У вас должна быть хотя бы одна очень хорошая фотография, достойная того, чтобы отослать ее в газету — на случай, если вы вдруг выиграете в лотерею, или вас унесет в открытое море, или вы запишете репортаж из зоны бедствия на свой мобильник. Вы же не хотите, чтобы ваша минута славы была проиллюстрирована какой-нибудь дурацкой фоткой с корпоративной вечеринки?
ПОРОЧАЩИЕ СВЯЗИ. ПЬЯНЫЕ ВЫХОДКИ. СЕКС. ПАНСИОН БЛАГОРОДНЫХ СКАНДАЛОВ?
Я металась взглядом по странице, пытаясь прочесть все предложения одновременно.
Заглавная фотография в статье повторяла уже известную по предыдущей публикации сцену за роялем — только вместо Адели рядом с Венецией сидел грубо вмонтированный с помощью фотошопа мужчина, вероятно знаменитый жених с «феррари». Как там его — кажется, Люк? Сказать по правде, до Аполлона этому Люку было далековато: маленький рост гармонично сочетался в нем с лишним весом (похоже, бедняжке Венеции светило всю замужнюю жизнь носить исключительно балетные тапочки без единого намека на каблук). Утешало лишь то, что на «стартовое замужество» Адель отводила не слишком много времени.
Соседнюю страницу разворота украшал групповой снимок, которого я никогда раньше не видела, но который вместе с тем был мне как-то подозрительно знаком. Приглядевшись, я поняла: это и есть отсутствующая на стене в Академии фотография выпуска 1980 года.
От лиц девушек расходились стрелочки, на конце которых были помещены портреты их избранников — длинноволосых красавцев, напоминающих персонажей из «Возвращения в Брайдсхед». Совсем мелким шрифтом были написаны имена — Рори Мак-Элмонт, лорд Инверисл, Саймон Фицджеральд, Бинго Палмер, достопочтенный Гектор Филлимор.
Когда же я разглядела фото в углу страницы, меня, ей-богу, чуть не вывернуло наизнанку.
Это была я. Моя детская фотография. Мне лет пять, я сижу в саду на празднике леди Филлимор. Рядом со мной Фрэнни — я улыбаюсь ей во весь рот, она гладит мои длинные косички, и ее лицо светится от счастья.
Фото сопровождалось жирной подписью:
Элизабет «Бетси» Филлимор,
приемная дочь лорда и леди Филлимор,
владельцев печально известной Академии Филлимора
У меня пересохло во рту. Господи, я-то здесь с какого боку? Я заставила себя читать дальше, хотя слова прыгали и расползались перед глазами.
«Ты миллиардер, — так начиналась статья. — У тебя есть связи и друзья в высшем свете. Единственное, чего тебе не хватает, — это общественного статуса. И куда ты обращаешься? Ну конечно же, в последний оплот истеблишмента — в английский пансион благородных девиц. То есть туда, где респектабельность и социальное признание просто продаются за деньги.
Сербский политический деятель и предприниматель Лука Янкович объявил на этой неделе о своей помолвке с Венецией Харгривс, студенткой злополучной Академии Филлимора, расположенной на Хафмун-стрит, и наконец-то закончил кампанию по получению британского паспорта. Венеция, длинноногая любительница поло, на прошлой неделе уже появлялась на страницах нашей газеты и расхваливала достоинства пансиона “нового типа”, в котором воспитанниц учат не только правильно есть в дорогих ресторанах и “одеваться для успеха”, но и также, как выясняется, устраивать себе брак по расчету. “Нового типа”? Разве не этому мастерству обучали лондонских богатых наследниц испокон веков?»
Вообще-то, наш курс «Как одеваться для успеха» был совсем о другом! А в рамках урока про то, как «есть в дорогих ресторанах», мы обучали воспитанниц пользоваться палочками для суши, а не раскручивать на бесплатный ужин богатеньких папиков!
От такого наглого вранья меня прямо начинало мутить. И вообще, что это значит — «злополучная Академия Филлимора»?
«Это вовсе не первый случай, когда воспитанница “Филлимора” удачно подцепляет себе миллиардера. Еще двадцать лет назад там, за закрытыми дверьми (стоимостью, кстати, в 2000 фунтов за семестр), творились всякие непотребства. Фактически аристократы и плейбои Лондона использовали Академию в качестве некоего приватного агентства знакомств, где можно подобрать себе в подружки привилегированную барышню, которую родители послали учиться хорошим манерам для вступления в высшие слои общества. Богатые молодые развратницы, такие как Коралия Хендрикс (на фото слева) и Софи Тауненд (на фото справа, как девушка Бонда), устраивали дикие оргии в дорогих отелях и безобразно вели себя на официальных балах. Когда же их бурные финансовые излишества вышли за пределы просто молодого задора и стали попахивать скандалом, высшее общество быстренько прикрыло эту тему, плотно сомкнув ряды, чтобы не допустить утечки информации».
— Что-то в воскресных газетах ничего интересного, — промычала Лив с набитым ртом. — Подай-ка мне лучше какой-нибудь журнальчик. Бетси… Бетси!!! Что там такое?
Но я все никак не могла оторвать взгляда от наплывающих друг на друга строк.
«Несколько неприятных происшествий были скрыты от общественности благодаря нужным связям, например страшная ночная авария на мосту Челси, в которой погиб подающий надежды гонщик Рори Мак-Элмонт, а также его пассажирка — героиновая наркоманка Антония Грин. Злые языки судачили тогда, что новорожденная девочка, которую подбросили в Академию, — незаконный ребенок одной из бывших студенток. События практически совпали по времени. Сейчас приемной дочери лорда и леди Филлимор двадцать семь лет. Она по-прежнему ничего не знает о своем происхождении и всеми силами пытается не допустить обсуждения этой темы на страницах газет».
Мне показалось, что моя душа вышла из тела и повисла где-то под потолком. Они пишут обо мне. Обо мне — в грязной пошлой газетенке! Мое имя стоит рядом с именами героиновой наркоманки и сумасшедшего гонщика, которые могли быть моими родителями… Нет, невозможно. В голове не укладывается. Нет!!!
«Элизабет Филлимор, более известная как Бетси, приняла командование в Академии, приспособив ее для нового поколения клубных девушек. Если верить статье Имоджен Твист, опубликованной на прошлой неделе, Бетси со смаком и со знанием дела рассуждает о важности вечеринок в жизни современной девушки и демонстрирует свой собственный взгляд на сегодняшние аспекты социальной карьеры. “Вы должны обязательно подружиться с обувью, которая вызывает у мужчин трепет и уважение, то есть со шпильками”,— говорит она».
— Мой урок был совсем про другое! — в отчаянии заломила я руки.
— Бетси, дай мне газету… Я тоже хочу почитать этот скандальный разворот, — сказала Лив. — А ты пока съешь круассанчик… — Она пододвинула ко мне тарелку, но круассаны меня сейчас меньше всего интересовали.
Ясно одно: кто бы ни написал этот пасквиль, он славно постарался для моего детективного расследования. И зачем я только мучилась, соблюдала осторожность и такт. Надо было сразу пойти к Имоджен или к другим журналюгам. Результат был бы точно такой же.
Вот они все, красавицы… Коралия Хендрикс: три раза замужем, сейчас разводится с кинопродюсером Марком Шинном. Софи Тауненд: бывшая «девушка Бонда», недавно вылечилась от кокаиновой зависимости и стала активисткой Партии зеленых. Саймон Фицджеральд: погиб, катаясь на лыжах, в 1987 году. Бинго Палмер: сел в тюрьму за участие в страховой афере, связанной с отцовским зоопарком. Гектор Филлимор: скрылся от криминального преследования в 1980 году.
Я изо всех сил зажмурилась, но строчки упрямо проступили из темноты. Скандал. Наркотики. Криминал. Бетси.
Газета выпала у меня из ослабевших рук.
Наверняка Фрэнни и лорд П. прекрасно знали все про этих баловней судьбы. И тоже думали, что я появилась на свет в результате какой-нибудь бурной молодежной вечеринки. Просто досадный конфуз, который случился с двумя богатыми эгоистичными бездельниками. Неприличная изнанка их безупречных манер и светского воспитания. И поэтому меня засунули сюда — к чему лишние разговоры?
— Спасибо! — сказала Лив. — Наконец-то! — Она забрала у меня газету, запихала в рот круассан целиком и принялась оглушительно чавкать. — О господи… Боже мой! Бетси!
Я уже не слушала. Ее голос звучал где-то далеко-далеко…
Прежде чем ко мне вернулась способность реагировать на внешние раздражители, Лив успела пройти несколько стадий, включая ярость, ужас, возмущение и снова ярость.
— Надо подавать в суд! — как заведенная, повторяла она, меряя шагами кухню и периодически оглашая ее рычанием. — Это же чудовищная клевета! Просто неслыханно! — Она в очередной раз тряхнула волосами. — Они тебя полностью дискредитировали! Я позвоню папиному адвокату. Мы найдем на них управу… — Она остановилась и уперла руки в боки. — Бетси, ну пожалуйста, скажи что-нибудь. Ты просто меня пугаешь.
Я никак не могла собрать в кучу мысли. Их было слишком много — и они рассыпались.
— Ну скажи, скажи… — продолжала умолять Лив, — А то придется побрызгать на тебя водой…
— Где мой телефон? — спросила я.
Лив облегченно опустила руки.
— Не знаю… Сейчас посмотрю! — Она принялась метаться по кухне и лихорадочно обыскивать барную стойку. — Вот! Ой, он, кажется, разрядился… Поставлю на зарядку. — Не успела Лив включить телефон в розетку, как раздался звонок. — Господи, Бетси, у тебя тут двадцать сообщений! Включить?
— Нет! — вскричала я и уронила голову на руки. — Это люди звонят, чтобы посочувствовать. Или забрать обратно свои деньги. Или просто посмеяться…
Лив крепко-крепко обняла меня.
— Они не посмеют! А если посмеют, то я… я… — Она зарылась лицом мне в волосы. — Им всем мало не покажется…
Послышался скрежет ключа в замке, и мы обе замерли.
— Привет… — Из прихожей раздался голос Джейми, в котором не было и доли обычной беспечности. — Бетси! Лив!
Мы в панике обменялись взглядами.
— А давай я скажу, что тебя тут нет… — мрачно начала Лив, но я отрицательно помотала головой.
— Не надо, все нормально. Может, Джейми придумает, что делать.
Мы удержались от шуток по поводу его скандальной деятельности. Теперь это было уже не смешно.
— Бетси, ты как? — Джейми с порога бросился ко мне, не скрывая беспокойства.
Выглядел он, будто только что из спортзала: небритый, взлохмаченный, в каких-то трикотажных штанах и старом свитере поверх растянутой футболки. Я ни разу не видела Джейми в такой затрапезной одежде, но при этом никогда в жизни не была так рада его видеть.
— Я уже читал эту газету. У меня нет слов. Такая гадость! Имоджен говорит, что со вчерашнего вечера пытается тебе дозвониться… Похоже, отдел новостей не один месяц выпасал этого типа — жениха Венеции, пытаясь найти на него компромат. И вот наконец им повезло. Он какой-то там торговец оружием, вкладывается в лейбористскую партию.
— Как будто нам от этого легче… — проворчала Лив.
Джейми пожал плечами и горестно вздохнул.
— Нет, конечно. Просто всю эту грязь они вылили на Академию только для того, чтобы испортить ему имидж. Ясно как день: Янковича давно выслеживали, ждали, пока он лоханется. — Джейми положил руку мне на плечо. — Ты же знаешь, каковы журналисты. Человек выпьет на вечеринке, так они напишут, что он месяц лечился от алкоголизма. Это же просто болтовня, Бетси. К завтрашнему утру все забудется.
— Не забудется, — мрачно сказала я. — По крайней мере, я никогда не забуду. Как можно такое забыть? — Я показала на газету, черной тучей накрывшую наш мирный завтрак.
Лив и Джейми тайком от меня обменялись пылающими взглядами, но я их вычислила по характерным прыжкам бровей.
— Не надо, — сказала я, не отрывая взгляда от фотографии Венеции — глупой свистушки, из-за которой вышел весь сыр-бор. — Не надо сейчас ссориться. Пожалуйста.
Стационарный телефон зазвонил так неожиданно, что мы все едва не подпрыгнули.
— Я возьму, — сказал Джейми и снял трубку. — Алло… Нет. Нет, я думаю, вы ошиблись номером. — Его голос звучал непреклонно. — Да, если вы позвоните через час, то опять ошибетесь номером. До свидания. — Он повесил трубку, после чего схватил мое пальто и шляпу, которые так и валялись на стуле, с тех пор как я бросила их накануне вечером.
— Пошли, — сказал он, нахлобучивая шапку мне на голову. — Мы уезжаем.
Джейми вывел меня из дома и дотащил до машины, которая была припаркована в такой спешке, что въехала передними колесами на бордюр.
Он распахнул передо мной дверцу (где-то в глубинах моего сознания промелькнула мысль, что он очень галантен), затем обошел машину вокруг и сел за руль.
— Ну? И куда мы поедем? — Он повернулся ко мне и поднял бровь.
— Не знаю… Все равно. Куда-нибудь, где поменьше людей, которые прочитали эту газету… — Меня пробрала дрожь.
— Хорошо, — сказал он. — Я знаю такое местечко.
Мы тронулись. Я откинулась на сиденье, глядя на проплывающие за окном утренние улицы Клэпхема. Нарядные воскресные парочки везли коляски с детьми, кто-то спешил в пивную, чтобы съесть свой ростбиф… Все они были спокойны и безмятежны. Каждый из них знал, кто он и откуда взялся…
А я сидела здесь, в машине, словно грязью облитая.
Я не знала, куда едет Джейми, но маршрут он выбрал весьма живописный — прямо вдоль всех лондонских достопримечательностей, которые мне так хотелось объехать еще раз, но из-за всех этих сумасшедших дел не хватало времени. Мы проехали мимо парка, где было полно народу с собаками, потом по мосту в Вестминстер, потом мимо Биг-Бена и Парламента на Флит-стрит с пустыми офисами и одинокими уборщиками и выехали к собору Святого Павла, вокруг которого бродила стайка туристов.
Пока я рассеянно смотрела, как за окном старинные здания сменяются небоскребами Сити, Джейми услаждал мой слух тихими умиротворяющими комментариями: вот тут, мол, открылся новый бар, в который надо непременно заглянуть, а там — интересный магазинчик… И в какой-то момент я почувствовала, что потихоньку начинаю отходить. Мы все больше углублялись в старые районы, где в воскресенье стояла непривычная, но весьма приятная тишина. Казалось, мы были здесь одни.
— А куда мы едем? — спросила я, когда он свернул с городских улиц в какие-то пропахшие карри бангладешские закоулки. — На Брик-лейн?
— Сейчас у нас по плану продолжение завтрака. Ты что, забыла про свое железное правило? — Он включил поворотник и стремительно припарковался в каком-то узеньком «кармане» возле магазина сари. — Посиди здесь. Я скоро приду.
Я откинулась на сиденье и приняла выжидательную позу. Здесь было намного больше народу: очередь за рогаликами, к которой пристроился Джейми, вываливалась из булочной на улицу и тянулась по тротуару. То и дело мимо машины сновали прохожие — одни тащили цветы с Колумбийского рынка, другие, судя по всему, возвращались после ночных похождений, ежась от холода в коротких юбочках и кожаных жакетах. Было полно таксистов. И никто из этих людей не заглядывал в машину и не показывал на меня пальцем.
Джейми вернулся на удивление быстро — с большим бумажным пакетом.
— А теперь — гулять, — сказал он, вытянув меня из машины и вручив пластиковый стаканчик с горячим кофе.
И мы пошли по Брик-лейн, петляя между стайками модной молодежи, рыскающей по блошиному рынку. Судя по всему, Джейми чувствовал себя здесь, как рыба в воде (в отличие от меня), поэтому мы очень быстро добрались до красивой белой церкви, напоминающей свадебный торт.
— Не бойся, это не тайное бегство под венец, — подмигнул Джейми.
Мы прошли в сад, где смогли расположиться на скамейке и достать свой завтрак: рогалики с копченой семгой и творожный торт.
— Ну вот, здесь к тебе гарантированно не будут приставать с вопросами про Петронеллу Хотси-Тотси — или как там их всех зовут… — сказал Джейми. — Ты в полной безопасности.
— Спасибо, — отозвалась я и с удовольствием впилась зубами в рогалик.
Он был очень вкусный — и на самом деле поднял мне настроение. Наверное, строгое правило Кэтлин насчет завтрака не так уж бессмысленно, как может показаться на первый взгляд.
Мы ели молча, наблюдая, как солнечный луч ползет по белокаменной стене церкви, — и нам было так хорошо и спокойно вдвоем на этой скамейке.
— Мы жили в этом районе, когда здесь действительно был полный трэш, а не модный трэш, как сейчас, — сказал Джейми, вытягивая длинные ноги, чтобы подставить их солнечным лучам. — Еще до того, как Кен создал свою империю. Ты ведь знаешь: он не всегда был мистером Таунхаусом-Челси. Когда-то он был и мистером Хибаро-Шордичем.
Если Джейми пытался таким образом меня подбодрить, то у него не получилось.
— Ну и что? — сказала я. — Что с ним теперь? Скрывается от налоговой полиции в Испании.
— А ты не смотри на него. Ты лучше посмотри на нас с Лив. Я хочу сказать: неважно, какие у тебя родители. Важно только то, что ты сам можешь сделать со своей жизнью. Кен мне нисколько не помогал, когда я создавал «Монстров вечеринок». Он вообще считает, что я трачу время впустую и не использую свое образование. Он каждый раз так говорит, в редкие моменты, когда мы встречаемся…
Я выбросила стаканчик от кофе в урну.
— Это не совсем мой случай. Да, у тебя есть собственное дело, но ты знаешь, что хватку унаследовал от отца. Ты знаешь, что к семидесяти годам станешь похож на черно-бурого лиса, как твой дедушка. Это как страховка. А у меня ничего этого нет. Я никогда не узнаю, то ли мои родители разбились на машине, то ли погибли под снежной лавиной, то ли… какие варианты там еще перечислялись? Ты можешь хотя бы смотреть на Кена — каким бы он ни был — и делать выводы про себя самого.
— Лучше уж не смотреть… — Джейми положил ногу на ногу, то есть принял позу защиты.
— Ну хорошо. Ты можешь вести себя по-другому, — сказала я. — Зато ты всегда знаешь, что происходит и что откуда растет. А у меня… — Я обвела глазами церковный дворик, пытаясь подобрать слова, чтобы описать свои чувства. — У меня как будто внутри чего-то не хватает. Ка-кого-то стержня. Снаружи все в порядке — шик-блеск, а вот внутри… Я просто не знаю, кто я…
Джейми сделал глубокий вдох через нос и медленно выдохнул. Последовала долгая пауза.
— Ладно, так и быть. Сейчас я скажу тебе то, что не говорил еще никому… То, что нельзя говорить даже Лив. Ни при каких обстоятельствах! — Он повернулся ко мне всем корпусом: его серые глаза были настолько серьезны, что в них даже не плясали искорки. — Подчеркиваю: это должно остаться строго между нами.
— Хорошо. — Я по-прежнему чувствовала себя убитой горем, однако это не помешало мурашкам, которые неизменно бегали у меня по всему телу от прямого взгляда Джейми, а сейчас еще и от предчувствия нашей общей тайны. — Я никому не скажу.
Джейми отвернулся и тихо произнес:
— Кен, возможно, не мой отец.
У меня отвисла челюсть.
— Откуда ты знаешь?
— Точно неизвестно. Даже мама не знает. Она обнаружила, что беременна, спустя несколько недель, как они с Кеном начали жить вместе… А до этого она не вела, что называется, никакого учета. Моя мать была та еще штучка… Типичная модель: толпы любовников, угарные вечеринки — ну, в общем, ты понимаешь. — Джейми говорил в своей обычной непринужденной и слегка шутливой манере, но я чувствовала за его словами скрытую горечь.
— Может быть, Кен и на самом деле мой отец, — продолжал он. — Просто он единственный оказался поблизости и предложил матери выйти замуж. Лив младше меня — насчет нее у Кена сомнений нет. Поэтому к ней он всегда относился как к принцессе, а ко мне — как придется.
— Но ты так на него похож! — возразила я.
Джейми криво усмехнулся.
— С какого боку? Тем, что хорошо лажу с людьми? Умею зарабатывать деньги? Поднаторел в проведении вечеринок? Такие качества генетически не передаются. Это просто жизненный опыт… — Он поднял обе руки и уронил их, глядя на меня все с той же серьезностью. — Я знаю, ты считаешь меня плейбоем. Согласен, в какой-то степени я действительно плейбой. Но это скорее имидж, игра. Я просто умею приспосабливаться, так же как и ты. Когда родители развелись, мама водила нас с Лив к врачу, чтобы у нас не было психологической травмы, и врач сделал вывод, что в результате проблем в семье у меня развился острый дефицит внимания. Но он все неправильно понял. Я просто хотел быть похожим на Кена. Настолько похожим, чтобы он мог сказать: да, яблочко от яблоньки недалеко падает…
— И у тебя это получилось, — сказала я. — Ты добился огромных успехов! Ты выстроил собственный бизнес с нуля, ты покоряешь сердца самых красивых женщин…
— Опять ты за свое… — начал Джейми. — Да не покоряю я никаких женщин. А Лив так вообще считает, что это ты добилась огромных успехов, а не я. И кстати, родители тут ни при чем.
Я посмотрела на свои обгрызенные ногти.
— Я работаю в обувном магазине, Джейми.
— Ну и что? Ты сделала из него по-настоящему модный магазин. А теперь возглавляешь колледж, дающий знания о жизни…
— Который скоро закроют из-за грязных публикаций. И кстати, по моей же вине — сама пустила журналистов. — Меня снова душили слезы. — Теперь люди потребуют свои деньги обратно, и нам будет не на что продолжать занятия! Все кончено. Это я во всем виновата: надо было активнее бороться против Адели с ее дурацкими трамплинами и манией выгодного замужества! Надо было вовремя поговорить с Венецией! Я же видела, что она делает это только из-за денег…
Он взял меня за руку.
— Не успеешь оглянуться, как все забудется. Никто не поверит в эту чушь. Обычные грязные сплетни…
— Будь реалистом, Джейми! Теперь это будет вечно висеть в Интернете — стоит только набрать в поиске «Академия Филлимора»! И захочешь — не забудешь! — Я беспомощно застонала. — Может, для кого-то это просто грязные сплетни, но для меня… Для меня…
Больше я не могла сдерживать слезы. Я испытывала целую гамму чувств — от жалости к себе до бессильной злобы. Мне было обидно не только за себя и за свой испорченный бизнес, но и за Фрэнни с ее безупречной репутацией, и за свои поруганные детские мечты.
— Академия для меня — это все, — икнув, сказала я. — Моя мать оставила меня там, чтобы я стала частью этого прекрасного, возвышенного мира. А Фрэнни олицетворяла все ее идеалы. Если Академию втоптали в грязь — значит, и меня тоже.
Джейми отпустил мою руку и взял меня за плечи.
— Посмотри на меня, — сказал он и слегка встряхнул меня, чтобы я подняла взгляд. — Нет, ты посмотри на меня, Бетси! — настаивал он. — Так вот, ты самая независимая, самая умная женщина, которую я знаю. У тебя есть свой стиль. Ты никогда не распускала нюни по поводу того, что ты приемная дочь, и никогда не давила интеллектом и тем, что выросла в богатой семье. Ты всегда была просто самой собой. Не кривлялась, ничего из себя не строила, не притворялась глупенькой, не подкладывала вату в лифчик и даже не красила волосы. Ты была личностью — и я восхищался тобой начиная с пятнадцати лет.
— Но… — начала я.
— Конечно, если хочешь, можешь выяснить, кто твоя мама. Или продолжать считать мамой Фрэнни, как считала раньше. Это ровным счетом ничего не изменит. Ты все равно останешься самой собой, и твоя жизнь будет такой, как ты захочешь. Потому что ты и так классная… — Джейми улыбнулся почти жалобно. — Конечно, ты можешь пенять мне на то, что все эти годы я встречался с женщинами. Среди них были всякие — очень богатые, очень красивые, просто необычные, — однако ни одна из них не значила для меня столько, сколько значишь ты. Ты не поверишь. Я иду в новый бар и думаю: а что бы сказала Бетси про этот коктейль? Или покупаю себе новый костюм и думаю: а не скажет ли Бетси, что я выгляжу в нем как продавец автомобилей? — Он поймал рукой локон, который выбился у меня из-под шапки, и аккуратно заложил его мне за ухо. — Не знаю, может, ты и ненавидишь в себе все то, что я так в тебе люблю. Например, вот эти роскошные кудри, которые ты всю жизнь пытаешься распрямить. Или привычку составлять гигантские списки дел. Или контролировать свою жизнь с помощью каких-то правил… — Его палец задержался на моем ухе, и прямо от него сначала по шее, а потом по спине побежали сладкие мурашки. — Пойми одно, — продолжил Джейми, глядя мне прямо в глаза, — правила, по которым надо жить, можешь диктовать себе только ты сама. Хватит думать о том, кто ты и откуда взялась. Ты — это просто ты. И ты очень красивая…
Я глядела на него, открыв рот. Как же я раньше не замечала, что у него такое трогательное, почти детское лицо? Даже какая-то ранимость во взгляде… Или просто я еще ни разу не видела его так близко?
Я чувствовала даже запах свежевыстиранного белья, который исходил от его спортивных брюк, и легкий аромат кофе изо рта. Мне бы хотелось, чтобы эта минута длилась и длилась… Но все-таки в глубине души я думала, что предвкушение этого гораздо сильнее, чем само это в реальности.
Внезапно у меня в голове раздался голос — он очень напоминал голос Фрэнни. «Какой смысл избегать отношений только потому, что они чисто теоретически могут обернуться такой же неудачей, как у моей матери? — говорил голос. — Я ведь даже не знаю, что именно с ней произошло. Так почему мне не быть просто собой и не делать то, что я хочу делать в данный момент? А хочу я крепко-крепко прильнуть к Джейми и прижать губы к его губам».
Его палец предпринял нежное путешествие от моего уха — через подбородок — к губам, после чего обошел их по контуру. Я подняла голову, как в тумане, а Джейми склонился ко мне так близко, что я почувствовала его горячее дыхание.
— Я тебя выслеживал все эти годы, — сказал он. — Я тебя ждал…
И вдруг я сама подалась вперед и прижалась губами к уголку его губ — так сильно, что почувствовала, какой у него колючий подбородок. Через секунду одна его рука зарылась мне в волосы, другая обхватила за талию — и я буквально провалилась в головокружительный поцелуй. Теперь единственное, о чем я могла бы думать (если бы на самом деле могла), — это что я все сделала правильно, что мы просто созданы друг для друга и что никакие предвкушения и мечты не сравнятся с реальностью…
Не знаю, сколько бы еще я просидела на скамейке, погруженная в то, что в книжках у Нэнси называлось бы «жаркими и нежными объятиями Джейми» — или как-нибудь в этом роде, — если бы часы на колокольне не пробили полдень, испортив нам всю обедню.
Два-три удара колокола еще можно стерпеть, но после пяти обычно начинаешь считать в уме. Мы отпрянули друг от друга так, будто проснулись или пришли в себя после обморока, впрочем, без всякой тени смущения.
— Ну что, может, я помогу тебе составить список дел? — предложил Джейми.
— Мне не нужно… — начала я, мечтая только о том, чтобы открыть этот список на чистой странице, но Джейми остановил меня снисходительным жестом.
— Ладно, сегодня отпускаю тебя в отгул. Хотя на твоем месте один пункт в список я бы все-таки внес.
— Да-да, конечно. Я должна позвонить лорду Филлимору и узнать, как он там… — В ту же секунду у меня в голове словно включилось зажигание. — И еще Марку — узнать, не начали ли требовать обратно деньги. И еще девчонкам — они же, наверное, в полном шоке…
— Да плюнь ты на эту долбаную Академию! — возмущенно воскликнул Джейми. — Сейчас все это не имеет никакого значения. Ты должна думать только о себе самой. Ну, может быть, еще о Кэтлин и Нэнси и, наверное, о лорде П. Хотя, если бы он был искренен с тобой с самого начала… — Джейми протянул мне мой мобильник, который заботливо зарядил, пока мы ехали в машине, и столь же заботливо выключил на нем звук. — Позвони ему.
Я с некоторой дрожью взяла мобильник. Так и есть — еще десять неотвеченных вызовов.
— Если нарвусь на Адель, положу трубку, — сказала я Джейми, пока проходил звонок (если бы я на нее нарвалась, не уверена, что смогла бы держать себя в рамках приличия).
К счастью, трубку взял сам лорд П. — уже на втором гудке.
— Бетси! Я все утро пытаюсь тебе дозвониться! — с облегчением воскликнул он, хотя, конечно, был сильно взволнован. — Прости меня! Это так ужасно! Ты в порядке?
Я посмотрела на Джейми.
— Да, я в порядке. Конечно, расстроена, но… все в порядке.
— Мне нужно с тобой поговорить, — продолжал лорд П. — Есть несколько моментов, которые нам необходимо прояснить, и вообще… — Он запнулся. — Кое-кто хочет тебя видеть. Где ты сейчас? Ты могла бы приехать на Хафмун-стрит?
— На Хафмун-стрит? — Я посмотрела на Джейми, и он кивнул.
— Я отвезу тебя, куда нужно, — шепнул он.
— Хорошо, — сказала я. — Тогда встретимся там через полчаса.
Джейми высадил меня на углу площади Беркли.
— Так мне точно не надо идти с тобой? — поинтересовался он, когда я по всем правилам (сначала колени, а потом все остальное) вылезла из машины.
Я покачала головой. Пока мы ехали, я вполне подготовилась морально, правда, непонятно к чему.
— Нет, я должна сама. Я позвоню, когда мы закончим.
— Удачи. — Джейми так нежно поцеловал меня в холодный нос, что мне захотелось запрыгнуть обратно в машину.
И я пошла к Хафмун-стрит, высоко подняв голову и решительно размахивая руками. При этом изнутри меня била нервная дрожь. Чтобы скрыть ее, я даже нарушила одно правило из моей заветной тетрадки и нацепила темные очки.
Свернув за угол на Хафмун-стрит, я похолодела: возле входа в Академию я заметила какого-то мужчину с камерой, а потом и женщину. Как только они увидели меня, я сразу поняла, что им прекрасно известно, кто я.
Женщина сразу припустила по улице мне навстречу.
— Бетси? Бетси Филлимор? Вы не хотите рассказать на камеру об этих разоблачениях в газетах?
— Нет, — вежливо сказала я и продолжила свой путь.
— Вы осуждаете Филлиморов за то, что они скрыли от вас тайну вашего рождения? Вас это злит?
— Нет, — еще раз ответила я.
Слава богу, я уже почти у двери.
— Вы не считаете аморальным столь цинично выставлять юных девушек на жестокий брачный рынок? — не унималась она. — Разве это не похоже на узаконенную форму рабства? Как вам кажется, вы заслуживаете того, чтобы знать правду о ваших родителях?
— Я не хочу об этом говорить… — Мой голос дрогнул.
Я не хотела об этом говорить. С ней, во всяком случае. Точно не хотела.
Я посмотрела на знакомые окна, за которыми когда-то кружились в вальсе девушки «Филлимора», и вспомнила Фрэнни — ласковую улыбку, которая неизменно появлялась у нее на лице, что бы я ни сделала. Фрэнни любила меня. Фрэнни хотела, чтобы у меня было все хорошо — всегда и во всем.
Журналистка не отставала и, кажется, собиралась зайти вместе со мной.
— Вы по-прежнему ищете своих настоящих родителей?
Я резко повернулась к ней и расправила плечи.
— Мне не нужно искать своих родителей. Я знаю, кто они.
— Вы думаете, ваш отец — Гектор Филлимор? — Глаза ее хищно загорелись, и она сделала жест фотографу. — А кто же тогда мать?
Фотограф со скоростью звука защелкал фотоаппаратом, так что мне захотелось прикрыть лицо. Но я этого не сделала, напротив, даже сняла очки.
Я говорила очень медленно и разборчиво, стоя в самом своем лучшем ракурсе.
— Моя настоящая мать — Франсес Филлимор, — сказала я. — Прекрасная, удивительная женщина. Если бы я хоть каплю на нее походила, это было бы для меня огромным счастьем.
В этот момент я обнаружила, что за спиной у меня стоит лорд П. и слышит каждое мое слово.
Его взгляд выражал такую мешанину чувств, что я едва не заплакала. За лордом П. стояла Нелл Говард. У нее тоже был такой вид, будто она вот-вот заплачет.