыми ему доводилось встречаться. С самого начала она была особенной: одновременно нежной — и отважной, невинной — и страстной, романтичной — и решительной. А в целом — удивительно волнующей. Она мечтала покорить весь мир, и Рубен был готов принести его ей на серебряном блюде. Он думал, что сможет дать ей все, но…

В дверь кабинета постучали, и Рубен отозвался, зная, что на это мог осмелиться только Марсело.

— Тут еще бумаги по поводу развода, — сообщил Марсело, входя в кабинет. Он подошел к письменному столу хозяина и положил на стол пачку документов. — Вам осталось поставить свою подпись.

Рубен тупо смотрел на лежащие на столе документы. Он уже не был уверен, что готов последовать советам адвокатов.

— Спасибо.

— Полагаю, вы могли бы заставить и ее все подписать.

Заставить, устало подумал Рубен. Сила, снова сила. Заставить ее подчиниться, силой уложить в постель, сломать ее… Ему вдруг стало противно: невелика честь — злоупотреблять властью над слабой женщиной. И кто это сказал, что месть сладка? Если так, то почему он не торжествует, почему так горько на душе?

— Она не оставит Стивена. — Марсело промолчал, Рубен медленно подошел к столу, взял бумаги и пролистал их. — По крайней мере, она оказалась лучшей матерью, чем женой. — Марсело продолжал безмолвствовать. Рубен бросил бумаги на стол. — Сестра уже прилетела?

— Нет, сеньор.

— Дай мне знать, когда она прибудет. А сейчас можешь идти.

Присев на корточки рядом с кроваткой в детской, Рубен осторожно отодвинул полог. Стивен пошевелился во сне, подложил ручонку под щеку и глубже зарылся в подушку.

Мой малыш, мой мальчик!.. Рубен тяжело вздохнул. Нет, дальше так продолжаться не может. И вообще, для детей надо создать некое священной место, где никто не мог бы обидеть нежную детскую душу. Может быть, если бы в детстве его самого лучше защищали, он вырос бы другим человеком.

Рубен осторожно положил руку на головку сына. Она была теплой, волосики — мягкими как шелк.

Ты должен защищать своего ребенка, сказал он себе. Оберегать его хрупкую жизнь, его покой. Его настоящее и будущее.

Впервые за последние дни Рубен ощутил что-то сродни покою. Наклонившись, он осторожно поднял сына на руки и встал. Малыш не проснулся. Легкий, как пушинка, он был для него дороже всех сокровищ мира.

Скрипнула дверь, послышались шаги, и Энн подняла голову. Напрягая зрение, она вгляделась в темноту. В комнате кто-то был и двигался по направлению к ней. Спустив ноги с кровати, Энн испуганно потерла глаза: ей вспомнилась та роковая ночь, когда к ней вторгся незваный гость.

— Энн? — Это был голос Рубена с его едва заметным акцентом. — Ты не спишь?

— Нет. Что случилось?

— Ничего. Тише, он спит, не разбуди его.

Энн тихо ахнула и почти выпрыгнула из постели. Рубен все-таки вернул ей Стива! А тот мягко опустил малыша на кровать и прикрыл одеялом. Энн опустилась рядом и осторожно приложила руку к теплой щечке сынишки. Неужели все это наяву? Ее малыш снова с ней! В ее сердце зажегся огонек надежды.

— Спасибо, — прошептала она, задыхаясь от избытка чувств, — огромное спасибо. — Рубен кивнул и, не говоря ни слова, направился к двери. — Но что все это означает?

При звуке ее голоса он остановился.

— Сам не знаю. — Он помолчал, лицо его хранило замкнутое выражение. — Возможно, это значит, что нам стоит объявить перемирие. Больше никаких ссор. По крайней мере, из-за сына.

— Никогда, — поспешно согласилась Энн. — Спасибо еще раз, Рубен. Я так благодарна тебе!

Открыв дверь, Рубен застыл на пороге. Мягкий свет, струившийся из коридора, освещал его высокую мощную фигуру. Он казался рыцарем из средневековой баллады — прекрасным и ужасно одиноким. Энн внезапно осознала: ее муж был одинок с тех пор, как она его бросила.

Тишина в комнате словно вибрировала от невысказанных слов. Грудь Энн сдавило так, что она с трудом могла дышать. Ей отчаянно захотелось броситься к нему, заключить его в объятия, любить его. Однако образовавшаяся между ними пропасть была слишком глубока, и это пугало.

— Спокойной ночи, Энн. Надеюсь, ты будешь хорошо спать.

— Теперь — да.

— Я тоже. — Рубен повернулся и одиноко шагнул из комнаты, дверь за ним тихо закрылась. Энн прижала к груди Стивена.

Прошли полчаса, час, а она все никак не могла заснуть. Да и какой уж тут сон, когда все мысли заняты Рубеном!

Очень скоро после того, как она врезалась в машину Рубена на автостоянке, Энн поняла смысл слов «событие, которое круто меняет всю жизнь». Из своего роскошного лимузина вышел мужчина, и она испытала настоящий шок. Он что-то говорил, но Энн не слышала. Взгляд ее был прикован к его лицу. Когда-то давно, в какой-то из прошлых жизней, она видела это прекрасно вылепленное лицо с правильными чертами, которое отличала какая-то удивительная гармоничность.

Они познакомились. Он пригласил ее выпить по чашке кофе, и их разговор затянулся до глубокой ночи. Она заметила, как его порадовало, что Энн немало знает о Венесуэле и даже какое-то время жила там с родителями.

С обезоруживающей прямотой Рубен сообщил Энн, что она совсем не похожа на латиноамериканок. Тогда Энн решила, что это комплимент — в том смысле, что в его глазах она — нечто особенное, непривычное. Однако теперь она в своих выводах сомневалась. Более того, именно «непривычность», несхожесть этнокультурных менталитетов в конце концов погубила — или погубит? — их брак.

Она нужна Рубену, в этом Энн уже не сомневалась. Но он ни за что не признается в этом, тем более после того, как она предала его. А она действительно предала его, хоть и сама того не желая. Слишком доверчиво она сблизилась с его сестрой, не подозревая о коварных замыслах Каролины. Но тогда ее терзала неуверенность в себе, ей позарез нужен был наперсник. Энн было недостаточно того, что Рубен любит ее. Ей было необходимо, чтобы он постоянно твердил об этом, доказывал свою любовь.

Она с радостью свалила бы вину за свои комплексы на смерть родителей и тот шок, который пережила, перебравшись к тетке в родную, но почти незнакомую ей страну. Однако Энн понимала, что дело вовсе не в этом. Ведь чувство неуверенности, неудовлетворенность своей жизнью возникли у нее задолго до того, как погибли родители.

Ей всегда трудно было примириться с их кочевым образом жизни. Энн мечтала о собственной комнате с обоями в розовых бутончиках, с ситцевыми занавесками и плюшевыми зверюшками на подушке. Ей хотелось иметь свои полки с книгами, шкаф, набитый игрушками, и другой, полный одежды. А вместо этого у нее был лишь рюкзачок, штук пять поношенных платьиц, старенький плюшевый медвежонок. Родители желали ей только добра. Они свято верили, что являют собой пример поборников истинных ценностей, учили дочь, что вещи не имеют значения, а избыток их лишь связывает человека. А Энн мечтала быть к чему-то привязанной и изнывала от желания иметь нормальный уютный дом. Самой большой ее детской мечтой было проснуться однажды утром и обнаружить, что родители купили двухэтажный домик, окруженный зеленым газоном, в небольшом городке, где по улицам гоняют на велосипедах мальчишки и девчонки. Из этого дома Энн каждый день ходит в настоящую школу и весело болтает с подружками после уроков.

Родители лишь смеялись над ее фантазиями и объясняли ей, что именно от этого они сознательно отказались. Обычная жизнь — не для них.

Энн же почти всю свою жизнь стремилась стать самой обыкновенной. Да и Рубен, хоть и не был обычным человеком, хотел того же, что и она, — стабильности, безопасности, жизни в определенных традициях. Он хотел иметь семью. И детей, об этом мечтали они оба.

Стараясь не разбудить мальчика, Энн осторожно поцеловала Стива в лобик. Она была счастлива снова держать сына в объятиях, его близость успокаивала. Однако спать она не могла — все ее мысли были заняты Рубеном.

Сегодня впервые за многие годы она увидела брешь в его броне, но вместо того, чтобы ринуться вперед и нанести удар по слабому месту, ей захотелось защитить его. Защитить мужчину, которого она некогда любила — да что там, любит и сейчас! — именно в тот момент, когда он был наиболее уязвим.

Сердце Энн переполняли чувства, в которых смешивались нежность, прощение, сожаление. Когда-то им с Рубеном было так хорошо, они были так нежны друг с другом, полные любви и надежды. Смогут ли они вернуть прошлое? Смогут ли вновь найти путь друг к другу?

Энн выскользнула из постели, оставив Стивена сладко спать в гнездышке из одеял и подушек. Вызвав горничную, она объяснила, что ей необходимо немедленно увидеться с хозяином. Она действовала не раздумывая, подчинись интуиции, порыву.

Рубен был в спальне. Слуга молча открыл дверь перед Энн и впустил ее в это святилище.

Ресницы Рубена приподнялись, взгляд серых глаз упал на Энн.

— Да?

Их взгляды скрестились, и у Энн внутри все перевернулось. Его холодные глаза ее просто доконали. Ей отчаянно захотелось броситься к мужу и умолять простить ее, любить ее. Однако она не могла заставить себя сдвинуться с места. Слишком велика пропасть между ними, слишком тяжел груз недоверия, ошибок и страха. Рубен сел на кровати. Атласная простыня соскользнула, обнажив его до пояса. Сердце Энн на мгновение перестало биться: он был просто потрясающе сексуальным.

— Что тебе нужно?

— Мне нужен ты, Рубен, — храбро заявила Энн.

Он нахмурился. Затем медленно откинул простыню и подвинулся, освобождая место для Энн. Она бросилась вперед, прыгнула в кровать и спрятала лицо на его плече.

— Рубен, я должна…

Но он остановил ее, прильнув губами к ее губам. Потом шепнул:

— Нет, не говори ничего. Я не верю словам.

Плиты мускулов его груди коснулись ее набухших в ожидании сосков, бедра прильнули к ее ногам. Энн ощутила его возбуждение, ее тело занялось жаром. Она изнывала от жажды, утолить которую мог единственный мужчина — ее первая и последняя любовь.