Помнишь?..

ГЛАВА XXXIII

Том смотрел, как доктор Варни снимает очки и трет глаза.

– Мистер Джонсон, думаю, у вас грипп. Рекомендую вам в настоящее время оставаться в постели.

Он снова нацепил очки.

Больной посмотрел на него лихорадочно блестевшими глазами.

– Но мы завтра утром уезжаем в лагеря.

– Вы поступите очень глупо, если отправитесь в такую поездку до того, как у вас спадет жар. Вам нужно полежать здесь по меньшей мере неделю.

Джонсон повернулся на бок и надрывно закашлял.

Доктор взял свой саквояжик и открыл его.

– Я пришлю рецепт на феназон и аммоний карбонат. Это поможет вам сбить температуру и облегчит дыхание. – Он кинул стетоскоп в саквояж. – Утром заеду посмотреть вас, мистер Джонсон.

– Я уже буду в дороге в лагерь лесорубов.

– Искренне сомневаюсь в этом, сэр, – сухо заметил доктор Варни, держа в руке саквояж, и повернулся к Тому.

Том шагнул к двери и, открыв ее, вышел из комнаты вслед за врачом. Проходя по коридору гостиницы, Том не спускал глаз с доктора Варни, заметив, как тот нахмурился и сжал губы. В конце концов он не выдержал и спросил:

– Это серьезно, доктор?

– Инфлюэнца может быть очень серьезной. Намного серьезнее, чем она кажется на первый взгляд.

– Но ведь вы же сказали, что это грипп.

Доктор Варни пожал плечами, и они стали спускаться вниз – доктор впереди, Том за ним. Когда они спустились вниз, Том опять зашел сбоку.

Доктор заметил вопрошающий взгляд Тома.

– Я читал статьи видного английского эпидемиолога доктора Чарльза Крейтона. Он не согласен с теорией инфекции применительно к инфлюэнце и стоит на точке зрения, согласно которой это есть следствие распространения по земле миазмов.

Том внимательно слушал. Он знал, что доктор обязательно спросит его мнение, еще даже не договорив до конца. Доктор всегда заставлял Тома делать самостоятельные заключения. Каждый больной был некоторым образом испытанием, и Тому не хотелось спасовать ни перед одним экзаменом, предложенным ему доктором.

– Доктор Крейтон ссылается на эпидемии тридцать третьего, тридцать седьмого и сорок седьмого года как на доказательство своей точки зрения, поскольку вспышка заболевания поразила население почти одновременно. Он утверждает, что это указывает на то, что болезнь не передается от человека человеку.

Они вышли на улицу. Доктор Варни посмотрел на небо, словно удивившись сияющему солнцу. Он снова снял очки, протер носовым платком, потом повернулся и пошел по тротуару, на ходу прилаживая очки на место.

– Но я не могу согласиться с доктором Крейтоном. Мне кажется, бактериальная теория инфекционных заболеваний ближе к истине, и исследования, проводившиеся после пандемии инфлюэнцы в восемьдесят девятом и девяностом, конечно же, подтверждают эту теорию. В одном из журналов есть статья немецкого автора, который утверждает, что обнаружил бактерию, оказавшуюся в гортани большого числа больных инфлюэнцей.

Доктор Варни сошел с тротуара и перешел на другую сторону утопавшей в грязи улицы. Вступив на дощатый настил, он остановился и, вопросительно подняв бровь, спросил:

– Так вот, молодой человек, если бы вы лечили мистера Джонсона, каково было бы ваше суждение?

Задумавшись над тем, что сказал ему доктор Вар-ни, Том сдвинул брови.

– Ну что же, независимо от того, как заболел мистер Джонсон, его лечение должно предполагать в первую очередь постельный режим. Если инфлюэнца – болезнь заразная и передается бактериями, тогда появление одного заболевания могло бы означать, что мы скоро столкнемся и с другими случаями, что можно попытаться предотвратить карантином. – Он покачал головой. – Но я все же не понимаю, почему вы так обеспокоены. Когда я был школьником, у нас была вспышка инфлюэнцы. Ребята поболели с неделю, и все. Они неважно себя чувствовали, но никаких последствий.

Доктор медленно кивнул и двумя пальцами потер себе подбородок.

– Будем надеяться, что и на этот раз обойдется. – Он вдруг повернулся и быстро пошел на восток. Том догнал его и пошел рядом. – Теперь я пойду домой, поужинаю. Миссис Варни обещала хороший кусок жареного мяса с картошкой, а я страшно проголодался. Пойдешь со мной завтра к Эвансам? Я буду снимать швы с руки мистера Эванса.

– Да, сэр. Я приду.

– Хорошо. Встретимся в девять ровно.

Том остановился и посмотрел вслед доктору. У него появилось какое-то предчувствие, но он стряхнул его. Нет никаких причин тревожиться.

Он повернулся на каблуках и направился домой, срезав угол между салуном и парикмахерской и не обращая внимания на грязь, сразу же облепившую ботинки. Сегодня вечером ужин в доме Мак-Лиода готовит Фанни, и ему, как всегда, не терпится увидеть ее.

Подъехав к дому, Джереми увидел, как распахнулась дверь и навстречу ему выбежала Сара. Сначала он подумал, что что-нибудь случилось. Потом увидел улыбку на ее лице.

У самого крылечка он натянул поводья, и мерин остановился. Она бегом сбежала по ступенькам и, положив руку ему на плечо, посмотрела на него веселыми глазами.

– Ты ни за что не догадаешься, что сегодня случилось. Приезжала миссис Райдер и привезла нам свадебный подарок.

– Судя по твоему лицу, это какой-то особенный подарок, – сказал он, слезая с седла.

– Так оно и есть. Погоди, сам увидишь. – Она взяла его за руку и потянула за собой.

Он не поддался.

– Дай мне сначала поставить лошадь, – смеясь, проговорил он, ему нравилось, как она смеется, нравилось ее возбуждение и хотелось, чтобы это радостное состояние не проходило.

Она засмеялась вместе с ним.

– А я и собираюсь вести тебя в конюшню.

– В конюшню?!

– Ну, пойдем же. – Она опять потянула его за руку, на этот раз он пошел за ней, ведя лошадь на поводу. – Я просто не могла поверить. И ты тоже не поверишь, когда увидишь...

Джереми и в самом деле был заинтригован.

В нескольких ярдах от конюшни Сара отпустила его руку и побежала открыть двери. Когда он подошел к ним, она поманила его внутрь.

Сначала он не увидел ничего необыкновенного. Рабочая лошадь, которую он купил в конюшне Чэда Тернера, высунула голову из стойла и фыркнула, когда он потрепал ее по морде. Большой черный мерин так приветствовал его каждый раз, когда Джереми входил в конюшню.

И тут из стойла, только сегодня утром пустовавшего, показалась лошадиная голова. От неожиданности Джереми остановился и уставился на животное в немом изумлении. Потом перевел взгляд на Сару.

– Ну, не чудо ли она? – спросила его жена и еще радостнее улыбнулась. – Ее зовут Искорка. Скоро у нее будет жеребеночек. Это может случиться в любой момент, – сказала миссис Райдер.

Он подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть лошадь.

– Но с какой стати? – спросил он, заметив, какие у лошади умные глаза и великолепная стать, чего не могла скрыть даже ее жеребость. – Эта кобыла не десятидолларовая лошадь под седло. С какой стати Райдерам делать нам такой подарок?

– Миссис Райдер сказала, что возвращает то, что задолжала моей маме. – Сара подошла к нему. – Она сказала, что ты хорошо разбираешься в лошадях. И еще сказала, что одну весну ты работал у них на ферме.

– Да...

– Расскажи мне об этом.

Джереми улыбнулся про себя. Сколько раз после его возвращения в Хоумстед Сара повторяла ему эти слова?

«Расскажи мне об этом». Ей хотелось знать о его странствиях, о местах, в которых он побывал, о вещах, которые видел. Ей хотелось знать о его отце. Ей хотелось узнать о его брате и о том, какое у них было детство, и почему между ними не было той близости, какая есть между ней и Томми. Ей даже хотелось знать о Милли. Ей всегда хотелось все знать о нем. Сара всегда будет хотеть знать о нем все.

Он повернулся к ней, и улыбка замерла на его губах. Он протянул руку и кончиками пальцев дотро-, нулся до ее щеки, потом приложил к ней всю ладонь. Она склонила набок головку и прижалась к его руке. От ее кожи, казалось, веяло теплом, и оно передавалось его руке. Отсюда по венам тепло поднималось к его сердцу.

У него нет права на любовь, которую он читал в ее голубых глазах. Когда она смотрела на него, то видела то, чего там нет и не было никогда. Она видела человека, которого стоит любить, человека, который. в ее глазах был неким совершенством. Джереми Уэсли не был героем и тем более святым.

«Я скорее навсегда откажусь от тебя, Сара, чем дам тебе страдать из-за меня. Скорее я покину эту ферму и навсегда уйду из этих краев».

Он обнял ее обеими руками, притянул к себе и прижался щекой к ее волосам.

«Господи, не дай мне потерять ее. Пусть я останусь здесь и буду любить ее, пока мы оба не состаримся и наши головы не побелеют. Не заставляй меня уйти».

У него сжалось сердце.

«Но, если придется, я уйду. Только не дай ничему случиться с Сарой из-за меня».

Он долго стоял, обняв ее, не шевелясь, не произнося ни слова, вдыхая запах лаванды, запах ее волос, ощущая мягкий изгиб ее тела, который так хорошо соединялся с его телом.

Только бы продержаться до урожая...

Урожай. Если они продержатся до урожая, он останется здесь навсегда. И тогда он сможет сказать ей, что любит ее.

Его молчание пугало ее. В том, как он обнимал ее, было что-то, заставлявшее ее думать, что он может исчезнуть в любой момент, что он готовится сказать ей «прощай». Он не сказал и не сделал ничего, что прямо говорило бы об этом, но она чувствовала это своим сердцем.

– Ну, ладно... – Он отпустил ее. – Пойду посмотрю на нашу новую кобылу. Похоже, она вот-вот ожеребится.

Сара ничего не ответила. Она не могла ответить. Ее сердце все еще сжималось от страха.

Джереми открыл дверцу и вошел в стойло. Присев на корточки, он посмотрел снизу на брюхо Искорки.

– Нет, вод еще нет. Нужно приглядывать за ней. – Он встал и провел рукой по мягкой шерсти кобылы. – Ну что, худо тебе, а, девонька?

Сара вздохнула и выбранила себя. Джереми никуда не уходит. Он не прощается с ней. Он будет здесь и поможет Искорке родить жеребеночка, он засеет и вспашет землю. Он будет здесь, когда родится их ребенок, и останется здесь до конца их жизни.

Как она могла почувствовать в его объятиях то, чего в них не было?! Джереми не собирается оставлять ее. А это все, что ей нужно.