Продавец санге

Глава 15

Был уже глубокий вечер, когда в дороге мне позвонили из Национального неврологического госпиталя. Звонившая представилась администратором, сообщила, что состояние мужа стабилизировалась. Андрей пришел в себя и хотел встретиться.

Закончив разговор, я прислушалась к себе. Все случившееся с Марсом оказалось приятным, но этого было мало. Хотелось еще. Впервые в жизни, мне стало легче. Словно часть энергии, что долго бурлила в жилах исчезла, заняв место томительному ожиданию новой встречи. Я так бесстыже выпрашивала секс, что поражалась сама. И все равно не видела в этом ничего постыдного. Рядом с ним я плохая девочка. Мне все равно на весь мир.

Секс с Марсом словно принимать наркотики и пить одновременно, впадать в транс без каких либо запретов и потом вспоминать яркие обрывки случившегося. Я не могла припомнить ничего подобного с собой или с кем-то из друзей или знакомых. С другой стороны, разве многие люди признаются и обсуждают друг с другом подобные детали. Наверное, это выражается в эпитетах «феерично», «волшебно», «как в сказке». Настолько, что все неприятности мигом выветрились из головы.

Но теперь реальность вернулась, а в ней как в болоте, сплошные топи и жижа. Насчет Шепарда стало спокойнее. Слова сказанные им о пациенте, так и сидели в голове. Что значит выписался? Я набрала номер госпиталя, зная, что сегодня работает Мэри. Уточнила у нее. Она подтвердила слова Шепарда.

— Ты можешь посмотреть в бумагах адрес Руфуса Корна? Прошу тебя.

Мэри немного поупиралась, но затем согласилась, обещая перезвонить, как только что-то узнает. Скорее всего, он на домашнем медобслуживании. Не бывает чудес. А вот коллеги с поехавшей крышей случаются. При мысли о крыше, мысли снова вернулись к Андрею. Тяжелый вздох вырвался из моих легких.

Сегодня Андрей выглядел получше, чем накануне. Теперь хотя бы к раскачиваниям добавилась осмысленность во взгляде, а нервозность сменилась на постоянные движения головы туда-сюда. Он что-то отрицал. Больно смотреть на него. Сердце сжималось от понимания, что я могу вполне и не успеть помочь, прежде чем он окончательно сойдет с ума.

— Как твои дела? — спросила я, пока раскладывала предметы для подношения и мантры.

— Плохо, плохо, плохо.

— Я знаю, — с жалостью заглянула в глаза. — Расскажи, что произошло. Зачем ты ее так?

Он не ответил, перешел на покачивания взад и вперед. Спустя пару минут, затряс головой и уставился куда-то в сторону.

— Я хочу защитить. Мой, мой, мой.

— Защитить?

— Он только мой, мой, мой.

Обойдя стол я развернула кресло с мужем и, несмотря на запреты медперсонала, взяла трясущееся лицо в руки, пристально вперившись своим взглядом в его глаза.

— Смотри на меня. Я знаю, что ты тут.

Нараспев начала читать мантры в определенной последовательности с текстом на древнетибетском наречии, внушая ему. Спустя полчаса замолчала, опустив. Сидя напротив него, я пронзительно звякнула в колокольчик.

Андрей, вздрогнув, проснулся и пришел в себя.

Минуту он с нарастающим ужасом осматривал больничную одежду, наручники, порезы на руках, обстановку, стол с семью чашками, фотографии святых, меня.

— Все так плохо? — голос звучал испуганно, с заиканием.

— Ты съехал, — сообщила я без купюр. — Нарушено течение Ци.

На смертельно побледневшем усталом лице заблестели слезы. Он сомкнул веки и снова открыл, пытаясь стряхнуть упрямо не желавшую скатываться горечь.

— Это дурдом?

— Госпиталь.

— Ты поможешь мне?

И хотела бы. И рада бы. Отрицательно покачала головой.

— Это не в моих силах.

— Нам нужно домой. Домой.

Он безмолвно зарыдал, немного продышался, справился с первыми эмоциями и снова посмотрел на меня. Прямо на глазах, было видно, как у него начинается бред помилования. Он решил, что его кто-нибудь спасет, совершенно не осознавая, что это временное просветление. Через несколько часов, может быть день, он снова впадет в психоз.

— Что там произошло? — я спрашивала для себя, понимая, что вряд ли это чем-то поможет следствию. Но мне требовалось знать. Нужно.

— Я убил ее, потому что хотел Плацида, — его шепот оказался едва слышен, задавлен чувством вины, от ужаса сотворенного.

— Ведь она его тоже хотела. Когда он, — быстрый исподлобья вороватый взгляд, — трахал меня, я слетел с катушек. Хотел еще и еще и еще. Он — центр мира. Я влюбился. Я — это он.

Он замолк на секунду, качая головой, видимо поражаясь самому себе, а затем продолжил.

— Я не могу смотреть в зеркало, хочу видеть только его. Знаешь, в голове одна мысль — бьет и бьет: что с ним? Я должен быть всем для него, им, сделаю все для этого. Растворюсь в нем.

Андрей начал давиться слезами, которые скатывались с небритых щек, капая на смирительную рубашку. Поднял испуганные, несчастные глаза и, кажется, хотел рассмеяться, но внутренне сорвался и дернулся всем телом, лицо перекосило.

— Он трахает в жопу, насилует, а мне все равно. Понимаешь? Я больше не принадлежу себе. Сделаю все, все, что хочет. Абсолютно. Только бы он был счастлив, разве не прекрасно? И я как будто…

— Кто-то другой, — закончила я, чувствуя, как у самой слезы подступают к горлу, душат.

— О-о-о, ты понимаешь, — он снова скорчился в гримасе. Ему было неимоверно больно. — Хочу быть с ним. Хочу отдать все, что есть. А у меня ничего нет. Только сам. Я готов пожертвовать всем.

— Отдать любой орган? — холодно подсказала я, вспомнив слова Марса о том, что тому требуется трансплантация.

— Дааа, это было бы чудесно! Любой! Кровь. Все, что можно. Представь, в нем бьется мое сердце! Ты поможешь мне?

По моим щекам текли слезы от одухотворенного вида Андрея, от его жуткого воодушевления. Горло перехватило от спазмов.

— Это конец.

Ему впервые удалось ухмыльнуться. Он откинулся назад, перестав качаться туда-сюда.

— Разве это имеет значение? Плацид любовь всей жизни. Не жалко.

— Ты сам стал его любовником?

— Сам. Сначала не хотел, но потом… М-м-м, блаженство, плаваешь в море кайфа и хорошооо. Ничего не имеет значения, только он сам и ты, и секс. А без него плохо, без него ломка. А-а-а-а-а, я кончу, кончу от мыслей о нем.

Он характерно и часто задышал, высунув язык. Мне стало не по себе от услышанного. Точно такие же мысли посещали меня вчера вечером, когда думала о желанном сексе с Марсом. О блаженстве и отсутствии тормозов, о море кайфа от оргазмов, от которых выпадаешь в другой части вселенной. Но вот психоза у меня не наблюдалось. Но так и Марс не Плацид…

— Почему ты порезал себя?

Он замолчал, смотря на меня несколько свысока, но с доверием.

— Не понимаешь? Хорошо то, что приятно ЕМУ.

— А меня ты любишь?

— Не-е-е-т, — скучающий разочарованный взгляд в сторону. — Ни тебя, ни Алису.

Я тяжело вздохнула, покачала головой, не в силах продолжить разговор, смахивая слезы. Без подготовки начала читать мантры и священные тексты, погружая его в полусон, проверяя, что происходит с ним, как проходят вибрации по энергетическим каналам тела. Пока он находился в психозе, ему грозила только психушка. Выведи я его на более длительный срок — пожизненное заключение в одной из тюрем. Психоз же разрушал жизненные центры, и неизвестно, сколько он протянет, прежде чем полностью лишится разума.

Я вышла из центра расстроенная и подавленная. Его чакры продолжали оставаться нестабильными и, что хуже, разрушались. Все вместе указывало на начавшийся процесс деградации. Скоро наступит коллапс личности и полное погружение в безумие.

Через час позвонила Мэри и назвала адрес в престижном районе Белгравии. Я нашла дом, но так и не решилась позвонить в дверь, трусливо расположившись в дорогом кафе напротив, приткнувшемся на углу Элизабет Стрит между Итон Сквер и Эбери Стрит.

Несмотря на поздний вечер, заказала кофе с пирожным и, медленно потягивая напиток, отходила от встречи с мужем, от тяжелого насыщенного дня. В конце концов признала идею пойти в гости к пациенту такой же бредовой, как и слова Андрея. Мало ли, что говорил Шепард. Человек в ярости не контролирует себя. А ему очень хотелось напугать и унизить меня. Завтра узнаю, куда перевели Руфуса. Где-то он все равно наблюдается дом это или частная клиника, не важно. Я собралась рассчитаться и уже готова была встать и уйти, как в свете вечерних фонарей, увидела открывающуюся дверь в доме.

Из нее вышел мужчина. Одетый в кожаные штаны и футболку, с прытью молодого юноши, Руфус Корн сбежал со ступенек крыльца. Подъехала девушка на спортивной машине. Тот легко перепрыгнул дверцу, не открывая, поцеловал спутницу, и они укатили.

А я пыталась подобрать челюсть со стола, понимала, что только что увидела физическое чудо. Это в принципе невозможно. Нереально. С момента проведения операции прошла неделя, а вчера я его повторно вскрывала. За столь короткий срок невозможно восстановиться до такой степени, чтобы прыгать в машины и бегать по лестницам. Медленно и верно я начала ощущать, как схожу с ума.

Выходит не лгал Шепард. Как он там говорил? Я ничего не знают «о них». О ком «о них»? О пациентах? Почему он считал, что я должна сдохнуть? Он не говорил, что убьет, нет, он обещал и рассказывал, что он сделает, после моей смерти.

Голова шла кругом от теснившихся в ней мыслей, которые никак не хотели упорядочиваться, а хаотично неслись, смешивая воедино обрывки воспоминаний, ощущений и переживаний последних дней.

Каким-то образом возможный секс с Брицкригом теперь казался связанным и с Андреем и с Плацидом. И не только тем, что последний работал на Марса. А тем, что слова Шепарда удивительным образом походили на состояние Андрея. Те же бред и одержимость. Мрачное предчувствие разливалось по телу, и страх, сковывая горло, парализовал мышление, не давая ухватить мысль. Ну какая между ними связь? Сегодня я так была занята мыслями о сексе, что так и не рассказала о Руфусе и словах Шепарда, только то, что тот мне угрожал.

Наверняка Марс продлит мне рабочую визу и сделает все, чтобы я осталась в Лондоне. Его поведение четко указывало на это. Но хотелось ли мне этого? Я запуталась. За короткий срок столько всего случилось. С каждой секундой становилось страшнее. Что еще могло случиться, чтобы моя жизнь рухнула вконец и погребла под собой окончательно.

Что?

— Детектив Смит, отдел специальных расследований.

Я посмотрела на подошедшего заплаканными опухшими глазами, поставила чашку на блюдце и мотнула головой, приглашая сесть. Да, знакомы уже. Подобралась внутренне, выпрямила спину, пересобрала в простой пучок локоны.

— Что вам нужно? — спросила я немного гнусавым голосом, свидетельствующим, что недавно у меня были причины для слез.

— Нам нужно, чтобы вы поехали снова со мной в Скотланд-Ярд. Мне хотелось бы вам кое-что показать.

— Это касается дела об убийстве? — на моем лице появилась надежда, смешанная с тревожностью, свойственной для человека, переживающего сильный стресс.

— В том числе, — уклончиво ответил тот, пока я растерянно смотрела на пустую чашку, а затем, положив купюру на стол, кивнула, соглашаясь.

Через час передо мной на стол легли фотографии четырех женщин.

— Вам знакомы эти женщины?

Я, почти не касаясь, провела ладонью по углам фотографий, разглядывая рыжеволосую девушку модельной внешности. Та позировала на синем фоне. Может быть в журнал, может в портфолио.

Белоснежная кожа, красочный волос сильно контрастировали с фоном, делая ту и без того какой-то неземной, очень красивой. Ее лицо казалось смутно знакомым, но не настолько, чтобы я точно могла сказать, что знакома с ней.

На втором снимке брюнетка. Не настолько эффектная, как первая девушка, да и лицо более простое, зато знакомые ямочки на щеках и ангельское выражение лица вполне узнаваемы. Да и фон я видела. Бывшая секретарша московского офиса «Сафино», Кристина.

На третьем снимке Алиса. На четвертом — модель, которую я встречала в ресторане Le Gavroche вместе с Марсом.

— Все, кроме первой девушки. Лицо кажется знакомым. Не могу вспомнить, где ее видела.

Детектив закивал головой, сел напротив, закинул ногу на ногу, раскрыл папку и вытащил еще четыре фотографии, на этот раз мужские.

— А эти люди?

Бросив взгляд на лица, я обеспокоенно уставилась на него, не зная, что и думать.

— Джефри Морган, этого не знаю, Руфус Корн, Плацид Мэдс.

— Первых трех вы оперировали, но никого из них не вели в послеоперационный период.

Звучало удивительно, но верно. Я с удивлением посмотрела на фотографии, затем на детектива.

— Моргана вел мой руководитель. Я была занята переездом сюда. Второй, — со снимка строго смотрел мужчина лет сорока, в очках, с крючковатым носом и маленькими глазами. — Я ассистировала в Москве, но это был не мой пациент. Как мне сказали, там все прошло очень удачно. А Корна вы сами видели. Только что.

Замолчала, уставившись на снимок Плацида. Его, скорее всего, тоже должна была оперировать я.

— Вероятно, это делалось, чтобы вы не узнали о быстрой регенерации пациентов. Первая девушка попала в аварию и выступала донором Джефри Моргана, — детектив взял женский снимок и перетащил под снимок рок-звезды. Теперь я ее вспомнила. Та самая, что умерла во время аварии от кровоизлияния в мозг.

— Это Януш Боуден, его донором является Кейт Кисс. Дважды. Первый раз она отдала часть печени, второй раз — почку.

— Донор жив?

— Да. Жива. Пока что, — Смит многозначительно посмотрел на меня, так что стало не по себе. — Документы на донорство она подписала очень давно.

Его рука коснулась снимка секретарши из московского офиса.

— Кристина Корчак, — он перетащил снимок девушки под фотографию Руфуса Корна.

— Алиса Мэдс.

Снимок женщины оказался под снимком ее мужа.

В кабинете повисло безмолвие.

Смит помолчал, давая переварить услышанное. Пока я мысленно добавляла к этому списку Андрея. Если бы не он, то никакой связи не прослеживалось бы, кроме факта, что трое из них клиенты клиники и их подруги пожертвовали органами. А оперировала их — я.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это не единственные случаи, мэм. Таких гармоничных донорств мы фиксируем в год около двенадцати.

Детектив снова замолчал, выразительно смотря на меня и протягивая список. Во главе списка стояло имя Марса Брицкрига.

Невыносимо сильно закружилась голова. Замутило.

— Это список за последние пять лет. У всех доноров были отношения с оперируемыми. В короткий срок им жертвуют органы и имущество, подписывают документы. А затем, если ничего не происходит, они прекращают отношения с жертвой. У всех жертв наблюдается психоз и полное расстройство личности. Все мужчины — клиенты корпорации «Сафино».

Возникла пауза. Я не понимала, решительно ничего не понимала. Ни одной женщины-реципиента. А доноры? Так не бывает, чтобы человек скакал через неделю после операции, чтобы простой секс менял местами чакры, делал людей зависимыми подобно наркоманам и без очередной дозы сводил с ума, а подружки жертвовали органы. Ведь нельзя прийти в больницу и заявить, хочу, мол, сделать доброе дело. Такие мероприятия сопровождаются волокитой с документами, анализами, исследованиями, разрешениями государственных проверяющих органов.

— Нет, — покачала я головой, слишком обескураженная. — Вы считаете, что их заставили?

— Мэм, их не заставляли. Все жертвы — случайные люди. Всех объединяет одно — все реципиенты имели с ними половую связь разной длительности. За последние десять лет. И у этих мужчин больше жертв, минимум по две. Если какое-либо воздействие было, то оно происходило через семенную жидкость. Мы долго не могли найти зацепку, пока с нами не согласилась сотрудничать Алиса Мэдс.

Я непроизвольно посмотрела на снимок шатенки.

— У вас сперма ее мужа? — спросила я, подумав, что в таком случае можно доказать и слова об изнасиловании Андрея, если бы он только заявил об этом.

— Нет, мэм. Марса Брицкрига. Она имела с ним половую связь и смогла собрать нужные нам материалы.

От услышанного на моем лице проскользнула нервозная недоверчивая улыбка, тело задрожало. Я не сдержалась от хихиканья, вспоминая сегодняшние ласки. Они знают, что я была в его доме, думают, спала с ним.

— И какая симптоматика? — с каждой секундой все отчетливее ощущая себя наживкой.

Марс первый в списке. Он действует так же разрушительно на своих жертв, как и другие из этого чертового списка. Если я с ним пересплю, то тоже сойду с ума, стану одержимой и зависимой? Такой как Андрей?

— Мы не нашли в образцах отклонений от нормы или каких-то посторонних веществ. Зато в крови каждой жертвы обнаружено огромное количество лейкоцитов, как если бы в теле наблюдался сильный воспалительный процесс.

— Но других симптомов вы не обнаружили, — произнесла я, понимая, куда склоняется чаша весов. Вот почему Шепард, угрожая, говорил, что как только я начну сосать, мне конец.

Я закрыла глаза, часто задышала, опершись на стол локтями, спрятала лицо в ладонях, растирая кожу до красных пятен.

— И кто они такие? Они что, инкубы?

Детектив развел руками.

Мне физически стало не по себе. Спецслужбы не знают, кто они такие. Зачем пересаживать себе органы в таком количестве? А послеоперационный период? Почему такой короткий? А чакры? Что я могу сказать им? Ой, знаете, детектив, кажется, я понимаю, в чем дело — дело в чакрах, а вовсе не в сперме. Думаю, сам половой акт вызывает перестройку на энергетическом уровне, что и приводит к летальному исходу. Не до конца еще разобралась, как все работает, но я планирую переспать с Марсом Брицкригом и тогда смогу наблюдать симптомы у себя. Тогда точно разберусь, в чем дело.

— Если вы дадите показания, у нас появится зацепка и живой свидетель. Анализ вашей крови даст новый виток расследованию. Мы поможем вам и вашему мужу быстрее вернуться домой. Понимаю, что вам сейчас трудно…

— Трудно? — я оторвала красное лицо от ладоней и посмотрела с изумлением на Смита. Я свидетель, который рискует сойти с ума.

— Если я правильно поняла, детектив, мне не трудно! Мне, — я откинулась на спинку стула и развела руки в разные стороны, растопырив пальцы, — конец! Почему вы не можете их арестовать? Ждете, пока укокошат еще пару-тройку женщин?

Тот переменился в лице, растеряв всякий налет вежливости, становясь жестким, целеустремленным.

— Вы не знаете этих людей. Это огромная организация, управляющая всем. Буквально всем вокруг!

— Миром хотите сказать?! — мой голос сорвался на крик.

Он коротко кивнул, так, словно это что-то обыденное.

— Я не верю ни в какие теории заговора. Это все бред, и только!

— Вы не представляете, какие у них связи и влияние, мэм. Призвать к ответу или хотя бы косвенно уличить уже было бы победой. Марс Брицкриг — не последняя фигура в этом темном, лживом мире. Мы, люди, давно уже никто в своем же доме.

Я все-таки засмеялась. Негромко, горько, с пониманием. Ну, дом же это не стены, это люди. Вот и буду я вместе с мужем сидеть в одной психиатрической лечебнице в Улан-Удэ, когда я надоем Марсу, и тот найдет себе новую девочку для секса. В груди все сжалось от боли, а между ног откликнулось слабое желание. Я со страхом осознала, что даже сейчас теку, увлажняюсь. Андрей будет страдать по Плациду, а я — по Брицкригу. Что мне терять? Я не смогу отказаться от Марса. Я не хочу от него отказываться. При любом раскладе, это известно всем и всегда — наживке конец.

— Почему у них такой короткий послеоперационный период?

— Мы не знаем. Они быстро восстанавливаются. Не болеют. Живут очень рискованно, любят азарт, соревнования, адреналин. Раз в десять лет проходят внутреннее обновление. Иногда чаще. Мы считаем, что случайные органы им не подходят. Им сложно нанести серьезные травмы. Очень высокая степень регенерации. Это все, что известно.

Смит глубоко и искренне огорченно вздохнул.

— Мой отец погиб, расследуя это дело, — зачем-то сообщил он, не понимая, как мне все равно.

Мне и в самом деле все равно. Я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Группа нелюдей, вообще непонятно кого, живет и процветает на Земле, меняет испорченные органы и правит миром. Может быть я уже сошла с ума? И по уши в психозе. Вроде пока нет.

И не чувствую я никакой зависимости, только что влюблена. Часть моего разума шептала, что все грязная ложь. Марс Брицкриг — самый прекрасный мужчина на свете.

Он любит меня. Я чувствую это. А другая часть упорно указывала на факты, против которых нет ни одного существенного аргумента. И в то же время он не стал заняться со мной сексом, потому что знал, понимал, что скоро я будет ползать у его ног и выпрашивать внимание, соглашаться на любые условия, сделаю все, что он захочет. Но я и так все это делала и без секса.

— Хорошо, я согласна, — произнесла я, не замечая, как качаю головой и мну пальцами нижнюю губу.

Подписала документы, дала свидетельские показания, а затем меня проводили в лабораторию, где молодой лаборант взял кровь из вены. Спустя час заведующий лабораторией принес результаты анализов.

Детектив нахмурился, а затем расстроенно сел в кресло и посмотрел на меня.

— Ваша кровь чиста. Никаких воспалительных процессов, — трудно вздохнул он, еще раз посмотрев бумаги. — Вы точно провели с ним ночь?

Нет, я конечно все понимала, у человека расследование горит, но вот что-то не заметила в лице радости от новости. Только подозрение, что я лгу.

— Чиста? В смысле не заражена? — было что-то сюрреалистичное в услышанном.

— Видимо, действительно не все люди подходят для донорства, — предположил заведующий лабораторией, с пониманием глядя на меня. — Но ваш случай первый. До этого заражение фиксировалось всегда.

— Мы еще раз проведем все анализы, если будут изменения, позвоним. Не покидайте Лондон.

В душе поднялась волна бешенства. Да вы тут поплачьте, что свидетель возможно солгал и здоров. Ведь именно так Смит и смотрел на меня. Как будто я обязана, должна оказаться зараженной и уже биться головой о стол в мечтах увидеть Брицкрига. Я чуть не рассмеялась, сжала зубы, недобро кивнула в ответ на слова детектива.

— Конечно, как скажете господин детектив.

Когда я вышла из Скотланд-Ярда, стояла полночь. Деловой центр опустел, а развлекательный наполнялся. Выходные в Лондоне праздновали с размахом. На машинах, пешком, в скверах сидели ряженные, уже навеселе, люди, отовсюду доносились смех, пугающие выкрики, разговоры. Я шла и не чувствовала ног, ощущая себя отмороженной.

В рюкзаке зазвонил сотовый, взяла трубку. Сотрудник госпиталя спросил меня, затем представился сам и сообщил:

— Соболезную, мэм. Час назад ваш муж скончался.

От услышанных слов возникло ощущение, что прямо в мозг влетел снаряд, взорвался внутри, расходясь волной в радиусе метра от тела, выбивая все мысли. Разом забылись все слова на английском языке.

— Умер?

— Нам нужно, чтобы вы приехали в госпиталь. Заполнить бумаги, провести освидетельствование, решить вопрос с похоронами.

— Как умер? — только сегодня с ним разговаривала, буквально пару часов назад.

— Разодрал сонную артерию.

Я опустилась на корточки, пригибаясь к земле. Телефон выскользнул из рук. «Это моя вина. Моя. Я его вывела из психоза. Думала, так будет легче».

Кто-то подошел, помог добрести до ближайшей скамьи, усадил. Спрашивали, не вызвать ли скорую. Я едва понимала, о чем просят. Отказалась, и меня оставили в покое.

Мысленно я каменела. Мир вокруг густел, сжижался и, наконец, придавил к самому дну. Реальность на мгновение застыла. Пару часов я сидела неподвижно. В прострации. Мерно дыша, вдыхая холодный ночной воздух. Погруженная в глубокую медитацию и откинув эмоции, я повторяла про себя мантры, которым в детстве научил отец, очищая сознание от лишнего, ненужного.

Затем я заказала билеты до Улан-Удэ.