Я познакомилась с Фергусом через каких-то две недели после того, как Тесс встретила Майкла. Это была прямо-таки эпидемия. Подруга пребывала на седьмом небе от счастья, и очень скоро туда же воспарила и я.
Конечно, все вышло случайно, мы с Тесс ничего не планировали. У нас обеих не было и толики той расчетливости, какой обладала Рита. Выбирая спутника жизни, она смогла предусмотреть все и добилась желаемого. Рики Слитор был пойман в силки, посажен в клетку и заперт на замок, прежде чем успел даже сообразить, что на него идет охота.
Вспоминая тот период, не могу не улыбнуться. Мы были влюблены, все три работницы «Сеомра-а-Сихт», и это сделало душную, мрачную атмосферу конторы несколько веселее. Мисс Сантини тщательно следила за дисциплиной, не позволяя болтать на рабочем месте, поэтому мне, Рите и Тесс приходилось, словно в школе, перебрасываться записочками и хихикать в кулак.
Как давно это было! Но, вспоминая, я все еще чувствую запах, вечно висевший в нашей комнате. Запах крепкого табака и каких-то лекарств. В сочетании с пылью, ароматом бумаги и чернил выходил довольно оригинальный букет. Несчастная мисс Сантини постоянно кашляла, словно у нее был как минимум рак легких. Со звуком кашля мы так сжились, что едва ли его замечали в процессе работы.
Когда я перебралась в Дублин, то сразу же была очарована большим городом. Меня сводили с ума его театры и кинозалы, клубы и варьете. Я обожаю театр. Нет, скорее, обожала. В Корке я когда-то ходила в местный театр пантомимы. Мне было совсем мало лет, но впечатление засело в памяти навеки. Удивительная тоненькая девушка в летящих одеждах и тиаре, в балетных туфельках на изящных ножках буквально парила по сцене. Она создавала образы, один за другим, лишь силой жеста и пластикой тела. Настоящая магия. Я смотрела на приму театра пантомимы, и мне хотелось плакать от восторга.
Найдя работу в Дублине, я решила двигаться навстречу своей мечте. Для начала я стала членом нескольких любительских театральных сообществ, ходила на прослушивания, пыталась завести нужные знакомства. Потом меня взяли в постоянный состав театра «Уэстленд-роу». Я выбрала его не из-за популярности, а потому, что в актерском составе там были в основном мужчины и театр нуждался в женщинах. Это облегчало прохождение кастинга.
Конечно, мои амбиции простирались куда дальше. Заветной мечтой были роли в Ирландском национальном театре, театре «Эбби». Я была готова на все ради прослушивания, но мои резюме неизменно отклоняли. Впрочем, один раз удача мне все же улыбнулась и я получила эпизодическую роль. Однако больше меня в национальный театр, увы, не приглашали. Я упрямо твердила себе, что еще не настал мой час, хотя подсознательно, наверное, знала, что блефую.
К тому времени Фергус уже был телезвездой с армией поклонников. Он выиграл несколько конкурсов и получал призы на кинофестивалях. Я даже видела его фотографию в «Плейбое»: крепкое загорелое тело, самоуверенная усмешка, густые, чуть вьющиеся черные волосы. При взгляде на такого красавца чувствуешь, что готова отдать ему тело и душу, если он изволит ими заинтересоваться. Мое увлечение Фергусом скоро перешло в разряд маний. Увы, он был так же далек от меня в своей славе и таланте, как я сама — от главных ролей в Ирландском национальном театре.
В него была влюблена половина Ирландии, я уверена. Глаза знакомых женщин, стоило зайти речи о Фергусе, тотчас подергивались туманом. Некоторые позволяли себе закусить губу или судорожно вздохнуть при упоминании потрясающего мистера Григгза. Я говорю об этом лишь затем, чтобы вы поняли: красавчика Фергуса обожала не только я.
Он снялся в нескольких картинах, которые получили известность лишь благодаря его участию, и я бегала в кинотеатры почти на все сеансы подряд.
А видели бы вы Фергуса в театре! Он не слишком высок и плечист, однако на сцене доминирует, заполняет собой пространство, притягивает взгляд!
После съемки для «Плейбоя» Фергус получил роли в «Смерти коммивояжера», затем в «Другом острове Джона Булля» (здесь он был особенно хорош). А вскоре нам посчастливилось встретиться.
Это случилось на театральном фестивале. Я играла мисс Призм в спектакле «Как важно быть серьезным». В Кильмукридже мне даже дали приз как лучшей актрисе второго плана. У нашей постановки были также призы за лучшую режиссуру и лучшие костюмы. Пьеса имела у критиков успех, а мы отправились на фестиваль.
Мы должны были выступать предпоследними. Труппа Фергуса, занятая в «Салемских колдуньях» (Фергус играл Джона Проктора), значилась в списке последней. Нашим составам было суждено пересечься после фестиваля в главном зале. Нас даже посадили поблизости.
Жюри спустило нас с небес на землю. Я имею в виду не только нашу труппу, но и труппу Фергуса. Нам достались лишь незначительные поощрительные призы. Мы взяли «Лучший декоратор», а они — «Лучший подбор актеров». В то время на первый план вылез один экспериментальный театр, который быстро завоевал интерес критиков и популярность у рядового зрителя. Все главные награды ушли этим новичкам.
Можете представить, сколько яду вылили мы за глаза на членов жюри! И труппа Фергуса, и наша поливали грязью современное искусство, хаяли это бессмысленное новаторство, обвиняли победителей в отсутствии таланта. Поговаривали даже, что главный режиссер экспериментального театра связан родственными узами с председателем жюри, и хотя сей факт доказан не был, обсуждать такую возможность было приятно. Пожалуй, на этом наши две труппы и сошлись.
После вручения призов последовал поздний ужин (представьте, я оказалась за столом напротив знаменитого Фергуса Григгза!), и было немало выпито. Шум стоял оглушающий, приходилось читать по губам, что говорит мне сидящая рядом девушка. К двум часам ночи я настолько устала, что решила свалить.
А потом вдруг р-раз! — и я стою на улице рядом с Фергусом Григгзом. То есть сначала он кивнул мне на дверь, приглашая выйти вместе, а потом мы оба долго выбирались из-за стола, путаясь в чужих ногах. Но я была в таком возбуждении и восторге, что почти не заметила этих трудностей. Поэтому и говорю: р-раз! — и мы стоим рядом, глядя друг на друга.
— До чего же снаружи хорошо! — улыбнулся красавчик. — Терпеть не могу этих разглагольствований на тему искусства! — Он скривился, свел глаза к переносице и поджал губы, изображая близорукого председателя жюри. Вышло похоже. — Подобные сборища напоминают зоопарк. Одним охота потрепаться, а другим — бесплатно пожрать и выпить.
Я расхохоталась. Фергус наклонил голову чуть в сторону и с интересом наблюдал за мной.
— Кстати, я видел ваш последний выход. Мне понравилось, как вы играли. Но вам нужно следить за жестикуляцией. Такое ощущение, что вы не знаете, куда деть руки, если они будут бесцельно болтаться вдоль тела. — Он улыбнулся, очевидно, желая смягчить упрек. — Не машите руками, двигайтесь размеренно. Жесты могут говорить не хуже слов. Хотите, покажу? Могу с вами позаниматься.
Сказать, что я была в восторге, — значит ничего не сказать. Я почувствовала себя на седьмом небе! Была готова визжать от радости! Фергус Григгз предлагал мне помощь!
— Конечно! — выпалила я раньше, чем успела обдумать предложение. — Если вас это не затруднит.
— Ну что вы! Мне будет приятно. — Фергус развел руки ладонями вверх, словно показывая, насколько он искренен. Язык жестов, да? Мое сердце сжалось от счастья.
— Знаете, вы тоже хорошо сегодня играли, — пробормотала я смущенно. — Собственно, только ради вас я и пришла на этот фестиваль.
— Спасибо, милочка, я тронут, — ответил он. Фергус всегда отвечает именно так, если ему делает комплимент какая-нибудь поклонница. Уж не знаю, сколько в этих словах искренности.
— И вас явно ограбили, потому что приз «Лучший актер» должен был достаться вам. — Наверное, во мне говорило выпитое вино. Хотелось прикусить язык, чтобы с него не слетали столь льстивые, восторженные комплименты, но остановиться было выше моих сил. — Актер, которому достался приз, тот Керри, — полная бездарность на вашем фоне.
Да, я была далека от трезвости.
— Какая разница! — Фергус пожал плечами якобы равнодушно, но на самом деле польщенно. Его светлое пальто распахнулось под порывом ветра. В этом было нечто мужественное, элегантное. Доктор Живаго, не меньше! — Может, немного прогуляемся?
Я едва не лишилась чувств. Легендарный Фергус Григгз смотрел на меня со своей фирменной чувственной улыбкой, прищурив глаза, словно оценивал! Ноги меня еле держали.
— Да, пожалуй, — с наигранной легкостью ответила я. Стояла довольно холодная погода, а на мне был лишь короткий жакет, а не пальто в стиле доктора Живаго, но это не имело ровно никакого значения. Даже арктический мороз не помешал бы мне прогуляться с вожделенным Фергусом Григгзом.
Остаток ночи пролетел потрясающе быстро и вспоминается теперь, словно кино при ускоренной перемотке. Атлон, где проходил фестиваль, стоит на реке Шаннон. Так вот, мы гуляли вдоль реки, сидели на набережной, глядя на воду. Это было уже за пределами города, где русло сильно сужалось, а вода неслась бурным потоком. Я уже не помню, как мы с Фергусом там оказались. С того момента как мы покинули торжественный ужин, прошло несколько часов, но этот промежуток времени начисто стерся из моей памяти.
Помню лишь свои чувства, когда сидела рядом с Фергусом и смотрела на темную воду. Мне казалось, что я попала в кино. Что меня снимает камера и сцена вот-вот закончится.
Наверное, мы много ходили пешком, так что ноги должны были устать, но вместо этого я ощущала удивительную легкость. Еще чуть-чуть — и воспарила бы, словно накачанный газом воздушный шарик. Да и Фергус казался возбужденным, много говорил, смеялся, размахивал руками. Он делился своими планами, тайными надеждами, рассказывал о том, с чего и как начинал, о своих любимых ролях и фильмах. Он даже цитировал знакомые мне реплики, возбужденно подпрыгивая на месте. Фергус так частил, словно боялся не уместить все, чем хочет поделиться, в последние часы, оставшиеся до рассвета.
На какое-то время он умолк и присел на камень рядом со мной. Он молчал довольно долго, я тоже не открывала рта, опасаясь показаться навязчивой. Мне было неизвестно, что творилось в голове Фергуса Григгза, в каком направлении текли его мысли, и потому я ждала продолжения, едва не сотрясаясь под порывами ветра.
— Не знаю, известно ли тебе, что днем я работаю в магазине на О'Коннелл-стрит, — наконец произнес Фергус. — Но так будет не всегда, Мэдлин. Все изменится.
И вдруг он сказал нечто совершенно неожиданное.
Фергус Григгз сказал, что женится на мне.
Я сидела неподвижно, глядя на него во все глаза, но он смотрел на бурлящую внизу воду.
— Я… что ты сказал?
— Мэдлин… красивое имя, — пробормотал Фергус. — Не позволяй его сокращать.
— Не позволю. Но что ты сказал до этого?
— Я сказал, мисс Мэдлин, что мы поженимся. — Наконец он поднял на меня глаза.
Наверное, вам нелегко поверить, что все могло случиться так быстро — за каких-то несколько часов. Но я не вру! Зачем мне это делать? Кто поверит в подобную нелепицу?
Как бы то ни было, но если до этого момента время неслось ураганом, то после признания Фергуса часы будто остановились. Совсем. Казалось, нас внезапно заключили в некий радужный пузырь вне времени и пространства. Когда меня спрашивают, как мы с мужем познакомились, я сразу вспоминаю этот пузырь, словно он существовал на самом деле.
Прошло десять минут, а я все еще пребывала в потрясенном состоянии. Я помню холод камня под собственным задом, бульканье воды почти у самых ног и звонки трамваев, скользивших по мосту в тридцати метрах от нас.
Но чаще всего в памяти всплывает удивительный момент — апогей той странной ночи, изменившей все, — когда Фергус Григгз притянул меня к себе, заставив подняться с камня (ноги почти не держали меня), чтобы поцеловать. Я до сих пор чувствую на губах вкус этого поцелуя.
Он длился несколько секунд, легкий, почти невинный, как поцелуй ребенка, но мое тело превратилось тогда в горячую, расплавленную массу, из которой можно было лепить все, что пожелает скульптор. Затем Фергус нежно приподнял мое лицо за подбородок и посмотрел в глаза проникновенным взглядом с той самой насмешливой улыбкой, какая играла на его губах в «Плейбое».
— Знаю, что ты не веришь в мою искренность, Мэдлин. Это видно по твоим настороженным глазам. Но мы станем мужем и женой, клянусь!
Я не знала, как реагировать. Я была напугана и обрадована одновременно. До сих пор, стоит мне воскресить в памяти тот дивный момент, волоски на руках встают дыбом.
— Должно быть, в тебе говорит выпитое вино, — глухо сказала я. Голос не слушался, но я даже смогла иронично рассмеяться, чтобы скрыть волнение.
— Ты примешь мое предложение? — Воркующий голос Фергуса напоминал тягучий мед.
— Не знаю, что и ответить, — пробормотала я, опуская глаза. — Все так неожиданно. Думаешь, у нас может сложиться?
Фергус расхохотался, и мне пришлось присоединиться. При этом острое чувство, что надо мной попросту издеваются, проникло в сознание, словно пчелиное жало. Сердце сдавило тисками.
Однако Фергус снова стал серьезен.
— Смейся сколько влезет, но наше будущее предопределено. — Он снова поцеловал меня, на сей раз как-то по-братски. Во мне опять все таяло, хотя в поцелуе не было и намека на ласку влюбленного мужчины. — Ладно, давай возвращаться. Боюсь, все сбились с ног, нас разыскивая.
Возможно, мое заявление покажется вам нечестивым, но назад я брела в таком восторге, словно сам Адам вел меня по райскому саду. Мы шли вдоль берега, и за нами по водной глади следовала целая флотилия белых лебедей. Они скользили беззвучно, будто немые стражи нашей тайны, будто знак свыше, благословляющий наш с Фергусом союз. А когда из-за горизонта выплыл красный диск солнца, мне показалось, что это свидетельство шага в светлое будущее.
Весь следующий день я была сама не своя. Я боялась, что Фергус не позвонит, хотя он и обещал как можно быстрее меня найти. Я убеждала себя в том, что ночью он просто играл роль соблазнителя, при том что обольщение как таковое не состоялось. Но ведь Фергус Григгз мог выбрать любую из своих поклонниц. На его пути встречалось множество красивых женщин и талантливых актрис. Почему я? Могло ли мне так сказочно повезти?
В какой-то момент мне стало казаться, что прошедшая ночь — плод моего больного воображения, результат алкогольных возлияний, сон, вымысел. Я не находила себе места, и весь обеденный перерыв подруги допытывались, что со мной творится.
После обеда позвонил Фергус. В три десять. Позвонил и развеял все мои сомнения.
А ведь я все утро изводила себя догадками, чем могла зацепить известного актера. Я анализировала каждый свой шаг, каждую фразу и не находила ответа. Вроде бы предложение Фергуса звучало искренне, но я сомневалась, что утро не заставит его пересмотреть решение. Возможно, в ту ночь Фергус действительно любил меня и восхищался мной, но актеры вообще легко входят в роль, если она им по душе. Как долго ему будет интересно новое амплуа?
Как оказалось, роль захватила Фергуса всерьез.
Когда той ночью мы дошли до здания отеля, я заявила, что предвижу еще больший успех Фергуса на профессиональном поприще.
— Ты станешь звездой национального, а затем и мирового класса, — искренне сказала я.
— А ты поможешь мне на этом пути, Мэдлин? Ты станешь моей миссис Кэмпбелл?
— Да… да. — Я поежилась от удовольствия.
За всю ночь я ни разу не упомянула о своих собственных планах и амбициях; сама того не замечая, нахваливала его успехи и потакала его честолюбию. Стоило губам Фергуса коснуться моих, как все мысли о дальнейшей театральной карьере покинули меня, уступив место маниакальному желанию поддерживать и опекать этого мужчину. Личные успехи с той ночи не имели для меня никакого значения.
Очень скоро меня стали считать официальной девушкой Фергуса Григгза. Этот статус открыл для меня многие двери, вход в которые раньше был заказан, но мне и в голову не пришло воспользоваться этим ради личной выгоды. Я все меньше работала со своей труппой, присоединившись к труппе Фергуса, называвшейся «Эйвонри». Я помогала за сценой, была на подхвате и не пыталась попасть в актерский состав. В труппе было пять актрис, каждая из которых имела больше опыта и ролей за спиной, чем я. Меня это ничуть не обескураживало. «Эйвонри» набирала обороты и в ближайшее время планировала постановку «Тома Пейна» с Фергусом в главной роли. Режиссер собирался задействовать уйму народу и роскошные декорации, а мне предложили должность помощника менеджера сцены. Обычно у менеджера небольшой труппы не бывает помощников, но пьесу хотели ставить с размахом, и лишние руки были кстати. Я согласилась без колебаний, радуясь возможности быть рядом с любимым. Мне было безразлично, что я срываю постановку «Кровавой свадьбы» Лорки в собственной труппе. Меня звали на роль невесты, но я отклонила предложение. Возможно, я упускала отличный шанс, но тогда мне было не до того.
Нет, я чуть привираю. На самом деле сомнения порой настигали меня, но только до нашего с Фергусом похода в ресторан «Трокадеро», где в то время собиралась театральная элита, разбавленная любопытствующей публикой. Это был настоящий ресторан, в каких я до этого не бывала. На стенах, оклеенных бордовыми обоями, висели многочисленные фото с автографами известных людей, от Синатры до Стрейзанд. Люди стремились попасть в «Трокадеро» потрем причинам. Первой, хотя далеко и не главной, была отличная кухня, хотя немногие могли себе позволить полный набор из трех блюд. Некоторые вообще ограничивались кукурузными хлопьями с чесночным соусом (фирменное блюдо) и парой бокалов домашнего вина. Вторая причина — настоящие свечи в бутылках из-под кьянти, залитые восковыми потеками. В те годы для Дублина это было роскошью.
Третья, самая главная, причина для посещения «Трокадеро» — возможность увидеть настоящих звезд. Собственно, именно ради этого в ресторане оказались и мы с Фергусом. Сюда захаживали не только актеры, но и режиссеры, и менеджеры по кастингу. Настоящие профессионалы редко забредали на постановки трупп вроде той, где играл Фергус, поэтому мы решили там засветиться. В актерской среде слишком много снобов, взирающих на любителей и полупрофессионалов свысока.
Мы как раз обсуждали мое возможное участие в «Кровавой свадьбе», когда у нашего столика возник известный режиссер — высокий нескладный мужчина, который иногда появлялся на театральных фестивалях.
— Как делишки, Фергус? — спросил он, пожимая моему спутнику руку. — Где сейчас занят?
— Дермотт! — Фергус вскочил, улыбаясь от уха до уха. Он представил меня режиссеру.
— Приятно познакомиться. — Мужчина склонился к моей руке для поцелуя. — Вы отхватили лакомый кусочек, Мэдлин. Приглядывайте за ним! Фергуса ждет большое будущее. Ну, мне пора. — Он торопливо попрощался, одновременно кивая кому-то за дальним столиком. Фергус так и не успел пригласить его на премьеру «Тома Пейна», на что очень рассчитывал.
Однако скорый уход режиссера его не расстроил.
— Слышала? Ты слышала? — Он сиял. — Дермотт меня хвалил! Это кое-чего да стоит, Мэдлин! Ну же, бросай свою дурацкую труппу, присоединяйся к «Эйвонри». «Кровавая свадьба» не принесет тебе ничего, кроме головной боли. Они только начали репетиции и легко смогут найти тебе замену. — Если бы я не была такой слепой, то могла бы заподозрить, что мой талант не ценят и в грош. — Прошу тебя! Сделай это для меня. Вместе мы поднимемся до самых звезд!
Когда вы читаете последнюю реплику Фергуса, вас, должно быть, тянет рассмеяться. Но для меня его слова были слаще меда. Мольба в его глазах была такой искренней. Я видела, что Фергусу нужна поддержка.
Он наклонился через стол и взял мои руки в свои.
— Ты дорога мне, Мэдлин. Без тебя я не справлюсь. Возможно, путь будет тернист, но ты поможешь мне преодолеть трудности. Когда выйдет «Том Пейн», меня ждет успех. Это станет прорывом, которого я так жду. После этого есть шанс попасть в национальный театр. А там, глядишь, предложат и солидные роли в кино! Дермотт сказал, что меня ждет блестящее будущее! Ты же сама слышала!
Он обернулся, надеясь, что режиссер еще в зале, но тот уже ушел. Фергус качнул головой, не позволяя себе расстраиваться по этому поводу.
— Если нужные люди не придут на премьеру, я приглашу их сам на второй показ. — Он смотрел на меня с мольбой и преданностью, словно спаниель.
Лично я не была убеждена, что тот же Дермотт не забыл о Фергусе через мгновение после того, как распрощался, но не ответить на мольбу не могла.
— Хорошо, милый. Я буду с тобой. Думаю, у нас все получится.
Так я бросила свою труппу и стала помощником менеджера сцены в «Эйвонри». Работы было невпроворот, но я получила море удовольствия. Мне неплохо платили, поскольку труппа заработала немалые деньги за прошлые постановки и участие в фестивалях и могла себе позволить раскошелиться. Мне нравилось то, чем я занималась.
Однако прошло несколько лет, прежде чем Фергус перешел из ранга полупрофессионалов в профессионалы. И случилось это вовсе не в составе «Эйвонри», а в труппе «Фокус», работавшей по методу Станиславского.
Я до сих пор скучаю по тем временам, когда была задействована в постановке «Тома Пейна». Мне недостает настоящей работы, ощущения причастности к общему делу. Какую бы маленькую лепту я ни вносила, мне было приятно чувствовать себя винтиком в огромной театральной машине. Триумф одного там приравнивался к успеху целой группы людей, и каждый мог отнести его на свой счет.
Помните, как обозвал Фергус театральных деятелей в ту ночь, когда мы с ним познакомились? Зоопарком. Мы по-разному видели нашу работу. Я не чувствовала себя частью зоопарка, погружалась в дело с головой, пребывала в приподнятом состоянии духа, наслаждалась каждой секундой, радовалась малейшему успеху.
Фергус не слишком любил бывать на актерских тусовках, хотя и понимал, что необходимо засветиться везде, где можно. Он умел быть звездой на публике, хотя, насколько я понимаю, откровенно презирал всю эту суету. А вот мне нравились актерские посиделки. Даже с моей несущественной должностью я была здесь своей в доску. Мне доставляли удовольствие шутки этого круга, сплетни о звездах, рассказы актеров.
В те времена актеры частенько собирались на квартирах, выпивали, общались, пели только им известные песни, репетировали отрывки из пьес. Кстати, песни по большей части были полными меланхолии и хватающими за душу. Моим коньком было исполнение «Сына мясника» — баллады, посвященной ранней смерти, мучениям и вселенской печали. Когда я запевала, все умолкали и шикали на тех, кто позволял себе шептаться и шмыгать носом. Затем вступали остальные, подтягиваясь по одному, пока исполнение не переходило в мощный хор голосов. Получалась, что я все же нашла свою, хоть и крохотную, аудиторию. Еще бы мне не любить подобные тусовки!
Чуть позже, после рождения Кольма, я стала посещать курсы драмы и ораторского мастерства. Когда сын пошел в школу, я уже получила диплом, хотя совершенно не знала, где его применить. У меня появилось свободное время, но не было никакой возможности вернуться к прежнему занятию. Я все еще сидела в «Сеомра-а-Сихт» вместе с Ритой и Тесс, делилась с подругами своими планами, но они не принимали их всерьез, зная, что я отдаю все свободное время Фергусу.
Наверное, именно поэтому я не сказала подругам о том, что у меня есть хобби. Я пыталась писать пьесы.
Нет, не просто пыталась! Не стоит принижать свои заслуги, Мэдлин!
Я написала несколько сценариев, хотя ни один из них так и не удосужилась поправить. Однако не писать я не могла. Если актрисы из меня не вышло, это не означало, что для меня закрыта и карьера драматурга.
В моем столе хранятся четыре сценария. Спрятанные от посторонних глаз, закрытые на ключ. О них знаю только я сама.
Порой я спрашиваю себя, зачем писала пьесы, если они отправляются в стол… Возможно, это было что-то вроде психотерапии? Не лечила ли я ими свои душевные раны?
Нет, думаю, нет. Мне кажется, что мои сценарии — нечто большее, чем попытка выплеснуть на бумаге личную драму. Мои герои обладают более сильным характером, чем я сама, они устойчивы психологически, знают, чего хотят от жизни, умеют добиваться поставленной цели.
Или это все-таки психотерапия? Попытка создать образ, которому я сама не смогла соответствовать? Может, и так. Какая разница?
Шли годы брака, и я все чаще приставала к Фергусу со своими сомнениями. Я спрашивала, не стоит ли мне начать все сызнова, пройти кастинг в какую-нибудь постановку. Он бывал непреклонен:
— Ты на своем месте, Мэдлин. Ты нужна Кольму. Я должен возвращаться домой и видеть, что ты меня ждешь. Ведь моя жизнь — постоянный стресс!
Всякий раз я проигрывала спор раньше, чем он успевал начаться.
Фергус вынудил меня бросить работу, но со временем я нашла себе новую, пусть и не требовавшую полной занятости. Это стало моей отдушиной — магазин одежды, где я работала по вторникам, пятницам и субботам. Кроме оклада мне полагается пять процентов от продаж. Не так уж много, я знаю, но хоть что-то. К тому же у меня есть шанс выбирать вещи из новых коллекций, прежде чем они поступят на прилавок. Я могу покупать их по специальной цене.
Ладно, для предисловия вполне достаточно. Пора перейти к тому вечеру, когда мы с Фергусом вернулись из Франции домой.