ФЕНИКС
Я отхожу от профессора Сегала, в голове гудит. Слишком много всего происходит одновременно. Взгляд Одина не отрывается от взгляда профессора, как и взгляды мужчин, направляющих оружие ему в голову.
Черт, черт, черт.
Такими темпами его убьют.
Когда я подхожу к белому фургону, напряжение скатывается c плеч, сменяясь массой сбивающих с ног эмоций. Облегчение от того, что я больше не пленница, замешательство, потому что все это не имеет смысла, и тошнота.
Густое, кружащееся чувство тошнотворного страха, что я услышу звук выстрела, и это будет знаком смерти профессора.
И предательство под всем этим. Один говорит, что Вир был не единственной целью сегодняшнего похищения. Профессор Сегал также сказал, что папа стал новым начальником тюрьмы «Сикрофт», значит, что я также была полезной заложницей.
Обходя фургон, я нахожу Вира, стоящего рядом с черной машиной, все еще трясущегося.
— Феникс?
Он бросается ко мне, обхватывает длинными руками мои плечи и прижимает к своей худой груди.
Я слабо похлопываю его по спине.
— С тобой все в порядке?
Он отстраняется, его глаза дикие.
— Почему ты была так спокойна?
Съёжившись от его прикосновения, я вытесняю из себя все воспоминания о том, как мне приходилось сохранять спокойствие во время самых ужасных папиных тирад. Я не могла говорить, не могла плакать, не могла отвечать, если только не хотела, чтобы слова переросли в ссору.
Моя рука поднимается, чтобы потереть затылок, и я оглядываюсь через плечо.
— Инстинкт выживания, наверное.
Все, что я вижу вокруг себя, это передняя часть белого фургона. Я не обращаю внимания на торчащую из-под него ногу, чтобы сосредоточиться на двух мужчинах, стоящих по обеим сторонам машин, и оба направляют свои пистолеты на профессора Сегала.
Он действительно все это подстроил, как сказал Один? Ничто в его действиях не говорило о том, что он это сделал. Если он организовал наше похищение, то почему сейчас? Ведь он мог забрать меня в любой из моих визитов к нему домой.
Он мог похитить меня, когда обманом пробрался в мою квартиру и заставил встать на колени.
— Невероятно, — голос Вира вырывает меня из мыслей.
Я поворачиваюсь к нему и хмурюсь.
— Хм?
— Я заподозрил что-то, как только он вошел в лекционный зал.
— Потому что он швырнул стул тебе в голову, когда ты играл на гитаре?
Вир замолкает.
Одна из дверей машины открывается позади нас, и мужчина прочищает горло.
— Мистер Бестлэссон? — я поворачиваюсь, встречаясь взглядом с водителем, который говорит: — Босс хочет, чтобы вы сели в машину.
Вир не обращает внимания на водителя, но адреналин, ранее поддерживавший меня, теперь падает, и я шатаюсь. То, что от меня осталось, наполнено такой тревогой, что мне хочется согнуться пополам и проблеваться.
Что с профессором Сегалом? Я хочу сказать что-то в его защиту, но это бессмысленно.
Мои колени подгибаются. Если я не сяду, то упаду.
Я дергаю Вира за руку.
— Ну давай же.
Водитель открывает заднюю дверь автомобиля. Я залезаю внутрь и сажусь на черное кожаное сиденье, мое зрение темнеет.
— Эй, Феникс, — Вир кладет руку мне на плечо. — С тобой все в порядке?
Его прикосновение слишком тяжелое, слишком горячее, слишком раздражающее. Пульс в голове учащается, каждый удар бьет по нервам, словно молоток. Я отмахиваюсь от него и качаю головой.
— Просто… просто дай мне минутку, ладно?
Он опускает окно, и я хватаю его за руку.
— Пожалуйста, не надо, — шепчу я. — Я больше не вынесу выстрелов.
Он закрывает его.
— Если его убьют, то он сам виноват.
— Что?
— Ты слышала моего дядю? — Вир прислоняется к спинке сиденья и раздвигает конечности. — Профессор все это время был похитителем. Он просто хочет спасти своего брата из тюрьмы, и ему все равно, кто еще пострадает.
— Почему ты уверен, что это правда?
— Я остался, чтобы послушать остальную часть их разговора, — отвечает он.
Этого не может быть. Я склоняю голову и смотрю на свои колени.
— Выглядело так, будто профессор Сегал спасал нас.
Даже когда я произношу слова, они звучат странно.
— Откуда ему знать, где именно перехватить фургон? — спрашивает Вир.
— Если бы он был поблизости и преследовал нас…
— Он должен быть на воскресном обеде с моим дядей, — Вир качает головой. — Почему ты пытаешься оправдать его, если он всегда был ублюдком? Он опозорил тебя перед всем классом.
Я скриплю зубами.
— Есть разница между простым комментарием и организацией нападения и похищения.
— Почему ты вообще его защищаешь?
— Я не защищаю, — отрезаю я. — Но в этой ситуации есть нечто большее, чем то, что говорит твой дядя.
— Тогда продолжай, — он скрещивает руки на груди.
Стук в голове усиливается, кажется, что череп вот-вот взорвется.
— Мне нужно пространство и тишина.
Он делает долгий выдох.
— Прости, Феникс, — он тянется через заднее сиденье и берет меня за руку. — Тебе тоже было тяжело.
— Ага, — убираю руку и запускаю пальцы в волосы.
Возможно, Вир смотрит на эту ситуацию сквозь призму своего негодования, но я не могу поверить, что профессор Сегал мог сделать что-то из того, о чем они говорят.
Горло пересохло, и я кладу руку на основание шеи. Почему он не отрицал этого, когда Один обвинил его в том, что он сын Криуса Ванира? Он только сказал, что человек в тюрьме не его брат.
Я прикусываю нижнюю губу. Профессор Сегал ведь не мог быть связан с этим монстром?
Воспоминания просачиваются сквозь сознание. Воспоминания о напряженных словах, которыми он поделился о своих родителях. Его отец был злейшим ублюдком, а мать — жертвой? Похоже, кто-то преуменьшает злобность Криуса Ванира.
Дверь открывается, и сердце подпрыгивает к горлу. Один залезает и садится на сиденье напротив.
Я не знаю, как описать его присутствие — удушающее, всепоглощающее или магнетическое, но оно засасывает весь воздух в машине, отчего я дышу с трудом.
Он пристально смотрит мне в глаза, и я задаюсь вопросом, не вхожу ли я в список подозреваемых в организации похищения Вира.
— Что вы сделали с профессором Сегалом? — выпаливаю я.
Его взгляд становится жестче, и мои внутренности превращаются в камень.
У Одина самое неприятное лицо в мире. Оно достаточно красиво для мужчины его возраста, но от него постоянно исходит неприятная энергетика. Глубоко посаженные глаза, длинный, тонкий, морщинистый нос, жестокие, опущенные вниз губы и острые скулы.
Если бы это была видеоигра, он был бы главным боссом.
Что в значительной степени подытоживает его положение в британском преступном мире.
— Хедвига Гофаннон, — говорит он с легким акцентом. — У вас с моим племянником был добрачный секс.
Я поворачиваюсь к Виру, открываю рот, но он энергично качает головой.
— Значит, слухи верны, — говорит он.
— Это не так, — выпаливаю я. — Кто вам сказал…
— Тихо.
Моя челюсть щелкает.
— Вир, после выпуска ты женишься на мисс Гофаннон.
— Что?
На этот раз, когда Один смотрит на меня, желудок непроизвольно скручивается.
Нет преступника более могущественного, чем человек, сидящий здесь с нами, но папа всю жизнь меня к этому подталкивал. Я сыта по горло его женоненавистническими разглагольствованиями и не собираюсь взваливать на свои плечи еще более жуткого тирана.
— Если у тебя есть какие-то возражения против брака, ты должна была подумать о них, прежде чем соблазнять моего племянника. Мы примем соответствующие меры с Декланом Дагдой и Гордоном Гофанноном.
Пока машина едет по дороге, я качаю головой из стороны в сторону. Моя тревога за судьбу профессора Сегала смешивается с собственной надвигающейся гибелью. Я не хочу, чтобы Один был моим родственником и, что более важно, я не хочу, чтобы Вир был моим мужем.
Я поворачиваюсь к Виру, который смотрит в окно так, словно не может вынести присутствие своего дяди.
— Скажи что-нибудь, — шиплю я.
Он опускает голову.
— Лучше не спорить.
— Правильно, — говорит Один.
— Что ж, я отказываюсь. — поворачиваюсь к старшему и хмурюсь.
— У тебя нет выбора.
Одину не нужно повышать голос, как папе. Он полная противоположность. Папа — провод под напряжением, плюющийся искрами, Один — вода. Глубокий, опасный поток, настолько чистый, что можно увидеть русло, но как только войдешь внутрь, поток унесет вашу жизнь.
Это не тот человек, которому стоит перечить, но я надеюсь, что он достаточно уравновешен, чтобы понять причину.
— Вир, — я бью его ногой. — Что случилось с парнем, который хотел стать музыкантом? Ты понимаешь, что говорит твой дядя?
Он склоняет голову, скрываясь под щитом светлых волос.
— Вир, — шепчу я.
— Мой племянник размышляет о том, как его глупое поведение могло привести к вашей гибели сегодня, — говорит Один. — Теперь он понимает важность послушания.
Еще одно различие между Одином и папой заключается в том, что Один хоть и по-своему извращенно, но заботится о племяннике. А это значит, что он, вероятно, не вытащит пистолет, если Вир неожиданно покажет яйца.
— А как насчет твоей карьеры в музыке? — говорю я Виру.
Его плечи поднимаются к ушам.
Мой взгляд устремляется к Одину, который откидывается на спинку сиденья, как злобный бог, готовый нанести удар.
К черту Бестлэссонов.
Если они не будут слушать мои отказы, то я сбегу.
Тишина, заполняющая заднюю часть фургона, настолько тяжела, что давит на плечи и на шею. Тяжесть в груди заставляет откинуться на спинку кресла. Проходит несколько минут, может быть, даже час.
Мои мысли переносятся к профессору Сегалу. Единственный способ, которым он мог выследить нас во всех этих извилистых поворотах, это если он был на связи с водителем. Но почему он вдруг решил изменить план?
Звонит телефон. Один лезет в нагрудный карман и достает устройство.
— Тор, — говорит он.
— Мы на месте встречи похитителей и нашли мать профессора, — его голос звучит жестко, но все же слышно.
Я наклоняюсь вперед, мои глаза расширяются, но взгляд Одина останавливается на мне, заставляя съежиться.
— И я полагаю, Криуса не видно? — говорит Один.
— Он перерезал женщине горло, — отвечает Тор. — Она истекает кровью на ковре.
У меня отвисает челюсть, но Один даже не моргает.
— Может ли она раскрыть его текущее местонахождение?
— Вот в чем дело, — голос Тора становится тихим. — Мать была в сговоре с самого начала. Судя по тому, что она говорит, это была ее идея заставить профессора взять заложников.
Весь воздух покидает мои легкие, и меня качает на сиденье. Я ожидаю, что черты Одина затвердеют, но они даже не меняются. Мой взгляд устремляется к Виру, который закрывает уши руками.
— Сделай так, чтобы она не пережила эту ночь, но будь осторожен, — говорит Один.
Тор колеблется мгновение.
— А профессор?
— Он находчив и умен. Если он от всего сердца не согласится убить своего отца, то пустите ему пулю в голову.
Вспышка тревоги пронзает изнутри. Мой разум пустеет, пока я жду ответа Тора.
— Конечно, отец, но мне кажется, что он хочет смерти Криуса больше, чем мы.
Звонок обрывается, и я смотрю прямо перед собой, в голове все кружится.
— Значит, он все это спланировал, — говорит Вир тоном, который подразумевает, что он разговаривает со мной, а не со своим дядей.
Один кладет телефон обратно во внутренний карман.
— Кажется, да, но ваш профессор не смог бы устроить такой подвиг, если бы вы слушались отца и дядю.
В любое другое время я бы закатила глаза и рассмеялась над мелочностью Одина. Профессор Сегал только что понял, что его мать манипулировала им, чтобы тот бросил вызов Одину, и теперь женщина, ради спасения которой он рисковал всем, умирает на ковре.
Профессор ничего не мог сделать и выполнял миссию по ее спасению. Но прервал ее.
Я склоняю голову, хватаюсь за виски и возвращаюсь мыслями к нашему последнему разговору.
Вы более не представляете для меня интереса.
Это неправда. Не после огромных усилий, которые он приложил, давая понять, что не считает меня шлюхой.
Я хочу, чтобы ты держалась подальше от этого идиота-блондина с гитарой.
Я сказал тебе держаться подальше от этого мальчика.
Держись подальше от Вира Бестлэссона.
Ты будешь держаться подальше от Вира Бестлэссона?
Он не ревновал к Виру. Он все это время планировал похищение Вира.
Не мое.
Сколько раз он говорил мне держаться подальше от Вира? Все улики указывают на это. Он никогда не предостерегал меня от разговоров с Акселем или любым другим мужчиной. Я просто поверила, что он собственник и контролирующий придурок.
Профессор Сегал организовал похищение Вира и хотел, чтобы я держалась от него подальше, чтобы меня не схватили. Потому что он знал, что я попаду в руки Криуса Ванира, который либо воспользуется моей связью с папой, чтобы попасть в тюрьму, либо использует меня для чего-то похуже.
Моя грудь сжимается.
Он прервал похищение из-за меня.
И теперь Один нацелен на него из-за меня.
Теперь он вот-вот потеряет мать из-за меня.
Мне нужно найти профессора. Сейчас же.