Последняя и вечная любовь

Глава 29

Члены ассоциации мелких фермеров явно не ожидали увидеть его на своем собрании этим вечером. Однако у Элизабет не оставалось выбора, а потому она привела его прямо в дом Фрэнка Дина, где и была назначена встреча. Народу собралось больше, чем обычно, с сожалением подумала она, избегая укоризненного взгляда Милли, жены Фрэнка.

— Вы должны предоставить мне возможность действовать по своему усмотрению, — предупредил всех Джон Смит и добавил: — Кроме того, я не хочу слышать никаких возражений по поводу моих методов. — Его тон становился все более презрительным по мере того, как он оглядывал всех. — Я вам не нравлюсь, для вас я хуже волка, но вы нуждаетесь во мне, ибо только это позволит вам не запачкать рук.

— Но послушайте, мистер…

Однако Стив резко прервал маленького человечка по имени Брэд Ньюбери:

— Теперь остался вопрос об оплате…

Фрэнк Дин откашлялся.

— Мы уже обсуждали это, и каждый готов заплатить свою долю. Так что мы соберем достаточно… — Он осекся, заметив, что Смит смотрит в упор на Элизабет Кэди.

— А вы, мэм?

Она вспыхнула:

— Я… еще не знаю, сколько смогу заплатить, но…

Словно утратив интерес к ней, он повернулся и окинул беглым взглядом присутствующих.

— Итак, услышав ваше предложение, я хочу сделать свое. Можете принять его или отвергнуть — это ваше дело. — Он помолчал, закурил сигару и небрежно швырнул обгорелую спичку на пол, прямо под ноги Милту Кехо. Тот покраснел, но не сказал ни слова.

Все смотрели, как этот высокий человек невозмутимо раскуривает сигару, и ждали, что он скажет.

— Я представлю вам свой план защиты через несколько дней, осмотрев окрестности. Мне нужны карты вашей округи. Помните, всем вам придется принять участие в предстоящих действиях, и учтите, я не потерплю никаких возражений, как бы ни решил вести эту войну. Я рассчитываю на вас, поскольку хочу согласовать свои действия с шерифом.

Его насмешливый тон задевал их, но они все кивали головами, и только Фрэнк нерешительно спросил:

— Но ваша цена? Вы еще не…

— Для начала, — Смит пожал плечами, — кормежка и необходимое снаряжение. Мне нужен новый винчестер. Ну, пожалуй, пять долларов в месяц с каждого и один процент от той суммы, которую вы выручите за продажу скота. Но это только в том случае, если мне одному придется охранять ваши загоны.

Услышав, что все тихо заговорили, он поднял брови. Первым не выдержал Милт Кехо:

— Черт возьми! Большинство из нас может заплатить такую кучу денег, но некоторым, например Феликсу и Лиззи, это не по карману. Вы хотели сказать…

— Я и явился сюда для этого. Феликс может обеспечить меня лошадьми — мне необходимы еще две в придачу к моей. — Он помолчал. — А что касается миссис Кэди, то… — Элизабет почувствовала на себе взгляд синих глаз. — Полагаю, эта женщина уже достаточно сделала для меня. К тому же именно она убедила меня прийти на ваше собрание. Так что… — он чуть заметно улыбнулся, казалось, получая удовольствие от всеобщего замешательства, — я буду питаться и жить у нее, в той же комнате, что и раньше. Кроме того, миссис Кэди нужен помощник, чтобы присматривать за хозяйством.

Затаив дыхание, она молча обдумывала его предложение. Но тут поднялся разъяренный Милт Кехо:

— Неужели ты всерьез ставишь такие условия? Даже для такого, как ты, это слишком! И мы все это стерпим?

— Милт! — холодно прервала его Элизабет. — Милт, будь любезен, позволь мне самой ответить. Я свободная женщина и принимаю это предложение… Если уж мы затеяли это, я желаю внести свою лепту.

— Так, значит, все решено?

Элизабет чувствовала стыд и гнев, ибо все избегали встречаться с ней глазами.

Она услышала его равнодушный голос:

— Наверное, самое время отвезти вас домой, тем более что я проголодался. — Он взял ее под локоть и вывел из дома, не обращая внимания на удивленные взгляды.

Теперь она радовалась тому, что попросила Доминго прислать сюда Фиделито и настояла на том, чтобы этот болтливый мальчишка ехал в повозке вместе с ними.

Стив болтал с мальчишкой по-испански. Когда они приехали домой, Доминго повел распрягать лошадей, приказав внуку следовать за ним.

Элизабет посмотрела им вслед, боясь оставаться наедине с этим человеком, но он, обхватив ее за талию, спустил с повозки. Она так поспешно взбежала по ступенькам крыльца, что оступилась.

— Будьте осторожнее! — спокойно сказал он и крепко схватил Лиззи за руку, не обращая внимания на ее попытки освободиться.

— Я сама, благодарю вас…

Она упиралась и нервничала.

— Но… но… там нет света. Я… должна зажечь лампу.

— Зачем? — Он распахнул дверь. Его грубый вопрос ужаснул ее.

— Я ничего не вижу… Мне надо… — Что он собирается делать с ней?

Он внес ее в дом.

Услышав, как захлопнулась дверь спальни, Элизабет крикнула:

— Нет!

Но было слишком поздно. Он начал целовать ее, словно не замечая ее сопротивления. Наконец голова ее откинулась назад, а тело обмякло.

Элизабет не хватало дыхания; она ощутила, как умелые пальцы движутся по ее спине, проворно расстегивая крючки и пуговицы. На этот раз «нет!» она крикнула про себя, но ее руки с неженской силой оттолкнули его.

— Нет, — повторила она вслух, задыхаясь. — Что это вы надумали?

Снаружи пробивался слабый свет — старый мексиканец зажег лампы на кухне и развел огонь в очаге. Стив, стоя спиной к окну, расстегнул пояс с револьверами, снял его и принялся расстегивать рубашку.

— Хочешь, чтобы я тебя раздел? Если ты разденешься сама, мне не придется рвать твое платье. Но, ради Бога, поторопись; я целую вечность мечтал овладеть тобой!

Ее захлестнули ярость и ужас от такой циничной откровенности:

— Что? Что ты сказал?

— Зачем тратить время, изображая смущение? Ведь ты с самого начала знала, что я хочу тебя! Раздевайся и ложись в постель, Элизабет!

Он скинул рубашку и приблизился к ней, но Лиззи остановила его:

— Что ты за человек? Как ты смел думать, что купил меня… словно я… Убирайся! Убирайся немедленно из моей спальни, слышишь? Если ты не уйдешь, я… я буду…

Стив посмотрел на нее и холодно произнес:

— Я думал, ты поняла, о чем я говорил там, на вашем собрании. Черт возьми, женщина ты или нет? Я хочу тебя, Элизабет. Чего ты ждешь от меня? Долгих ухаживаний? Или предложения выйти замуж? Может, ты считаешь, что я недостоин разделить с тобой постель?

— Значит, тебе все равно, хочу ли я тебя? Конечно, ты берешь все, что тебе нужно, а остальное тебя не волнует, верно? Я не давала тебе повода обходиться со мной так, как с теми женщинами, с которыми ты, по-видимому, привык иметь дело! И я не часть вашего гонорара, сэр! Если станете жить у меня в доме, я буду кормить вас и стирать вашу одежду, но принадлежать вам не намерена!

Она смело взглянула ему в лицо, с трепетом ожидая его ответа.

— Хорошо, — сказал он, пожав плечами. Элизабет не смела верить в свою победу, увидев, что он надевает рубашку и поднимает с пола пояс с револьверами.

— Простите мое заблуждение, мэм.

Когда он повернулся к двери, Элизабет неожиданно проговорила:

— Вы… куда… — и замолчала, прикусив губу.

— Надеюсь, вы позволите мне обосноваться в той же комнате, или мне лучше исчезнуть? — равнодушно спросил он. Как же быстро меняется его настроение!

— Там… там есть другая комната… лучше. Я… сменила постельное белье…

Открыв дверь, он обернулся; она едва не вскрикнула.

— Я бы хотел поужинать, если вас это не слишком затруднит. То, чем кормил меня шериф, не годится даже для собак.

Стив вышел из комнаты, а Элизабет растерянно смотрела на закрывшуюся дверь. Затем она очнулась и принялась за обычные домашние дела. Зажигая лампы и подкладывая дрова в кухонную плиту, она рассеянно потирала холодные руки. Черное платье из тафты она бережно спрятала в большой сундук. Словно наказывая себя, Лиззи надела старое, поношенное платье.

Пока она готовила ужин, в ее голове вертелись непрошеные вопросы: «Почему я должна носить это траурное платье? Может, из-за глупости и напускной добродетели, Элизабет Кэди? Я пришла туда в том платье, чтобы соблазнить его? Нет, нет, чтобы прилично выглядеть, только и всего. Он мне не нравится, и я ему не доверяю. Мне не следовало соглашаться на его условия, что теперь все думают обо мне?»

Она разбила одну из своих любимых тарелок и обожгла пальцы, неосторожно схватив горячую кастрюлю. На глазах опять выступили слезы, и она с горечью подумала: «Что я делаю? Это какое-то безумие! Позволила ему зайти так далеко и даже не дала пощечины, а теперь… теперь готовлю ему ужин!»

Тем не менее она сняла фартук, прежде чем открыть дверь и крикнуть во двор:

— Ужин готов!

Наверное, он не слышит, а может, и не хочет прийти. Однако вскоре раздались слабые звуки насоса, качавшего воду. Появившись на кухне, он вел себя так, словно ничего не случилось: вежливо и отчужденно.

— О, пахнет весьма недурно. Я немного прошелся вокруг, а вы уже успели приготовить такое угощение. У вашего дома добротные толстые стены, он выдержит даже нападение индейцев. Впрочем, кое-что необходимо сделать…

Он опустился на стул, а Лиззи стала накладывать еду дрожащими руками.

— Я знаю, как много нужно сделать. Забор вокруг кораля того и гляди упадет. Но здесь только Доминго и Фиделите. Много и других дел… — Элизабет села напротив него, вытерев влажные руки о подол платья. Чтобы избежать его вопросов, она поспешила заговорить: — Обычно у нас работали три человека, но после того как Джаред свел дружбу с Милтом Кехо и Телли Бартоном, он… раньше у него не было никакого пристрастия ни к салуну, ни к карточной игре. Он работал намного больше меня! Но потом все так изменилось! Я сильная женщина, и мы обходились почти без помощи на своем участке…

Она возбужденно рассказывала, но вдруг осеклась, вспомнив, что этот человек убил ее мужа. Как странно устроена жизнь! Порой случаются такие удивительные и неожиданные вещи!

К счастью для Элизабет, Стив не спросил, почему она замолчала, а лишь загадочно взглянул на нее, продолжая жадно есть…

— Вы хорошо готовите, — заметил он немного погодя. Она сухо поблагодарила его, и в комнате воцарилось тягостное молчание. Когда она начала убирать со стола, он вдруг спросил, нет ли в доме напитков покрепче кофе. Нахмурившись, Элизабет полезла в шкаф.

— Я бы предпочла, чтобы вы не пили эту гадость в моем доме, — строго заметила она, извлекая оттуда початую бутылку виски и держа ее так, словно боялась оскверниться. — Я не люблю, когда пьют такие крепкие напитки, но Джаред всегда требовал, чтобы мы держали это для его друзей.

— Ваш Джаред был весьма предусмотрительным и заботливым человеком, — иронически заметил Стив, наполняя свою чашку виски. Подняв глаза и заметив ее настороженный взгляд, он добавил: — Не стану пить здесь, но вы не возражаете, если я захвачу с собой эту бутылку?

Он закурил сигару и начал нетерпеливо расхаживать по комнате.

— У вас есть карта? — отрывисто спросил он.

— Не знаю… — ответила она, — может, в той коробке, что стоит в углу. Джаред хранил там разные бумаги. Я не успела разобрать их, хотя…

— Так сделайте это сейчас, — потребовал Стив, — а я пока отлучусь, чтобы выкурить сигару, выпить и сполоснуться под насосом.

— Ох! — Она вспыхнула. — Я не выйду, пока вы не… закончите. Хотя я могла бы нагреть вам воды, — неохотно предложила она. — В кладовой есть старая ванна, которой я пользуюсь.

Он улыбнулся, получая явное удовольствие от ее смущения.

— Спасибо за все, мэм, но холодной воды и свежего воздуха мне вполне достаточно. Хотя, если вы собирались принять ванну, не буду вам мешать. Я влезу в свою комнату через окно, чтобы вас не беспокоить.

Перед тем как выйти, он так дерзко поклонился, что она сжала кулаки. Элизабет хотелось швырнуть ему вслед старое мокрое полотенце. Хорошо, что ей больше не придется встречаться с ним сегодня!

Остаток вечера она посвятит себе, подумала Элизабет, направляясь в маленькую гостиную, пристроенную по ее настоянию Джаредом к дому. Там лежала книга, которую она собиралась дочитать. Здесь же висела и свадебная фотография отца и матери…

Это была ее комната. Но теперь она стала какой-то нежилой. Элизабет вовсе не хотелось сидеть здесь одной в кресле-качалке и искать забытья в книге. Джареду никогда не нравилось, что его жена читает романы, и он часто говорил ей об этом. Однажды по его просьбе это обсудил с ней даже священник, утверждавший, что чтение таких книг может заставить ее поддаться искушению дьявола…

«Нет, — подумала сейчас Элизабет, закрывая за собой дверь, — сидеть в гостиной этим вечером мне не хочется». Уж лучше отправиться спать, хотя совет Стива принять ванну напомнил ей о том, каким потным и пыльным стало ее старое платье. Уже больше недели она по-настоящему не мылась, хотя любила делать это часто, ибо ванна и книга были ее единственным удовольствием.

Она вытащила ванну из кладовой, поставила ее в спальне и быстро нагрела воду. Элизабет плотно закрыла дверь и окно, и теперь комнату освещали только угли, тлеющие в небольшом камине напротив кровати. Решив не засиживаться в ванне слишком долго, Элизабет поднялась прежде, чем вода остыла, быстро вытерлась и набросила халат, расчесала волосы и связала их лентой на затылке. «Вот так!» — удовлетворенно подумала она. Выпив горячий настой ромашки, она почувствовала, как ее неудержимо потянуло в сон.

Она вытащила ванну в кухню и остановилась, чтобы отдышаться. Снаружи было тихо, только издалека доносился вой койота.

Открыв дверь на улицу, Элизабет протащила ванну еще несколько метров и вылила воду на землю. Она даже не слышала, как за ее спиной появился Стив и ухватился за край ванны, чтобы помочь ей.

— Почему вы не сказали мне, что вам нужна помощь? — спросил он.

Элизабет испугалась его неожиданного появления, хотя ни за что не призналась бы в этом. Она не могла произнести ни слова и лишь покачала головой, подтаскивая ванну к водосточной трубе.

Он был без рубашки; на загорелом торсе отчетливо выделялись белые следы шрамов. Вспомнив, что под легким халатом у нее ничего нет, она вспыхнула.

Стив стоял возле открытой двери ее спальни. Волнуясь, Элизабет поправила волосы и облизнула пересохшие губы.

— Не хотите ли кофе?

— Вы знаете, чего я хочу.

Он стоял так близко к ней, что ему достаточно было протянуть руку, чтобы развязать ленту, стянувшую ее волосы. Тогда они рассыпались бы по ее плечам темным блестящим дождем. Он нежно коснулся ее волос, лица и плеч. Халат вдруг соскользнул с нее. Еще секунда — и он прижал ее к себе.

Не об этом ли она тайно мечтала? Она не сопротивлялась. Упругие соски прижались к его груди. Его поцелуи, нежные и легкие, принесли Элизабет покой и умиротворение.

Она пробормотала что-то невнятное, но он уже подхватил ее на руки, понес в спальню и опустил на расстеленную постель. Элизабет зажмурилась от света лампы, которую сама же зажгла за несколько минут до этого.

— Пожалуйста, — прошептала она, — лампа…

Он молча вскочил с кровати, мгновенно задул лампу, и теперь комната озарялась лишь красноватым светом тлеющих углей. Обнаженный, он вновь приблизился к постели, накрыл Элизабет своим телом, заметив, что она дрожит от холода.

— П-п-пожалуйста! Я не….

Его губы мгновенно заставили ее замолчать, а руки медленно и очень нежно принялись изучать ее тело. Она начала извиваться под ним, тяжело дыша. «Нельзя позволять ему этого!» Даже Джаред не смел так прикасаться к ней. Но этот человек так целовал ее, что она сойдет с ума, если он не остановится! Возможно, она уже обезумела, если лежит здесь с ним и позволяет ему так обращаться с собой!

«Пожалуйста, остановитесь!» — жалобно простонала она, удивляясь тем новым ощущениям, которые захлестнули ее, лишив всякого желания сопротивляться.

Ничего подобного не было с Джаредом! Эта мысль должна была бы заставить ее почувствовать угрызения совести — ведь она лежит здесь с человеком, который убил ее мужа!

И вот сейчас этот человек занимался с ней любовью таким удивительным образом! Его руки, губы, все его сильное тело доставляли ей такие ощущения, каких она даже не представляла себе.

— Ты так прекрасна, Бет… — прошептал он, и она забыла обо всем. Она желала только одного — чтобы он все глубже входил в нее и делал это долго-долго… Наконец Элизабет издала крик освобождения. Он словно угадывал все ее желания, знал, что таится в ее душе, страстно просясь наружу. Времени уже не существовало: осталась только страсть.

Огонь в камине погас, угли остыли, но Элизабет было тепло, она свернулась калачиком в его объятиях и прижалась лицом к его плечу. Ей не хотелось даже шевелиться. Она, Элизабет Кэди, только что вступила в связь с человеком, которого едва знала, но не чувствовала ни стыда, ни сожаления. Ничего, кроме усталости, умиротворения и ощущения полной свободы.