Приговор Лаки

Глава 16

Судья, перед которым Мила все же ненадолго появилась, отказал ей в освобождении под залог, обосновав отказ серьезностью выдвинутых против нее обвинений. Ее государственный защитник пытался оспорить это решение, но судья не принял во внимание его неубедительные аргументы.

Ирен, сидевшая в переднем ряду, страдала от собственного бессилия. Она, правда, сняла со счета все свои сбережения, но, поскольку в залоге было отказано, деньги ей не понадобились. Ирен, правда, прекрасно понимала, что, если бы судья выпустил Милу, ей пришлось бы везти дочь домой, и тогда Прайс наверняка вышвырнул бы обеих. Может быть, к лучшему, что все так получилось, рассудила она, не стоит раздражать его, и тогда, быть может, он забудет о своей угрозе. Пока же Прайс лишь однажды потребовал, чтобы она убиралась, да и то потому, что она попала ему под горячую руку. С тех пор он больше ни разу не повторил своей угрозы.

Заметив в зале мать, Мила бросила на нее быстрый взгляд. Она не могла простить Ирен ее бездействия. Почему Ирен ничего не делает, чтобы вытащить ее отсюда? Тедди-то они отпустили, потому что у его папаши было полно денег. Так неужели она должна париться в каталажке только потому, что ее мать небогата?! Это было несправедливо, и Мила свирепела все больше.

А Ирен просто разрывалась между дочерью и единственным в ее жизни человеком, которого любила.

Ее единственной любовью, которой она была верна вот уже почти двадцать лет, был Прайс Вашингтон.

Впрочем, сам он об этом даже не подозревал, а Ирен ничего ему не говорила.

Она продолжала молчать и после того, как у нее родилась Мила. Когда дочь спрашивала, кто ее отец, Ирен рассказывала ей историю о своем русском любовнике, который якобы навещал ее в Штатах, но это была ложь.

Истина же была слишком ужасна, чтобы Ирен осмелилась открыться кому-либо. Это был ее маленький грязный секрет, в который она не могла и не хотела никого посвящать.

Ирен очень хорошо помнила ту ночь, когда все произошло. Прайс и Джини были у себя в спальне.

Оба до одури обкурились «травки» и то и дело звонили ей на кухню, требуя подать им то или се, передвинуть столик, поправить подушки, переключить телевизор.

Дважды Ирен пришлось по их требованию звонить поставщикам наркотиков, а потом мчаться на конспиративную встречу, чтобы привезти хозяину пакетики с зельем.

Тогда Джини еще не была женой Прайса. Стройная, длинноволосая, на удивление красивая и на редкость глупая, она вызывала у Ирен одновременно и восхищение, и презрение. Не восхищаться этой темнокожей красавицей было действительно невозможно, однако она ни в чем не знала меры, и именно из-за нее Прайс большую часть времени был под кайфом.

В ту ночь они не только курили «травку» и нюхали кокаин, но еще и пили шампанское и виски, так что вскоре оба оказались практически в невменяемом состоянии. Ирен была уверена, что один из них вот-вот отключится, но этого все не происходило. Уже под утро они снова вызвали ее в спальню, и, когда Ирен, едва переставлявшая ноги от усталости, поднялась наверх, Джини выбралась из постели в чем мать родила И… заперла входную дверь на ключ.

Ирен это не испугало. Ей было уже двадцать девять лет, и она прекрасно знала, как устроен мир.

У себя на родине она была проституткой и не имела ничего против этой профессии, однако, когда Джини отказалась выпустить ее, Ирен испугалась. Она — нелегальная иммигрантка, въехавшая в страну по чужим документам, — оказалась одна в комнате наедине со своим хозяином и его подружкой, причем оба практически не соображали, что делают. Правда, пока они только смеялись и щипали ее, но она все равно была их пленницей, с которой они могли сделать все, что угодно.

— Расскажи нам о России, — потребовала Джини, падая навзничь на постель. — Правда, что там по улицам ходят белые медведи, которые трахают русских девчонок, как только те зазеваются? А тебя трахал медведь? Не медведь? А кто?

Прайс в это время сидел на полу и, трубно шмыгая носом, нюхал кокаин, рассыпанный по столешнице журнального столика. Ответов Ирен он не слушал — идея помучить белую экономку принадлежала Джини.

— Что вы сказали? — переспросила Ирен, с омерзением глядя на пьяную женщину.

— Да ладно, не строй из себя целку! — заявила Джини, разводя ноги. — Или ты вообще никогда не трахалась? Похоже, что так, иначе бы ты так не напрягалась.

— Как дела, Джини, крошка? — неожиданно спросил Прайс, ненадолго возвращаясь к реальное-. ти. — Ты обещала, что сегодня мы позовем еще одну девчонку. Где же она?

— Ирен должна была все ор… организовать, — пробормотала Джини заплетающимся языком. — Но похоже, она сама к тебе неровно дышит. Ей надоели белые медведи, она хочет попробовать твое стройное, черное тело.

Ирен попятилась к двери.

— Раздевайся, красотка, — приказала Джини. — И не надо так напрягаться. Ведь тебе самой этого хочется, не правда ли?

Ирен бросила быстрый взгляд на Прайса, пытаясь понять, чего хочет он.

— Давай, давай, детка, — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Рас… разоблачайся.

— Может быть, дать ей выпить? — предложила Джини. — Тогда она мигом сообразит, что к чему. Ну давай, не стесняйся, ты не так уж страшна. Скинь юбчонку, прими рюмчонку…

Она захихикала, но Ирен отрицательно покачала головой, и лицо Джини исказилось от гнева.

— В чем дело, ты, русская мразь?'.. — спросила она с угрозой. — Или ты считаешь, что ты для нас слишком хороша? А может, у вас в Москве, или откуда ты там, темнокожих за людей не считают? В общем, так, подружка: если хочешь работать у этого парня, лучше делай, что велят. Да и в любом случае нам уже поздно искать другую девчонку, а ты нам подходишь.

Так что мой тебе совет: брось ломаться…

С этими словами Джини вскочила и, бросившись на Ирен, стала, как безумная, срывать с нее одежду.

Ирен даже не сопротивлялась. Ей отчаянно хотелось остаться у Прайса; потерять эту работу было для нее немыслимо. Ради этого она была готова переспать с Прайсом. Если бы Джини не было рядом, Ирен согласилась бы, Джини тем временем сорвала с нее джемпер и лифчик и сдернула юбку. Ирен не шевельнулась. «От судьбы не уйдешь», — обреченно думала она.

Прайс тем временем пошевелился на полу и попытался встать.

— Эй, а у тебя симпатичные сисечки! — пробормотал он и, с трудом приподнявшись, потянулся к ней обеими руками. — Действительно симпатичные!

Что ж, подумала Ирен, если другого выхода нет, она, по крайней мере, может попробовать получить удовольствие. Подняв руки, она выдернула из своего тугого пучка шпильки, и ее длинные волосы упали ей на плечи. Темные волосы подчеркивали матовую белизну кожи Ирен.

Резким движением Ирен схватила стоявшую возле кровати бутылку и сделала глоток прямо из горлышка.

Что было дальше, Ирен помнила плохо. Джини жадно лапала ее, забираясь руками и языком во все потаенные уголки ее тела, а Прайс наблюдал за ними, время от времени прикладываясь к бутылке и подбадривая их какими-то маловразумительными возгласами.

Спустя какое-то время Прайс и Джини навалились на нее уже вдвоем, и Ирен с удивлением обнаружила, что ей нравится заниматься сексом с хозяином.

И еще она поняла, что хотела этого с тех самых пор, как Прайс взял ее к себе на работу.

Когда рассвело, Прайс и Джини наконец отключились, и Ирен нашла ключ и, выскользнув из спальни, вернулась к себе. Там она легла в постель и довольно быстро заснула, утешаясь тем, что ее хозяин и его подружка вряд ли когда-нибудь вспомнят о прошедшей ночи. Уже через несколько часов она снова превратится для них в экономку, которую можно гонять с разными поручениями.

Шесть недель спустя Ирен обнаружила, что беременна, однако никаких мер к тому, чтобы избавиться от плода, предпринимать не стала. Она хотела иметь от Прайса ребенка, уверенная, что в этом случае ему придется обратить на нее внимание.

Когда ее положение стало бросаться в глаза, она выдумала историю о русском любовнике, который Навещал ее в Штатах, и Прайс позволил ей остаться в усадьбе. «Если ты хочешь иметь ребенка, я не возражаю», — сказал он, проигнорировав шумные протесты Джини, которая требовала, чтобы Прайс немедленно уволил Ирен.

Но ребенок, которого она родила, оказался белым, что повергло Ирен в шок. Она поняла, что ей ни за что не убедить Прайса в его отцовстве, хотя у нее самой никаких сомнений в этом не было. Увы, тот факт, что со времени своего приезда в Америку единственным мужчиной, с которым она спала, был Прайс Вашингтон, имел значение только для самой Ирен.

Никто бы ей просто не поверил, и она должна была молчать, чтобы не потерять работу.

Через полтора года Джини тоже забеременела, и это обстоятельство помогло ей женить Прайса на себе.

Лишь через четыре года после рождения сына он понял свою ошибку и развелся с Джини, что очень обрадовало Ирен. Ирен ясно понимала: если Прайс не прекратит пить и принимать наркотики, он погибнет.

О том, кто настоящий отец Милы, Ирен так ему и не сказала, поскольку признание не сулило ей ничего, кроме осложнений.

Со временем, однако, ситуация изменилась. Появились генетические тесты, с помощью которых отцовство Прайса можно было доказать со стопроцентной уверенностью. Результаты сравнительного анализа ДНК признал бы любой суд, и у Ирен появилась возможность подтвердить свои слова фактами.

Но на деле для нее мало что изменилось. Ирен по-прежнему не могла открыть Прайсу правду. Каково ему будет узнать, что Тедди переспал со своей сводной сестрой?

О господи, что же ей делать?

Сначала Ирен хотела посоветоваться с адвокатом Прайса, но интуиция подсказывала ей, что Говард Тринспен ничем ей не поможет. Ей необходимо было поговорить с кем-то более компетентным, но таких людей в ее окружении не было.

И пока она их не найдет, ей придется хранить молчание.