Природа жестокости

Глава 7

— Не смей меня снова обрызгивать, — кричу я Саше, когда она выныривает передо мной из солёной морской воды.

Клубок тёмных водорослей трётся о мою ногу. Он мягкий и пушистый, а не скользкий и мокрый, как можно себе представить. Мы — единственные, кто хочет плавать, но честно говоря, вода настолько забита людьми, что нет никакой возможности нормально поплавать. Вместо этого мы шлёпаем по воде, балуемся и брызгаемся, окуная друг друга с головой, в общем, ведем себя, как парочка пятилеток. Это заставляет меня ностальгировать по тем старым добрым временам, когда мы ходили плавать на пляж возле дома.

Она готовится поднять огромные брызги и засовывает руки под воду ниже своего тела. Я мирюсь с неизбежным и зажмуриваюсь, как вдруг подруга выскакивает, широко раскинув руки в стороны, и брызги летят мне прямо в лицо.

— Ах! — верещу я, и ухожу дальше от неё, на случай, если она снова это сделает.

— Прости, я не смогла удержаться.

Улыбнувшись, Саша падает в воду, чтобы поплавать на доске для сёрфинга Сандры. Я присоединяюсь к ней и наслаждаюсь ярким светом солнца. Когда я впервые зашла в море, то подумала, что вода только кажется тёплой, но теперь, привыкнув к температуре, оно ощущается, как бассейн с подогревом.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что сказали Виктор и Джейкоб? Обещаю, я не буду злиться, — небрежно предлагаю я.

Да, я всё ещё хочу знать. Иногда мне кажется, что мой собственный рассудок может быть такой стервой, у которой единственная цель — заставить чувствовать меня дерьмово, цитируя Малькольма из «Малькольм в середине»: «почему бы моему рассудку не позволить мне быть счастливой?»

Саша плещет ногами в воде, толкая нас. В это время какой-то ребёнок бросает большой пляжный надувной мяч у нас над головами. Она приподнимает одну темную бровь, цвет которой, как ни странно, очень идёт к её крашеным светлым волосам.

— Ты действительно хочешь знать?

— Да! — восклицаю я. — Знаю, это плохо, но лучше мне узнать.

Она громко выдыхает.

— Отлично. Виктор пошутил, что вероятно, ты позаимствовала свой купальник у бабушки. А Джейкоб сказал, что ты хочешь скрыть свои... тьфу, господи, не заставляй меня это говорить.

— Говори, — требую я, чувствуя, как стучит сердце.

— Чтобы скрыть свои густые волосатые рыжие заросли.

— Гады!

— Ага, — соглашается Саша с сердитым лицом, продолжая грести.

— И я не позаимствовала его у бабушки. Это винтаж. Боже, почему люди никогда не могут отличить винтаж? — говорю я наполовину грустно, наполовину с сарказмом.

— Они просто придурки. Ты когда-нибудь слышала поговорку: «Средняя школа никогда не заканчивается?»

— Да, и это правда. Почему ты вообще с ними дружишь? Алистер крутой, но остальные ни о чём.

Она пожимает плечами.

— Ты не понимаешь, что общего у каждого человека, кто пришёл с нами сюда, не так ли?

Я приподнимаю бровь.

— Эм, нет. Что у них общего?

— Богатые родители. Конкретно, богатые родители, которые дружат друг с другом. Люди из круга общения моего отца никогда даже случайно не отдаляются от собственного круга. Поэтому мы все друзья с детства. Мы с Робом немного отдохнули от этого, когда мама увезла нас в Ирландию. Но, в принципе, в основу всего положена смесь снобизма, элитарности и страх того, что простолюдины пытаются украсть — наши деньги, — последний кусочек она проговаривает шикарным голосом королевской особы.

Я смеюсь вслух.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Что ещё хуже, так это неуверенность и злословие, происходящее в нашем кругу. Каждый хочет быть лучше, чем все остальные. Владеть ещё парой домов или загородных вилл. Иметь самую лучшую сумочку от дизайнера или более дорогие туфли. Поэтому я ношу простые джинсы и футболки, чтобы они знали, что я не участвую в соревновании.

— Да, но твои джинсы и футболки все дизайнерские, — возражаю я, смеясь.

Она широко улыбается.

— Ну, я должна идти на некоторые уступки.

Я ухмыляюсь.

— Что? Я люблю качественные вещи, хорошо?

— Хорошо, — отвечаю я, поглядывая на загорающих на пляже.

Похоже, что Роберт и Кара затевают ещё одну ссору, и мне не хочется присутствовать при этом. Они сидят лицом к лицу, а Гари выглядит так, словно готов ударить Роберта в живот.

— Кто эта блондинка? — спрашиваю я Сашу. — Та, которая сидит рядом с Сандрой.

— Это Мишель.

Выждав момент, она смотрит на неё, решая, что может мне рассказать.

— Не обманывайся её скромностью и тихим поведением. Она — полная сука и лучшая подруга Кары. Просто Кара ещё не знает, что в прошлом году она ухлёстывала за Робом на дне рождения Алистера.

— Правда? И что сделал Роб? — с интересом спрашиваю я.

— Он сказал ей, что так не пойдёт. Знаю, для меня это большое потрясение, что Роберт отказался от симпатичной девушки, которая предложила ему себя на блюдечке. Полагаю, он думал, что с Мишель получит больше проблем, чем оно того стоит. Если бы она всё рассказала Каре до конца, то вызвала бы драму. Это было не так очевидно, когда мы были моложе, но всегда между девушками была большая конкуренция, чтобы подцепить Роберта. Я сама не могу этого понять, но всё же он — мой брат.

Саше этого не понять, но совершенно понятно мне. Роберт — один из тех парней, которых больше всего хотят заполучить девушки. Думаю, из-за смеси красоты и шарма, вы можете сказать, что он — мудак. Хорошие ребята и всё хорошо, но есть что-то в женском мозгу, заставляющее нас терять голову от мудаков. Эти девушки получают то, что плохой мальчик куражится над ними. Да, сейчас я использовала фразу «плохой мальчик куражится». Убейте меня сразу.

— Я собираюсь найти место, чтобы сделать себе инсулин, — говорю я Саше. — Что у нас с ланчем?

— Полагаю, мы найдём ресторан где-нибудь в городе. Я возьму ключи от машины Роберта, и ты сможешь сделать это в ней, что думаешь?

— Звучит хорошо, — отвечаю я, пока мы выходим из воды.

Когда мы подходим к группе, слава богу, Роберт и Кара больше не спорят. Роберт лежит на песке, и его мускулистая грудь блестит от пота под летним солнцем. Он выглядит великолепно, и мне хочется, чтобы это не волновало меня, но нет.

— Роб, — зовёт его Саша. — Лана кое-что оставила у тебя в машине. Можно она возьмёт ключи, чтобы забрать это?

Он открывает глаза, заслоняя их рукой.

— Конечно.

Дотянувшись до сброшенных штанов, Роб достаёт ключи из заднего кармана. Я поднимаю полотенце, оборачивая его вокруг себя, и вытираю влажные кончики волос, которые начинают завиваться.

— Держи, Красная Шапочка, — говорит он, протягивая мне ключи.

Я беру их и замечаю, как Кара стреляет в меня взглядом, делая брезгливое выражение лица.

— Красная Шапочка? — спрашивает она.

— Прости, разве я тебе что-то сказал? — сдержанно отвечает Роберт.

— Э-э-э, нет. Просто я удивилась, почему ты её так назвал, — раздражённо отвечает она.

У Виктора и Джейкоба широко раскрываются глаза от предвкушения новой ссоры. Радостно переглянувшись, они снова сосредоточиваются на Роберте и Каре. «Боже, старшая школа никогда не закончится, не так ли?»

Когда они обращают на меня свое внимание, я получаю шанс швырнуть им в лицо то, что они раньше обсуждали обо мне. Как я уже говорила, они мне не нравятся, так как думают, что я тупая и не обращаю внимания на их мужскую стервозность.

Я наблюдаю за ними, пока отвечаю на вопрос Кары.

— Это потому, что у меня был маленький волосатый рыжий кустик, который я прикрываю старым бабушкиным купальником, будто я никогда прежде этого не слышала. А купальник винтажный, вы правы, — выпаливаю я.

Этот единственный момент определяет мою индивидуальность, как вызывающий скромность. Каждое слово для меня как глоток стекла, но я должна была сказать это.

Кара хихикает. Очевидно, она слышала то, что они говорили, и Роберт сразу это понимает.

— Вы и правда, пара ублюдков. Это то, что вы говорили о ней? — спрашивает он.

— Это была всего лишь шутка. Мы не хотели никого обидеть, — объясняет Джейкоб.

— О, конечно же, нет, — сердито бормочу про себя.

— Чтобы этого больше не повторилось, — предупреждает их Роберт, поднимаясь.

С подозрением уставившись на брата, Саша тянет его в сторону и спрашивает:

— Чего это ты вдруг ведешь себя, как рыцарь Ланы в сияющих доспехах?

Он смотрит на неё, изображая непонимание.

— О чём ты?

— Ты что-то задумал. Не так давно ты говорил Лане всякое оскорбительное дерьмо, а теперь ты её защищаешь. Извини, бро, но это просто не похоже на тебя.

Пока я вытираюсь полотенцем и снимаю насквозь промокший купальник, внимательно слушаю разговор Саши и Роберта.

Роберт поворачивается ко мне.

— Скажи ей, Лана. Мы заключили сделку, что поладим, не так ли?

Я киваю.

— Да. Роберт обещал уважительно относиться, если я соглашусь не поднимать шум из-за его пребывания летом.

Роберт не отводит с меня взгляд, пока я пытаюсь под полотенцем надеть чистое сухое бельё, не показав тела. Я отпускаю полотенце на долю секунды, и его жаждущий взгляд упирается в верхнюю часть моей груди.

Он вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть, но я быстро прикрываюсь, и его взгляд тухнет.

— Ну, я полагаю, в этом есть смысл, — говорит Саша, глядя куда-то между нами.

— Не могли бы вы оба отвернуться на секундочку? — прошу я. — Я тут пытаюсь переодеться.

Саша одаривает меня раздраженным взглядом, как бы говоря: «Ничего что я видела это больше миллиона раз», но, тем не менее, она отворачивается. А Роберт, наоборот, остаётся лицом ко мне.

— Ой, а мне хочется посмотреть, — и он с вожделением разглядывает меня.

— Просто отвернись, Роб, — раздражённо говорю я.

Он отворачивается, а я застёгиваю свой бюстгальтер и натягиваю платье через голову так быстро, как могу.

— Хорошо, теперь вы можете повернуться,— говорю я им. — Я собираюсь сходить к машине и забрать то, что я в ней оставила.

Я засовываю вещи в сумку и перекидываю её через плечо.

— Хочешь, чтобы я пошла с тобой? — спрашивает Саша.

— Нет, я помню дорогу. Я позвоню тебе, если заблужусь.

— Ладно, увидимся.

Роберт молчаливо смотрит мне в след, когда я ухожу через толпу людей на пляже. Спустя несколько минут я добираюсь до машины. Я забираюсь на заднее сиденье и открываю молнию на сумке, чтобы достать упаковку инсулина. Увидев себя в зеркале заднего вида, я гримасничаю. После купания в море мои волосы влажные и волнистые, а на носу и щеках солнечными брызгами выделяются веснушки. Меня поражает контраст между тем, как молодо и свежо я выгляжу, и какой усталой себя чувствую.

Эта рутина, которая длится изо дня в день, оказывает негативное воздействие на человека. Иногда мне хочется вдруг вылечиться, как те бабульки, которые паломничают в Лурд с огромными опухолями, исчезающими чудесным образом. Тогда я могла бы поступать, как все молодые и бесшабашные — жить свободно, не беспокоясь о последствиях пропуска приёма пищи или неверно рассчитанной дозировке.

Убедившись, что никто не крутится около машины, я отдергиваю платье, откидываюсь на сиденье и устало вздыхаю. Странно, как отсутствие одного маленького гормона может означать разницу между жизнью и смертью для кого-то вроде меня.

Спустя пару минут я убираю всё в сумку, как вдруг раздаётся стук в окно. Подпрыгнув от испуга, я поворачиваюсь и вижу Роберта, который смотрит на меня сверху вниз. У меня бешено бьётся сердце, пока он обходит с другой стороны, открывает дверь и проскальзывает внутрь.

— Что ты здесь делаешь? — нервно спрашиваю я его.

— Тебя долго не было, поэтому я пришёл убедиться, что ты в порядке, — отвечает он мягким голосом.

— Как долго ты стоял там?

— Достаточно долго.

— Итак, ты видел.

Знаю Роберта — он остановится и будет смотреть, вместо того чтобы постучать в окно, когда подойдёт к машине.

— Да, видел. Что ты себе колешь? — спрашивает Роб.

Неожиданно, но, кажется, он расстроен и даже обеспокоен.

— Героин, — невозмутимо отвечаю я.

— Серьёзно, Лана. Что это было?

— Это просто лекарство, Роберт, — отвечаю я, вздохнув и позволив своей голове упасть на спинку сиденья.

На несколько мгновений мое тело становится жёстким как доска.

— Ты больна?

Я грустно улыбаюсь.

— У меня сахарный диабет.

Внезапно он расслабляется.

— Сахарный диабет, это же ничего страшного, да? У многих людей он есть.

— Ну да, у многих людей второй тип. К сожалению, у меня первый тип, а это означает, что моё тело не может производить собственный инсулин, поэтому мне нужны ежедневные инъекции.

У него учащается дыхание, и мужчина придвигается ближе ко мне.

— Ты умрешь, если не получишь его?

Я киваю с серьёзным выражением лица.

— Да, я принимаю его три раза в день.

— Как долго? — настойчиво спрашивает он.

— Как долго что?

— Как долго он у тебя?

Хотя больна я, но пытаясь утешить, кладу руки на его запястья.

— Кажется, целую вечность. Диагноз поставили, когда мне исполнилось семь лет.

— Семь? Получается, когда я впервые встретил тебя, ты была уже больна и даже не сказала мне.

— Почему ты так расстроен? Конечно, я не сказала тебе. Мы никогда не были настоящими друзьями.

Он останавливает свой взгляд на моей руке, касающейся его запястья.

— Но если бы я знал, я бы никогда... — умолкает он.

— Никогда что? Не был таким засранцем? Ну, прости, если я предпочла жестокое обращение отношению, как к инвалиду. И ты преувеличиваешь. Я не больна раком, Роберт. Если буду осторожна, я смогу жить полной жизнью, как никто другой.

— Я не преувеличиваю, Лана. Это ты приукрашиваешь. Ты же сама сказала, что можешь умереть, если не получишь своё лекарство. Разве люди с диабетом не умирают совсем молодыми?

От бессилия у меня опускаются плечи, ведь сейчас он вгоняет меня в депрессию.

— Я умру не раньше, чем другие люди моего возраста. То есть, если меня собьёт машина или убьют, или накроет цунами, или ещё что-то столь же смертельное, это не так уж плохо?

— Это плохо, — скрипит он зубами, плотно сжимая челюсти. — Не хочу, чтобы ты болела.

— Почему? Кажется, когда мы были детьми, ты хотел, чтобы я исчезла с лица земли.

— Это неправда.

— Что тогда правда? — спрашиваю я, замечая слезинку на его щеке.

Громко вздохнув, я тянусь, чтобы вытереть её. Наши лица находятся на расстоянии дыхания, и я с трепетом говорю:

— Ты плачешь из-за меня?

Я ощущаю, словно кто-то, чиркнув спичкой, поджёг моё сердце. Чёрт, чувствую себя так, словно его бросили в бочку с бензином и подожгли. «Роберт плачет из-за меня? Я живу в параллельной вселенной?» Хотя у него и есть талант подделывать слёзы, но эти кажутся настоящими.

Роб берёт моё лицо обеими руками, и глядя мне в глаза, выдыхает:

— Это правда, — и мягко прижимает свои губы к моим.

В этот момент мои глаза закрываются сами собой, и я чувствую себя целой, как никогда в жизни. Это не просто поцелуй, а коммуникация, наивысшая точка всех лет гонений и наигранной ненависти.

Иногда ты можешь быть настолько глубоко увлечён каким-нибудь человеком, что единственный способ справиться с этим — проявить жестокость к нему, чтобы оттолкнуть.

Его губы исследуют мои, а мои губы сливаются с его. Он пьёт меня, и пальцы Роба трепетно перемещаются по моему лицу. Одним настойчивым движением языка мужчина проникает в мой рот, но через секунду пропадает. Его нет, и ощущение целостности пропадает. Словно до этого момента я никогда не знала, что мне нужно в жизни — это Роберт. Мой детский мучитель. Брат моей лучшей подруги. Тот, кого я должна презирать.

Я понимаю, почему он так внезапно остановился, и, наконец-то, пытаюсь собрать свои чувства от этого поразительного поцелуя. Его телефон гудит, высвечивая на экране текстовое сообщение. Пока Роб просматривает сообщение, его грудь рывками поднимается и опускается.

— Это Саша, — объясняет он сиплым голосом. — Я не сказал ей, когда пошёл за тобой. Она хочет знать, где я. Они пошли искать ресторан для обеда.

— О, — говорю я, блуждая взглядом по его джинсам, где могу разглядеть, как он, э-э-э, взволнован этим коротким поцелуем.

От смущения у меня туман в голове. «Что только что произошло? Роберт всегда хотел сделать со мной эту пакость? Или это его последняя задумка?»

Роб опирается рукой о верхнюю часть сиденья.

— Ты пахнешь пляжем, — комментирует он низким голосом.

— Угу, — говорю я, отвлекаясь от его пристального взгляда, и нагибаюсь поправить пряжку на одной из своих босоножек.

Чувствую, как он гладит меня рукой по спине, а затем обнимает за талию.

— Итак, на чём мы остановились? — спрашивает он, притягивая меня ближе к себе и утыкаясь своими губами мне в шею.

Я издаю тихий стон, когда ощущение от его губ на шее проходит через нервные окончания к основанию позвоночника.

— Чёрт, — бормочу я, разрываясь между желанием остаться с ним и продолжить, и необходимостью времени, чтобы всё обдумать.

— Чёрт, я хочу тебя, — шепчет Роб, перемещая руку вверх под моим платьем, и мягко касается внутренней части моего бедра.

Сочетание его прикосновения и высказывания заставляет меня таять, но я слегка отодвигаюсь. Не могу остаться здесь — мне нужно поесть.

— Нам лучше догнать Сашу и остальных, — хрипло говорю я ему.

— Позже, — бормочет он, шевеля губами на моей шее.

Подумав, что Роб может оставить на шее неприятный красный след, я кладу руки ему на грудь и отталкиваю.

— Я серьёзно, Роб. Мне надо пообедать в ближайшие полчаса, иначе мне будет плохо оставшуюся часть дня.

Роберт серьёзно смотрит на меня.

— Ты права. Тогда пойдём и найдём Сашу.

Он помогает мне выбраться из машины, и пока мы идём в сторону улицы, я замечаю, что мужчина смотрит на мою руку, как бы решая, взять её или нет. Наконец, он, должно быть, принимает отрицательное решение или, возможно, слишком застенчив, чтобы сделать такой смелый шаг. Опять же «застенчивый» — это не то слово, которое у меня ассоциируется с Робертом.

Мы находим компанию, сидящую у большого окна в милом ресторанчике-бистро. Роберт занимает место рядом со мной, когда подходит официант и приносит нам меню. Я заказываю салат «Капризе» и немного сладкого картофеля, а Роберт берёт лазанью.

— Где вы были? — спрашивает Саша, с любопытством разглядывая брата.

— Я ходил искать Лану. Она была в машине, когда я подошёл.

Глаза Саши округляются, и она направляет своё внимание на меня. Роберт видел меня, принимающую инсулин? Теперь это открылось, и я чувствую себя неловко за то, что так непреклонно сохраняла всё втайне от него. Во всяком случае, это показало совершенно новый аспект наших отношений. Я всё ещё чувствую его поцелуи на своей коже и помню ощущения губ, прижимающиеся к моим.

Официант обходит стол, записывая заказы. Когда он подходит к Каре, я обращаю своё внимание на то, как много еды та заказывает. Она из тех девушек, от которых ожидаешь, что они попросят листик салата или ещё что-нибудь столь же безвкусное, но нет. Она берёт грибной суп, стейк, куриные крылышки и большую порцию картошки. Я ловлю взгляд, которым обмениваются Мишель и Сандра, и Мишель одними губами говорит Сандре, несомненно, слово «булимия».

Как это гадко! Имею в виду, может, она просто голодная. Сейчас Кара напоминает мне Регину Джордж из «Дрянных девчонок». Хотя её друзья и поклоняются ей до земли, по которой она ходит, но распространяют о ней слухи и говорят у неё за спиной.

— Моя девочка любит покушать, — говорит Гари, сидящий рядом с Карой.

Он оборачивает свою большую мясистую руку вокруг её талии, сжимая стройный бочок. Ласково улыбнувшись ему, Кара целует парня в щёку и оглядывается через стол, где сидит Роберт, по-видимому, чтобы проверить, заметил ли он их маленькие проявления чувств. Я быстро отвожу взгляд, чтобы она не увидела то, как я смотрю на неё.

Роберт опирается одной рукой о стол и его лицо повернуто ко мне. Внимание мужчины где угодно, но не у Кары.

Когда я смотрю на него, его веки опускаются, и мне кажется, он вспоминает, что произошло на заднем сиденье машины. Я отвлекаюсь, хватая кусок чёрного хлеба из корзинки, и ножом намазываю на него масло. Чувствую, как Саша пинает мою ногу под столом, и когда наши взгляды встречаются, она бросает на меня вопросительный взгляд. Поскольку Роберт пристально наблюдает за мной, я не могу ей точно объяснить, что произошло, поэтому подруге придётся подождать.

У неё звонит телефон и отвлекает внимание от меня. Спустя несколько секунд она отвечает, достает блокнот из сумки и записывает детали. Саша говорит такие фразы, как «Не вмешивай меня в это, Купер» и «Ну, да, мне придётся самой это посмотреть», и так далее. Так она разговаривает по телефону, когда речь идет о работе.

Через некоторое время нам подают еду, и я сразу же набрасываюсь на неё от голода. Я замечаю, что Кара заказала всё вовсе не для галочки. Она поглощает всё, как профи, может, у неё и правда, булимия. Возможно, Роберт знает. Если это так, ей явно нужна серьезная помощь, а не две подруги, обсуждающие за её спиной.

Когда за столом начинается пустая болтовня, я осторожно обращаюсь к нему.

— У Кары всё хорошо? — тихо спрашиваю я, многозначительно подняв бровь.

Она сидит на другом конце стола, поэтому не может меня услышать. Он зачерпывает вилкой лазанью и заявляет:

— Нет, она чокнутая.

— Я серьёзно, Роб. Я слышала, Сандра и Мишель шептались о булимии.

Он кладёт свою вилку.

— Ты имеешь в виду старый добрый... — он показывает движения, как засовывают палец в горло.

— Да, — быстро отвечаю я, прежде чем он скажет что-нибудь ещё, что сделает очевидным то, о чём мы говорим.

— Она уже не один год такая. Я пытался поговорить с ней, но это бесполезно. Эта привычка уже слишком въелась. Она даже не замечает, что это ненормально.

— Но это ненормально. Ей нужна помощь.

— Да, нужна, но это не твоя проблема, Лана. И не моя. Гари может с ней справиться.

— Думаю, Гари, вероятно, слишком много думает о своих мышцах, чтобы иметь дело с чем-то ещё, — говорю я.

Роберт прыскает со смеху.

— Ты права. Держу пари, он полдня проводит, рассматривая себя голого в зеркало.

— Тише, он тебя услышит, — отвечаю я, хихикая, прижимаю руку ко рту Роберта и быстро убираю её, когда его взгляд опаляет жаром.

— Хотя, если серьёзно, кто-то должен ей помочь.

— Некоторые пытались помочь людям, которые зашли так далеко. Но если они не хотят, чтобы им помогли. Не беспокойся, это временно. Она продолжит ещё пару недель, а затем остановится и снова начнёт. Вот почему она никогда не выглядит истощённой, потому что у неё есть рвотный и не рвотный период.

— Это очень грустно. Разве ты не видишь, как это грустно?

— Это грустно, но эта стерва делает всё возможное, чтобы Гари начистил мне физиономию, так что в данный момент у меня нет к ней никакого сочувствия.

Я киваю. Мне кажется, я понимаю его.

Саша заканчивает свой рабочий звонок.

— Что случилось? — спрашивает Роберт.

— Фу, ещё одна история о той поп-звезде, что я писала в прошлые выходные, Молли Уиллис. Ходят слухи, что она, кажется, беременна.

— Интересно, а кто отец ребёнка?

— Пока никто не знает, но я уверенна, что правда в итоге выйдет наружу. Да, и я в прошлый раз проверила, что только афроамериканцы могут использовать фразу «отец ребёнка» так, чтобы она не звучала как «полный засранец».

Я смеюсь.

Роберт хмурится и продолжает.

— Ты же не рванёшь обратно писать историю?

— Не-а, это мой выходной. Я отдала её другому журналисту. Я же не такая мразь, чтобы мчаться на работу только ради того, чтобы просто написать про это дерьмо.

— И начинается разочарование, — объявляет Роберт, и кажется довольным.

Саша смотрит на него.

— Что?

— Я же говорил, что скоро эта работа тебе надоест, — говорит он ей, заканчивая с едой.

— Да, но я никогда не планировала писать о капризных поп-звёздах до конца своей жизни, — отвечает она с усталым вздохом, потирая лоб.

— Почему бы тебе не устроиться на работу в другие газеты? — предлагаю я. — Или, может, журнал. О, ты могла бы стать музыкальным журналистом. Ты же любишь музыку.

Она улыбается мне с любовью.

— Музыкальный журналист, да? У него приятное окружение. Ну, я посмотрю, как долго смогу продержаться в «Мейл», по крайней мере, они дадут мне хорошие рекомендации, когда я покину корабль.

— Хорошая идея, — соглашаюсь я, зная, что у Саши никогда не будет проблем с поиском работы.

С именем отца её возьмут в любое место, куда она захочет. Вот почему она пишет для «Дейли Мейл» только с журналистским дипломом и минимумом опыта, тогда как остальным выпускникам, которые плывут с ней в одной лодке, придётся вкалывать несколько лет в качестве стажёров, прежде чем прийти туда, где она сейчас.

Мы ещё немного говорим о возможных карьерных путях для Саши, пока все не заканчивают есть. Алистер галантно предлагает оплатить счёт, и после недолгого ворчания других мужчин (кроме Роберта) выигрывает битву. Понимаю, это ещё одно из тех маленьких соревнований, которые упоминала Саша, принятые в её социальном круге. Платить за всех — признак богатства. Самомнение Роберта слишком хорошо зарекомендовало себя, чтобы он беспокоился о таких вещах, и я не уверена, хорошо это или плохо.

Когда мы идём обратно к машинам, Роберт слегка прикасается своей рукой к моей. Быстро оглянувшись по сторонам, я убеждаюсь, что никто этого не замечает.

— Хватит, — говорю я ему одними губами.

— Что? — отвечает он мне с восхитительной улыбкой, положив на минутку руку на мой зад.

Я сбрасываю его руку и иду ещё быстрее.

Попрощавшись с остальными, мы подходим к парковке и закидываем наши сумки в багажник. Я снова сажусь на заднее сиденье, с облегчением думая, что нахожусь вне досягаемости от блуждающих рук Роберта. На этот раз Саша садится рядом со мной, сказав, что солнце слишком сильно светит ей в лицо и от этого у неё болит голова.

— Эй, Лана, почему бы тебе не сесть рядом со мной? — просит Роберт.

— Мне хорошо и здесь, — говорю я ему.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

Он улыбается сам себе и включает радио. Саша прижимается ближе ко мне и шепчет на ухо.

— Он видел, как ты принимаешь инсулин?

Я киваю.

— Блин, мне очень жаль. И что случилось?

— Ничего. Я рассказала ему о своем диабете и всё.

Роберт делает звук радио тише, и машина едет медленнее, вливаясь в транспортный поток.

— Вы знаете, я слышу вас обеих.

— Я просто говорила Саше, как рассказала тебе о своём диабете, — быстро вмешиваюсь я в разговор.

— Итак, блин, Саша знала, а я нет, — восклицает он, с досадой глядя на сестру.

— Конечно, я знала. Лана — моя лучшая подруга, а ты никогда не был её другом. Ну, до сих пор, и то, я предполагаю, это только потому, что тебе скучно, и ты хочешь, чтобы кто-то развлёк тебя.

— Саш, отвали, — язвит Роберт в ответ.

— Что? Когда это ты просто так был для кого-то хорошим?

— Я всегда хороший.

— Ты хороший только тогда, когда тебе что-то нужно.

Отлично, они опять ссорятся и, кажется, из-за меня. Я — тема постоянных ссор этих двоих, и мне это очень не нравится, но что-то в Сашиных словах задевает чувствительную струнку в моей душе. Неужели Роберт вежлив только потому, что чего-то хочет от меня? И это что-то, возможно, секс, если принимать во внимание его «сюси-пуси» поведение.

— Ты ошибаешься, Саша, так что заткнись, — огрызается Роберт, стискивая челюсти.

— Если не ошибаюсь, то что тогда, — отвечает Саша, откидываясь на спинку сиденья, вскидывает руку перед лицом и загораживается от солнца.

Остаток пути она молчит, слушая со мной музыку в наушниках. И каждый раз, когда взгляд Роберта останавливается на мне в зеркале, я прилагаю все усилия и притворяюсь, что не замечаю его. Мы приезжаем домой, и Саша идёт принимать душ, а я вынимаю из холодильника воду, ведь в такой жаркий день мне очень хочется пить.

Я стою, глядя в сад из окна, когда тёплая рука скользит по моему затылку.

— Ты выглядишь так, словно настроена принять долгую расслабляющую ванну, — шепчет Роберт мне на ухо.

Я отстраняюсь от него.

— Что ты делаешь?

— Трогаю тебя и предлагаю ванну, — отвечает он, глядя на меня так, словно я тупица.

— С каких это пор ты это делаешь? Хватит, Роб. Это странно.

Несмотря на то, что произошло между нами сегодня, я не могу привыкнуть к его прикосновениям. Возможно, это мой рассудок говорит мне, что я отправляюсь в трудный путь, позволяя ему втянуть меня в это. Он так красив и легко можно попасться ему на крючок.

— Странно? — спрашивает Роб с досадой.

— Да, странно.

— А тебе не казалось странным, когда я засовывал свой язык тебе чуть ли не в глотку.

— Это был момент безумия.

— Это был момент чего-то, — отвечает он, изучая меня взглядом, в поиске малейших изменений.

— Прости, я нагрубила. Это был долгий день, и я устала. Пойду и прилягу ненадолго.

Я разворачиваюсь, но Роб хватает меня за запястье.

— Не убегай от меня, Лана.

— Я не убегаю. Я же сказала, что устала.

— Разреши мне тогда полежать с тобой, — отвечает он.

— Я не могу. Саша сейчас наверху.

— Блин, Саша. Почему тебе не наплевать на то, что она вообще думает?

— Потому что она — моя подруга и твоя сестра. Я не хочу делать того, что могло бы расстроить её.

Он замолкает и смотрит на меня.

— Или есть что-то, чего ты не говоришь мне?

— Конечно, нет. Саша подумает, что я идиотка, если буду с тобой. Господи, даже я подумаю, что буду идиоткой, если решусь на это.

— Ты была влюблена в меня, когда тебе было двенадцать, — констатирует он.

— Какое это теперь имеет значение? И даже, если я была влюблена в тебя, Роберт, время прошло. Вскоре я поняла ошибки своего неуместного восхищения.

«Ха! Если бы».

Роб делает шаг ближе, прижимая меня к стене.

— В прошлом, правда? — спрашивает он, проводя рукой вдоль моего бедра. — Ищи другого дурачка, Лана. Я знаю, когда нравлюсь девушке, и тебе я действительно нравлюсь.

Внезапно мужчина отступает и, усмехаясь, выходит из комнаты.

Разочарованно вздохнув, я подбираю свою пляжную сумку и выкладываю мокрые вещи в стирку.