Предел прочности (СИ)

Глава 19

Джулари

2021 год,

Город Трэйси, штат Калифорния

— Я приняла окончательное решение. Я буду работать отсюда вместе с Нэро. Все, что мне нужно — тишина, вишневые сигареты и новый ежедневник с черной гелевой ручкой. Для всех в офисе можете сказать, что я повесилась, мне насрать. Сэм, дай мне пароли от компьютеров и скажи в какие приложения нельзя заходить. Мистер Эванс, мне нужна флешка с записью мафии.

Я выдала монолог сразу, как зашла на кухню утром. Похмельная атмосфера — и аромат — витали в доме невидимым облаком, но я на себе последствия алкоголя не ощущала. Проснулась абсолютно трезвой и решительной, а еще немного влюбленной и окрыленной, но это не те чувства, с которыми я хочу разбираться прямо сейчас — наоборот затолкала их куда подальше, пока умывалась.

Я готова начать новую шахматную партию, в которой сделаю шаг и мат. Отныне весь мой отдых заключается только в крепком сне и быстрых перекусах в течение дня. Я просто обязана реабилитироваться в своих же глазах.

— А теперь еще раз и помедленнее, — прохрипел инспектор, громко отхлебывая кофе, — нас ты из своих планов вычеркиваешь?

— На время да, вы мне не понадобитесь. Как только я проведу детальный анализ произошедших событий, тогда дам знак, чтобы провести собрание.

— Лучший начальник тот, который разрешает взять отгул. Флешка на столе, пицца в холодильнике. Удачи, — Кристиан поспешно вышел из дома. Его речь была такой же прерывистой, громкой и четкой — ни следа ночных откровений.

— Мы с Крисом поехали на допрос Фелпса — все снимем на камеру для тебя. И еще, Джул, будь поаккуратнее с агентом из Нью-Йорка, все-таки он остается чужим человеком со своими загадками и тараканами. Конечно, я слышал про него, но все же не сотрудничал. Запрошу отзыв от их инспектора, неофициальный, изучим его биографию. Просто на всякий случай, чтобы и я, и ты были спокойны. — Инспектор накинул на себя пиджак и начал идти к выходу, — просто не раскрывай ему все подробности, договорились?

— Так точно, — он моргнул, улыбнувшись, но я не спешила закрывать за ним дверь, оборачиваясь на Сэма. — Человек-нейрон, тебе тоже пора валить.

— Вообще-то я собирался тут жить, — он обиженно натягивал свою синюю ветровку, не попадая с первого раза в рукава. — Вечером я вернусь, понятно? И только попробуй меня не пустить! Зайдешь в мою спальню, я взломаю твои страницы.

— Не переживай, нюхать твои трусы не буду. Давай уже, иди-и-и, — я практически вытолкала его, запираясь на все замки.

Наконец выпроводив всех, я выдохнула и плотно зашторила все окна — на одно пришлось повесить простыню, потому что тонкая тюль пропускала противные солнечные лучи. Слова инспектора почему-то все еще звучали в моей голове и мне не нравилось это — казалось, что я поступаю неправильно, позволяя своим коллегам сомневаться в Нэро. Я не чувствовала от него никакой фальши, исключительно поддержку и понимание. Более того, он неоценимо помогает мне.

Я написала ему пожелания доброго утра, а еще сказала, что хочу немного отдохнуть и просто почитать любимые книги — врать было неприятно настолько, что я почувствовала горький привкус на языке. Но все же, наверное, так будет лучше на данном этапе, тем более я хочу поработать в одиночестве. Моя эффективность при таком методе повышается в разы.

Я стянула с себя леггинсы, завязала волосы в непонятного вида пучок, и сделала кофе — со второго раза, потому что кофемашины остаются для меня чем-то непонятным. Вставив флешку в ноутбук, я задержала курсор над файлом с аудиозаписью. Тяжело.

Я выгнала всех только для того, чтобы прослушать эти записи в одиночку. Я не знаю как поведу себя, что буду чувствовать, но точно уверена, что дослушаю их до конца. Если надо, перемотаю и сделаю это снова. Но пока я тупо пялюсь в экран, не решаясь сделать два щелчка мышкой. Я зажмурила глаза и задержала дыхание. Я сильная и у меня получится все исправить.

Комнату оглушил звук шипения, писк раций и приказов Кристиана, а я погрузилась в прослушивание каждой помехи, отгоняя от себя воспоминания того кошмара.

Я прослушала уже полтора часа чистого материала из семи. Глаза были невероятно сухими, потому что я старалась не моргать, всматриваясь в бегунок, который медленно полз внизу экрана. Передо мной лежал все еще чистый лист бумаги — туда просто нечего было записывать. Я решила перемотать запись на двадцать секунд, чтобы хотя бы немного ускорить процесс, боясь потерять весь запал и концентрацию.

— … быстро и не марали руки.

Сквозь шум я услышала эту фразу вполне отчетливо и сразу же вспомнила, что она зацепила меня еще в кабинете. Я перемотала назад и выкрутила звук на максимум, беря в руки маркер.

— … передал, чтобы мы сделали все быстро…

Я записывала каждое слово, но первое все еще было не разобрать, хотя я чувствовала, что мне нужно именно оно. С четвертого раза я нашла кнопку замедления и установила минимальную скорость.

Слышать растянутые помехи было невероятно тяжело и я хотела закрыть уши руками — в какой-то момент казалось, что мозг просто не может воспринять этот звук и барабанные перепонки лопаются. Я терпела и вслушивалась, вскочив со стула от нетерпения.

— Мундо передал, чтобы сделали все быстро и не марали руки…

Комично медленные, растянутые и расплывчатые звуки раздались на всю комнату и я успела записать предложение в центре листа, наконец выключая это отвратительное аудио.

Мундо. Вот это слово. Радоваться или чертыхаться? Пока не понимаю. Это не похоже на имя, но по контексту понятно, что речь идет о человеке. Может быть я неправильно услышала? Я подожгла сигарету немного дрожащими пальцами и начала переслушивать запись на разных скоростях еще раз — какой-то особый вид добровольной пытки, блядь.

Точно Мундо. Уже есть от чего отталкиваться, неплохо. Я открыла браузер и вбила это слово в поисковой запрос. Первое, что я увидела, это сайт переводчика: с испанского это означает «мир» — вполне себе подходит для прозвища. Потом открывались объяснения каких-то персонажей с таким именем из аниме, стрелялок и прочая хрень. Вряд ли крутые и злые мафиози будут брать себе прозвища из нарисованных мультиков. Остается только версия испанского переводчика. Мир, значит.

Я подошла к маркерной доске и продублировала там фразу, которую услышала. «Сделали все быстро и не морали руки» — убить агентов в первые минуты? Нас морозили пости семь часов, плохо справляются с указаниями старших.

— Думай, Джулари, думай… — я тыкала в лоб кончиком маркера, не отводя взгляд от фразы.

Логически подходит только это. Я решила вновь вернуться к записи после этой фразы. Проходит двадцать минут, а затем как будто происходит какой-то щелчок и помехи еле заметно начинают слышаться по-другому, как будто… как будто их включили заново, но плохо наложили записи друг на друга, твою мать!

При замедленном звучании это отчетливо внедряется в уши — эти сволочи дурили нам голову заранее записанными разговорами о всяком дерьме. Получается, убить агентов могли сразу же после этой неаккуратно брошенной фразы. И пока мы развесили уши и слушали об их секс-марафонах, они расправлялись с группой захвата. И как только им стало выгодно, они решили сообщить об этом нам.

— Сукины дети, — прошептала я, отъезжая на стуле от стола, — нас просто обвели вокруг пальца, как малолеток. Твари. Уроды, черт возьми.

Закончив их проклинать, я схватила телефон и сразу же набрала Кайлу Торренсу — главному смотрящему в тюрьме «Дьюэль». Медлить было нельзя ни секунды — они тоже могут прослушать запись с жучков, оставленных на теле Ника. Если их главный поймет, что солдаты случайно дали такую наводку, то они снова уничтожат любые улики, которые могут вывести меня на след. Так уже было и с барами, и с клубами.

Уроды используют грамотную тактику — они не просто подчищают за собой, они рубят проблему на корню. Стирают все в пыль и уходят. Красивый ход, особенно для людей с большими деньгами, но в моем случае — это явный проигрыш. Я поставила для себя четкие рамки и границы: неделя. Это максимум, который я могу себе позволить. Если по истечению семи дней я не закрою дело, то выйду прямо к прессе и признаюсь в убийствах, которые совершила руками мафиозников.

Я знаю, что инспектор старательно подчистит за мной и выставит все так, будто мафия убивает всех, кто попадется по руку. Я должна заслужить такую привилегию, как оправдание.

Минут двадцать мистер Торренс жаловался на всех заключенных. Рассказывал о недавнем убийстве в душе, но меня это никак не зацепило. Догадываюсь кто именно стоял за всем этим, но нет ни времени, ни сил разбираться с их внутренними делами.

Я сидела на кухонной столешнице и курила, стряхивая пепел в раковину. Я отбивала ногой рваный ритм из-за волнения, возбуждения и еще тысячи непонятных чувств, которые подпитывали мою внутреннюю тревогу.

— Мистер Торренс, я понимаю, что у вас творится там полный… беспорядок, но все же я звоню по конкретному делу и времени у меня в обрез, — я перебила его ворчание, потому что слушать это было уже невозможно, — у меня есть прозвище — Мундо. Слышал что-нибудь?

— Да как же тут вспомнить, Джул. Спроси что попроще. Они же общаются между собой то жестами, то звуками, вроде как даже какой-то язык придумали, — он яростно тараторил в трубку. — Точно могу сказать, что главные у них и тут, и на воле: я слышал что-то такое из чертовой 211. Представляешь, они…

— Стоп! Откуда ты слышал? 211? Это номер заключенного или что? — я спрыгнула со стола и рванула в гостиную, вооружаясь маркером.

— Это номер камеры, я же уже передавал это вам, — мои брови сошлись около носа и в голове снова всплыло одно слово — крыса. — Тебе, наверное, забыли передать, но я думаю, что в 211 камере сидят важные люди: большинство стуков идет именно оттуда. А еще только у этих руки чисты, как попы младенцев, и ведут себя они как ангелы — не пререкаются, да и при досмотре всегда чистые.

— А когда и кому ты это передавал? Дату и имя, — моим голосом можно заменять самые тяжелые инструменты. Настолько злой я не была давно и прямо сейчас моя рука не дрогнет при выстреле в агента, с которым я боролась плечом к плечу.

— Сейчас я поищу и все напишу тебе на личную почту. Не знаю что у вас там, ребята, происходит, но мне точно звонил кто-то из ваших и все выяснял. Займусь этим.

— И отправь мне дела тех, кто сидит в 211. Тоже сейчас. Кайл, сделай это с нового почтового ящика, а потом сразу же удали сообщение. Отбой.

Сукины дети. Я быстро рванула в спальню Сэма. Там я открыла его сумку с вещами и выудила оттуда первые попавшиеся штаны и кофту. Брюки едва доходили мне до щиколотки — я гораздо выше, чем Сэм — и не застегивались на мне, но длинный лонгслив с дебильным рисунком прикрывал живот и задницу. На ходу я вызвала такси, засунула глок за пояс штанов и вылетела из логова, даже не заперев дверь.

Около офиса была толпа репортеров и корреспондентов. Как только я вылетела из машины, они все кинулись на меня с расспросами об убитых агентах и моих синяках и ссадинах.

— Мисс Кларк, мы уже встречались с вами. Вы тоже были участницей операции? Вас избила мафия?

— Что вы думаете об этом убийстве? На юге города ночью прогремел взрыв у ресторана «Бокадилья», это снова мафия? Безопасно ли находится на улицах города?

Сотни вопросов, летевшие с разных сторон окружили меня, как рой надоедливых мух и пиявок. В моменте я почувствовала растерянность и как будто бы потерялась в пространстве, которое стремительно сужалось. Но злость, кипящая внутри, быстро остудила голову и вернула меня на место. Я достала ствол из-под пояса трусов — штаны держали его плохо, пришлось идти на крайние меры, и подняла его наверх, спуская предохранитель.

— Отошли все на хрен от меня! — заорала, практически завизжала, я, двигаясь ко входу. — Еще один вопрос мне или моим коллегам и я открываю огонь. Предупредительных выстрелов не будет.

С прямой спиной я наконец зашла внутрь, минуя охранника, который даже и не думал просить у меня пропуск или осматривать — мой разгоряченный и лохматый внешний вид здорово отпугивал. Агенты на первом этаже смотрели на меня во все глаза, но я шла к лифту, видя только его перед собой. Мне абсолютно плевать что они думают про меня, что хотят сказать. Прямо сейчас я стою на пороге разгадки и будь я проклята, если пропущу этот шанс.

Я спустилась в цоколь — там сейчас проводится допрос Джона Фелпса и мне нужен именно он. Внизу всегда горели все лампы, ярким холодным светом. Помещение было стерильно чистым, здесь круглосуточно дежурили маршалы с заряженными пистолетами и были готовы стрелять на поражение. Цокольный этаж включал в себя ряд комнат для допросов, кабинеты Агентов и помещение для отдыха, в которых проходят пересменки.

— Я же сказал никому не приходить сюда! — злой рык инспектора встретил меня, когда двери не успели открыться до конца, — Джулари? Ты что, твою мать, здесь делаешь⁈

— Где Фелпс? Мне нужен этот сукин сын.

То ли мой тон, то ли внешний вид убедили мистера Эванса дать мне то, что я требую. Он молча повел меня к кабинету, из которого доносился голос Кристиана — не лучший выбор человека для допроса. Его терпение болтается где-то на нижней строчке и он явно не способен вести нормальную беседу.

Сами комнаты, в которых нас ждали подозреваемые, были скудно обставлены: стол с встроенными внутрь наручниками, два стула и в стене было зеркало, через которое свидетели могли наблюдать за ходом допроса, в каждом углу комнаты были камеры, фиксирующие только изображение.

Я зашла в кабинет и там Джон Фелпс, закованный в наручники, держал практически докуренную сигарету между зубов с надменным видом. Лицо его украшала вечерняя щетина, которая очень подходила его образу непокорного бандита и сочеталась с растрепанными каштановыми волосами. Злой взгляд миндалевидных карих глаз был прикован ко мне, осматривая меня с ног до головы.

— Доброй ночи. Джулари Кларк, Специальный Агент Федерального бюро расследований. Готовы пообщаться со мной? — Тон моего голоса был такой спокойный, словно я не угрожала пистолетом гражданским людям три минуты назад.

Он продолжал высокомерно и гадко выдыхать дым, презрительно осматривая мое лицо.

— Принимаю молчание за добровольное согласие. Хочу предупредить, что наш разговор записывается и будет использован в суде. Агент Браун, покиньте кабинет, пожалуйста.

Я села и открыла тетрадь, лежащую на столе, и громко щелкнула ручкой. Заранее включенный диктофон уже лежал между нами, поэтому я посмотрела на него ответным пытливым взглядом.

Он резко дернулся вперед, приближая свое лицо к моему насколько позволял широкий стол и наручники, которые сжимали его широкие запястья железными тисками.

Я как сидела, наклонившись вперед, так и продолжила сидеть. Ни один волос на моем теле не встал дыбом, ни одна мышца не напряглась. Внутри меня был штиль, которому позавидуют многие.

До него на этом стуле сидело около полусотни преступников и каждый из них считал своим долгом выкинуть какой-нибудь фокус, особенно видя перед собой девушку. Без бронежилета и рабочей одежды я выглядела вполне себе обычно и страх не внушала — особенно сейчас — поэтому мужчины чаще всего старались меня запугать: приблизиться ко мне, подобно Фелпсу, или начать хрустеть пальцами, говоря гадости. А женщины наоборот пытаются давить на жалость: плачут, плетут сказки о детях и прочее сентиментальное дерьмо. На меня все это уже не действует, потому что передо мной сидят чертовы преступники, которые не заслуживают ни грамма сочувствия.

— В 2013 году вас задержали за перестрелку на Линн-роуд и осудили на пятнадцать лет, отправив в тюрьму Дьюэль. В 2014 году в вашем личном деле уже был записан ряд преступлений.

Я всегда проводила допрос по одной и той же тактике, выученной еще в Академии: сначала рассказываешь факты, потом начинаешь давить. Если преступник не желает раскрываться, то нужно проявить сочувствие, стараясь вывести его на душевный разговор, медленно вытягивая информацию. Никаких избиений и пустых обещаний.

— Не трать свое время, куколка, я не собираюсь разговаривать с шавками системы. Давайте уже отвозите меня в суд, противно смотреть на ваши рабские рожи.

— Не уважаете государственную систему?

— Презираю, — сказал он, еще больше придвигая лицо ко мне.

— Даже так, — хмыкнула я, — мистер Фелпс, а ваша ненависть избирательна или вы считаете нас шавками только в четные дни месяца? В 2017 году вы не пренебрегали помощью государственного адвоката, который вытаскивал вас из колонии по условно-досрочному. И все это время вы не брезговали приходить в участок и отмечаться за хорошее поведение, даже на отработки ходили. Если вы ненавидите именно ФБР, не стесняйтесь, скажите, я позову полицейского.

Его лицо озарила улыбка и он начал ржать, словно я рассказала нереально смешную шутку. Он наконец-то откинулся на спинку стула, давая мне кусок личного пространство, и отвел глаза на свои руки, продолжая сохранять молчание.

— Вы были инициатором своего освобождения и долгое время нигде не мелькали. Снова дали о себе знать вы красиво и громко, судя по новостям. Дон наверняка остался доволен, — я достала из кармана пачку сигарет, — хотите еще?

Он медленно вытянул сигарету из протянутой пачки, я наклонилась к нему с зажигалкой. Мы молча делали первые затяжки, глядя друг другу в глаза. Пепел летел прямо на пол, благо комнаты не были оснащены сигнализациями.

— Молодым был, беспечным, думал, что все можно, а очнулся только в суде, когда услышал рыдания мамы. Она наверное была рада встретить сына после колонии, наконец-то его обнять, приласкать. Наверняка и объявление о работе под нос подсовывала, надеялась, что сынок жизнь новую начнет. А непослушный Джон вот что учудил.

Я продолжила говорить после небольшой паузы, видя как его лицо становится все напряженнее, а глаза выдают погружение в воспоминания и невыносимую боль, перемешанную с тоской.

— Ей наверняка пришлось заплатить херову тучу денег за адвокатов. Не знаешь, она уже кредит выплатила, пока ты за решеткой кровавое побоище устраивал?

Всю эту информацию о нем и его семье мне отправил Нэро, пока я ехала на работу. Он сказал, что занялся этим сразу же после нашего ночного дистанционного оргазма. У Джона отца нет, мать всю жизнь работала в школе, но после перестрелки ее уволили и теперь она домохозяйка. Ее кредиты и долги я смогла пробить по общей базе данных. Оттуда же я узнала, что Джон отправляет ей крупную сумму денег каждый месяц.

— О моей матери ты не имеешь права говорить, сука. Я сижу здесь за свои грехи, вот и суди меня, а в ее сторону даже не дыши.

— Да я только сочувствую этой женщине, правда, а вот все остальные считают ее виновной в твоих грехах. Когда директор школы ее с позором увольнял, он и интервью дал, — я достала телефон с открытыми фото от Нэро, и стала зачитывать вслух, — «миссис Альварес всегда казалось слишком инфантильной, несмотря на свой возраст. Никогда никого не ругала за проступки, покрывала хулиганство сложных подростков, стараясь стать с ними друзьями, и вот к чему это привело. Такие люди, матери преступников, не могут работать с детьми».

Желваки на его скулах ходили ходуном и он сжал недокуренную сигарету в ладони. Плечи еще больше ссутулились и он потупил взгляд, но я успела заметить влажный след на его ресницах.

— Я не буду рассказывать тебе сказки о свободе и защите, но точно могу пообещать не такое строгое наказание и возможность общение с мамой. Кто из 211 камеры Мундо?

Я почти его сломала, я чувствовала это. Он хаотично дергал пальцами, тряс ногой под столом, и я заметила как его грудь несколько раз тяжело поднималась, словно он хочет начать говорить.

— Ты вообще в курсе у к ого ты спрашиваешь про этих ублюдков? Или ты слишком плохо рыла на меня и не успела узнать кого именно я убивал? — Хмыкнул он, поднимая на меня наглый взгляд. Я не подала виду, но искренне не понимала, что он хочет мне сказать. — А ты ничего такая, бойкая, про тебя уже все знают, втайне даже болеют именно за тебя. На лицо вроде нормальная, хоть и подпорченная, мы как раз стриптизерш ищем, не хочешь попробовать? За ночь будешь больше рубить, чем тут, еще и дяди взрослые защищать будут.

— Танцую я погано и, честно сказать, целлюлит на заднице есть. У меня уже есть личности предполагаемой верхушки, я все равно выйду на него. Ты можешь помочь следствию, а я в ответ постараюсь скостить срок.

Он сел прямо и снова смотрел на меня злыми глазами, складывая руки в замок:

— Подумай еще раз, Джулари Кларк. Твой вопрос явно направлен не в ту сторону и я бы с удовольствием придушил тебя прямо сейчас. Я один хрен виновен, согласен вернуться даже в этот чертов Дьюэль. Я знаю, что я позор своей матери, что я разрушил ее жизнь. Последнее, что я тебе скажу: прекращай рыть себе могилу. Допрос закончен, пошла нахер отсюда.

Я испустила долгий выдох, закрывая блокнот. Взяв диктофон, я показательно подняла его на уровень наших лиц и остановила запись. Терпение и спокойствие, которое я проявила, истратили себя на максимум.

Я встала со стула и достала глок, что заставило Джона сесть прямо на стуле и слегка дернуть закованными руками. Не глядя на него, я выстрелила в видеокамеру в углу стены. Затем во вторую, третью и четвертую — точно в цель, ровно четыре пули, идеальная работа.

Потом я подошла к нему и одной рукой начала расстегивать пуговицы его уже несвежей рубашки. Он пытался ударить меня ногой и что-то сказать, но я молча приставила ствол к его голове. На середине стройного ряда пуговиц я резко дернула одну сторону ткани, и увидела… ничего. На его груди не было символа Мексиканской фамилии и тут я поняла все. Он не один из них. И он не стремится попасть обратно в колонию, зная кто его там встретит.

Вот почему Джон не понимал мои вопросы и откровенно насмехался надо мной, глядя в глаза. Чертыхаясь себе под нос, я приложила руки к голове, устало прикрывая глаза. Я обошла его, начиная истерично смеяться, и увидела какие-то узоры, уходящие ниже шеи, прямо на спину. Оттянув ворот, я обнаружила огромное сомбреро, закругленное у начала лопаток.

Я наклонила его корпус вперед, заглядывая за ворот. Сомбреро, перерезанное мачете в центре. Внизу этого жирного рисунка — не такого красивого, как ладонь мексиканцев — была надпись « Нуэстра Фамилия». Слова Кристиана об этой группировке всплыли в голове и я присела на корточки, не сдерживая очередную волну смеха, смешанного с горькими слезами. Джон что-то говорил о моей неадекватности, но мне было абсолютно все равно. Истерика, чертова истерика, окутывала мое тело. Мне реально начало казаться, что я медленно схожу с ума прямо в этой чертовой комнате для допросов.

Немного успокоившись, я встала и на подкошенных ногах неторопливо пошла на выход. У самой двери я обернулась, вытирая щеки длинным рукавом. Я смотрела прямо на недоумевающего Джона:

— Не знаю какие речи толкает Дон вашей дерьмовой фамилии, что вы такими самоуверенными становитесь, но просто запомни: те, кому приходится выбивать себе авторитет кровью, никогда не станут королями. Вам подчиняются просто потому, что боятся за свою жизнь, и ты даже представить себе не можешь сколько людей сейчас готовы целовать мои ноги, чтобы я наконец-то сбила спесь и с вас, и с мексиканцев. Ты так не хочешь в Дьюэль, зная что там они сожрут тебя с потрохами? Так вот тебе пища для размышления: ты поедешь даже не в «смерть». Обещаю, как только я разрушу их, я возьмусь за вас, но ты этого уже не увидишь. То место, где ты будешь гнить заживо, хуже ада и сейчас ты просрал последнюю возможность на спасение.

Громко хлопнув дверью, я поплелась к себе в кабинет, не говоря никому ни слова.

Джулари: «Он из Нуэстры и я пожелала ему гореть в аду».

Нэро: «Ты умница. Это именно то, что он заслуживает».