Практика для некроманта

18.4

Уже с добрых полчаса Хассел и Форсворд сидели на полу в тёмной подсобке со швабрами и вёдрами, держась за руки. Южанин изо всех сил храбрился и старался не отвешивать шуток в адрес некроманта. А гаденьких слов на языке вертелось предостаточно, очень уж сосредоточен и серьёзен был Синд. Лицо его казалось каменным в тусклом сиянии кристаллов, а взгляд пытался сфокусироваться на какой-то невидимой для стихийника точке.

Со слов Синда задача у Фирса была простой. Нужно было сидеть не двигаясь и не разжимать руки. Если некромант начнёт замерзать, то согревать его и не давать отключиться. Все просто.

– Это не просто, Хассел! Тебе будет труднее, чем мне. Я-то просто шагну в разлом, ты же будешь испытывать настоящие страдания здесь. Твои страхи, вина, боль. Ты будешь тонуть в них.

– А я уже страдаю, Форсворд. Единственный трупоед в Тэнгляйхе, с которым я бы хотел позажиматься в подсобке, это Мёрке, а не ты.

– Ты невыносим. Я успокаиваю себя лишь тем, южанин, что ты так пытаешься прикрыть свой страх. Твоя незрелость просто поражает!

Фирс проглотил это замечание и даже рожу никакую Синду не состроил. Лишь смиренно приготовился к обещанному ужасу, о котором твердил некромант. Не ему тут учить того, кто келпи в неравном бою победил. Вот так-то!

Келпи… Почему он снова вспомнил об этом чудовище из глубин? Почему каждую ночь его сердце терзает необъяснимое чувство вины и сожаления.

Он отнял жизнь. Убил кого-то разумного, кого-то несчастного, кого-то такого же одинокого, как и он сам.

Занятый своими мыслями парень не заметил, как глаза у некроманта стали полностью черными, а руки начали стремительно остывать. Кристаллы на полу замерцали, а по подсобке пополз липкий туман.

Фирс не растерялся и принялся вливать тепло в тело Синда. Это было нетрудно, его тренировки с Мёрке не прошли даром, и он научился контролировать своё пламя.

– Не так уж и трудно, Синд, я всю ночь так могу, — хохотнул он от своей пошлой шутки.

В каморке раздался еще один смешок. Хассел похолодел от ужаса и чуть не разжал руки. Он слышал свой собственный смех, а всего через мгновение увидел своё собственное лицо. Только глаза двойника горели зелёным, а волосы были чёрными и влажными. Они прилипали к бледной коже существа, и он то и дело пытался их откинуть со лба.

– Скучал по мне, Фирс Хассел?

Это иллюзия. Это не взаправду. Я убил его. Я убил его. Я убил его.

Одними губами повторял перепуганный юноша, а келпи лишь улыбался.

– Да, так и есть. Ты убил меня. Без раздумий! Взял и убил, — демон щелкнул пальцами и снова расхохотался.

Юноша судорожно сглотнул, а мертвый фейри тут же передразнил его и сел рядом. Он даже рукой провел перед глазами у некроманта.

– Глубоко он забрёл. Оставим его там? – с этими словами келпи впился ледяными пальцами Фирсу в руки. – Его ты тоже хочешь убить, я чувствую это.

– Нет! – решительно ответил Хассел. – Я никому не желаю смерти.

Келпи даже на мгновение остановился и перестал разжимать ладони двух волшебников.

– А как же я? Мне ты тоже не желал смерти?

– У меня не было выбора! Ты Мёрке топил, она чуть не погибла.

Лицо фейри, наконец, начало искажаться, и улыбка превратилась в отвратительный оскал из острых зубов.

– Это тебя не касалось, южанин. Я должен был отомстить ей. Она лишила меня семьи, из-за нее все келпи до единого погибли! Она привела демона в наши земли, а за демоном пришли инквизиторы. Тебе ли не знать их методы, хочешь послушать крики моих собратьев?

С этими словами фейри прижал ладони к ушам Фирса. Десятки воплей ворвались в сознание юноши. Их пытали, уничтожали, поглощали брайтерами. Речные духи не в силах бросить молодняк, попавший в ловушку, закрывали собой жеребят, но всё равно гибли вместе с ними. В тот день воды каждой из речушек Иствинсена стали чёрными от крови, и лишь к ночи смолк последний крик. Не кричал только самый младший дух. Бледная рука заливающейся слезами женщины зажимала ему рот.

– Тише-тише. Я заберу твою боль, малыш. Тише. Нас они не услышат. Ты будешь жить. Так надо. Так надо. Нам с тобой не разорвать нити судьбы. Прости меня. Прости Натт Мёрке. Прости нестерпимый пламень и холод. Однажды все пройдёт.

Келпи убрал ладони, но Фирс всё ещё слышал сладкое успокаивающее пение банши и слабые всхлипы речного жеребёнка. Юноша встряхнул с себя наваждение, крепче взял Синда за руки и уже решительнее посмотрел на речного духа.

– Ждёшь извинений и раскаяния от меня? Да, теперь я убийца. Мне жить с этим. Но ни я, ни Мёрке не убивали твою семью. Она не могла знать, что так все обернётся. Ты хочешь от меня покаяния, но готов ли ты сам покаяться за свои бессмысленные убийства: Квелд, Флельрок. У них тоже были семьи. Их ты пожалел? Ты отомстил Натт. Она страдает после гибели брата, тебе стало легче? Теперь ты счастлив, келпи?

Фейри стиснул зубы. В его ядовито-зелёных глазах стояли слёзы, которые он очень быстро сморгнул.

– Нет. Я несчастлив. Я мёртв. И однажды приду за тобой, Хассел. Ты теперь мой. Я заберу твоё пламя, когда ты испустишь последний вздох, а потом я заберу Мёрке. Я пока не решил, что сделаю с ней. Убью, или она станет моей невестой на дне озера. Хотя это одно и тоже, – рассмеялся демон.

– Только через мой труп, – твёрдо ответил стихийник, и губы фейри вновь озарились улыбкой.

– Именно так всё и случится. Ты умрёшь, Хассел. Та банши показала мне будущее. И в том будущем больше не будет глупого мальчишки с огненными глазами. Однажды ты вновь услышишь эти строки. Запоминай, это твой реквием: Птица пламени сдалась, Не отдав себе отчета, И впервые обожглась, Угодив во тьму с разлета.

Фирсу на мгновение показалось, что келпи сожалеет. Бред! Откуда в сердце этой жестокой твари из глубин жалость? Но на этом их общение закончилось, Синд потихоньку начал ворочаться и просыпаться, разлом же стремительно затягивался. Речной дух истлел, едва последний кристалл на полу погас, погружая двоих парней в кромешную темноту, и чернее её были только глаза некроманта.