В первый день сентября за беседкой, увитой клематисом, появилось чье-то большое и красивое лицо. Человек занимал в несколько раз больше места, чем обычные гости Алисы.
Тело Алисы словно одеревенело. Элен и Бонни подняли на него глаза.
— Кто ты такой? — спросила Элен, слегка обескураженная тем, что незнакомый взрослый дядя прерывает их рисование.
— Я — Пол. А ты кто?
— Элен, — ответила девочка. — Я живу вон там.
И она указала на свой дом.
Алиса наблюдала за лицом Пола, который осмысливал сказанное.
— Правда?
— Да.
— Тебе там нравится? — спросил он.
— Нам нравится приходить в гости к Алисе, — ответила Элен.
Девочка удивилась и обрадовалась тому, что Пол смеется.
— Мне тоже, — сказал Пол.
Бонни продолжала черкать синим мелком, рисуя воду.
— Она моя сестра.
— Ух ты. Повезло тебе.
— Мы знаем тайную тропинку, — выпалила Элен.
Потом, боясь, что сказала лишнее, взглянула на Алису.
— Все в порядке, — сказала Алиса. — Он тоже знает.
Пол сидел за деревянным столом на террасе Алисиного дома и смотрел, как две маленькие белокурые головки исчезают в тростнике. Он боялся смотреть на сидящую напротив Алису, которая поджала под себя ноги и охватила руками колени. На ней были его любимые укороченные шорты и белая футболка, возможно, некогда принадлежавшая ему. К ней возвращались ее краски. Солнце покрыло ее кожу прелестным рыжеватым загаром, который он видел только у Алисы. Вновь появились веснушки, волосы стали отливать медью, в зеленых глазах вновь показались золотистые точки. Ее пышное цветение буквально ослепляло. Но она даже об этом не догадывается, подумал он. Ее поза говорила о том, что она понятия об этом не имеет. Запущенные ногти говорили о том же.
Им вновь овладевало знакомое чувство. Оно открывалось перед ним, как коридор, зовущий вдаль. Он почти негодовал на нее за эту красоту. И опять ощущал исходящую от нее опасность. Угрозу представляло также и то, что Алиса успела завоевать восхищение двух маленьких девочек, живущих теперь в его бывшем доме. Его путь по жизни не был таким уж оригинальным. Кто мог жить рядом с Алисой и не полюбить ее? А ей самой, которую так легко любить, нужна ли его любовь? Что эта любовь может ей дать? Что он может ей предложить?
Он испытывал знакомое побуждение подавить ее. Потребовать вернуть то, чего он сам толком не мог дать. Но он не поддастся этому порыву. Скоро он встанет и пойдет по дощатому настилу к парому, чтобы никогда ее больше не увидеть. Один раз он уже возвращался. И второй тоже. Больше ни одного шанса он не заслуживает. Он дал себе обещание, что запретит себе появляться перед ней, если не в состоянии любить ее по-настоящему.
Он должен ей доверять. С ее дарованиями она может взять от жизни все, что пожелает. Может просто подняться и потребовать этого. Но она не берет, она отдает. Ему надо поверить в то, что, даже полностью осознавая свои способности, она использует их во благо.
Самое сложное для него — поверить в ее любовь к себе. Он понимал, что это — испытание не для Алисы, столь одаренной по части любви, а скорее для него, обделенного этим даром.
— Ты остаешься здесь на ночь? — спросила она.
— Не знаю, — ответил он. Ему не хотелось ее пугать. — Я мог бы остановиться у Кули или Лэбов. Я плыл на пароме с Фрэнком. Думаю, у них есть свободные комнаты, поскольку дети уехали. Ты заметила, что у него из ушей растут волосы?
Она рассмеялась. Потом стало совсем тихо.
— Хочешь пойти со мной на прогулку? — спросил он. — Долгую, изнуряющую прогулку по жаре?
Она с улыбкой кивнула, но он заметил, что на губах у нее вертится вопрос.
— Зачем ты приехал?
Он обдумывал несколько возможных ответов: «Надо было уладить дела по дому. Том Кули уговаривает меня сыграть в турнире по софтболу. Нечего было делать, а погода хорошая».
— Чтобы повидать тебя, — сказал он.
Шагая рядом с Полом, Алиса подняла на него взгляд. Теперь он держался более прямо. Она заметила, что он наконец-то сделал себе профессиональную стрижку. Пол стал похож на совершенно взрослого человека. Мужчину. И, хотя у него были, как и у отца, темно-карие глаза и челюсть такой же формы, Алиса подумала о том, до чего маленький Пол был похож на снимки Робби.
Она пыталась понять его настроение. Сердится ли он? Сожалеет ли о чем-то? Прощает ли ее? Старается ли он проанализировать то, что произошло? Придется ли ей всю жизнь оглядываться на те слова, которые они произнесут сегодня, осознавая, что это финальный эпизод?
Когда он смотрел на нее, в глубине его глаз что-то скрывалось. Что-то рвалось наружу, словно он тянулся к ней, чтобы наладить с ней контакт — так ей казалось. Это выражение глаз на миг появлялось, а потом вновь пропадало. Он хотел ее о чем-то спросить, но не решался.
— Год тому назад я пришел за тобой, а тебя здесь не было, — на ходу сказал он.
Алиса кивнула. Она тоже помнила это, только по другой причине.
— Я ждал в твоем доме. Потом пошел к Коэнам узнать, не работаешь ли ты у них. Я побывал в яхт-клубе, на кортах, в полях, на берегу. Я не мог тебя найти и не мог найти Райли. Я часами сидел у тебя на кухне. И просто ждал.
Она знала, что такое ждать. Наверное, впервые ждал он, а не она.
— Там я тебя и нашла, когда вернулась, — сказала она.
Он кивнул.
— Ты знаешь, где я была?
В глубине души она все еще опасалась ответственности за разглашение секрета.
— Думаю, да. Теперь знаю.
— Райли не хотела, чтобы ты узнал. И я не могла тебе рассказать.
— Знаю.
Накопившееся в ней сочувствие как бы отделилось от нее, но стало просачиваться наружу. Сочувствие к нему в том, что его отвергли безо всякого объяснения. Сочувствие к ним — к ней и Полу, потому что они любили друг друга. Самым странным было, пожалуй, испытывать жалость к себе — жалость за год мучений, потерь и искупления. Она тогда думала, что справится. Думала, что сможет все изменить к лучшему, но не смогла.
Они миновали Лонливиль, проходя мимо лачуг и бунгало, стоящих вкривь и вкось. Из всех городков этот, пожалуй, нисколько не изменился.
Он взял ее за руку. Поначалу было так странно ощущать его прикосновение. Это вызывало в памяти тысячу других, каждое из которых означало что-то особое.
— Она заболела не из-за нас, — сказал он. — Я знаю, так могло показаться, но мы тут ни при чем.
Она, сама того не понимая, сильно сжала его руку. Слезы застилали ей глаза и мешали идти. Сглотнув, она с трудом заговорила:
— Да, так казалось.
— Алиса, я понимаю.
Он повернулся к ней и взял ее за другую руку. Потом усадил на песок и обнял обеими руками. Обнимая ее, поглаживал по спине. Он отвел волосы с ее лица и стал вытирать ей слезы, словно она была его ребенком. Чувствуя рядом с собой его сильное тело, она постепенно успокаивалась. Сам он тоже плакал, но старался осушить ее слезы.
— Мне казалось, мы ее бросили. Предали.
Он кивнул.
— Понимаю.
— За это мы были наказаны.
Пол снова кивнул. Она чувствовала у себя на макушке его небритый подбородок. Кругом все надолго замерло, если не считать плеска волн да случайного вскрика пловца.
— Кто, по-твоему, нас наказал? — словно еще не зная ответа, медленно спросил он. — Райли?
Алиса выпрямилась, отодвинув его голову.
— Нет, нет. Не она.
У Пола был задумчивый вид.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что она нас любила. Однажды она сказала мне, что это ее немного испугало. А еще сказала, что всегда знала об этом.
— В таком случае, кто же хотел нас наказать?
Алиса заправила волосы за уши.
— Не знаю. Бог. Судьба. Я. Может, мы сами себя наказали.
Они немного посидели, глядя на воду. Она прислонилась к нему плечами. Пробежала собака без поводка. Проехала вездеходная «Скорая помощь». Алиса вспомнила, как Райли бранила водителей, ездивших по берегу. Однако «Скорую помощь» бранить не станешь.
Пол поднялся первым и протянул ей руку, чтобы помочь встать.
— Разрешаю тебе подрасти, — сказал он.
Они продолжали идти по Лонливилю, однако Алиса не открывала рта, пока они не прошли молы в Оушен-Бич и к ней не вернулось желание говорить. Из всего того, что она собиралась ему сказать, странно было начать именно с этого.
— Этим летом я часто думала: я знаю, что сдерживаю себя. Знаю, что выжидаю. Знаю, что боюсь идти вперед. Но я не представляю, как попасть отсюда в другое место.
Он молчал, поэтому она продолжала.
— Иногда все это видится мне как сложный горный переход между двумя долинами. В другой раз я представляю себе опасный пролив, разделяющий два материка. Думаю, отчасти я боюсь самого путешествия, а отчасти — того, что не смогу вернуться назад. Я поверну назад, а вершины гор скроются в облаках. Или на море поднимутся волны и отрежут мне путь домой.
— Но это вовсе не настоящие страхи.
Он улыбнулся невеселой, но нежной улыбкой.
— В чем же настоящий страх?
— По-настоящему я боюсь того, что не захочу ехать домой.
— Знаешь, родители выставили дом на продажу, — сообщила она ему где-то восточнее Сивью.
Она говорила об этом с неохотой.
Он не мог поверить своим ушам.
— Ваш дом? Здесь?
— Да. Я здесь для того, чтобы показывать дом и потом все уладить, но все тянется так медленно. За месяц только одна женщина пришла посмотреть и даже не поднялась на второй этаж. Она спросила, можно ли снести дом и построить на его месте дом побольше.
Пол стал теребить подбородок.
— Не понимаю, зачем они его продают.
— Ну… — Она опустила голову. — Ты же свой продал.
— Но ваш дом совсем другой. Он действительно многого стоит.
— Скажи это риелтору, — заметила Алиса.
— Риелторы никогда не знают, что сколько стоит.
После каждого шага Алиса волочила большой палец ноги по песку, так что образовалась непрерывная цепочка шагов.
— Твои предки не шутят, как ты думаешь? — спросил Пол.
— Они не хотят быть здесь без Райли, — объяснила Алиса. — Неужели не понимаешь?
— Но здесь проходила ее жизнь. Я бы считал, это способ быть к ней ближе.
Алиса размышляла о днях и ночах, проведенных здесь. Отсутствие Райли ощущалось очень остро, а ее присутствие — и подавно.
— Я тоже так думаю. — Она пожала плечами. — Выбор невелик. Можно окружить себя болью или избегать ее, и пусть она тебя найдет, когда ты пытаешься заняться другими вещами.
— И это единственные варианты?
Алиса пожала плечами.
— Ты можешь придумать что-то еще?
— А ты не могла бы просто идти вперед?
Когда они проходили мимо парка Оушен-Бэй, Алиса продолжала думать на эту тему. Она отметила про себя, что никогда не заходила ни в один из этих городков, а лишь проходила мимо.
— Как бы то ни было, женщина, которая осматривала наш дом, предложила снести его, а мои родители отказались. Они сказали, что не хотят, чтобы кто-то его сносил, но риелтор сказала, что с этим ничего не поделаешь. Она сказала, что любой, кто купит дом, может его снести.
Пол покачал головой.
— Каждый год, когда возвращаешься сюда, замечаешь, что снесено еще несколько домов.
— Я почти рада, что Райли не увидит, как это случится, — сказала Алиса.
На побережье Пойнт Овудз Пол решил рассказать ей одну историю.
— Мой отец дружил с парнем, который потерял ногу в аварии с мотоциклом. Один раз — я тогда был еще маленьким, думаю, четырехлетним, потому что отец был еще жив — этот парень пришел к нам в дом на побережье. И, пока родители были в другой комнате, он показал мне то место, где хирург отрезал ему ногу.
— Боже мой! Зачем он это сделал? — спросила Алиса.
— Ну, думаю, этот человек не отличался здравомыслием.
— Пожалуй, да, — согласилась она.
— Но, так или иначе, я все время думал об этом. Годы спустя я, бывало, лежу в постели и со страхом думаю о том, что куплю мотоцикл и попаду в аварию.
— Я этого не знала.
— Я ненавидел мотоциклы. Как-то я сказал матери: «Никогда не куплю себе мотоцикл. — И она ответила: — Невозможно предугадать, чего захочешь, когда вырастешь».
— После этого меня стал пугать не столько сам мотоцикл, сколько мысль о том, что я могу превратиться в человека, мечтающего о нем. Меня пугала мысль о том, что я могу стать совершенно другим человеком, чуждым себе самому.
— Я это понимаю.
— Так что, когда мне было примерно девять, я написал себе письмо. Когда в мае я разбирался в доме, то нашел много всяких штук, и это была одна из них.
Ему нравилось выражение изумления на ее лице.
— Что там написано?
— Я адресовал письмо себе в будущем. «Даже если ты подумаешь, что очень хочешь мотоцикл, не покупай его, пожалуйста. — А потом я написал заглавными буквами: ПОМНИ О НОГЕ ХЕНДЕРСОНА».
Она задумалась.
— Тебе когда-нибудь хотелось иметь мотоцикл?
— Никогда.
— Осенью я снова пойду заниматься, — сказала Алиса на длинной песчаной дороге, ведущей в Санкен Форест.
— Правда? — сказал он.
Он старался не выказать удивления. Еще раньше он прочел себе лекцию на эту тему. Любить ее означало также отказаться от своих мнений и предрассудков и позволить ей стать юристом, если ей этого хочется.
— Да. Меня заставила Райли.
Он рассмеялся.
— Неужели?
— Она поймала меня за работой в «Дуэйн Рид» на 11-й авеню. Она сказала, что меня все считают умной. Моя работа ее сильно раздражала.
— Ну, ты сама сказала, что для юридического колледжа надо быть умной.
Он попытался придать голосу шутливые нотки.
— Я поступаю не в юридический колледж.
— Правда?
— Да. Я подала заявление о приеме в колледж социальной работы при Нью-Йоркском университете. Там пошли мне навстречу и приняли мое заявление, хотя было уже поздно. Седьмого августа я получила от них письмо.
— Ух ты. Ну и дела! Что ж, поздравляю.
Стараясь держать при себе свое мнение по поводу ее пригодности для карьеры юриста, он считал себя обязанным также скрывать свою радость от услышанного.
— Когда мы были моложе, то доверяли себе, — в задумчивости произнесла Алиса где-то между Санкен Форест и Сэйлорз Хэвен. — Правда ведь?
— Райли доверяла, — ответил Пол. — И мы тоже, хотя в меньшей степени.
— А мы доверяли Райли.
— Да.
— Правда, мы не готовы были стать взрослыми.
Пол покачал головой, размышляя о чем-то.
— Окружавшие нас взрослые не слишком-то много обещали. Они многого не позволяли нам делать, так что трудно было понять, какие возможности нам остаются.
Она ожидала увидеть на его лице горечь или сожаление, но не нашла ни того, ни другого.
— А я знаю про Итана и Лию.
— Угу. Райли говорила, что сказала тебе.
— Раньше я понятия об этом не имела.
Она молча пошла вперед, чувствуя, как солнце пригревает затылок, под ногами пружинит мокрый песок и ноют мышцы ног. В голову вдруг пришла понравившаяся ей мысль.
— Знаешь, что я думаю?
— Нет. — Он сжал ее руку. — А может, да.
— Думаю, Райли пыталась сказать нам, что мы должны идти этим путем и что у нас все получится.
— Я вижу луну, — сказала Алиса, когда они дошли до Тэлисмана, поблизости от Уотер-Айленда. — Но солнце все еще на небе, так что, думаю, это не считается.
— По-моему, надо идти дальше. Думаю, весь путь нам следует пройти завтра, — сказал он.
Солнце начало опускаться в залив, на этот раз не поражая красочным зрелищем.
— У нас нет воды для питья, — сказала она.
Вечер был теплым. Она чувствовала, как у нее вспотели шея и спина.
— Это важный момент. Правда, у меня с собой бумажник.
Позор для большинства. Только путешественники на один день носят с собой бумажники.
— Мы можем купить воду в Чери Гроув.
Они сделали лучше. Каждый из них выпил по два мартини, после чего они посмотрели шоу трансвеститов в Ледовом дворце с выступлением победителя конкурса на звание «Мистер Файер-Айленд».
— Кому бы ни сказал, что едешь на Файер-Айленд, все считают, что здесь у нас сплошное веселье, — заметил Пол, когда они вернулись на берег.
— Мало же они знают, — сказала Алиса.
Они были в семи милях от дома, оба пьяные. Мягкий песок под ногами, луна над головой.
— Мы скотоводы. Это дикая степь, — сказала Алиса, падая рядом с ним на песок у воды.
— Место приличное, — откликнулся Пол.
Положив ее голову к себе на грудь, он крепко прижал Алису к себе, и они заснули.
Когда Пол снова открыл глаза, солнце освещало поверхность моря, хотя оставалось еще за линией горизонта. Несколько мгновений он не мог уразуметь, где он и как сюда попал. И тут он ощутил рядом Алису.
Должно быть, Алиса почувствовала, как он шевелится, потому что открыла глаза. Ему нравилось смотреть на нее. Ему казалось, на него нашло внезапное озарение, и он видит, как она переходит из того мира в этот. Ему казалось, что каждый раз он будет узнавать ее немного лучше. Даже пятнышко слюны у нее на ключице ему нравилось.
— Это уже завтра? — прошептала она.
— Завтра.
У него приятно ныло тело. Потягиваясь, они встали и продолжили путь на запад, к дому. Он взял ее за руку. Им некуда было идти, нечего делать, и никто их не дожидался. Перед ними на многие мили простирался песок, однако эта пустота, воспринимавшаяся вчера как одиночество, сегодня ощущалась по-другому.
Тот же берег, тот же океан, то же солнце. Те же кофточка и брюки. Та же девушка, идущая рядом с ним. И все же в чем-то другая.