Ольга принялась мыть тарелки. Нина Викторовна взяла быка за рога:
— Дорогой зять! Мне кажется, твоя жена засиделась в цветочном магазине. Ну что это за работа! И что за деньги!
— Что за деньги? Я вам скажу… Олина зарплата — это неделя жизни, Нина Викторовна. Неделя жизни! И я очень благодарен Оле. Если бы не ее работа, мне пришлось бы на коленях стоять, выпрашивая себе место завотделением, когда наш в феврале ушел на пенсию. А так вот и не пришлось. И, может, больше не придется никогда.
— Колени какие-то… Чего не придется? Ты знаешь, Иван, когда ты пришел в первый раз к нам… когда Оля тебя привела — она светилась вся. Я поняла: любовь. Когда пошли дети, я понимала: любовь требует жертв. Но почему, почему только от Оли? Извини, что я вот так прямо, ты знаешь, это не мой стиль…
— Мама, ты разве забыла, что Иван мне всегда помогал! — с нажимом на последние слова произнесла Ольга. — И пеленки, и магазин…
— Забудь о пеленках! Ведь больше их не будет, надеюсь? Дети выросли. Твой Иван имеет любимую работу, рыбалку, его уважают, ему даже цветы дарят, и вот что смешно: я не удивлюсь, если их покупают в твоем задрипанном цветочном магазине! А ты, Оля? Кому-то в этом доме есть дело до того, что происходит с тобой?
Ольга молчала. Ее муж тоже не торопился с ответом. Тещу возмутило спокойствие зятя: ведет себя как доктор с больной — дать ей выговориться, а после прописать двадцать капель корвалола. Она раскраснелась и стала нервно постукивать ладонью по столу.
На кухне собиралась гроза.
— Кстати, о рыбалке… — попытался разрядить обстановку дед.
— При чем тут рыбалка?! — оборвала его Нина Викторовна. — Тоже хорош! «Нина, не вмешивайся, дети сами строят свою жизнь!» Еще ни разу не принес с рыбалки даже карася для этой хвостатой вонючки!.. Брысь! Кошкам нельзя трубчатые кости! — крикнула вдруг Нина Викторовна и замахнулась на Липси, когда та попыталась стянуть со стола аппетитную ножку с остатками курицы.
— Давайте, наконец, сядем и разберемся, почему Оля гниет заживо. И почему она не может стать прекрасным — я уверена в этом — да, прекрасным учителем изобразительного искусства в частной школе?
— В какой школе? — оторопел Иван.
— В школе этой дуры Никифоровой, что ли? — уточнил обиженный под горячую руку дед. — Ну-ну… — Он секунду помолчал и обратился к дочери: — Оля, тебе принимать решение. Но только знай, что до прошлого года эта Никифорова на какой-то фирме заведовала отделом доставки итальянской пиццы. Знаешь, «Горячая пицца за тридцать минут»? Это она! Хочешь пиццу с барбекю — на тебе барбекю, хочешь сити-суприм — получи вместе с колбасой пепперони!
— Откуда ты таких названий-то нахватался? — невольно удивилась Нина Викторовна.
— Ты не знаешь разве? Ай-яй-яй, нам на ночной эфир руководство заказывает. Из твоей Никифоровой до сих пор флайеры сыплются — деньги там, наверное, крутит в обороте, а школа для нее что-то вроде прикрытия, не больше. — Ее супруг явно пытался взять реванш за рыбалку.
— Разве бизнес — это порочно? — пыталась защищаться прогрессивно мыслящая педагогиня.
— Я знаю, что школу, настоящую школу, может построить только сумасшедший.
— Шизофреник? — ядовито уточнила она.
— Не передергивай, Нина, и… лучше дай-ка я тебя поцелую, — добавил примирительно Дмитрий Викторович. Воевать с дамой — не в его характере.
Он сделал попытку поцеловать супругу, но Нина Викторовна отстранилась.
— Так вот: если Оля согласится, я уволюсь с работы! И буду смотреть за детьми.
Как видно, для Дмитрия Викторовича это тоже было новостью. От удивления он даже крякнул. Рукавишников коротко взглянул на него, потом на жену и стал задумчиво вертеть вилкой.
— Мама, а нас ты заберешь в свою школу? — деловито поинтересовался Кир, заглядывая на кухню.
Было ясно, что дети подслушивали. Нина Викторовна даже привстала было со стула, чтобы окоротить их длинные уши, и Дмитрий Викторович, почувствовав необходимость разрядить обстановку, предложил:
— А давайте не будем спешить. Давайте съездим, проветримся. У нас завтра съемки в Серпухове и окрестностях — в заповеднике и так, по мелочам. Говорят, места обалденные. Недалеко от Москвы, километров сто или около того. Автобус большой. И я могу взять вас с собой. Кстати, Иван, об этом я договаривался и просил, хотя и не на коленях, а так, знаешь ли…
— При чем тут Серпухов? — все еще на взводе удивилась Нина Викторовна. — Мы решаем серьезный вопрос. Что там смотреть в твоем заповеднике? Бизонов?
— Угадала!
Еще не решаясь показаться взрослым на глаза, дети завопили из-за дверей:
— Ура! Охотиться на бизонов!
— Брось, папа, бизоны вымерли давно! — рассмеялась Ольга, явно довольная тем, что есть возможность уйти от необходимости принимать немедленные решения. — Бизонов поубивали из-за вкусного мяса и шкур. У них шкуры какие-то особенные, из них делали щиты и паруса…
— Ты, дочка, путаешь бизонов с турами, а туда же, хе-хе, — стариков учить. Короче, едем на два дня. Ночевать в гостинице, а можно и в автобусе. Два дня совсем другой жизни — а? Как я придумал? Иван? Чего какой-то смурной-задумчивый сидишь?
— Я, Дмитрий Викторович, сижу вот и думаю… Есть у меня именно под Серпуховом одно дельце. Приятель просил. Он мне и ключи от своего дома дал на случай, если не управлюсь и придется заночевать. Не знал, что и делать, а тут вы… Удивляюсь, но, похоже, все очень кстати.
— Что кстати? — снова вступила Нина Викторовна. — Удивляешься ты совершенно некстати. Нам надо принять решение до понедельника. Место уйдет, я вам это гарантирую! И детям в понедельник в школу — какие поездки!
— Я, Нина Викторовна, — с расстановкой ответил ей зять, — удивляюсь тому, что вы… несмотря ни на что… нас любите!
— Ура-ааа! — снова раздалось из-за двери. — Едем! Едем!
— Я сказал: Гофмана читать! — прикрикнул на детей отец. — А впрочем… Кто там у нас дежурный по чайнику? Налить полный!
Нина Викторовна сдалась. Она подумала, что в поездке, пожалуй, у нее будет достаточно времени кое в чем убедить молодежь, а уж своего супруга она приструнить успеет и по дороге домой.