Порочные занятия

Глава 38

ФЕНИКС

Я выхожу в коридор, оборачиваюсь, чтобы сказать последнее слово. Но тут мягкое тело врезается сзади, и я поворачиваюсь, встречаясь с озорными темными глазами Талии Грейс.

— Чего так спешишь? — говорит она, и ее слова полны намеков.

— Что тебе надо? — швыряю в ответ я.

Она отстраняется и морщит нос.

— Прошу прощения?

Я перевожу взгляд с профессора Сегала, стоящего в дверях, на Талию, которая искоса смотрит на румянец, растекшийся по моей груди, так, будто она только что раскрыла мой самый грязный секрет.

Дерьмо.

— Я пришла пожаловаться, что получила «тройку», — выпаливаю я.

— Забавно, — говорит она с легкой улыбкой. — Профессор Сегал поставил мне «пять».

— Я отчетливо помню, что Ваше эссе не заслуживало даже «три», — говорит он. — Обе освободите коридор и передайте сокурсникам, чтобы они не приставали ко мне с оценками.

Он исчезает в кабинете и закрывает дверь. Механизм проворачивается со щелчком, говоря, что он больше не в настроении болтать.

— Какого хрена, — бормочет она.

Я поворачиваюсь на каблуках и иду по коридору к лестнице.

— Эй, ты, — говорит она.

Я почти оступаюсь, но пытаюсь не останавливаться.

— Что?

— Меня он не подпускал к своему кабинету, с чего вдруг впустил тебя?

— Не знаю, — говорю я не задумываясь. — Может быть, потому что я лучше справляюсь с эссе?

— Или лучше лижешь банан.

— Ну да, ты точно знаешь, — ответ уровня детской площадки срывается с губ. Отчасти потому, что ее обвинение правдивее, чем она могла себе представить, но в основном потому, что из меня дерьмовая врунья, так ко всему я еще и краснею.

— Эй, — она хватает меня за руку.

Я направляю весь свой гнев в сильный толчок, который отбрасывает ее к стене. Пока она пытается не упасть, я исчезаю на лестнице.

Это, вероятно, знаменует собой начало вендетты между мной и всеми девушками, даже отдаленно связанными с «Ураном», ну и пусть идут в зад.

Единственное, что мне теперь осталось потерять — это диплом.

Кровь шумит в ушах, заглушая эхо шагов, когда я мчусь вниз по лестнице и выхожу через пожарный выход. Даже ухоженные сады или свежий морской бриз не могут охладить мою кровь.

К черту профессора Сегала, к черту кузин Грейс, к черту всех, кого знаю. Я возвращаюсь в квартиру.

Мои ноги топают по приятно хрустящим гравийным дорожкам, создающим мелодию созвучную моему стучащему сердцу.

Профессор Сегал — худший из людей. Он даже хуже моего отца. По крайней мере, отец был предсказуемым ублюдком. Он никогда не относился ко мне по особенному, поэтому его оскорбления всегда были подобным тупым ударам, и никогда не напоминали острые лезвия.

Значит, профессор не считает меня шлюхой. И он промолчал, когда тот человек назвал меня блядью только потому, что хотел защитить. Эта часть имеет смысл, особенно после того, как он объяснил, что деньги были подарком.

А все остальное?

— Вы более не представляете для меня интереса, — говорю я голосом мистера Дарси. — Кто, черт возьми, так говорит?

Моя челюсть сжимается.

— Кретин.

— Феникс, — кричит мужской голос с расстояния в несколько метров.

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Вир бежит ко мне в обтягивающих джинсах и лоскутной джинсовой винтажной куртке с лацканами, которые подпрыгивают вверх и вниз при каждом шаге.

— Отлично, еще один любитель посылать, — бормочу я. — Для полной истерики не хватает только неожиданно вернувшегося папы.

Развернувшись, я иду по дорожке, ведущей к многоквартирному дому. Да, я грубо отвернулась от него, но я не в настроении говорить с мужчинами, которые вначале занимаются сексом с девушками, а только потом сообщают, что они вне зоны досягаемости.

Его длинные руки обвивают мою талию и поднимают в воздух.

— Какого черта? — кричу я, заставляя всех в радиусе пятидесяти метров повернуться и посмотреть в нашу сторону.

— Ты мой счастливый талисман, — он опускает меня и целует в щеку ароматным спиртным поцелуем.

Я кладу ладонь ему на плечо и держу на расстоянии вытянутой руки.

— Ты пьян?

— Отмечал, — он снова заключает меня в объятия, наполняя ноздри ароматом плесени и нафталина.

Фух. Он не чувствует своей силы. И с каких это пор кто-то покупает одежду пятидесятилетней давности, не отправив ее предварительно куда-нибудь в химчистку?

— Хорошо, — несколько раз сильно хлопаю его по спине. — Тогда что за новости?

Наконец он отпускает и смотрит на меня косящими зрачками. Я сосредотачиваюсь на точке у переносицы, потому что не хочу потеряться в его глазах.

— Это была ты, не так ли?

Я делаю шаг назад.

— Видимо, нет. О чем ты?

— Об этом, — он выворачивает лацкан и показывает серебряный значок, на котором выгравированы очертания мужских волос, ресниц и зигзаг, идущий по левой стороне лица.

Я прищуриваюсь, замечая, что изображение окружено слабым очертанием звезды.

— Что это такое? Что-то в духе Дэвида Боуи?

Его лицо грустнеет.

— Это не от тебя?

Я качаю головой.

— Похоже, у тебя появился тайный поклонник.

Плечи Вира поникли. Не смею предположить, почему, ведь этот человек уже как-то заявил, что я не вариант для женитьбы.

Не то, чтобы я хотела его, но отказ все еще жалит.

— Что ж, встретимся позже, — я поворачиваюсь.

Он кладет руку мне на плечо.

— Подожди.

— Что?

— Спасибо за вчерашний день, — его слова вылетают цепочкой склеившихся слогов. — Я имею в виду, за поддержку.

Я оглядываюсь через плечо.

— Ты говорил с отцом?

— И дядей, — он выпячивает грудь. — Я сказал, что управление бизнесом не для меня, и что я собираюсь жить за счет музыки.

Взгляд у него выжидательный, а поза выдает сдержанное волнение, он немного напоминает Тигра из Винни-Пуха. Никогда не видела, чтобы Вир вел себя так оживленно, поэтому я думаю, что он будет говорить лишь позитивные вещи.

— Как прошел разговор?

— Они оба сказали «нет». Дядя Один даже угрожал приехать в университет, чтобы разобраться, но папа сказал отложить вопрос до конца семестра.

— Это хорошо, правда?

Он ухмыляется и кивает.

— Я еще не добрался до лучшей части.

— Которой? — энтузиазм Вира заразителен, и я не могу не улыбнуться.

— Концертная площадка в городе хочет, чтобы мы выступили с утренним воскресным шоу. — улыбка исчезает на секунду, как будто то ли место, то ли время суток не идеальны, но он маскирует разочарование еще одной широкой улыбкой. — Ты придешь?

— Куда? — тут же сожалею, что предположила, будто меня это может заинтересовать.

— «Уирли». Знаешь это место?

— На самом деле, я сейчас в поисках работы на выходные. Если кто-то возьмет меня, то, возможно, я буду работать в воскресенье.

— Будем надеяться, что не возьмут, — он качает головой. — Я не это имел в виду.

Мое лицо напрягается.

— Да, ну, не у всех нас есть такие привилегии, как у тебя.

Радость исчезает с его лица, и он смотрит на меня широко открытыми глазами.

— Извини, — бормочет он.

Я качаю головой.

— Забудь.

На этот раз, когда я ухожу, Вир не следует за мной и не говорит больше ни слова.

Комментарий был действительно дерьмовым. Я никогда никому не завидую из-за денег или лучшей жизни, но то, что произошло между нами, на первом курсе, до сих пор гноится, как инфицированная рана.

Мне нужно отступить, привести голову в порядок и стряхнуть с себя это негодование, если я хочу выглядеть достаточно презентабельной, чтобы найти работу.

Если бы я хоть немного думала раньше, я бы, черт возьми, знала, что полагаться на кого-то, кто позаботится обо мне, — это просто напрашиваться на разочарование.