Ночью никто не мог уснуть. Время от времени вспыхивала перепалка между детьми — они спорили о том, кто живет по соседству с ними в Родниках. Мила видела девочку с косичками. Кир — мальчишек, гонявших обод велосипедного колеса.
— Вот и ты будешь гонять до седых волос! — заметила мать.
Наташа вообще никого не видела. Она расспрашивала отца о мальчике, который не умер в больнице.
— Там этот лептоспироз везде, на каждом шагу! — предупреждала Ольга. — И клещи энцефалитные.
…А вечером следующего дня Иван сказал, что с понедельника он может не выходить на работу.
— Вот так? — спросила Ольга. — На что же мы будем жить?
— Я со среды приступаю к работе в Кудрино. Это дело решенное.
— То есть… ты хочешь сказать… Ты уезжаешь от нас?
— Ну, это сильно сказано. Мимо цели ты зонтиком кольнула. Я вас люблю.
— Не вижу этого, Иван! Как только в моей жизни наметилось что-то новое, ты приходишь и все разрушаешь.
— Вспомни, как нам было хорошо там, в доме…
— Я все прекрасно помню: низкий поклон Носику, но я и думать не могла, чем это все может кончиться!
— Разве что-то кончается, Оля? Все только начинается, по-моему…
— С минуты на минуту приедут мои родители. Я им все рассказала. И мама тебе тоже имеет кое-что сказать на этот счет.
— Да? Честно говоря, меня больше интересует мнение отца! Представь только: они приезжают к нам. Дамы с песнями идут по грибы да по ягоды, а кавалеры — на охоту.
— Сейчас не сезон. И вообще это заповедник!
— Не везде же там заповедник! Еще рыбу удить можно — какая разница! Ты только представь: в дремучем лесу раздаются энергичные звуки народных песен и ружейные залпы. На поляну у реки выскакивает лань. Она пугливо озирается. Широко раздуваются ноздри прекрасного животного — да, оно чует аромат ухи. Уха варится в котелке. «Не забудь посолить, папа!» — говоришь ты отцу. Жарко вспыхивает хворост в костре. Все довольны и тоже принюхиваются… Чу, звучит охотничий рог — это наш сын подает сигнал заблудившимся сестрам. «Ко мне! Ко мне! Ко мне!» — поет его мощный рог. И это правильно, ведь уха варится быстро…
— Ты точно сумасшедший!
Нина Викторовна приехала одна. Видимо, подготовка мужа к беседе с заблудшим зятем приняла нежелательный для нее оборот, и тесть был оставлен в тылу. Это обстоятельство ничуть не охладило ее боевой пыл. Она попросила детей погулять во дворе и с ходу бросилась в атаку. «Совершенно неоспоримые и очевидные минусы» переезда в Родники сыпались из нее как из рога изобилия. Чувствуя сквозь растущее раздражение, что все они словно проходят мимо Ивана, она пустила в ход свой главный аргумент:
— Коров Оле доить в твоих Родниках, что ли?
— Ну не бизонов же, Нина Викторовна! Говорят, еще никто не выжил, кто пробовал рискнуть…
Эта робкая его попытка пошутить вызвала немедленный взрыв:
— Знаешь, зять, я давно все это наблюдаю, все, что творится в семье моей дочери при твоем попустительстве, и я просто в ужасе! Я, кстати, не поленилась и узнала, что твоя зарплата завотделением будет не больше нынешней… ты слышишь, Оля?! Тебя — в доярки, а сам, значит, дурака валять!
Нина Викторовна и сама улыбнулась тому, что сказала, и, по своему обыкновению, тут же пошла на попятную:
— Впрочем, не обижайся на мать, поступай как знаешь. Думаю, ты и сам там долго не продержишься. Виданное ли это дело — променять Москву на глухомань какую-то! Съезди, перебесись. Мужчина без сумасшедшинки — это полмужчины, как мне еще моя бабка говаривала, царствие ей небесное… добрая была женщина. Лежит вот теперь на Даниловском кладбище…
Как ни странно, но именно это предложение — съездить, пожить и перебеситься — восстановило нарушенный было мир в семье Рукавишниковых.
Поедая эклер, привезенный Ниной Викторовной, Ольга уже начала строить планы. Как только дети закончат учебный год, можно будет съездить в Родники. Раньше ни-ни — пусть муж прочувствует, как оно — жить одному.
Поехать не насовсем, конечно. Ну, месяцок пожить разве что. Или два… Черничные поляны там, говорили, бескрайние просто. А черника полезная ягода. Но комары… Ладно, там видно будет. В нюне Кирюшка поедет в лагерь свой фехтовальный — если его возьмут, конечно.
Чувствуя из ряда вон выходящую значительность всего происходящего, дети ели пирожные в благоговейном молчании.
Иван тоже ел молча. Нина Викторовна явно удивила его, и он с признательностью поглядывал на ее полные руки, покойно лежащие на столе.