Всего лишь мгновение назад они были одни в целом мире. Фара уже размечталась о том, что будет дальше, когда они останутся вдвоем. И вот теперь ее грубо вернули в реальность, одним махом убив всю романтичность этого волшебного вечера.
На нее нахлынула волна беспомощной ярости против этих наглых, беспардонных тварей, именующих себя журналистами, то и дело вторгавшихся в ее личную жизнь. Люди, из-за которых она лишилась покоя, несмотря на то, что они с Биллом сознательно афишировали свои отношения. Каждая очередная встреча с папарацци вызывала у нее приступ бешенства.
Эта потрясающая волшебная ночь, воспоминания о которой она мечтала сохранить в. своей душе, теперь станет достоянием бульварных газет. Охотники за сенсациями непременно постараются превратить тайну ее сердца в вульгарное непотребное чтиво.
Губы Фары дрожали, несмотря на все усилия удержаться от слез. Она в отчаянии опустила ресницы. На секунду ей померещилось какое-то легкое дуновение, после чего вспышки фотокамер исчезли. Недоуменно вскинув глаза, Фара поняла, что Шехаб укрыл ее полой своего широкого плаща и прижал к груди. Тепло его тела и размеренный ровный стук сердца успокоили ее. Фара улыбнулась, подумав, что похожа сейчас на птенца, спрятавшегося под крылом родителя взрослого. Совсем скоро рядом послышался визг тормозов. Словно из ниоткуда возникли мужчины с широкими крепкими спинами в строгих костюмах, которые тут же закрыли от любопытных глаз бедную парочку, застигнутую врасплох. Один из них уже открыл для них дверцу лимузина, в просторном салоне которого те наконец обрели убежище.
Вид у Фары был такой удрученный, что Шехаб ладонями накрыл ее руки, которыми она все еще цеплялась за его одежду, и, дружески погладив, произнес:
— Их больше нет. Мы одни.
Руки ее разжались. Фара откинулась на спинку кресла и зажмурилась.
Это все-таки случилось. Более двух лет папарацци охотились на нее, и теперь их усилия увенчались успехом. Слухи о ее многочисленных связях получат документальное подтверждение. То-то радости будет для всех завистников и злопыхателей! Однако унизительнее всего было другое. Если папарацци были свидетелями лишь поцелуя у машины, то телохранители Шехаба, постоянно находившиеся где-то поблизости, выходит, видели все.
Сгорая от унижения, Фара вырвалась из объятий Шехаба и отодвинулась от него.
— Попроси, пожалуйста, шофера остановиться, — сдавленно проговорила она.
Шехаб нажал кнопку, что-то негромко сказал на арабском, отключил связь с шофером, вытащил из ящичка влажные салфетки и осторожно стал обтирать ей лицо, шею, плечи.
— Лучше? — наконец спросил он, вглядываясь в ее лицо.
Лучше? Может, поначалу так оно и было. Прикосновение мягкой прохладной ткани несколько успокоило ее, но затем ласковые руки Шехаба вновь возбудили в ней огонь желания. Как ему это удается? Заставить желать его в тот момент, когда она не знает, куда деть глаза от смущения?
Фара молча кивнула, боясь, что в который раз за эту ночь сболтнет лишнее.
Шехаб удовлетворенно улыбнулся и хотел посадить ее себе на колени. Почувствовав ее сопротивление, он приблизил лицо к ее губам и прошептал:
— Позволь мне утешить тебя, мой цветок. Ты до сих пор дрожишь.
— Это не поможет мне избавиться от паранойи.
— Ты боишься папарацци? — догадался Шехаб. — Они и раньше тебя преследовали?
Фара молчала. Шехаб не торопил с ответом, читая все по ее изнеможенному лицу. Убедившись, насколько болезненно восприняла это Фара, на секунду, он почувствовал угрызения совести.
План с папарацци возник у него быстро. Он знал, что стоило только Фаре появиться на каком-нибудь светском мероприятии без Хансона, они тут же слетятся, словно мухи на мед. Несмотря на слухи о неверности Фары Бьюмонт, ни одному папарацци до сих пор еще не удавалось раздобыть каких-либо доказательств ее измены.
Шехаб решил воспользоваться пристальным интересом к ней журналистов. По его приказу парк сначала предварительно прочесали. Потом нанятые им люди под видом охотников за сенсациями должны были дождаться условного сигнала и в нужный момент сфотографировать парочку. Шехаб медлил до последней секунды, заранее ненавидя их за то, что они были свидетелями их поцелуев и ласк, включая тот момент у машины, который он скрепя сердце позволил запечатлеть на снимке.
Шехаб рассчитывал, что Фара станет умолять его послать за мнимыми папарацци своих охранников и изъять у них снимки. Он бы согласился оказать ей эту услугу. Таким образом она как бы становилась его должницей. Тогда он заверил бы ее, что ей не о чем беспокоиться, потому что он также заинтересован в том, чтобы избежать огласки. Это должно было сблизить их еще больше.
Однако все пошло совсем не так, как он ожидал. Фара была больше напугана, нежели раздосадована, и Шехабу с большим трудом удалось подавить порыв рассказать ей обо всем.
Что только доказывало: он уже на крючке у этой женщины.
Но все же, почему она ни о чем его не просит? Может, уверена, что он обязательно предпримет необходимые шаги, чтобы сохранить свое тщательно оберегаемое инкогнито?
— Они не отстают от меня с тех пор, как умер мой отчим. — Ее голос все еще дрожал от обуревавших девушку эмоций. — Я боюсь, что, если они узнают про моего настоящего отца, мне не удастся скрыться даже в Антарктиде.
Несмотря на то, что Шехаб старался проявлять осторожность во всем, что касается ее и короля Атефа, он не удержался:
— Ты боишься, что твой настоящий отец даст им новый повод для сплетен?
Фара кивнула:
— Я не хочу думать, что такое возможно. Папарацци обезумеют, если узнают.
— А тебе не пришло в голову, что папарацци охотились не за тобой, а за мной? — спросил Шехаб, только чтобы отвлечь ее от невеселых мыслей.
— Но ведь они не знали, кто ты, — возразила Фара. — И я тоже этого не знала.
— Да, ты права, — коротко ответил он, терзаясь чувством вины.
Фара вздохнула. Примерно такой реакции Шехаб и ожидал. Ниточка, которая связала их, стала еще крепче, ведь теперь она думает, что стала единственным человеком, которому он доверил свою тайну.
— Ты хоть понимаешь, какого дурака свалял? — услышал вдруг Шехаб неожиданные слова. — Так откровенничать с незнакомым человеком! А если бы я оказалась репортером, тайком проникшим на этот вечер?
— Я верю тебе, — растерявшись, он сказал первые попавшие на ум слова.
— И какая же часть твоего организма сделала этот вывод? — поинтересовалась Фара.
Ее голос звучал уже слегка насмешливо.
Шехаб пожал плечами?
— Инстинкт. — И замолчал.
Фара по-своему истолковала его молчание:
— Вот видишь. Я-то никому не скажу, но если бы на моем месте оказался кто-нибудь другой? Или, хуже того, нас бы подслушали на террасе?
Шехаб смотрел на нее во все глаза. Он мог бы поклясться, что она действительно взволнована и переживает за него.
— Меня никто не слышал. В любом случае не так-то легко узнать человека, закутанного с головы до ног в бесформенную одежду.
Фара усмехнулась:
— Но глаза-то свои ты не скрывал. Такой взгляд забыть невозможно.
Шехаб попытался обнаружить в этих словах лесть, но ее не было. В голосе Фары слышался только упрек за его неосмотрительность. Он подавил порыв посадить ее себе на колени и показать, как сильно тронула его такая забота. Или именно на это Фара и рассчитывала?
Недоумение Шехаба возрастало. Сможет ли он разгадать загадку этой непостижимой женщины?
— Я находился в зале час до того, как ты туда вошла. Меня никто не узнал.
Фара провела рукой по лбу.
— Значит, их целью была я. — Она вздохнула почти с облегчением. — Я уж боялась, что подставила тебя.
Она вдруг прикрыла рот рукой, пораженная какой-то мыслью. Наконец-то, почти с удовольствием подумал Шехаб, теперь она попросит его об услуге.
— Они могли сфотографировать твое лицо! — воскликнула Фара. — Я уже примирилась с тем, что они всегда будут рядом, но мне не хочется, чтобы они превратили тебя в свою очередную мишень. Мне жаль, что так вышло...
Похоже, пытаться представить ход мыслей Фары Бьюмонт — все равно что гадать на кофейной гуще. Может, она действительно самая искусная актриса, но он желает ее так, как никогда не желал ни одну женщину. И намерен это доказать на деле.
Его рот накрыл ее дрожащие губы, и он почувствовал, как они раскрываются для него. Его язык вторгся в сладкое тепло ее рта. Он не мог насмотреться на это прекрасное лицо, полное неги и сладострастия. Тело Фары обмякло в его руках. Ее готовность отдаться ему подействовала на него как удар хлыста. Желание вспыхнуло с неистовой силой. Глядя на нее сверху вниз, он с силой сжал ее в объятиях.
— Никогда не сожалей об этом. И ничего не бойся, когда я рядом. — Он сдержит свое обещание. «Чтобы сохранить трон Джудара», — напомнил себе Шехаб, а вслух произнес: — Мои люди позаботятся о том, чтобы снимки не проникли в прессу.
Ее глаза расширились, и Шехаб увидел, что от внезапно выступивших слез глаза ее заблестели как два драгоценных камня.
— Легче от этого мне не будет, — призналась она. — Скорее всего, папарацци видели намного меньше, чем твои люди.
Шехабу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл сказанного.
— Ты думаешь, я бы вел себя так, если бы за нами кто-то наблюдал? — Ему удалось изобразить негодование.
— Правда? — Ее лицо просветлело. — Их там не было?
— Конечно, нет, — солгал он, чтобы ее успокоить. — Я вызвал их, когда нас окружили папарацци.
Из ее груди вырвался облегченный вздох.
— Ты даже не знаешь, какая это замечательная новость. Я чуть не умерла от стыда, когда представила, что подумали твои люди, увидев нас в саду. Ну, ты помнишь...
Так значит, все это время ее мучили совсем не снимки папарацци?
Шехаб уже устал пытаться понять Фару Бьюмонт, поэтому просто молча обнял и прижал к своей груди. Так они сидели несколько минут. Почувствовав, что она напряглась и хочет отстраниться от него, Шехаб с неохотой разжал руки.
Судя по ее виду, она собиралась сообщить что-то неприятное, но на лице были неуверенность и нерешительность.
— Даже если тебе удастся изъять у них весь материал, это только разозлит их. Они наверняка возьмут в осаду мой дом. — С ее губ сорвался тихий стон. — Послушай, тебе не стоит отвозить меня домой. Высади меня у какого-нибудь отеля. Даже если они разузнают об этом, ты не пострадаешь. Пускай фотографируют меня, сколько влезет, а домой я вернусь завтра после работы.
— У меня есть идея получше. — Шехаб поднес ее руку к губам и не отрывал до тех пор, пока она снова не задрожала. — Спать еще рано, и к тому же я не хочу отдавать тебя на милость стервятников. Может, поужинаешь со мной?
Фара ответила не сразу. Все это время Шехаб продолжал осыпать поцелуями ее руку. Наконец она тихонько вздохнула и улыбнулась.
Шехаб нажал кнопку.
— В аэропорт, — приказал он своему шоферу.
— В аэропорт? — повторила Фара, с удивлением вскинув брови.
Шехаб улыбнулся ей медленной, чувственной улыбкой:
— Мы поужинаем на борту моего самолета.
«Да, конечно, — подумав, согласилась Фара. — Так меньше шансов, что нас увидят вместе».
Всю дорогу до аэропорта Шехаб не выпускал ее из кольца своих рук. Скоро после его ласк у Фары возникло ощущение, что ее тело целиком состоит из нервных, очень чувствительных окончаний.
Лимузин остановился.
Шехаб вышел из автомобиля, обогнул его и открыл дверь. Она чувствовала себя такой разбитой, что пришлось вытаскивать ее из машины едва ли не на руках.
Фара оглянулась, плохо соображая, что происходит, но мало-помалу к ней вернулась способность мыслить. Она осознала, что они стоят рядом с серебристым самолетом. Прохладный ночной воздух заставил ее поежиться. Приблизившись к трапу, она нерешительно оглянулась, но Шехаб ободряюще улыбнулся и взял ее за руку. И не выпускал ее до тех пор, пока они не поднялись на борт.
Раньше ей приходилось летать на частных самолетах, но на таком — никогда. Из-за роскошной, со вкусом подобранной внутренней отделки он был похож на летающий дворец. Ее мультимиллионер-отец был владельцем двух авиалайнеров. Но те выглядели куда скромнее. Билл тоже, хоть и являлся миллиардером, не швырялся деньгами налево и направо, предпочитая роскоши удобство и практичность.
— У вас хороший вкус, к тому же здесь так комфортно, — сделала она ему комплимент.
Шехаб улыбнулся:
— Мне слишком часто приходится совершать перелеты, и нет такой возможности подолгу останавливаться в городах, куда приходится летать по делам. Поэтому добро пожаловать в мой летающий дом.
— Летающий дворец, — поправила его Фара.
Шехаб недоверчиво поднял бровь:
— Не верится, что ты впервые видишь такой. Мне кажется, там, где есть большие деньги, это не редкость. И ты это прекрасно знаешь — ведь сама принадлежишь к таким кругам.
— Я бы так не сказала. Скорее, к моим услугам прибегают, когда в этом возникает необходимость. Тогда я становлюсь гадалкой на картах таро, жилеткой для слез, уборщицей или гидом для людей с тугим кошельком.
Шехаб запрокинул голову и от души рассмеялся.
— Я уже давно не загадываю, каким будет твой ответ, — посмеиваясь, признался он, — потому что понял: это бесполезно.
Он положил руку ей на талию и увлек за собой, улыбаясь и поддразнивая.
— Так ты считаешь, что мне следовало бы потратить деньги на что-нибудь более стоящее?
— Лично для меня немыслимо покупать вещи, цены которых похожи на телефонные номера.
— Если знаешь, как зарабатывать такие суммы, тогда можешь себе позволить. Полезных трат, поверь, у меня тоже предостаточно.
Глаза Фары расширились.
— Вот черт! — с досадой воскликнула она. — Ты ведь владеешь контрольными пакетами акций компаний, у которых существуют фонды поддержки со значительным капиталом. Я еще тогда подумала, что этот парень, аль-Аджман — филантроп.
Смех Шехаба прервал ее пылкую речь. Фара мгновенно смутилась и пробормотала:
— Какое счастье, что мое неумение держать язык за зубами тебя только смешит.
— Филантроп еще куда ни шло. Я уж думал, ты скажешь — супермен.
— Однако внешность соответствует.
— Супермен так супермен, — покладисто согласился Шехаб. — Тем более что я не прочь выглядеть героем в твоих глазах. — Он коснулся ее щеки губами.
Только благодаря какому-то чуду Фара не ляпнула, что в ее глазах он уже герой.
На верхней палубе Шехаб остановился перед дверью и приложил палец к идентификационной сенсорной панели. Двери бесшумно раскрылись, и они оказались в уютной гостиной, отделанной в приглушенных золотых и зеленых тонах. Также бесшумно дверь за ними закрылась.
Шехаб усадил Фару в удобное кожаное кресло.
— Вон там, — указал он на дверь в другом конце гостиной своего воздушного дворца, — ты найдешь все необходимое. Чувствуй себя как дома. Я присоединюсь к тебе через несколько минут.
Фара встревожилась, что остается одна, но его обещание успокоило ее. Она расслабилась и несколько минут сидела спокойно, затем ей стало интересно, куда он пропал. Выйдя обратно в салон, она обнаружила, что Шехаб уже вернулся.
Он снял большую часть одежды, оставшись в белой рубашке и черных спортивных шортах. Ей вдруг стало тяжело дышать, а в горле пересохло. От его улыбки ее сердце на миг словно остановилось, а затем забилось с бешеной силой.
Шехаб, без сомнения, знал, какой эффект окажет на нее вид его полуобнаженного тела. Он протянул к ней руку, и Фара перенеслась к нему словно по воздуху, продолжая впитывать глазами его совершенную красоту — гордая посадка головы, решительный подбородок, идеальная форма носа, блеск иссиня-черных волос. Его пронзительные черные глаза словно гипнотизировали ее.
Эти колдовские глаза брали в плен, ввергали в хаос мысли. Чтобы прийти в себя, Фара с усилием отвела взгляд, и тут же опять ее глаза притянуло к Шехабу словно магнитом.
— Садись, — сказал он, и Фара буквально рухнула в кресло, куда указала его рука.
Каждое движение Шехаба, его взгляд, звук голоса, произносившего ее имя, — все это так остро действовало на чувства Фары, что она боялась: сердце просто не выдержит и остановится. Она опустила глаза и кончиками пальцев потерла виски, пытаясь прийти в себя.
Шехаб помог пристегнуть ей ремень, опустился в соседнее кресло, пристегнулся сам и нажал какую-то кнопку. Почти сразу самолет тронулся с места. Волнуясь, она украдкой взглянула на Шехаба. И была немало озадачена той мрачной решимостью, почти безжалостностью, которую успела прочесть на его лице.
В сердце Фары закрался страх, но он же вернул мыслям некоторую ясность. Как она могла оказаться настолько доверчивой, что поверила словам незнакомого мужчины! Как вообще такое могло случиться? Фара уже в который раз спрашивала себя об этом, но делать теперь что-либо было поздно. Она на борту его самолета, который вот-вот взлетит в неизвестном ей направлении.
Что, если это заранее было подстроено? Ведь многим известно о привязанности Билла к ней, только никто не знает, что любовь эта скорее отеческая, нежели мужчины к женщине. Может, кто-то хочет, используя ее, добраться до Билла? И почему это раньше не пришло ей в голову?
«Успокойся», — велела себе Фара и попыталась рассуждать здраво. Надо проанализировать, когда он высказал свой интерес к ней: до или после того, как она представилась? Или это ни о чем не говорит? Ведь он мог и притвориться, что они не знакомы.
Фара раздосадованно поджала губы, но тут же одернула себя. Пока она не поймет, что у него на уме, нельзя допустить, чтобы он догадался о терзающих ее подозрениях... Но все же какая она дура! Неужели жизнь ничему ее не научила? Где ее здравый смысл? Ведь такое уже было не раз: многие пытались добиться ее расположения, с тем чтобы потом через нее повлиять на Билла, до которого не могли добраться иначе.
Фара украдкой посмотрела на того, кто назвался Шехабом. Почувствовав ее взгляд, он повернул голову. Их глаза встретились, и по спине Фары побежал холодок. Глаза мужчины были непроницаемы. Там не было и следа страсти, горевшей в них еще несколько секунд назад.
Фара заставила себя улыбнуться, хотя ее сердце стучало как молоток. В горле встал ком. Нужно выиграть время, пока она не решит, как себя следует вести с ним...
Однако до конца обдумать это она не успела, потому что сильная загорелая рука легла ей на плечи. Потом Шехаб коснулся ее подбородка, заставив поднять голову. В его глазах снова мерцали искорки желания.
Такого откровенного притворства Фара уже вынести не могла.
— Пожалуйста, прекрати! — выпалила она. — Хватит ломать комедию.