Я достаю маленький флакончик и наношу тональный крем на лицо. Прикосновение заставляет меня вздрогнуть из-за мимолетной боли около глаз. По крайней мере, хоть нет синяка. Синяки и прыщи ведь особенно заметны на бледной коже. Я провожу блеском по губам и смотрюсь в зеркало. Затем начисто его стираю. Кого я обманываю? Эта липкая ерунда на губах будет беспокоить меня весь день. Кисточка от туши тоже издевается надо мной, выскальзывая из рук в раковину умывальника, словно намекая, чтобы я вернула ее обратно. Однако я принимаю вызов — сегодня я в любом случае плакать не намерена. Я провожу кисточкой по ресницам, придавая им объем. Забавно, что немного сна, немного макияжа и целая куча непростых размышлений могут заставить почувствовать себя другим человеком, — своей более сильной версией.
Мама хочет, чтобы я не ходила еще один день в школу. Но этого не будет. Я провела вчерашний день в постели, чередуя сон со слезами. Наконец, в полночь, слезы прекратились и мой мозг заработал. И вот что я решила.
Хлоя ушла. Она никогда не вернется. А то, как я веду себя, причинило бы ей боль. Я представила, если бы мы поменялись с ней местами: Хлоя — жива, а я мертва. Как бы она с этим справилась? Она бы плакала. Ей было бы грустно. Ей не хватало бы меня. Но она бы не перестала жить. Она бы позволила людям утешать ее. Она бы спала в своей комнате и улыбаясь от воспоминаний, погружалась в сон. Да, и вероятнее всего, она бы заехала в нос Галену Форца. Что приводит меня к следующим выводам.
Гален Форца — идиот. Я все смутно помню, однако уверена, что он виновен в произошедшем со мной в понедельник. Кроме того, он немного странный. Он вечно появляется в самых неожиданных местах. И каждый раз, рядом с ним, моя грация ничем не лучше, чем у носорога на ходулях. Так что я поменяю свое расписание, как только доберусь до школы. Нет ни единой стоящей причины, почему я должна краснеть в его присутствии по семь раз на день.
Я довольно улыбаюсь, обдумывая свой план, и пододвигаю стул к столу. Мама сегодня вновь приготовила мне омлет, и на этот раз я его ем. Съедаю в один присест. Она ставит между нами стакан молока и я разом его выпиваю. Даже не взглянув на место папы за столом. Или Хлои.
— Должно быть, ты чувствуешь себя лучше, — говорит мама. — Но я хочу, чтобы ты осталась дома еще на один день. Мы бы могли провести девичник, ты и я. Возьмем на прокат кино, будем есть шоколад и запивать диетической содовой, посплетничаем. Что думаешь?
Я смеюсь, отчего у меня в голове начинается пульсация, словно мозг хочет сбежать. Когда она предложила такое, мне показалась идея остаться дома весьма заманчивой, и не только из-за шоколада. Наблюдать за тем, как мама пытается устроить девичник, — сплошное развлечением само по себе. Наш последний день для девочек начался с педикюра и закончился на гонках грузовиков. Это было пять лет назад. И это был ее последний педикюр.
Все же, я уже решила, что сегодня начинается продолжение моей нормальной жизни. Кутание в теплое одеяло и поедание килограмма мороженого, взгромоздившись на диване, — выглядит отговоркой, а о посещении ралли я мечтаю так же, как о наличии третьей ноги. Я собираю посуду и несу ее к мойке.
— Я правда хочу пойти в школу. Смена обстановки, и все такое. Может быть, в другой раз?
Она улыбается, но я знаю, — это не по-настоящему, ведь ее глаза по-прежнему серьезны.
— Конечно, в другой раз.
Я киваю и беру свои ключи от машины. Но прежде, чем я успеваю включить свет в гараже, она оказывается позади меня и дергает за мой рюкзак.
— Ты хочешь пойти в школу? Отлично. Но ты не поведешь машину. Отдай мне ключи.
— Я в порядке, мам, правда. Увидимся позже, — я быстро целую ее в щеку и снова отворачиваюсь к двери.
— Прекрасно. Отдай мне их, — она протягивает руку.
Я сжимаю ключи в руке.
— Ты практически впихнула мне их в горло в понедельник, а сейчас просто забираешь? Что такого я сделала?
— Что такого ты сделала? Ну, для начала, твоя голова послужила стопором открывающейся двери кафетерия.
Так, притопывание ногой — есть. Насупленные брови — есть. На меня вот-вот повысят тон — и это тоже есть. Все признаки налицо — у меня проблемы, а я ни сном, ни духом, почему.
— Ну я же говорю, я чувствую себя лучше. Доктор Мортон сказал, я могу спокойно вернуться к нормальной деятельности, если мне станет лучше. А я уже опаздываю в школу.
По правде, доктор Мортон ничего такого не говорил. Будучи лучшим другом моего отца, он подождал, пока мама выйдет, и сообщил, что у меня, вероятнее всего, сотрясение мозга. Он знает, какой она бывает одержимой. Она даже подписала документы в школе, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств мне не вызывали скорую, так как офис доктора Мортона просто через дорогу.
— Школа, да? Ты уверена, что именно туда собираешься? — ее рука все еще вытянута в ожидании ключа, который она не получит. Спустя нескольких секунд впустую, она складывает руки на груди.
— Куда еще я могу направляться с рюкзаком, полным книг?
— Ну я не знаю. Может, к дому Галена Форца?
Да, не предвидела я такого. Если бы только я знала, я могла бы воспрепятствовать проступившему румянцу на щеках.
— Эм…. А откуда ты знаешь Галена?
— Миссис Стрикланд рассказала мне о нем. Она сказала, вы спорили, и ты была расстроена, убегая от него. А так же то, что он отнес тебя в медпункт, когда ты налетела на дверь.
Я знала — он имел какое-то отношение к случившемуся. И мама даже говорила об этом с директором. Мои губы так пересыхают, что я ожидаю ощутить на вкус пыль, когда оближу их. Краска заливает все мое тело, вплоть до кончиков ушей.
— Он нес меня?
— Она сказала, он не отходил от тебя ни на шаг, пока не прибыл доктор Мортон. А доктор Мортон сказал, что он отказался вернуться в класс, пока тот не убедил его, что с тобой все будет в порядке, — она притопывает ногой быстрее и тут останавливается.
— Ну и?
Я моргаю.
— Ну и что?
Моя мама что, зарычала? Она вскидывает руки и подходит к раковине, цепляясь за край стола с такой силой, что костяшки ее пальцев становятся похожи на белые горошины.
— Я думала, мы достаточно близки, Эмма. Я думала, что ты всегда будешь говорить со мной о подобных вещах, и тебе комфортно говорить со мной об этом.
Я закатываю глаза. Ты имеешь в виду тот случай, когда я практически утонула, а ты рассмеялась мне в лицо, когда я рассказала тебе, что меня спасла рыба? Да кого она обманывает? Мы обе знаем, что папа был моей жилеткой, в которую я изливала все свои эмоциональные всплески. Неужели она думает, если она укрыла меня одеялом, напоила горячим шоколадом или что-то там еще — я просто так отдам ей ключи к сокровенным тайнам? Ну уж нет.
— Я знаю, тебе уже 18, — фыркает она. — И я это понимаю, ладно. Но тебе известно далеко не все. И знаешь что? Я не люблю секреты.
Голова идет кругом. Первый день моей Нормальной жизни идет совсем не так, как я планировала. Я мотаю головой.
— Мне кажется, я все еще не совсем понимаю, что ты у меня спрашиваешь.
Она перестает стучать ногой.
— Как давно ты с ним встречаешься, Эмма? Как давно ты и Гален вместе?
Господи Боже мой.
— Я не встречаюсь с Галеном, — говорю я в полголоса. — С чего ты так решила?
— С чего я так решила? Тебе стоит спросить об этом миссис Стрикланд. Она рассказала мне, как мило вы смотрелись, общаясь в холле. К тому же, она добавила, что Гален был вне себя, когда ты не приходила в сознание. И все время держал тебя за руку.
— Мило? — я позволяю рюкзаку скатиться с плеча на пол, подхожу к столу и сажусь. Вся комната начинает кружиться.
Мне……стыдно? Нет. Стыдно — это когда ты разливаешь кетчуп себе на брюки и он оставляет подозрительное пятно между ног.
Обмерла? Нет. Обмереть — это когда ты, экспериментируя с автозагаром, забываешь о ступнях и они смотрятся, будто ты носки одела под шлепки с сарафаном.
Сбита с толку? О да. Именно так. Сбита с толку, что после того, как я на него наорала — да, да, теперь я помню, как кричала на него, — он все же нес меня на руках к медпункту и оставался рядом, пока не прибыла помощь. Ах да, он еще держал меня за руку и сидел рядом со мной.
Я зарываюсь лицом в свои ладони, представляя, как близка я была к тому, чтобы пойти в школу, даже не зная всего этого. Как я была близка к тому, чтобы подойти к Галену и сказать ему засунуть свое «покалывание» туда, где витали мысли всех девчонок с момента его появления. Я тяжело вздыхаю в свои руки.
— Я больше никогда не смогу с ним встретится, — проговариваю я мысли вслух.
К несчастью, мама решает, что я обращаюсь к ней.
— Почему? Он порвал с тобой? — она присаживается рядом со мной, убирая мои руки от лица. — Это из-за того, что ты отказалась с ним переспать?
— Мам! — я срываюсь на хриплый крик. — Нет!
Она убирает руку.
— Ты что хочешь сказать, что уже переспала с ним? — у нее дрожат губы.
Нет — этого просто быть не может.
— Мам, говорю же тебе, мы не встречаемся!
Переходить на крик — плохая идея. Пульс так и стучит у меня в висках.
— Вы даже не встречаетесь и ты с ним переспала? — всплескивает она руками. И вот-вот расплачется.
Одна Миссисипи… Две Миссисипи… Она что, серьезно?…Три Миссисипи… четыре Миссисипи… Клянусь, я готова уйти из дома… Пять Миссисипи… шесть Миссисипи… Могу даже пойти и переспать с ним, если меня все равно и так в этом обвиняют… Семь Миссисипи… восемь Миссисипи… Боже ты мой, я и правда только что так подумала?…. Девять Миссисипи… десять Миссисипи…. Поговорить с мамой — сейчас же.
Я стараюсь говорить как можно вежливее:
— Мам, я никогда не спала с Галеном. Не учитывая того случая, когда я лежала без сознания, а он сидел рядом со мной в медпункте. И мы не встречаемся. Мы никогда не встречались. Поэтому и устраивать сцены расставания со мной ему незачем. Я что-нибудь пропустила?
— Тогда о чем вы там спорили в холле?
— А я и не помню. Все, что я знаю, — я была очень зла на него. Поверь мне, я разберусь. Но сейчас я опаздываю в школу, — я встаю со стула и тянусь за рюкзаком. Отлынивать — это даже глупее, чем кричать. О Господи, моя голова, да отвались ты уже наконец!
— Так ты не помнишь, о чем вы говорили? Тебе точно нужно остаться дома и отдохнуть как следует. Эмма? Эмма, не смей уходить вот так от меня, юная леди!
Она не последовала за мной, а это значит — разговор окончен.
Я заезжаю на свое место на парковке и проверяю макияж в зеркале заднего вида. Да, светлый тональный крем скрывает мой румянец с тем же успехом, что и увеличительное стекло. Думаю, будет только хуже, если я наткнусь на Галена. Делая глубокий вдох, я открываю дверь машины одновременно со звонком на урок.
Кабинет администрации пахнет свежей краской, бумагой и кофе. Я записываю свое имя в список опоздавших без причины и просто жду своей очереди. Миссис Поинтдекстер, милая старушка, что проработала здесь с тех самых пор, как еще была молоденькой девчонкой, достает блокнот из ящика и что-то записывает. Ее с легкостью можно узнать на всех фотографиях по прическе, — она все еще начесывает свои белые волосы в высокий улей, заливая их таким количеством лака для волос, что могла бы с легкостью попасть во внимание общества защиты природы. Ах да, и ее декольте может позавидовать любое платье для выпускного.
— Мы так рады что вам уже лучше, мисс Макинтош. Но, все же, шишка на лбу у вас приличная, — говорит она своим тонким, практически детским, голоском.
Так как шишки на лбу у меня нет, мне становится слегка обидно, но я решаю не обращать на это никакого внимания.
— Спасибо, миссис Поинтдекстер. Выглядит намного хуже, чем на самом деле. Просто слегка побаливает.
— Ну да, двери досталось куда больше, — доносится сзади. Гален записывает свое имя под моим в списке опоздавших. Когда он задевает меня рукой, я чувствую, как у меня закипает кровь.
Я поворачиваюсь к нему. Да, мои мечты и близко не стояли. Длинные черные ресницы, безупречная оливковая кожа, массивная челюсть, как у итальянской модели, губы, — сплошные достоинства. Расслабься. Он просто смеется над тобой. Я скрещиваю руки и задираю подбородок.
— Ну да, тебе ли не знать.
Он ухмыляется, стягивает мой рюкзак и выходит за двери. Дверь закрывается, и я пытаюсь игнорировать волну его запаха, переводя взгляд на миссис Поинтдекстер, — она хихикает, пожимает плечами и делает вид, что перебирает какие-то документы. Намек красноречивее некуда: может, он и твоя головная боль, но какая же замечательная. Гален что, очаровал здесь весь персонал до беспамятства? Если бы он вздумал трусить карманные деньги на обед со школьников, они бы также хихикали? Я рычу сквозь стиснутые зубы и выхожу из кабинета.
Гален ждет меня за дверью и я практически врезаюсь в него. Он посмеиваясь, подхватывая меня за руку.
— Мне кажется, это входит у тебя в привычку.
После того, как я твердо стою на ногах, — ну, не без помощи Галена, — я тыкаю пальцем ему в грудь, отталкивая к стене, от чего он лыбится еще шире.
— Ты… меня… раздражаешь… — говорю ему я.
— Да я заметил. Исправлюсь.
— Может, для начала, вернешь мне мой рюкзак?
— Нет.
— Нет?
— Так и есть — нет. Я понесу его. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.
— Ну и оспорить это я не могу, не так ли? — я пытаюсь достать рюкзак, но он поворачивается и блокирует меня.
— Гален, я не хочу, чтобы ты его нес. Давай заканчивать это. Я на урок опаздываю.
— Помнишь, что я вообще-то тоже на него опаздываю?
Ох, ну да. Я позволила ему отвлечь меня от моей основной задачи.
— Вообще-то, мне нужно вернуться в канцелярию.
— Без проблем. Я подожду тебе здесь и затем проведу на занятия.
Я гордо задираю нос.
— В том-то и дело. Я меняю расписание занятий. Мы не будем больше в одном классе, так что тебе стоит идти. Ты конкретно нарушаешь правило «нумеро уно».
Он скрещивает руки.
— Зачем ты собралась менять расписание? Из-за меня?
— Нет.
— Лгунья.
— Вроде того.
— Эмма…
— Слушай, не хочу, чтобы ты принимал это на свой счет. Но просто…со мной все время происходит что-то плохое, когда я рядом с тобой.
Он поднимает бровь.
— Ты уверена, что дело во мне? Знаешь, с моего ракурса выглядело, что виной всему твои вьетнамки.
— О чем вообще мы спорили? Мы же спорили, верно?
— Ты… ты не помнишь?
Я качаю головой.
— Доктор Мортон сказал, у меня возможна кратковременная потеря памяти. Хотя я помню, что разозлилась на тебя.
Он смотрит на меня, как будто я какой-то преступник.
— Ты хочешь сказать, что не помнишь ничего из того, что я тебе наговорил. Даже то, что говорила сама?
Я складываю руки на груди и напоминаю себе маму.
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Клянешься?
— Если не собираешься мне ничего рассказывать, тогда верни рюкзак. У меня сотрясение мозга, а не переломы обеих рук. Я не беспомощна.
Его улыбка могла бы сделать его лицом обложки любого журнала страны.
— Мы спорили, на какой пляж пойдем поплавать после школы.
— Лжец.
Да еще и с большой буквы. Плавать — вернее, тонуть, — в списке моих дел опустилось ниже, чем «родить ежика».
— А, погоди. Ты права. Мы спорили о том, когда на самом деле затонул Титаник. И мы договорились пойти ко мне домой поплавать.
Колокольный звон в моей голове сходит на нет, но вот только это не тот звоночек, как когда находишь правильный ответ. Я не помню, чтобы мы и вовсе говорили о пляже, но помню, как отвечала на вопрос о Титанике на уроке у мистера Пиннера. Даже Гален, используя свою широкую улыбку, как способ устрашения, не смог бы убедить меня зайти в воду. Или смог?
— Я не верю тебе, — решительно отрицаю я. — Я бы так не разозлилась из-за даты. Ну, по крайней мере, исторической.
Он пожимает плечами.
— Это меня тоже удивило.
Я вопросительно поднимаю бровь.
— С чего ты вообще затеял спор о дате? Ты же мог просто загуглить ее, и получил бы тот же ответ.
— Правда. Ты могла бы посмотреть во Всемирной паутине. Когда-нибудь интересовалась, кому она принадлежит?
— Что?
— Я хотел сказать, ты задумывалась когда-нибудь, что ты знаешь лишь то, что они хотят, чтобы ты знала?
Я трясу головой.
— Нет. Я на это не куплюсь. Ты просто пытаешься меня отвлечь. О чем именно мы спорили на самом-то деле?
— А ты как думаешь, о чем мы спорили?
— Перестань отвечать вопросом на вопрос, — а он довольно не плохо водит меня за нос. Я даже удивлена, что смогла понять это, особенно учитывая мое сотрясение.
Он тоже, кажется, впечатлен.
— Ты уверена, что ничего не помнишь? Как по мне, то мозги у тебя варят нормально.
— Знаешь что, забудь об этом. Что бы там ни было, я тебе прощаю. Отдай мой рюкзак и я вернусь в канцелярию. Нам влетит, если нас поймают, слоняющимися здесь без дела.
— Если бы ты действительно меня простила, ты бы не шла в канцелярию, — он подтягивает лямку моего рюкзака.
— О Господи, Гален, почему мы вообще это обсуждаем? Ты ведь даже меня не знаешь. Какая тебе разница, поменяю я расписание или нет?
Я знаю, это грубо. Парень предложил донести мой рюкзак до класса. И смотря на то, какой версии я поверю, он или пригласил меня встретиться с ним в понедельник или непрямо намекнул на это несколько секунд назад. Но почему я? Даже не раздумывая, я могу назвать как минимум 10 девчонок, которые превосходят меня не только внешне, но и как личности, да и по многим другим параметрам… И Гален мог выбрать любую из них.
— Что, не можешь мне ответить вопросом на вопрос? — спрашиваю я спустя несколько секунд.
— Ну, просто это глупо, менять расписание из-за ссоры о том, когда Титаник…
Я вскидываю вверх руки.
— Разве ты не видишь, насколько это странно для меня?
— Я пытаюсь Эмма. Я на самом деле пытаюсь. Но я думаю, у тебя были слишком тяжелые пару недель, и это негативно отразилось на тебе. Ты сказала, что каждый раз рядом со мной происходит что-то плохое. Но ты не можешь знать этого наверняка, ведь ты не проводишь все время со мной. Ты должна по крайней мере признать это.
Что-то со мной не так. Те двери хорошо съездили мне по голове. Иначе я не отталкивала бы так рьяно Галена. Только не тогда, когда он так просит, когда он склоняется ко мне с этим ароматом.
— Вот видишь, ты принимаешь это на свой счет, хотя здесь нет ничего личного, — шепотом говорю я.
— Для меня это личное, Эмма. Я не знаю тебя хорошо, это правда. Но кое-что я о тебе все же знаю. И хочу узнать больше.
Стакан ледяной воды не охладил бы моих щек.
— Единственное, что ты знаешь обо мне, — так это то, что я угрожаю жизни окружающих, когда одеваю вьетнамки.
Его явно беспокоит, что я не смотрю ему в глаза и он приподнимает мой подбородок своим пальцем.
— Это не все, что я знаю, — говорит он. — Я знаю твой самый сокровенный секрет.
В этот раз, я не убираю его руки, как тогда на пляже. Электрические разряды в моих ступнях подтверждают, что мы стоим очень близко, практически касаясь пальцами ног.
— У меня нет никаких секретов, — говорю я растерянно.
Он кивает.
— Да я это уже понял. Ты просто сама не знаешь об этом.
— Бессмыслица какая-то, — или я просто не могу сосредоточиться, потому что случайно перевожу взгляд на его губы. Возможно, он и сможет уговорить меня искупаться…
Дверь распахивается, и Гален, хватая меня за руку, тянет за угол. Он продолжает тянуть меня, проходя мимо кабинета всемирной истории.
— И это все? — раздраженно спрашиваю я. — Ты собираешься оставить все, как есть?
Он останавливается перед дверью.
— Это зависит от тебя. Идем со мной на пляж после школы и я расскажу тебе.
Он тянется к дверной ручке, но я хватаю его за руку.
— Скажи мне — зачем? Я уже говорила тебе, что у меня нет секретов. И я не плаваю.
Он усмехается, открывая дверь.
— На пляже можно заняться еще кучей всего другого, помимо плавания, — затем он притягивает меня за руку так близко, что мне кажется, будто он хочет меня поцеловать. Но вместо этого, он шепчет мне на ухо. — Я расскажу тебе, почему у тебя такой цвет глаз.
У меня перехватывает дыхание, когда он нежно кладет руку на мою поясницу и заводит меня в класс. Затем он отпускает меня.