Сару разбудили яркие солнечные блики, проникшие в спальню через неприкрытую дверь в рассыпавшиеся по всему полу. Место, где спал Джереми, было пусто, простыни давно остыли.
Сев в постели, она натянула простыни на голую грудь и оглядела комнату. Ночная рубашка лежала на табуретке рядом с умывальником, и она поняла, что ее положил туда Джереми, когда встал рано утром. Вчера вечером им было не до ночной рубашки, они были слишком заняты друг другом.
Воспоминания о прошедшей ночи наполнили ее радостным чувством. От них еще больше окрепли надежды на их будущее.
Тихо напевая, она встала с постели. Быстренько умывшись, она накинула на себя одежду и вышла из спальни. Джереми в доме не было, на крючке у двери не висело его пальто. Она решила, что он занялся утренними делами на ферме.
На кухне она увидела, что на плите уже стоит котелок с горячей водой и кофейник со свежезаваренным кофе. Она взяла с полки чашку и налила в нее темной жидкости. Потом открыла банку с персиковым джемом и намазала его на печенье. Откусив кусочек, она поняла, как ей хочется есть. Вот странно, сегодня ее почему-то не тошнит.
Стоя посредине крошечной кухоньки, она подумала, поел ли чего-нибудь Джереми перед тем, как выйти на двор и заняться хозяйством. Интересно, что он любит есть на завтрак. Достаточно ему чашки кофе с куском хлеба, или он любит бекон с яйцами или блины со свежей земляникой и густым сиропом?
Запив последнее печенье глотком кофе, она поставила чашку в раковину, потом подошла к окну и посмотрела на улицу. Почему Джереми так долго задерживается в конюшне?
Она было решила надеть пальто и выйти к нему, но потом передумала. Он знает, где ее найти. Она должна быть терпеливой, чтобы любить и быть любимой. У нее впереди еще вся жизнь. Не надо торопиться.
Джереми втирал мыло в кожаные ремни упряжи, сначала сильно нажимая пальцами, а потом проводя мягкой тряпкой, чтобы не осталось сгустков на поверхности. Но не упряжь и не уход за ней занимали его мысли. Он думал о Саре и прошедшей ночи.
Трудно было поверить, насколько по-другому он чувствовал себя этим утром. Ему не в новинку удовольствия, которые получаешь в постели с женщиной. Даже не в новинку удовольствия именно с этой женщиной. Но прошлая ночь отличалась от всего, что ему было знакомо раньше.
Так почему же, задавал он себе вопрос, он сидит здесь, в холодной, вонючей конюшне, когда можно быть в теплом доме с Сарой?
Ответ был достаточно прост. Прошлой ночью ему было слишком хорошо. Прошлой ночью он увидел, какими радостями жизни он может обладать, и почувствовал соблазн попробовать еще раз. Но он не хотел, чтобы Сара была ему нужна, и не хотел, чтобы он был нужен ей. Он хотел сохранить между ними дистанцию. Так лучше для обоих. Он не может быть тем, кем она хочет его видеть. Он не может дать ей то, что она хочет, чтобы он дал ей.
Он закрыл глаза и почувствовал холодную пустоту сердца. Когда-то он страстно желал добиться любви отца и ответить ему любовью, но Тед Уэсли отверг все попытки старшего сына сблизиться с ним. Что такое любовь, он не знал, пока не встретил Милли. Несколько коротких лет его мир был замечательным, уютным местом для жизни.
Он любил ее – и потом потерял.
А теперь была Сара. Нежная, нежная Сара с ее голубыми глазами, шелковистыми серебристо-золотыми волосами, губками в виде сердечка и с ее мечтами. Сколько же у нее мечтаний. Она предлагает ему любовь, но он не может ответить ей любовью. Не может, потому что в таком случае потеряет ее навеки.
А этого, – внезапно понял он, – ему не перенести.
В полдень Том постучался в заднюю дверь гостиничной кухни. Дверь открылась почти сразу, за ней стояла Фанни. На ней была простая белая кофточка с рукавами и твидовая юбка, на голове – синяя соломенная шляпка с полосатой ленточкой на тулье. Тому она показалась очаровательной.
– Ты готова?
– Может быть, мы не вовремя, Том, – быстро ответила она, беспокойно посмотрев на него.
– Дедушка хочет познакомиться с тобой. Он ждет нас дома. – Том протянул ей руку. – Пошли. У тебя же выходной. Какой смысл торчать здесь?
Она глубоко вздохнула, словно понимая, что с ним спорить бесполезно.
– Зайди на минутку. Я накину шаль.
На кухне было жарко и парко. На плите кипело несколько кастрюль, и, судя по соблазнительному запаху, в духовке пеклось что-то сочное. Мистер Пенни, гостиничный повар, поприветствовал его взмахом половника и вернулся к десерту, над которым только что колдовал.
Фанни вышла из крошечной комнатки-клетушки рядом с кухней, уже надев пальто.
– Я вернусь перед ужином, мистер Пенни. Повар еще раз махнул поварешкой, на этот раз даже не взглянув на них.
– Вот это да, – произнес Том, когда они вышли на улицу. – Как ты можешь работать в такой духоте? – Он с удовольствием чувствовал, как прохладный ветер остужает ему лицо.
Фанни пожала плечами.
– К этому привыкаешь.
У нее эти слова прозвучали так, словно она сказала: «Это лучше, чем работать в салуне».
Он заставил ее взять его под руку и левой рукой накрыл ее пальчики. Они не спеша вышли из гостиницы и пошли по тротуару вдоль Западной улицы.
Том несколько раз бросал на нее взгляд, раздумывая, не подходящий ли это момент сказать ей, что у него на уме, или лучше подождать, пока она познакомится с дедушкой. Что ему делать, если она скажет, что это ужасная идея? Что, если она не понравится дедушке? Что, если он не понравится ей?
Кончилось тем, что из-за его нерешительности стало поздно рассказьшать о своих идеях. Он это понял только тогда, когда они уже завернули за угол на Северную улицу и очутились перед его домом. Сойдя с тротуара, Фанни заколебалась, потянула его за руку и заставила остановиться.
Она разглядывала дом, и ее глаза стали еще больше.
– О Том, я не знаю. Я не думаю...
– Вот и правильно. Не думай, Фанни, – сказал он и ободряюще улыбнулся ей. – Заходи, заходи. Дедушка ждет нас на ленч. Ведь ты не собираешься заставить его есть не вовремя, правда?
Она покачала головой.
– Вот и хорошо, – поддерживая за спину, он провел ее по дорожке до дома, вверх по ступенькам до крыльца. Взявшись за дверную ручку, он снова улыбнулся.
– Дедушка полюбит тебя так же, как и я.
С этими словами он открыл дверь и крикнул:
– Мы здесь!
Только они закрыли за собой дверь, как у входа в гостиную появился Хэнк. Он быстро перевел взгляд с Тома на Фанни. Он изучающе смотрел на нее тем взглядом шерифа, который приводил в замешательство и закоренелого преступника, и шалуна-мальчишку. Том знал, что этот взгляд – одна видимость, но знал и то, что этого взгляда очень боялись.
– Все нормально, – прошептал ей на ухо Том, снимая с нее пальто. – Он только на вид такой страшный.
Повесив пальто на вешалку, Том снова взял ее за руку и легонько потянул вперед.
– Дедушка, это Фанни Ирвин. Фанни, это мой дедушка.
Опустив подбородок на грудь, глядя в пол, Фанни протянула руку.
– Рада познакомиться с вами, мистер Мак-Лиод.
– И я рад с вами познакомиться, мисс Ирвин. Хэнк взял ее ручку в свои и не отпускал, пока она, наконец, не подняла голову и не посмотрела на него. Тогда он улыбнулся и сказал:
– Слышал, вы осчастливили Тома и согласились быть его женой.
Она вспыхнула.
– Это меня он сделал счастливой.
Том вздохнул с облегчением, когда дед, не отпуская руки Фанни, повернулся и повел ее в столовую. То, как дедушка принял Фанни, придало ему уверенности. Теперь нужно было только выбрать нужный момент и рассказать им о своей идее.
Сара провела утро, знакомясь со всеми уголками дома. Она осмотрела ящики комода, перебрала все вещи Джереми, стараясь все запомнить. Пересчитала кастрюли, сковородки, миски, составила список продуктов, которые нужно будет купить в магазине. Заметила, что одеял достаточно, а простынь недостает. Взобралась по приставной лестнице на чердак, где не обнаружила ничего, кроме пыли и паутины.
Как представилось Саре, самой отличительной чертой этого дома было то, что в нем не найти ничего, свидетельствующего о том, что там когда-нибудь жила семья. Дом был простой, неприхотливый – и в нем ве было ни капельки тепла. В нем было все, что нужно для жизни, но не больше.
Она вспомнила, что Уоррен вырезал из дерева фигурки диких животных. Наверняка его отец должен был бы хранить что-нибудь вроде этого. Но если и хранил, то ничего не осталось.
Около полудня Сара нашла под кроватью маленький металлический ящичек. Встав на колени, она открыла его. В нем лежало несколько писем, перевязанных веревочкой, и какие-то, похожие на официальные, бумаги, которые, как она заподозрила, были документами на землю Уэсли. Под ними она обнаружила две фотографии.
На одной были молодой человек и женщина, по-видимому, в день их бракосочетания. Она бы не признала в женихе Теда Уэсли, если бы он не был так похож на Уоррена. Женщина была маленькая и изящная, с темными глазами, очень похожими на глаза Джереми.
Вторая фотография была снята около лесопилки в Хоумстеде. В центре стоял Тед Уэсли. Джереми справа от него, Уоррен слева. Она подумала, что Джереми было лет четырнадцать, когда их сняли. Почти мужчина, но еще мальчик. Он уже на несколько дюймов был выше отца. Самое же поразительное в фотографии было то, на каком расстоянии друг от друга стояли члены семьи. Они стояли отдельно друг от друга, и она почувствовала, что отдаление между ними было скорее духовное, нежели физическое, и смотреть на это было грустно.
Она притронулась кончиком пальца к фотографии, приложив его к тому месту, где должно было быть сердце Джереми.
– Ты не должен быть одиноким, – прошептала она. – Здесь я.
Вздохнув, она положила фотографии обратно в ящичек, закрыла крышку и запихнула его под кровать.
Как сделать так, чтобы он открылся перед ней? – думала она, поднимаясь с пола. Ей так хотелось знать его, понимать его. Ничто узнанное ею не изменит ее любви к нему, не ослабит и не усилит ее, но ей все равно хотелось знать.
Она решила, что Джереми Уэсли – человек очень сложный. Она знала, что он любит ее, но прячет это чувство в глубине души. Если он не хочет говорить с ней, то как ей вообще узнать, почему он такой скрытный?
Она вышла из спальни и снова подошла к окну, посмотрев в сторону конюшни, надеясь увидеть какие-нибудь признаки присутствия мужа. Ей повезло – она увидела, как он подходит к дому: руки в карманах пальто, голова опущена.
Саре не хотелось, чтобы он застал ее у окна, и она быстро отошла от него и пошла на кухню. Она налила чашку кофе и, как только открылась дверь, повернулась к Джереми.
Фанни не была уверена, что правильно поняла то, что говорил Том. Он хотел, чтобы она жила здесь, в этом красивом доме, пока его не будет, пока он уедет учиться? Она, Фанни Ирвин?!
Хэнк Мак-Лиод одобрительно закивал:
– Я думаю, что это чертовски хорошая идея. Стоя у камина, Том посмотрел на Фанни, ожидая, что она скажет.
– Но какое у меня право жить здесь? – проговорила она, переводя взгляд с Тома на его деда. – Я не твоя жена. Не родственница. И, пока ты в Бостоне, ты можешь передумать жениться на мне.
– И ты тоже, – возразил он.
– О нет. Я никогда этого не сделаю.
– И я тоже. – Он отошел от камина и присел рядом с ней на диване, взяв ее за руку. – Неужели ты не видишь? Теперь, когда Сара вышла замуж и будет жить там, в долине, дедушка остается один-одинешенек в этом большом старом доме. Если бы ты перебралась к нему, ему не было бы так одиноко.
Хэнк ухмыльнулся, потом покачал головой.
– Мальчик хочет сказать, что я становлюсь слишком стар, чтобы оставлять меня одного. Но со мной будет скучно.
– Вы совсем не такой старый, мистер Мак-Лиод, – не согласилась Фанни, – и мне даже хотелось бы жить здесь.
Том сжал ее руку.
– Значит, ты согласна, Фанни? Ты переедешь сюда, когда я отправлюсь в институт?
– Наверное, да. – Она посмотрела сначала на одного, потом на другого, все еще не веря, что это правда. – Если вы оба этого хотите, наверное, перееду.
Джереми увидел Сару, как только вошел в дом. На ней было желтое ситцевое платье, и оно напомнило ему луговину, полную цветов и купающуюся в солнечных лучах.
Она протянула ему чашку.
– Ты, наверное, замерз, столько времени пробыл на морозе. Вот. Согрейся, кофе горячий.
Он взял чашку, и Сара, нежно улыбнувшись ему, сказала:
– Я тут подумала, Джереми. – Она налила еще чашку из пестрого кофейника, стоявшего на плите. – Я мало разбираюсь в сельском хозяйстве, но уж, поскольку я собираюсь быть женой фермера, наверное, мне нужно чему-нибудь научиться.
Она обернулась к нему.
– А ты как думаешь?
Джереми попытался представить ее работающей рядом с ним в поле, идущей за плугом или сеющей семена, но ничего не получалось. Место Сары в каком-нибудь модном салоне, разливать гостям чай из красивого фарфорового чайника.
– Я знаю, ты вовсе не намеревался жениться и заботиться о еде и одежде еще для кого-то, помимо себя. Поэтому я хочу тебе помочь в этом. Наверное, я не очень много могу делать, пока... – Она покраснела. – Пока жду ребенка.
Он сел на кресло напротив нее. На этот раз он вообразил ее сидящей в кресле-качалке с большим животом, а в животе его ребенок. Эта картина отозвалась болью в его груди.
– Знаешь, если бы ты построил курятник, я бы могла присмотреть за несколькими несушками. У нас были бы свои яйца для стола, и мы могли бы их продавать в магазин. Ральф Эванс продает кур. Я училась в школе с его женой, и она говорила мне, что у них есть несколько штук самой лучшей породы во всем штате. Я уверена, что Бель объяснит мне, что надо делать, чтобы я не заморила их.
Ее энтузиазму и оптимизму трудно было не уступить. Он подумал, что если она и в самом деле хочет завести кур, то он может себе позволить купить несколько штук. За конюшней лежит достаточно досок, чтобы соорудить небольшой курятник, а на сеновале над конюшней полно соломы.
– И еще... Я хорошая портниха. Я с детства сама обшиваю себя. – Она коснулась солнечного желтого платья. – Это я сшила сама.
– Очень красивое. Ты очень красивая.
– Я подумала, что могла бы предложить свои услуги миссис Гонт. Я могла бы подгонять платья и делать другие вещи тут же, дома, а ты мог бы захватывать их с собой в город, когда они будут готовы. За это не так много платят, но это...
– Нет никакой нужды, чтобы ты работала на миссис Гонт.
– Но я...
– Нет, – твердо произнес он.
Он отвернулся от нее, посмотрев за окно на утопающую в снегу землю. Он хотел заботиться о Саре. Если бы он мог заставить эту землю родить, если бы он мог дать Саре все, что ей нужно, если бы он смог сберечь Сару и ребенка здоровыми и счастливыми, тогда, может быть...
От волнения он закрыл глаза, зная, что хочет чувствовать, что хочет думать, но страшась чувствовать это и думать об этом.
– Для того чтобы мы прожили, тебе нет нужды шить для других. – Он глубоко вздохнул. «Хорошо, если бы это было так». – Я сам буду заботиться о тебе, Сара.
Она некоторое время молчала, как бы обдумывая его слова. Потом наклонилась вперед и дотронулась до руки, в которой он держал чашку.
– Я никогда не сомневалась, что будешь заботиться обо мне, Джереми, – сказала она. – Я никогда ни на минуту в этом не сомневалась.
Возможно, Сара в этом и не сомневалась, но Джереми сомневался. Сара не знала, сколько раз он не оправдывал ожиданий тех, кто был ему дороже всех на свете.
Но Джереми знал. Знал слишком хорошо.