Новая прическа из локонов, обрамляющих ее лицо и смягчающих его правильные черты, неожиданно принесла Диане несметное количество комплиментов в Элмаке. Кажется, подумала она с удивлением, ей следовало решиться на эти изменения несколько лет назад, и оставалось только удивляться, зачем она ждала так долго. Она выглядела великолепно, как сказал ей Лоуренс, повстречавшись с ней несколько минут назад. Во всяком случае, внимание, которое она получала благодаря новому облику, помогло ей поднять настроение, поскольку вечер явно выдался нелегкий.
Хотя она и заключила мир с семьей и Джулия все-таки сняла сапфиры и по собственной воле надела жемчуг, однако поездка с Гросвенор-сквер на Кинг-стрит была напряженной. Все ее участники смотрели в окна кареты гораздо внимательнее, чем обычно. Эверард тоже был не в лучшем настроении, и это не укрылось от Дианы. Она сидела напротив него, и хотя он вежливо поддерживал беседу, выражение его лица было почти подавленным, чего Диана раньше за ним никогда не замечала. Он даже несколько раз поморщился, поворачивая голову и прикладывая руку к виску. Она была уверена, что он страдал от головной боли, так же как она сама и ее отец.
Она хотела обрадоваться, подумав, что вот он – первый результат его союза с Джулией, но, вспомнив о ссоре с сестрой, устыдилась, и смирение одержало в ней верх над злорадством. Она вела себя коварно, зло и к тому же несдержанно. Хотя она попросила прощения у сестры, в ее извинениях чего-то недоставало. Конечно, ей очень хотелось заставить Джулию сказать правду Эверарду о маскараде в Опере, но она не могла добиваться этого таким образом.
Нет, Диана не должна была радоваться тому, что Эверард несчастлив, даже если это означало, что он испытывает какие-то сомнения относительно своего решения жениться на Джулии. Ведь она сама вела себя очень плохо.
Что до Джулии, Диане казалось, что, наконец поймав форель на живца и ловко вытащив добычу на берег, она теперь просто не знала, что делать дальше. Ее поведение было неестественным, ее смех звучал почти резко, и, когда она игриво хлопнула жениха по руке своим расписным веером, одна из его пластинок сломалась ровно посередине.
Она смотрела на веер целую минуту, часто моргая, и Диана видела, как ее глаза наполняются слезами. Заметив ее расстройство, Эверард взял ее под руку и прошептал что-то на ухо. Его заботливость по отношению к Джулии больно ударила в сердце Дианы. Затем он поднял подбородок Джулии своей рукой в перчатке и вытер слезы, которые двумя жемчужными каплями катились по ее нежным алебастровым щекам. Никогда Джулия не была прекраснее, чем в этот момент, когда она печально смотрела в лицо Эверарда. И его взгляд тоже начал смягчаться, глядя на нее. Любовь сквозила в его мужественных чертах.
О, как забилось сердце Дианы! Нежность, озарявшая лицо Эверарда, разрывала ее душу на части. В отчаянии она принялась разглядывать до этого ничем не примечательные строения вдоль улицы. Затем заметила вслух, как, должно быть, утомительно было в прежние времена все время заправлять масляные лампы, которые использовались для освещения улиц. Потом сказала, что это просто изумительно, как теперь газовые фонари изменили облик города.
К ее облегчению, отец подхватил эту довольно безнадежную нить разговора, а от освещения улиц он отважно перекинулся к тысяче фонарей, установленных в саду Воксхолла. Эта тема сразу же заинтересовала Джулию. Она в ответ заговорила о развлечениях, которые всегда любила, – о том, чтобы сходить на Эдмунда Кина в Друри-Лейн, о собраниях в Элмаке. Настроение Джулии да и всех остальных стало улучшаться, и понемногу напряженность между ними исчезла. Когда они достигли наконец порталов Элмака, беседа текла легко и радостно, так что, на взгляд стороннего наблюдателя, они выглядели, как и должны выглядеть недавно помолвленные влюбленные и их счастливые родные.
Теперь, стоя рядом с Джулией и Эверардом посреди толпы сестриных обожателей, поздравителей и разочарованных кавалеров, Диана чувствовала себя легко и свободно, отбросив все терзавшие ее тревоги. Покой был восстановлен, но надолго ли, она не рисковала загадывать.
Бросив взгляд на Эверарда, она заметила, что он получает явное удовольствие от свиты Джулии. Через несколько минут она без всякого удивления обнаружила, что они оба – она и Эверард – стоят, оттесненные от Джулии толпой ее поклонников. В конце концов, Прекрасная Джулия долго не появлялась в обществе из-за недавней болезни, и теперь все наперебой приглашали ее на каждый танец, справедливо рассчитывая, что она отплатит благосклонным вниманием своим преданным поклонникам, которые, несмотря на ее помолвку, все еще добиваются ее расположения.
– Она красива, не правда ли? – прошептала Диана Эверарду. Ее слова были совершенно искренни, потому что Джулия действительно была необыкновенно хороша.
Эверард пробормотал в ответ:
– Да, в самом деле.
– Вы чувствуете себя покинутым? – спросила Диана, полуоборачиваясь к нему и глядя на него с задорной улыбкой.
– Разве что чуть-чуть. Совсем немного. Признаюсь, мне доставляет удовольствие видеть, как ею восхищаются и балуют в обществе. Мне кажется, ей это очень нравится.
– Да.
– А вот вам – совсем нет, – сказал он, бросая задумчивый взгляд на ее лицо. – Я только недавно это понял. Вам неудобно, когда все взоры направлены на вас. Например, я слышал вашу прекрасную игру на пианино, но вы отказываетесь проявлять свой музыкальный талант в гостиной, если там присутствует больше пяти-шести человек.
Диана почувствовала, как ее щеки начинают гореть от замешательства.
– Я часто удивляюсь, как много вы замечаете. Не хочу, чтобы это выглядело как ложная скромность, но все же я искренне считаю, что есть много молодых леди, гораздо более меня заслуживающих внимания публики.
– Ну что вы такое говорите! – ответил он с нежным упреком. Затем он крепко взял Диану под руку и увел ее в сторону от толпы. – Хотя я слышал многих, кто играл, возможно, с большим умением, но им всем было далеко до ваших восхитительных интерпретаций. Я всегда любил слушать вашу игру гораздо больше, чем… чем даже игру мисс Куртин!
Диана чувствовала себя как всегда, когда они беседовали без посторонних ушей и никто не мог помешать им. На сердце ее становилось теплей от его добрых слов, даже от мягкого тембра его голоса.
– Это и в самом деле похвала! – с благодарностью воскликнула Диана, стараясь не показать ему, как счастлива она от его близости. Как же сильны были ее чувства к этому мужчине, если она едва могла сдерживать радость, охватившую ее оттого, что он держал ее под руку. – Я много раз имела удовольствие слышать, как играет мисс Куртин. Она действительно превосходная пианистка, и поэтому я прямо скажу вам, что вы не могли иметь в виду то, что сказали. Я играю хуже, чем мисс Куртин.
– А я повторяю, что предпочитаю ваши интерпретации. Вы недостаточно цените себя. Я бы хотел, чтобы вы согласились играть для большой аудитории.
Эверард остановился, и теперь они стояли перед входом в бальную залу в тени широкого дверного проема. Оркестр заиграл вальс, и хотя Эверард знал, что попросил этот танец у Джулии, теперь он смотрел в лицо Дианы, испытывая какое-то необычное чувство.
Улыбка на ее губах заставила его вспомнить, как Джулия улыбалась ему в ночь маскарада. Он никогда раньше не замечал, как похожи у сестер форма подбородка, губ и даже зубы.
– Что с вами, Эв? – спросила она мягко.
Он был так поражен сходством, что едва расслышал ее вопрос.
– Я не знаю, – с трудом ответил он. – Только что, на мгновение, я увидел так много от вашей сестры в вашей улыбке – почему вы краснеете?
Диана быстро покачала головой.
– Нет, я… – она отвела глаза, чтобы сделать глубокий вдох, и тут же снова посмотрела ему в лицо. – Меня так редко сравнивают с Джулией, вы не представляете!
Он смотрел в ее глаза так, будто делал это в первый раз. Он видел в них что-то, чему не мог дать названия. Он понял, что его влечет к ней неясное, острое чувство, но чего? В этот момент у него возникло впечатление – мимолетное, – что он однажды раньше уже держал ее в своих объятиях. Хотя он знал, что этого не было. Что за странные мысли возникают в его голове! Сам удивляясь тому, что происходит, он сделал маленький шаг к ней и положил руку на рукав ее платья. Что он делает? Что он надеется доказать? Тяга, которую он чувствовал, всепоглощающее желание, казалось, становились сильнее, когда он прикасался к Диане. Если бы он не знал, что это не так, он бы мог поклясться, что то же самое он ощущал в ночь маскарада.
– Эверард! – тихо воскликнула Диана. – Умоляю, остановитесь! Что с вами?
Он взглянул в ее глаза, полные смятения, и ему захотелось заключить ее в объятия, целовать ее, чувствовать ее нежные губы. Он потряс головой, испуганный этим внезапным, неожиданным порывом, потом почти инстинктивно всем телом отстранился от нее, и, ведя какую-то незначительную беседу, они быстро вернулись к Джулии.
Диана от смущения лишилась способности думать и говорить. Она не могла понять, что только что произошло, но ей казалось – она была уверена! – что он хотел ее обнять и поцеловать. Или это было плодом ее воображения?
Она позволяла ему вести ее – хотя с трудом поспевала за его торопливыми шагами – назад, туда, где они оставили Джулию. Но, когда они подошли к этому месту, Джулии не было видно, и лишь кое-кто из поклонников еще стоял там.
Диана быстро оглядела бальную залу, вглядываясь в танцующие пары, и с испугом, удивлением и радостью увидела Джулию в объятиях сильных рук. Ее сестра, конечно, хмурилась, и Лоуренс подшучивал над ней. Диана улыбнулась.
Жених Джулии не был, однако, так доволен, увидев свою невесту в объятиях другого мужчины.
– Какого черта господин Бишэмп так прижимает Джулию к себе?! – воскликнул Эверард.