Время летит быстро, если занимаешься делом. Иван работал в Родниках, Ольга — в цветочном магазине. А дети писали последние годовые контрольные. На выходные Иван забирал Кира с Наташей и Милой к себе. Ольга в Родники не ездила, да Иван и не настаивал.
Но вот наступил июнь, а с ним и день, когда он приехал за семьей в старом больничном «уазике». Рукавишниковы погрузили в машину компьютер, вещи и Липси, конечно, и поехали, как сказала Ольга, «на дачу к отцу».
Она с интересом смотрела на мужа.
Иван изменился. Даже, кажется, стал шире в плечах. И руки шершавые. И щетинка вот… Дома-то постоянно брился. Впрочем, выходной у него сегодня, а с утра небось все чистил перед ее приездом.
Доехали быстро. Дом они увидели и узнали еще издали — через все поле, за которым виднелись крыши Родников.
— Мама! Мама! Наш дом! — закричали Мила и Кирилл.
— Наш сумасшедший дом, вы хотели сказать? — уточнил отец.
Ольга рассмеялась.
Машина остановилась у калитки. Водитель помог им выгрузить багаж, посигналил и укатил. Из дома напротив вышла женщина с двумя пацанятами. Она уважительно поздоровалась с доктором.
…Дети таскали в дом вещи и перемигивались с отцом.
— А ты иди, отдохни, мама, — заботливо сказал Кирилл.
Отдохни так отдохни. Ольга пошла к колодцу. Посидела, задумавшись. Вдруг подбежала Мила, вскарабкалась к матери на колени и зашептала:
— Ох, мамочка, я так рада, так рада! И ты будешь рада, я знаю…
— Милка!!! — остановила сестренку незаметно подошедшая Наташа. — Мама, не слушай ее! А ты, Милочка, сейчас же иди ко мне!
Ната увела сестру, что-то ей выговаривая, а Ольга пожала плечами. Ну что еще придумали эти девчонки?
А девчонки и вправду придумали. Вернее, придумала Наташа, старшенькая.
Дело было еще в мае. Иван тогда впервые забрал детей на выходные. Сидели они, чай пили, ложки били, по-турецки говорили.
— Пап, а тебе нравится новая работа? — спросил вдруг Кирилл.
— Нравится, только она не новая, а старая. Делаю, что и всегда делал. Просто на новом месте, — ответил Иван. И спросил в свою очередь: — А почему ты, собственно, спрашиваешь?
— Мама-то не хочет уезжать из Москвы. Вот мы и боимся, что ты сдашься раньше времени, ну, раньше, чем она первая сдастся… Уедешь отсюда и работу эту бросишь. И дом тоже… Жалко! Мы бы здесь теннисный стол поставили… Целый день можно было бы играть, — протянул Кирилл мечтательно.
— Так ты думаешь, не поедет мама? — спросил Иван.
— Вряд ли, пап. И Мила так думает. И Наташа. Спроси вот у них.
— Спрашиваю. Что скажете, барышни?
Мила красноречиво развела руками. А Наташа вдруг обрадованно ойкнула и воскликнула:
— Придумала! Как же это я раньше не докумекала, дурочка стоеросовая? Поедет, поедет она как миленькая! Слушайте! Мы здесь оборудуем маме керамическую мастерскую. Настоящую. С гончарным кругом. С полочками. С муфельной печью. Глину завезем, глазури всякие — я знаю, где они продаются, мы давно с мамой ходили смотреть. А когда мы все сделаем, тогда наша мама наконец сможет заниматься тем, что ей нравится. Что она любит.
Иван растерянно посмотрел на дочь:
— Но, Ната, я не знаю, как оборудовать мастерскую… И где? И потом, с чего ты взяла, что это то, что действительно нужно нашей маме?
— Папа, не спорь! Наташка правильно говорит. Она — гений! Я всегда это знала! Она самая-самая.
Мила бросилась сестре на шею, а Наташа продолжила наседать на отца:
— Папа, ты не понимаешь. Мама все время думает о своих горшках, хоть и не говорит. Это она раньше говорила, а теперь перестала. Устала, наверное. Но я-то знаю! Я видела, какая мама была, когда мы с ней заезжали к дяде Косте в мастерскую. Кстати, дядя Костя нам поможет круг сделать. И глины, наверное, даст на первое время, у него много, я видела. А мастерскую можно в сарайчике оборудовать.
— Я пап, тебе с полочками помогу, ты ведь знаешь, я это умею, — поддержал сестру Кирилл.
— Как, и ты думаешь, что маме нужна мастерская? — спросил вконец обескураженный Иван. — То есть мастерская, может, и нужна, но с чего вы взяли, что из-за нее мама сюда переедет?
— Нам так кажется, папа! Почему не попробовать? Других-то предложений нет, — сказала Наташа.
Она была права. Других предложений действительно не было. Больше того, теперь, оставшись без Ольги, Иван начинал сомневаться, правильно ли он поступил. И не стоит ли вернуть все назад. А это уж совсем никуда не годилось.
— Ладно. Уговорили. Попробуем, — сказал он. — Только, чур, уговор: мать ничего не должна знать! Тайна!
— Тайна! — повторили младшие Рукавишниковы, и с этого дня настоящая жизнь у них начиналась только в выходные. Тогда они приезжали в Родники и делали мастерскую для Ольги.
И вот мастерская готова, а Ольга сидит у колодца и думает о том, когда же Иван перебесится, как предрекала Нина Викторовна, и они снова заживут как все нормальные люди.
— Мам, а чего бы тебе хотелось? — спросил Кирилл, когда она, нагулявшись, пришла в дом.
— То есть как — чего бы хотелось? Поесть бы неплохо…
— Да нет, ты не понимаешь. Вот если бы тебе сейчас сказали: «Загадай самое-самое заветное. Несбыточное! Все сбудется!» — что бы ты ответила?
— Не знаю я, Кирюша. Что ты ко мне пристал? Лучше руки помой, папа сказал, сейчас обедать будем.
…Главный сюрприз Иван с детьми запланировали как раз на после обеда. После чая с пирожными Ольга обычно становилась очень мягкой и добренькой.
— Мама, возьми еще эклерчик, ты ведь любишь, — уговаривала Мила.
— Да-да, мамочка, скушай еще, — хором просили Кирилл и Наташа.
— Нет, так не пойдет! — сказала вдруг Ольга, отстраняя очередное протянутое ей пирожное. — Вы меня не проведете. Что-то случилось, я знаю. Неспроста вы так меня закармливаете. Выкладывайте!
— Ну, раз уж ты догадалась… — Иван поднялся. — Ладно, пойдем. Мы для тебя кое-что приготовили.
Первым шел к сараю Кирилл. За ним мама Оля. Следом Мила с Наташей, замыкал шествие отец семейства. Он предпочитал держаться позади. Потому что очень боялся.
— Куда вы меня ведете? Что такое? — задавала вопросы Ольга.
— В сарай. И не спрашивай, пожалуйста. Сама все увидишь! — отрезал Кирилл.
— То есть как это не спрашивай? И что там, в сарае — куры, что ли? Нет, я не пойду, пока не скажете.
Ольга остановилась.
Дети переглянулись. Они не знали, что делать. Тогда Иван обошел всех и мягко взял жену за руку:
— Идем, я прошу тебя. Мы все просим.
Когда Ольга вошла в сарай, она сразу все увидела. И все поняла. Обернулась на детей и сделала шаг к выходу:
— Мы так не договаривались…
— Мама, а помнишь, ты мне обещала показать, как работать за кругом? И не показала. А я так мечтала! Мама, покажи, ну, пожалуйста!
Мила умоляюще взглянула на мать.
Ольга не сидела за гончарным кругом тринадцать лет. Что нужно? Разогнать круг, взять глину, помять руками, почувствовать, а потом сильным движением бросить ее в самый центр вертящейся основы…
— Да ведь и глины готовой нет, — сделала она последнюю попытку к отступлению.
— Есть, мамочка. Я сам ее размял, — ответил Кирилл.
Отступать было некуда.
Ольга села за круг. Крутанула его ногой. Взяла глину. Помяла. Бросила в самый центр. Обхватила получившуюся шишку ладонями. И забыла обо всем на свете.
Затаив дыхание, муж и дети смотрели, как в ее руках рождается чудо. Вот кувшин поднимается все выше. Вот Оля легким движением формирует горлышко. Наконец, продавливает отверстие, разглаживает стенки сосуда. Наташа помогает матери снять его с круга. И — готово!
Высокий, с узким горлышком, стоит кувшин на столике рядом с Олей. Но она не смотрит на него. Ольга смотрит на своего мужа, своего Ивана. Переводит взгляд на детей. И… начинает смеяться. Смеется все сильней и сильней и, наконец, взахлеб хохочет.