Гл.16. «Я люблю тебя»

Любовь, ты сердце вьюжное растопишь в злую стужу.

Душа исполнена томленья и тоски…

Любовь прекрасна, если рядом тот, кто нужен,

А нужен тот порой, в ком вовсе нет нужды…

Скорпианна

ХVIII век…

«Я не знаю, как так вышло, что из средства к достижению цели она превратилась в человека, который стал моим частым собеседником на светских вечерах. Её индивидуальность поражает меня, её сила духа заставляет испытывать уважение к этой хрупкой женщине… Мы часто говорим о жизни. Она делится со мной своими надеждами, тайнами. Ей снятся странные сны… Во многих из них она видит звезды, и… она утверждает, что, еще в детстве, в них она видела меня… но, что еще более удивительно, она видит ключи! Со дня нашего знакомства прошло уже пять лет, семь месяцев и двадцать один день… Я не хотел этого… Я не думал об этом… Сегодня она сказала: „Я люблю тебя“… И, я вдруг почувствовал, что моя душа взлетает высоко к небесам, и лишь мое сердце осталось накрепко привязанным на земле — в её руках… А потом иллюзия рухнула… я вспомнил, кто она, зачем она и что с ней будет. Я очнулся и заявил ей, что она никогда не привлекала меня и что негоже даме в её возрасте так открыто выражать свои чувства. Холодно попрощавшись, я оставил её и пошел прочь не оглядываясь, но сердце мое испытало доселе не ведомую муку… Будь проклята та старая цыганская ведьма!»

(Александр Стеланов-Фортис)

— Вы когда-нибудь встречали утро, проснувшись в объятиях любимого человека? Если да, то вы поймете, какие чувства испытала Эмма Керн, открыв глаза и сразу же окунувшись в океан теплоты серо-голубых глаз. Счастье и восторг, любовь и нежность, гордость и обожание — этот коктейль наполнил её душу и заиграл в сердце радугой наслаждения.

— Люблю тебя, — сладко прошептала она, растворяясь в предрассветном поцелуе.

Его кожа, обнаженная и теплая накалялась от её дыхания и сердце, взволнованное, начинало биться чаще, лишь только её губы касались его.

— Я все еще не могу поверить, что ты со мной, — прошептал он.

Его нежный голос по утрам и согревающие объятия рассекали рассвет вот уже полтора месяца. По началу, соседи по комнате подтрунивали над ним, предлагая перебраться к ней насовсем, но спокойная реакция парня, его святящиеся жизнью глаза и улыбка вскоре убедили всех в тщетности подобных выпадов. Все это разбивалось об него как о стену, ведь каждое утро, засыпали ли они потными от счастья или просто глядя в глаза друг другу, он получал от неё заряд эмоций, направленный на него комбинацией из десяти заветных букв: я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он, и Эмма снова погрузилась в сон.

Это было очередное утро, которое они встретили вместе. Очередное, но особенное, потому что это было утро четырнадцатого февраля — день всех влюбленных. Когда, парой часов позже, она проснулась и открыла глаза — Феликса уже не было. Поднимаясь, она ощутила, как что-то скатилось с подушки и уткнулось ей в руку. Взяв коробочку из красного бархата, Эмма подняла с подушки и поднесла к лицу алый бутон. Запах роз всегда поднимал ей настроение и этот подарок не стал исключением. Отложив цветок и, открыв коробочку, она не смогла сдержать эмоций:

— Господи!

Внутри, на мягкой атласной подушечке, лежал браслет, выполненный из трех видов золота, который девушка сразу же взяла в руки. Плетение было такое мудреное и красивое, что она не сразу обратила внимание на внутреннюю гравировку. «От Феликса, с любовью» — гласила надпись и, прижав его к груди, Эмма расстегнула застежку и надела браслет на левое запястье.

В дверях её настигла Джессика. Она подлетела к дочери и, схватив её за руку, как сорока уставилась на новое украшение. По восхищавшись с минуту, мать отпустила её, и Эмма поспешила выйти. Но открыв дверь, она увидела на пороге парня с охапкой роз, которая оказалась двумя букетами; оба предназначались госпоже Керн.

— Похоже, не только у меня есть поклонники, — подмигнув, Эмма передала матери цветы и направилась на занятия.

На улице было необычайно солнечно, и это оказалось еще одним замечательным подарком праздника всех влюбленных. Утреннее февральское светило отражалось в каждом кристалле белоснежного полотна, которое сверкало в его лучах словно море алмазов. Эмма подняла глаза и тут же зажмурилась. Она и не ожидала, что после снегопада, обрушившегося на поместье вчерашним вечером, утро окажется таким прекрасным. Но, наслаждаться им в том же духе было чревато опозданием, и Эмма поспешила к подругам.

Первой парой стояла история мировых религий у профессора Йотовича, маленький рост которого отнюдь не отражался на славе о его суровом отношении к опоздавшим. Макс рассказывал ей о том, как на первом курсе они с Феликсом и Ричардом зашли в аудиторию со звонком и в наказание он заставил их провести всю пару стоя у дверей.

— Где ты ходишь? — заворчала Лилиан и, схватив её за руку, потянула к входу в академию. — Надо бы надавать Феликсу как следует, за то, что он не дает тебе выспаться.

Мориса хихикнула.

— Эй, ты что завидуешь? — с притворным возмущением проговорила Эмма.

— Конечно, завидую! У меня же нет собственных апартаментов.

До пары оставалось пять минут. Студенты, проходящие мимо них в аудиторию, несли с собой то цветы, то коробки с конфетами.

— Кстати о подарках! — Лилиан взяла её руку и закатила рукав пиджака.

— От Феликса, с любовью, — прочитала Мориса. — Я так рада, что у вас все хорошо! — Сказала она, обнимая Эмму. — Перед новым годом, было больно смотреть, как он переживал вашу размолвку… Я знаю своего брата как никто другой, и могу поручиться: он действительно любит тебя, Эмма.

— Да, — улыбнулась девушка, — и я тоже люблю его.

Лилиан захлопала в ладоши.

— Как маленькие дети! — произнесла она, промокая уголки глаз. — Но день Святого Валентина всегда заставляет плакать.

— И, когда кто-то плачет от счастья, получив долгожданное признание от объекта своей страсти, то другой ревет о горечи несбывшихся надежд.

Из-за угла вышел профессор, и девушки метнулись в аудиторию.

— Не всем везет, — заметила Лилиан, заходя внутрь. — И не только в любви.

Ряды были забиты битком и, похоже, свободных трех мест рядом друг с другом им не найти.

— Керн, — послышалось слева, и Эмма повернулась на крик.

В шестом ряду слева она заметила Соболеву, которая жестом позвала их к себе. Переглянувшись, подруги поднялись и заняли свои места рядом с дочерью ректора.

— Спасибо, что придержала их для нас, — поблагодарила Эмма, выкладывая вещи на стол.

— Не за что, — ответила та, будто не причем. — Мне просто нужно было с вами поговорить.

— А-аа, — протянула Лилиан, — теперь ясно.

Профессор объявил о начале занятий и все студенты, в том числе и Эмма, открыли конспекты.

— Сегодня мы поговорим о древней Европе на рубеже двух эр.

Предвкушая одну из наискучнейших тем, Эмма решила опустить предисловия и обратилась к Соболевой:

— О чем ты хотела поговорить?

Кира отложила ручку и сложила пальцы в замок.

— А ты догадайся.

— Хорошо, — вздохнула Эмма, — о чем именно?

— Как дела с переводом?

Не нужно было читать мысли, чтобы понять, о каком переводе шла речь, и на мгновение Эмме захотелось рассказать Соболевой обо всех деталях касающихся их находок, но все же делать этого не стоило, по крайней мере сейчас. Поэтому, она лишь шепнула ей, что свиток, ровным счетом, как и перстни, все еще остаются для них загадкой.

Эта небольшая ложь во благо была наполовину правдой, ведь они так и не смогли понять, на каком языке написан текст. Вивиен перерыла почти весь учебный фонд академии, но ничего похожего не нашла. А вот с украшениями была другая история.

Когда они с Феликсом принесли все добро на первое цельное собрание, и показали то, что находится в сундуке, Альгадо изъявил желание забрать себе один из перстней, который, по его мнению, по праву принадлежал ему. Убежденность его строилась на том, что на украшении была выгравирована буква «Д». Он решительно оттолкнул Феликса и схватил кольцо с подставки, но в миг, когда пальцы коснулись металла, его руку словно отбросило в сторону и, стиснув зубы от боли, он прижал её к груди. К слову, никто не услышал бы его крика за пределами конюшен, но какой бы это был Альгадо, без их фамильной выдержки и безграничной гордости. Демиен снес все молча, зато Макс и Лилиан заголосили похлеще Феликса, которому не зачем было сдерживаться в её присутствии, а после них никто, кроме Вивиен не решился повторить это. Как и её предшественники, Вив вскрикнула и резко отдернула руку.

Однако позже, девушка пришла к ней домой и рассказала, что сымитировала боль. Она вновь дотронулась до перстня и спокойно надела его на указательный палец правой руки. Решив, что она тоже обладает иммунитетом, как Эмма, Вивиен потянулась к остальным и, после серии неудачных попыток, стало ясно, что дело здесь вовсе не в иммунитете. И, проверив свое предположение на Максе и Лилиан, они нашли ответ. Каким-то немыслимым образом, каждое украшение реагировало на чужое прикосновение атакой, тогда как хозяин мог не опасаясь, делать с ним все, что угодно. Каждому из обозначенных членов «Созвездия» пришелся впору тот или иной перстень, и оставалось только три, два из которых точно должны были принадлежать Соболевой и Альгадо.

Вот в этом-то и была её дилемма: Эмма сомневалась, что скрывать это от них — правильно. Но, так решило большинство и ей ничего не оставалось, как поддержать своих друзей. С тех пор, как из-за её секретов они потеряли Виктора, Эмма решила следовать исключительно общим решениям.

— Почему вы не попросите Громова перешерстить те секции, которые нам не доступны или он все еще дуется на вас?

— А ты? — громко спросила Лилиан. — Ты уже смирилась с мыслью, что твой отец — предатель?

Кира вздрогнула, и Эмма слегка пнула Лилиан под столом. Она собиралась сказать Кире пару слов, чтобы смягчить бестактность подруги, но была прервана строгим замечанием профессора:

— Можем я, и ваши коллеги узнать, о какой из религий обозначенного темой периода развития Европы идет речь в вашей беседе? Мисс Керн? Нет, не скажете? Тогда возможно мисс Соболева желает ответить?

Девушек словно парализовало. Варианты ответов крутились в голове, но они ничего не могли сообразить.

— Скажи что-нибудь, — зашипела Кира сквозь сжатые зубы, но Эмма продолжала хлопать глазами.

— Могу я ответить, профессор?

Если бы решившаяся прийти на помощь Лилиан посмотрела бы сейчас на соседок, она наверняка утонула бы в океане искренней благодарности.

— Прошу вас, мисс Брейн.

Профессор вышел из-за кафедры и, оперевшись о стол, засунул руки в карманы. — Просветите нас.

Аудитория затихла, все знали о строгом нраве профессора, и им было интересно, сможет ли выкрутиться смелая мулатка, взявшая огонь на себя. Но, Лилиан не была бы той Лилиан, которую успела узнать Эмма, если бы не смогла заболтать его до смерти.

— Профессор, — начала девушка, — я прошу прощения за то, что мы нарушили ход изложения, но дело в том, что ваша лекция оказалась такой интересной!

— И что же именно вас так заинтересовало мисс Брейн? — настаивал Йотович и его маленькие глазки заблестели в предвкушении её поражения.

— Не на ту напал, — хихикнула Мориса и Лилиан, улыбнувшись, продолжала:

— По-моему, романизация так называемых варварских народов Европы начала первого тысячелетия до нашей эры заслуживает особого внимания, — с интересом проговорила она. — Насколько мне известно, одним из выдающихся народов были кельты, легенды о которых и по сей день волнуют умы историков.

Аудитория затаила дыхание.

— Вам, правда, интересна тематика? — спросил профессор, и в его голосе Эмма уловила нотки недоверия.

Вопрос был обращен к ним с Кирой, но вместе с ними закивали и все остальные.

— Что ж, — мужчина оглядел аудиторию, и казалось, остался довольным. — Раз всех вас так интересует кельтская цивилизация, я готов задержаться на ней подробнее, хотя и считаю, что это рвение основано на духе романтизма, которым её окутывают легенды, сложенные, кстати, далеко не современниками и уж тем более не самими представителями этой удивительной народности. И я с удовольствием развею парочку мифов, относительно их жизни.

Студенты облегченно вздохнули: профессор вернулся за кафедру, не испив крови, а значит — заглотил наживку.

— Так вот, — начал он. — Многие верят, что кельты безропотно сдались Римлянам, но это не так. Они были грозой Европы многие годы, их воины имели особую подготовку, благодаря учениям Друидов…

— Простите, профессор. Скажите, а, правда, что кельтские жрецы-Друиды практиковали в своих ритуалах человеческие жертвоприношения?

Аудитория вздрогнула: студентка попытавшая счастье и выигравшая джек-пот снова поставила туда же. Профессор, казалось, нахмурился, но к всеобщему удивлению не выставил наглую девушку вон. Напротив, Эмме даже показалось, что по лицу его скользнула легкая ухмылка. И, тем не менее, что бы он ни думал, а вслух все услышали ответ на очередной вопрос Лилиан Брейн.

— По поводу культуры и всей кельтской цивилизации существует множество предубеждений. А дело тут в том, что мы — историки, имеем в своем арсенале лишь три источника информации: археологические свидетельства, свидетельства греческих и римских писателей о кельтах, и это так же идеи друидизма, озвученные антиквариями XVII и XVIII веков, чьи теории до сих пор будоражат умы писателей фантастов и не только.

Многие авторы специально романтизируют образ этого поистине интереснейшего и загадочного народа, но одно я могу сказать точно: кельты были воинственны. Их страшилась вся Европа. И не зря, потому что со своими врагами они расправлялись без тени сомнения, жестоко и беспощадно. В бой древние кельты шли голыми, покрывая татуированное тело синей краской, а волосы известью. Согласитесь, один вид голого синего войска кого угодно привел бы в ужас.

Аудитория дружно рассмеялась. Лектор тем временем продолжал:

— Но это мы говорим о завоеваниях, а жертвоприношения — это скорее религиозная, нежели военная тематика. Кельты имели обширный пантеон богов и верили в реинкарнацию. Друиды — старейшины племен, которых было не мало, ведь известно, что кельты были разрознены, — решали все вопросы на уровне религии и действительно практиковали человеческие жертвоприношения. Но подлинных свидетельств тому нет, и по дошедшим сведениям они проводились лишь в самых крайних ситуациях, когда над всем народом нависала смертельная опасность.

— А могли эти жрецы принести в жертву человека или группу людей с целью спрятать что либо? Например, богатства своего народа?

— Не думаю, — он снял очки и потер переносицу. — Друиды дорожили в первую очередь знаниями, именно они имели цену. Вот за них, за сохранность священной тайны, я полагаю, друиды вполне могли вырезать целые деревни. Поэтому жрецы не вели записей, все, что они передавали своим ученикам, давалось в устной форме, дабы не раскрыть тайну непосвященным.

Решив, что этого достаточно, профессор оставил тему кельтов, и продолжил лекцию, до конца которой никто из девушек больше не решился привлечь его внимание.

Когда прозвенел звонок, и все засобирались, из тетради Соболевой выпала валентинка. Заметив это, Лилиан быстро подняла её и передала блондинке.

— Кому именно?

— В смысле? — Кира сделал вид, что не поняла вопроса.

— Да брось, — улыбнулась Лилиан, — кому пишешь?

— То, что нас объединяет общая проблема, Брейн, не означает, что мы — подруги! — надменно ответила та, выходя из аудитории.

— Вот и поговорили, — вздохнула Эмма и, попрощавшись с девочками, направилась на следующую пару.

Корпус их факультета был украшен цветами и вырезанными из красной объемной бумаги сердцами и белыми ангелочками с луком и стрелами. Мишура и аромат роз вперемешку с другими цветочными запахами служили отличным антуражем самому романтическому празднику всех времен. Ванесса, как их староста, постаралась на славу и, поднимаясь, Эмма успела хорошо оценить её стиль и организаторские способности. Девушка сделала все, чтобы этот праздник запомнился всеми надолго и оставил приятные впечатления.

Сегодня пара по социологии проходила в их классном кабинете на третьем этаже. Зайдя внутрь, Эмма сразу же поняла, что Рудова сегодня еще менее адекватна, чем обычно. Яна сидела за партой и покрывала поцелуями валентинку. Закончив этот ритуал, она, наконец, заметила присевшую рядом подругу и улыбнулась.

— Кому пишешь? — спросила Эмма и тут же пожалела, ведь ответ был очевиден, а разговор неизбежен.

— Любимому, — ответила Яна глядя сквозь неё полными от восторга щенячьими глазами.

Она достала из тетради вторую валентинку бордового цвета.

— Что это?

— От него, — улыбнулась девушка и повторила ритуал с поцелуями.

— Ооо, — простонала Эмма, выхватывая валентинку, — перестань быть такой глупой! Здесь и намека нет на то, что её прислал Альгадо.

— Конечно, нет. Ведь это анонимка, — Яна выхватила предмет спора из рук подруги. — Только я все равно знаю — это он, я чувствую.

— Яна, — начала Эмма, — на физмате учится около…

— Не надо! — девушка прикрыла рот подруги своей ладонью. — Не хочу, чтобы ты разубеждала меня.

— Чего же ты хочешь? — спросила Эмма, которую злой рок, словно магнит, притягивал все ближе и ближе к моменту расплаты за любопытство. Еще миг, и он впечатал её в действительность.

— Помоги мне написать ответ.

Если бы она могла позволить себе заорать во всю глотку, серены позавидовали бы мощности её децибелов, но вместо этого, язык почему-то выдал:

— Хорошо, — не веря в то, что она собирается сделать, Эмма достала из сумки свой блокнот и, открыв последнюю страницу, стала сочинять стихотворение.

Казалось, работа займет уйму времени, но оно далось ей необычайно легко. Эмма даже не заметила, как настрочила целое восьмистишие и, положив его перед подругой, она решила, что пора бы и лекцию записать. Но, охи-вздохи соседки не давали сосредоточиться, устав перечеркивать слова она закрыла тетрадь.

— Что не так?

— Не так? — переспросила Яна. — Что ты, это прекрасно! У тебя талант.

— Переписывай уже, — тихо сказала Эмма, заметив, что преподаватель кидает на них сердитые взгляды. — И не смей говорить кому-либо о том, что это я написала. Не хватало еще, чтобы все подумали что я…

— Не волнуйся, никому не расскажу, — заверила Яна. — Я же не хочу, испортить ему настроение.

— Ах, ты, — возмутилась было Эмма, но тут же смягчилась. — Сказала бы я тебе кто ты, но мне нужно спешить на астрономию, чтобы признаться своему мальчику, что я люблю его. Кстати, там будет и объект твоей страсти. Если хочешь, я передам валентинку прямо в руки.

— Правда? — с надеждой спросила Яна.

— И не мечтай!

Довольная выражением лица подруги, Эмма поспешила на следующую пару.

Академия гудела, студенты продолжали поздравлять друг друга, и даже преподаватели не остались без внимания. Поднимаясь на четвертый этаж, она думала, что не перестанет удивляться обилию лент и цветов, которыми были украшены перила и решетки на окнах между лестничными проемами.

Она только ступила на первую ступеньку ведущую на нужный этаж, как раздался голос по радио. И этот голос, твердый и уверенный со всеми, нежный и ласковый в разговоре с ней, она не перепутает ни с чьим другим.

— Внимание! Я прошу минуту внимания! — разнесся по всей академии голос Феликса. — Я здесь, чтобы поздравить мою девушку — Эмму Керн, с днем Святого Валентина. Эмма, я надеюсь, ты слышишь меня, потому что я заперся в радиорубке ради того, чтобы сказать — я люблю тебя Эмма! Я люблю тебя так сильно, как никто и никогда! Вся моя жизнь до тебя кажется теперь незначительным эпизодом, но ты приехала, и она заиграла всеми цветами, переливаясь как алмаз в лучах, которыми ты согрела меня. Я люблю тебя Эмма, и я готов сказать это всему миру, и я хочу говорить это тебе каждый день. Я люблю тебя, и я счастлив от одной только мысли, что ты — моя девочка!

Сегодня день влюбленных, и это наш день, потому что я люблю тебя всем сердцем и душой, я люблю тебя каждой клеточкой, каждой частичкой вселенной. Я люблю тебя за то, какая ты есть и за то, какой ты не можешь быть. Я люблю тебя, потому что не могу не любить, и я точно знаю, что не смогу без тебя, ведь ты стала моей жизнью! Я люблю тебя, Эмма!

Когда он закончил, она еще пару минут стояла на лестнице и улыбалась, прежде чем вспомнила, куда шла. Их группа, а она уже считала её своей, встретила Эмму бурными аплодисментами.

— Не ожидал, что Штандаль способен на такое! — признался Сергей.

Эмма знала, что этот парень часто тусуется с Альгадо, и вроде как претендует на место его друга. Она бы хотела испытывать к нему раздражение, но факт того, что слово «друг» в понятии «золотого мальчика» было извращено до «член личной свиты» и сам он навряд ли считал другом кого бы то ни было, желание проигнорировать высказывание улетучилось. Вместо этого, она повернулась назад и приветливо улыбнулась парню.

— Я тоже не ожидала, — сказала она. — Кажется, мне очень повезло! Верно?

— Думаю, и ему тоже! — улыбнулся Сергей.

Взгляд Альгадо, брошенный сначала на парня, а потом и на неё саму, заставил Эмму отвернуться. Заходя на территорию врага, можно было ожидать, что он не оставит эту вылазку без внимания. И она просто решила не давать ему такой возможности.

Ожидая Феликса, Эмма достала из сумки припасенную валентинку и начала писать. Слова легко собирались в строки, которые она искусно влетала в полотно своего любовного послания. Она любила писать. Никто не учил её, как слагать рифмы и использовать ту или иную форму и размер стиха. Эмма писала, не задумываясь о теории, она писала от сердца и знала — это единственное правило.

Когда все было готово, девушка бережно свернула открытку и положила на парту рядом с учебником. Сейчас она откроет сумку и уберет её до того момента, как Феликс зайдет в эту дверь и с улыбкой сядет рядом с ней. Потом он поцелует её, не обращая внимания на кого бы то ни было. Затем начнется пара, и он сосредоточится на лекции. Он всегда очень серьезно относится к каждому занятию. Вот тогда она достанет валентинку и незаметно подложит в его папку. Он найдет её только на следующей паре или вечером, когда будет разбирать папку, готовясь к завтрашнему дню. Эмма мечтательно улыбнулась. В этот вечер она собирается приготовить романтический ужин в своей комнате. И, если он так и не найдет это послание, не беда: она помнит все, что написала и повторит ему глядя в глаза.

Задумавшись, она совершенно ушла от реальности, в которой было одно очевидное явление: если солдат задремал на поле боя, его песенка спета…

— Как мило! — прозвучало у неё над головой.

Эмма подняла глаза и увидела все ту же ухмылку. Демиен махнул валентинкой перед её носом и опустился на край парты.

— Внимание, друзья! — громко сказал он. — Все вы недавно слышали признание мистера Феликса Штандаля, обращенное к мисс Эмме Керн. Так вот…

Эмма вскочила и попыталась отнять свое творение, но Альгадо быстро исключил эту возможность. Он обхватил её свободной рукой и прижал к себе, блокируя тем самым обе руки в локтевой зоне. Все, единственное, что она могла сделать, это боднуть его головой, но это не принесло бы должного результата. Она сама рисковала получить сотрясение о его ключицу.

— Ненавижу, — прошипела Эмма глядя на него снизу вверх.

На секунду ей показалось, что огонек в карих глазах дрогнул.

— Благородное чувство, Керн, — едко заметил Демиен. — Вот только ты на него не способна.

О, как же он ошибался. Она способна, еще как способна, и прямо сейчас она испытывала это чувство по отношению к нему. Она мечтала о том, чтоб он растворился в своей собственной желчи, сгорел в своей наглости и утонул в пучине своей бесчеловечности. Эмма собиралась продолжать перечисление того, что бы она хотела сделать с ним, но в этот момент в аудиторию вошел Феликс, и счастливая улыбка тут же исчезла с его лица. Отбросив её от себя, Альгадо блокировал удар и двинул ему так, что Феликс отлетел на несколько метров.

— Тише, дружище! — смеясь, воскликнул он, когда поднявшись, он снова двинулся в его сторону. — Керн, ты бы угомонила своего Цербера. — Бросил он девушке, когда Эмма удержала друга от очередной попытки врезать ему. — Я всего лишь хочу восстановить справедливость.

— Что он сделал Эмма? — спросил Феликс, взяв себя в руки.

Убедившись, что он не собирается снова лезть в драку, Эмма рассказала про валентинку.

— Верни! — твердо сказал Феликс, сверкнув по нему взглядом.

— Верну, — заверил Демиен. — Но сначала прочту! Всем же интересно. Не так ли? — обратился он к одногруппникам.

— Демиен, так нельзя, — попыталась Кира, но безуспешно.

— Нельзя? — усмехнулся он. — Я не знаю что это!

— Отлично! — вдруг сказала Эмма.

Он обернулся и с интересом посмотрел на неё.

— Давай, читай!

— Эмма, — осторожно произнес Феликс.

— Все хорошо, Фел, — улыбнулась она. — Пусть читает!

— Ну, вот и славно, — сказал Демиен.

Он облокотился на подоконник и начал читать громко, с выражением:

— Любовь, звездопадом в душе моей чувства к тебе рассыпая,

Греет сердце мое, прогоняя сомнения проч.

Я так счастлива, милый, в объятиях твоих засыпая!

Днем мечтаю о них, сожалея, что кончилась ночь.

Обернувшись, Эмма увидела преподавателя астрономии и декана физико-математического факультета. Мужчина и женщина стояли в дверях и смотрели на Демиена, который так увлекся своей игрой в унижение, что не заметил, как они вошли. Не обращая внимания на образовавшуюся тишину, он продолжал чтение:

— Мне не ведомо чувство тревоги, когда ты со мною.

В нашем мире и в стужу тепло, я его для двоих сохраню.

Все с тобой разделю — ничего от тебя я не скрою!

Я люблю тебя Феликс, всем сердцем тебя я люблю!

Закончив, он поклонился «слушателям» и улыбнулся, услышав чьи-то одинокие аплодисменты, но, его эго не долго тешилось. Подняв глаза, он замер от неожиданности: прямо перед ним стоял Артур.

— Браво, Демиен! — произнес он. — Сегодня ты в очередной раз удивил меня, а я-то думал, что больше, чем ты уже упал, падать некуда.

Эмма стояла в объятиях Феликса, слушая его с замиранием. Она смотрела на двух мужчин, так похожих внешне и видела двух совершенно разных людей.

— Ты, наверное, думаешь, что сделал сейчас что-то смешное, — продолжал Артур. — Забавно иметь превосходство над кем либо, правда? Вот только, смеясь над чувствами других людей, ты выставил на посмешище лишь себя самого.

Демиен стоял как скала. Он глядел прямо в глаза дяде, не отрываясь и не моргая.

— Ты, всерьез, считаешь, что победитель здесь ты? — спросил Артур.

Демиен не проронил ни слова, но все его существо показывало, что он думает именно так. Артур усмехнулся и снова посмотрел на племянника.

— Конечно же думаешь… Ты привык, что никто не смеет возразить тебе, но это не означает, что они уважают тебя.

Артур обернулся на мгновение и указал на них с Феликсом.

— На самом деле, всем ясно, что победил не ты, а Феликс Штандаль. И не он смешон, а ты. Ты, Демиен! Ты смешон, и ты жалок, потому что пытаешься высмеять то, чего сам желаешь… Да, ты желаешь этого, но никогда не получишь. Все, что ты имеешь — пустое, временное и незначительное. Все отношения и мимолетные интрижки — это не сравнится с тем, что есть у них. И ты завидуешь, ведь ты никогда не сможешь испытать настоящее чувство. Тебя никогда не полюбят за то, какой ты есть, а не за то, что у тебя есть и как ты выглядишь! Тебя никогда не полюбит такая девушка как Эмма… Потому что твое собственное сердце не способно искренне почувствовать и сказать: «я люблю тебя!»

В тяготеющей тишине, опустившейся на аудиторию, Эмма слышала, как бешено колотится её собственное сердце.

— Это все? — спокойно спросил Демиен.

— Да, — ответил Артур.

— Тогда я бы хотел занять свое место, — сказал парень, указывая на часы над доской. — Вы задерживаете занятие.

Сказав это, он повернулся к Артуру спиной и прошествовал за свою парту.

— Вечером я жду вас на кафедре, чтобы назначить отработку на сегодня, мистер Альгадо, — сказал Артур. — И вас, мистер Штандаль. Я все понимаю, но студентам запрещено использовать радиорубку академии в своих личных целях. Ваша отработка будет завтра, — добавил он и, увидев благодарность в глазах Эммы, вышел из аудитории.

Эмма знала: декан мог наказать парней вместе, и она поняла — он подарил им этот вечер.


Новые очки продолжали съезжать с переносицы, и это жутко раздражало его. И зачем только он принял этот подарок? И, хотя они доставляли неудобство, Эмиль знал, зачем он терпит. «Все ради тебя, Гром! — пробурчало его сознание, а пальцы вернули очки на место, откуда они немедля упали снова. — Ох, лучше бы это были контактные линзы!» С тех пор, как его лучший друг ушел из их компании, почувствовав себя преданным, Эмиль всеми силами старался вернуть его назад. Чтобы показать свою преданность, он делал все, что мог, в том числе — носил эти совершенно не подходящие ему очки. Виктор не реагировал, и все так же не хотел возвращаться в «Созвездие». И, Эмиль не собирался сдаваться, но именно сейчас он знал: его помощь и поддержка больше нужна другому его другу.

— Я видела её в малом читальном зале, — ответила девушка.

Поблагодарив её, Эмиль повернул направо и, пройдя ряды стеллажей, открыл дверь в смежную комнату библиотеки. Она действительно была не большой и использовалась в основном старостами во время общих сборов. Вивиен сидела на широком подоконнике, уткнувшись лицом в колени, плечи дрожали, и она тихо всхлипывала.

— Ты слышала, — произнес Эмиль.

Он подошел к ней, приобнял подругу и протянул ей платок. Вивиен подняла заплаканное лицо и, соскочив с подоконника, бросилась в его объятия. Прижимая девушку к себе, он просто молчал и гладил её волосы, давая ей возможность прорыдаться.

— Я такая дура, — проговорила она некоторое время спустя, — и твой платок можно выжимать.

— У меня есть еще, — улыбаясь, сказал парень и протянул ей чистый. — Я принесу тебе столько, сколько потребуется.

— Может, лучше скажешь, чтобы я перестала реветь? — предложила она.

— Я хочу, чтобы моя малышка успокоилась, а не забила все это глубоко в себя. Плачь, я буду рядом!

— Спасибо, Эмиль.

— Ты всегда можешь поговорить со мной или Виктором, — напомнил Эмиль. — И, хотя сейчас он немного сам не свой, у тебя все еще есть я. Ничего не изменилось за лето: мы по-прежнему твои друзья.

— Интеллектуальное трио, — усмехнулась она, — как можно забыть такое? Только теперь, когда в академию пришла Эмма, моя звездочка несколько померкла на её фоне.

— Ты всерьез думаешь, что это так?

— Да.

— И ты злишься на неё за это? И за Феликса тоже?

Глубоко вздохнув, Вивиен подняла глаза на друга:

— Да, я злюсь, — ответила она. — Только не на Эмму… я на себя злюсь, а она тут не причем. Он заинтересовался ею, а не мной. Что я могу сделать, Эмиль? Они любят друг друга…

— А ты? — спросил Эмиль. — Я же знаю, что он нравился тебе чуть ли ни со вступительной речи на первом курсе. И мне даже казалось, что ты тоже нравилась ему. Вы танцевали вместе на всех танцах и летом… Почему ты ничего не говорила ему?

Вивиен вздохнула и начала собирать вещи в сумку.

— Я думала, что он должен сам все понять, — грустно улыбнулась она. — А если, поняв, он оставит все как есть, значит, так тому и быть. Я считала это правильным поведением тогда.

— А сейчас?

— А сейчас я думаю, что должна была поступить иначе, и мне… мне больно… я не думала, что может быть так больно, — глаза снова обрушились водопадом на её щеки. — Но все так, как и должно быть.

— В смысле?

— Он любит её, Эмиль! Он все равно влюбился бы в неё, ведь Эмма — она замечательная, красивая, умная и добрая. Я уже знаю: она в курсе моих чувств к Фелу, и при этом её отношение ко мне не изменилось. Она все так же искренна и добра, она поддерживает меня и часто спасает от нетактичности Лилиан. Иногда мне кажется, что она испытывает чувство вины, за то, что счастлива… Как я могу злиться на неё, когда она — ангел?

— Ты сама как ангел! — заметил Эмиль, притягивая её к себе. — Умный, добрый, светлый и красивый ангелочек! — добавил он. — Я уверен, любовь найдет тебя, и ты будешь самой счастливой!

— И ты, — улыбнулась она. — Тебе ведь тоже не повезло сегодня?

— Верно. Она, как и многие в этом заколдованном месте, страдает «Демиеновой лихорадкой», да так, что не откачаешь.

— Бедняжка! — рассмеялась Вивиен. — Кому как, а вот ей действительно не повезло!

Внезапно девушка остановилась и взглянула на друга.

— Мне кажется, я немного не в себе.

— В смысле? — во взгляде подруги Эмиль прочел сомнение.

— Пару дней назад я опять листала книгу, хотела еще раз увидеть символ печати. Я подумала, что могла бы постараться и перевести еще что-то… Эмиль, — осторожно произнесла Вивиен, — я его не нашла… Символа не было. Он словно исчез со страниц книги.

— Хм, возможно ты просто его пролистала…

— Двадцать семь раз?

— Сколько?

Девушка вздохнула.

— Он исчез, — уже уверенно сказала она. — И, если я не сумасшедшая, тогда у всех нас случилась коллективная галлюцинация.

Эмиль весело рассмеялся и она улыбнулась в ответ.

— Может быть, сходим на обед? — предложил он. — Пойдем, за полчаса мы сумеем привести тебя в порядок.

Когда они закончили и спустились в столовую, он направился к столу, где Уоррен что-то объяснял своей девушке. Ванессу же, похоже, не особо интересовала политика запада в отношении Европы, когда её лучший друг клевал носом в тарелку. Вивиен подошла к другому столу и бодро приветствовала подруг.

— Где же наши мужчины? — спросила она, садясь, как обычно, напротив Эммы.

— Узнают про каток, — ответила Мориса. — Кстати, у меня там свидание этим вечером.

— А тебя кто-нибудь пригласил? — поинтересовалась Лилиан, проигнорировав суровый взгляд брошенный Эммой.

— Эмиль, — улыбаясь, ответила она и протянула ей валентинку.

— Моей самой замечательной подруге Вивиен, от хорошего друга Эмиля. Я люблю тебя, малыш! — прочитала Лилиан. — Что-то не похоже на признание в любви.

— Так оно же дружеское, — сказала Вивиен, — мы идем как друзья.

— Ну, так дело не пойдет, — начала Лилиан. — Мы сейчас пойдем и…

— Уймись, Купидон! — шутя, пригрозила Эмма. — Давайте уже пообедаем, ладно?

— Расскажи лучше, как у тебя дела, — предложила Вивиен.

— Ну, у меня много валентинок. Это приятно, конечно, но я их выкинула.

— Выкинула? — вскричала Мориса. — Разве так можно?

— Можно, — заверила Вивиен, — Эмиль рассказал мне, что видел, как Альгадо выбросил в мусор целый веер из валентинок, оставил только одну…

— Какого факультета? — спросила Эмма, понимая, что посочувствует Яне в любом случае, окажется ли это послание её, или чьим-то другим.

Но таких подробностей Вивиен не знала.

— Я тоже оставила себе парочку, — сказала Лилиан и показала две золотые открытки.

— Две? — переспросила Мориса.

— Да, и обе они от Ричарда.

Эмма взяла одну и прочитала послание. Стихи были трогательные и невероятно романтичные, а в конце адресант подписался как «Р».

— Он так пишет, словно ты все еще недоступная, неразгаданная им загадка, — заметила Эмма, кладя её на стол, и взяла другую, протянутую подругой открытку.

— Он такой романтик, — мечтательно улыбнулась та, прижимая первое послание к сердцу.

— А тебе не кажется странным, что Ричард прислал тебе две валентинки? — спросила Вивиен.

— Нет, с чего?

— И то, что почерк разный тебя не смущает?

Лилиан посмотрела на Эмму и, взяв обе открытки, развернула их на столе.

— Я, — начала она, поняв, что их писали два разных человека, — Я не обратила внимания… Они обе такие искренние, и я…

Эмма прыснула со смеху, а за ней и остальные.

— Похоже, кто-то тайно влюблен в тебя, — заметила Мориса и та захлопала ресницами.

— И у него ужасный почерк, — добавила Эмма, — но слог просто потрясающий!

Обед уже начался и к их столу спешили друзья.

— В любом случае, — вздохнула Лилиан, — мне нужно будет поговорить с Ричардом.

С удовольствием поглощая свой обед, Эмма наблюдала, как большущий букет роз, принесенный очередным посыльным, нашел свое место в руках Соболевой, которая удивленно хлопала ресницами. По её мнению это было не нормально, ведь она ни за что не поверила бы, что Кира обделена мужским вниманием. Стопка валентинок, торчащая из кармана её пиджака была тому подтверждением.

Положив букет на колени, блондинка достала из него открытку и Эмма отметила, что адресант учится на социально-психологическом факультете. По мере того, как она читала, лицо девушки менялось: напряжение исчезло, глаза заблестели, губы приоткрылись в легкой улыбке. И вдруг, Эмма увидела, как Кира, совершенно целенаправленно, посмотрела в их сторону.

— Чего это Соболева такая довольная? — тихо спросил Феликс, стараясь, чтобы кроме Эммы его никто не услышал.

— Довольная? — переспросил Макс и, различив надежду в его голосе, Эмму вдруг осенило.

Посмотрев на выражение лица друга, а затем снова на Соболеву, она вспомнила, как в самом начале их знакомства Макс говорил, что ему нравится девушка, но их отношения — это сложно. Тогда она не знала о ком речь и, познакомившись со всеми членами «Созвездия» решила, что это Ванесса. Вивиен не подходила под категорию сложные отношения, а Морису она отмела с самого начала по тому же принципу, что и всех первокурсниц. Вот только она не учла одну деталь: Макс не говорил ей, что та девушка учится в академии.

Вот оно! Сложив один плюс один, Эмма победно улыбнулась.

— Красивый букет! — шепнула она Максу на ухо.

— Угу, — кивнул тот, продолжая жевать.

— И дорогой.

— Угу.

— И валентинку ты не подписал…

— Уг…

Сглотнув, парень поднял глаза, и осознание того, что его вычислили, замигало в них сигнальными огнями.

— Но это не беда, — так же тихо продолжала Эмма, — ведь она все равно поняла, кто адресант и прямо сейчас смотрит на тебя.

Резко обернувшись, Макс встретился глазами с Кирой, и то, как он задержал дыхание, появившийся на её щеках румянец и то, как быстро они отвели глаза, окончательно убедило Эмму в том, что Кира Соболева и есть таинственная дама, которая прописалась в сердце её друга. Эмма хотела заявить о своей осведомленности, но в этот момент пейджер под её пиджаком завибрировал.

«Нужно поговорить, — прочитав это, Эмма не сразу сообразила с кем, но следом пришло новое сообщение: — И запиши уже мой номер. Д».

— Что случилось? — спросил Феликс, когда она приложила пейджер о стол.

— Альгадо желает поговорить, — ответила она, обреченно вздохнув.

— Мы с Максом могли бы…

— Нет уж! Хватит с меня ваших разговоров, после которых мне приходится дожидаться тебя с отработки.

— Но ведь я все равно приду, — уговаривал парень, и тихонько поцеловал её за ухом.

— Нет уж! — повторила Эмма. — Никаких драк — никаких отработок — больше времени вместе. Ради этого я готова потерпеть!

Пейджер вновь дал о себе знать.

«Обернись, — прочитала Эмма и, сделав это, чуть не вскрикнула, увидев рядом с собой Демиена». Встав, Эмма кивнула Феликсу, остановила Макса, желавшего пойти с ней и, взяв брюнета за локоть, отошла с ним к выходу.

— Мне прислали валентинку, — с ходу начал он и от чего-то это пробрало её на смех.

Когда же способность говорить вернулась, Эмма сказала:

— Поздравляю, но я-то тут причем?

— Она твоего факультета, — ответил он, доставая из кармана шоколадного цвета открытку.

— Ну, допустим, я в курсе, что и у нас тоже имеются слабоумные.

— Керн, её написал кто-то из твоей группы.

— С чего такая уверенность?

Взяв её за руку, Альгадо провел указательным пальцем по сгибу открытки.

— У каждой из них есть опознавательный знак, позволяющий сужать область поиска, — пояснил он. — На этой одно сквозное отверстие, на открытках второго курса — два, и так далее. Я лично заплатил типографии за это небольшое усовершенствование.

— Какой дух романтизма, — усмехнулась она. — Но мне все еще не понятно для чего это нужно.

— Простое желание быть в курсе событий. — Он отдал ей валентинку и, открыв её, Эмма сразу же узнала свое стихотворение, написанное красивым почерком Яны.

— Ладно, — сказала она, закрыв и отдав обратно. — Чего ты от меня хочешь?

— Ты знаешь, кто это сочинил?

— Нет.

— Я хочу поблагодарить её.

— Нет… Что?

— Хочу пообщаться с девушкой, которая пишет такие красивые слова.

— Только не говори, что ты обращаешь внимание на…

— Любовь, ты сердце вьюжное растопишь в злую стужу.

Душа исполнена томления и тоски.

Любовь прекрасна, если рядом тот, кто нужен,

А нужен тот порой, в ком вовсе нет нужды…

Демиен читал по памяти, выразительно. Слушая свои строки произнесенные его голосом, Эмма подумала, что оно и правда вышло не плохо. Возможно, и стоит рассказать ему, что эту валентинка от Яны.

— Достаточно, — сказала она, останавливая его на втором четверостишии. — Я поняла, что ты запомнил слова. Но что ты будешь делать, если я открою тебе кто адресант?

— Значит, ты все-таки знаешь, — заключил Демиен, убирая валентинку в карман пиджака.

— Знаю, — ответила Эмма, — и, возможно скажу, если и ты ответишь на мой вопрос.

— Я уже ответил, Керн: мне очень понравилось то, как она выразила свои чувства. Слова такие искренние, живые… я должен познакомиться с ней. Вдруг, это судьба, Керн?

Эмма скептически изогнул бровь.

— Но, если ты не поможешь, — он выпрямился, от чего стал еще выше, — я найду свою девочку без твоей помощи.

— Ладно, я скажу, — удивленная его решимостью, Эмма сдалась. — Её написала Яна.

— Рудова? — переспросил он с недоверием. — Симпатичная такая, светло русые волосы, длинные ноги, да?

— Да, моя подруга.

Не отрывая пытливого взгляда, Демиен расплылся в улыбке, и Эмма почувствовала первые тревожные звоночки.

— Отлично! — сказал он. — А теперь, сохрани мой номер.

— Что?

— Я сказал, сохрани уже мой номер, а иначе я с удовольствием уничтожу твою разлюбезную подругу.

— Но ты же… Ах ты, сволочь!

Эмма сжала кулаки, он снова провел её. Потеряв прежнюю точку опоры, он тут же нашел новую.

— С днем Святого Валентина, Керн! — произнес Демиен с кривой ухмылкой и пошел прочь.

Бросив встревоженный взгляд на стол, за которым сидела Яна, она вздохнула с облегчением — её не было, а значит, она не видела их. Зато их видела Кэйт Мидл, и прямо сейчас она пыталась прожечь в Эмме как минимум две дыры.

Обед подходил к концу, многие уже покинули помещение. Уходя, Эмма и девушки прошли мимо Киры, и Эмма вложила ей в руку валентинку. Улыбнувшись удивленной блондинке, они поспешили за ребятами. Открытка была оригинальна и единственна в своем роде, так как была склеена из трех цветов: кофейного, оливкового и кремово-сиреневого.

— «Мы не подруги, — прочитала Кира. — Но могли бы быть!»

— Собираешься с ними? — спросил Демиен, подсаживаясь рядом.

— Что тебе нужно?

— Соскучился, — признался он. — Мне тебя не хватает.

— Тебе плевать на всех, кроме себя, — возразила она. — Ты назвал моего отца предателем!

— Но я сказал правду!

— Я не верю тебе!

— Отлично, тогда давай, иди к ним. Только потом не говори, что я не предупреждал: все они разделяют мое мнение. И, когда ты поймешь это, я все еще буду тем, кто не врал тебе. Я все еще останусь твоим единственным другом.

Сказав это, он резко поднялся и, опередив её, вышел из столовой.


Лед под ногами и погода были великолепны. Небо ясное, почти весеннее и звезды — яркие, крупные, отражались в зеркальной глади катка. Ребята оказались правы, убедив их отпраздновать вечер дня всех влюбленных на коньках.

Кроме их группы, на льду было еще человек пятьдесят. Нет, это не мешало им свободно кружиться. Именно свободно, потому что чувство полета, которое ты испытываешь рассекая лед, иначе не назовешь.

Ты летишь, и оно переполняет твою грудь, с каждым новым вдохом насыщая кровь пузырьками счастья. Они заставляют разум кипеть от восторга, и ты заражаешь им остальных, а они тебя. И так снова и снова, по бесконечному кругу, пока не кончатся силы.

— Устала? — спросил Уоррен. — Может, отъедем и посидим немного?

Ванесса развернулась и мягко улыбнулась ему. Нет, она не устала. Но и отдохнуть, как следует, не получалось. Она отлично стояла на коньках. Более того, Ванесса могла смело утверждать, что катается лучше всех на этом льду.

Фигурное катание, как посчитала её мать, хорошее занятие для ребенка и поэтому она отдала её в этот спорт, едва девочке исполнилось пять лет. Мама не прогадала. Коньки, лед и полет стали для её дочери всем. Они вылепили из неё гармонично развитую личность. Тело и разум стали гибкими, движения наполнены грацией, душа целеустремленностью и упорством на пути к своей цели. Единственное, что не мог дать ей спорт — это уверенность. Идущая вперед, и не пасующая перед трудностями, она всегда испытывала неуверенность в собственных силах.

Ванесса хранила в памяти день, когда мама впервые привела её на каток. Это было волшебно! Но волшебство быстро закончилось, и начался долгий тернистый путь наверх. Решение о профессиональном обучении было принято немного позже начала сезона и к великому сожалению матери, мест в расписании выбранного тренера не хватало. Набор этого года был полон под завязку, а следующий ожидался лишь через год.

Но, Саманта Вега никогда не сдавалась, и она уговорила взять её дочь на занятия вместе с группой «второгодников». Это казалось победой, но лишь на первый взгляд. Спустя две недели занятий, Ванесса поняла, что не справляется. Ей было неуютно среди более взрослых и главное опытных детей. Мама объяснила, что ей удалось попасть сюда потому, что один из учеников решил бросить лед ради другого вида спорта. И теперь, она должна стараться изо всех сил.

Приходя раньше всех и уходя позже, она часто думала о том ученике и не могла представить, что однажды захочет уйти. И все же, она продолжала чувствовать себя неуверенно. Неуверенность не уходила, как бы упорно она не тренировалась, насколько бы хорошо не выполняла каждое упражнение.

Настроение ухудшалось раз за разом, и однажды, когда она потерпела очередную неудачу, девочка просто сбежала со льда прямо во время занятия. Ванесса помнила, что в тот зимний, февральский вечер, небо было таким же ясным и звездным, как сегодня.

Пословицу о том, что ночь темнее всего перед рассветом, девочка узнала позже, когда выросла и изучала философию в старших классах. А тогда, вбегая в раздевалку со слезами на глазах, она думала лишь о том, больше никогда не выйдет на лед.

— Чего ревешь? — раздался по близости незнакомый голос.

Ванесса смотрела через каток. На другой стороне стадиона, у входа показалась знакомая фигура.

— Я оставлю тебя ненадолго, — предупредила она Уоррена и заскользила вперед.

В тот вечер, когда она готова была бросить самое прекрасное, что было у неё в жизни, она нашла нечто другое, что стало не менее и даже более важным. В тот вечер судьба подарила ей его.

Подняв заплаканное лицо, маленькая Несси увидела сначала протянутую ладонь, а потом лицо, обрамленное ворохом черных кудрей, и добрые, приветливо улыбающиеся, серые глаза одного из самых дорогих ей людей, которым суждено было стать семилетнему Виктору Громову. Тому самому мальчику, который бросил лед ради баскетбола. Того, который выслушал девочку, вытащил её обратно на каток и помог сделать все упражнения на отлично. Того мальчика, который подарил ей уверенность в себе.

— Куда это Несси полетела? — спросил подъехавший к Уоррену Макс.

— Там Виктор, — ответил Лем, указывая направление. — Пусть поговорит с ним еще раз. Если кто-то и способен вывести Грома из этих затянувшихся депрессии и отшельничества, то это Несс.

— А ты что будешь делать?

— То, что она научила меня — кататься, и наслаждаться каждым мгновением полета.

Быстро приближаясь к другу, Ванесса думала о том, что лишь бы он не ушел. Они уже говорили, и Виктор поверил, что она была не в курсе событий, так же как он, но это не помогло вернуть его обратно в «Созвездие». Более того, он почти не разговаривал ни с ней, ни с Эмилем.

— Вик! — позвала она, когда тот поднялся со скамейки. Испугавшись, что он действительно уходит, она позабыла о коньках и, споткнулась о неровный гравий дороги.

— Растяпа! — с улыбкой сказал парень, подбежав к ней и помогая встать. — Сколько можно поднимать тебя?

— Однажды, ты обещал мне, что будешь делать это так долго, пока сам можешь стоять на ногах, — напомнила девушка.

Они подошли к трибунам и опустились на скамейку.

— Ушиблась? — спросил Виктор, снимая ботинок с её ноги и осматривая ступню. — Больно?

— Да.

— Здесь?

— Нет, — ответила Ванесса, отняв его руку от своей лодыжки, и приложила к груди. — Вот здесь!

Выдержав её взгляд, он отвел свой и опустил голову.

— Несс…

— Подожди, — перебила она. — Ты помнишь тот день, когда мы познакомились?

— Конечно.

— Тогда, я думала, что я неудачница и собиралась бросить фигурное катание. Мне нужна была поддержка, и ты был единственным, кто смог помочь мне поверить в себя.

— Несси…

— Нет, выслушай меня, пожалуйста, до конца! — девушка взяла его лицо в свои руки и развернула к себе. — Ты помог мне поверить в себя. Ты остался на льду со мной и не ушел в баскетбол. Мы прокатались в паре всю старшую школу, в которую проходили вместе сидя за одной партой с первого класса.

— Ты так галантно пытаешься напомнить мне, что я второгодник? — пошутил парень, и она улыбнулась.

— Я пытаюсь сказать тебе, Вик, что ты один из самых дорогих мне людей. Я люблю тебя, и мне больно смотреть на то, что с тобой происходит. Наша дружба претерпела много изменений за все эти годы: были взлеты и падения, но никогда ты не отдалялся от меня так, как сейчас. Мы делились всем, я всегда знала о тебе больше всех твоих многочисленных девушек, а ты и сейчас знаешь такие вещи, о которых я даже Уоррену не говорю. Это доверие между нами никуда не исчезло… Оно все еще есть, и я прошу тебя: впусти меня обратно!

— Несс, — по лицу девушки покатились слезы, и он открыл объятия, куда она незамедлительно нырнула, прижавшись к его груди.

— Я не хочу тебя терять! — тихо сказала она. — Вся моя сила и уверенность испаряется, как только я начинаю думать, что ты уйдешь и бросишь меня одну.

— У тебя есть Уоррен, — заметил Виктор. — Он очень любит тебя и никогда не оставит.

— Да, — улыбнулась Ванесса, вытирая слезы, — Я знаю. Но, всю мою сознательную жизнь ты был рядом и я не хочу, чтобы это изменилось. Я тебе запрещаю, слышишь?!

Она поднялась и строго глянула в глаза друга, такие же серые как в детстве, такие же добрые.

— Не отдаляйся от меня, — попросила Ванесса и, достав из куртки валентинку, протянула её парню. — Я знаю, что в России, где твои корни, принято дарить их и друзьям.

Виктор осторожно взял её и открыл. Внутри были прикреплены вырезанные по форме и красиво оформленные узорами тетрадные листки, на которых Ванесса сделала календарь их дружбы. Здесь были все самые интересные и важные события, произошедшие с ними за все годы, начиная с первого дня и до сегодняшнего вечера.

— Ты для меня не просто друг, Несс, — сказал Виктор. — Ты мой родной человечек. Я бы никогда не позволил себе оставить тебя одну! Ты не должна забывать об этом.

— Но…

— Но сейчас я попал в такую ситуацию, когда должен сам во всем разобраться. Даже ты не можешь помочь мне.

— Но я никогда не перестану пытаться, — ответила девушка и поцеловала его в висок. — И, я боюсь, что ты сорвешься от одиночества и натворишь глупостей.

Виктор рассмеялся.

— Например, пойду и покажу эту валентинку Лему? Вот умора то будет!

— Громов! — возмутилась Ванесса. — Я же серьезно!

— Несс, если серьезно, то я держусь. Честно, — он убрал открытку во внутренний карман куртки. — Просто мне нужно время, понимаешь?

— Понимаю. Только будь осторожен, пожалуйста! И, помни: мы должны держаться вместе. Все мы. Только тогда мы будем в порядке.

Они поднялись, и он помог ей дойти до катка.

— Может быть, все же пойдем? — с надеждой спросила она. — Проверим, не разучились ли мы кататься в паре?

— Нам не нужны проверки, Несс, — заметил Громов. — Уверен, что мы все те же, но сейчас, — он посмотрел на друзей, которые стояли все вместе и смотрели на них, — я не могу.

— Хорошо, — произнесла она вздохнув. — И, пусть мне это не по душе, я могу понять тебя. И, хочу, чтобы ты знал, что не только я. Они тоже сожалеют и скучают по тебе. Твои друзья совершили ошибку, решив, что оставить тебя в неведении будет лучше для всех и тебя самого в первую очередь. Они ошиблись, но они все еще твои друзья, которые переживают, и любят тебя. Ты нужен им, и… ты нужен мне, Виктор! — сказала она, отталкиваясь от барьера. — Возвращайся к нам скорее!

Загрузка...