Лето пролетело незаметно. Вроде еще совсем недавно распускались майские медуницы, а вот уже золотарник с удовольствием подставлял свои желтые шапки под лучи августовского солнца.
Вейсмор готовился к зиме – поля темнели после сбора урожая, на огородах вовсю кипела работа, дома утеплялись, а на рынке торговали теплой одеждой.
Доминика тоже без дела не сидела и чуть ли не каждый день пропадала в лесу. На стенах в доме травницы появлялось все больше сухих пучков, а полочки в стареньком шкафу были заставлены бутылочками – маленькими и побольше, прозрачными, словно слеза, и темными, будто в них был чистый деготь. Пузатенькими и высокими, красными и желтыми. На любой вкус и цвет, от любых хворей, сглазов и даже невезения.
Брейр все чаще зависал на советах и возвращался только под вечер хмурый и усталый. До отъезда на зимнюю службу ему нужно было убедиться, что город готов к зиме и в его отсутствие справится.
Ника старалась не думать о том, что скоро он уедет. Она привыкла, что кхассер рядом, и предстоящая разлука пугала до дрожи. Не видеть его целую зиму! Это сродни заточению, когда каждый день сквозь решетку смотришь на небо и мечтаешь вдохнуть полной грудью. Привыкла. Привязалась. Настолько, что и дня не могла провести без него. Везде искала взглядом и не могла заснуть, если его не было рядом.
И как теперь пережить эту зиму?
Она даже была готова отправиться за ним в военный лагерь и помогать там, но Брейр отреагировал жестким отказом. Прошлой зимой рой пробился прямо под ними, и часть адоваров провалилась в кишащий валленами разлом. В ту ночь погибло много людей. Не только воинов, но и мирных, помогавших поддерживать жизнь в лагере, и лекарей, которые были на передовой и пытались помочь. Такой судьбы для Доминики он не хотел, поэтому сразу сказал, что скорее свяжет ее и в темницу посадит, чем возьмет с собой.
Жизнь шла своим чередом вплоть до того дня, когда в Вейсмор прибыл гонец с сообщением от императора…
Ближе к вечеру Брейр вырвался из душного круга советников на тренировочную площадку. Он завязал глаза темной лентой и вышел в круг. Тяжелый меч привычно лег в ладонь, лишние мысли ушли, остался только он и его инстинкты. Внутренним взором он видел других воинов на площадке. Чувствовал их до того, как они атаковали. Выпад, удар. Снова выпад. Откат в сторону. Подсечка. Прекрасный танец, завораживающий грацией и мощью.
Возвращение Доминики он почувствовал, когда она еще только подходила к крепостным стенам. Вместе с ней пришел запах леса и свежескошенной травы, аромат студеного родника и цветов, названия которых он не знал.
Брейр улыбнулся, но улыбка быстро сменилась настороженным вниманием. Он уловил приближение кого-то еще. От него пахло пыльной дорогой, проливным дождем и… неприятностями.
Жестом остановив тренировку, кхассер сдернул в глаз повязку и обернулся к воротам как раз в тот момент, когда во двор зашла Доминика, а следом за ней, верхом на чубарой вирте, заехал мужчина в дорожных одеждах. На его плече красовался герб Андера – звериный глаз на темном фоне.
Подъехав ближе, гонец спешился и низко склонил голову в знак уважения:
– Кхассер. Вам послание от императора, – на раскрытой ладони протянул свиток, скрепленный сургучом.
Брейр молча принял письмо, сорвал печать, развернул и быстро пробежал взглядом по строчкам. По мере того как он читал, хмурая складка между бровей становилась все глубже, и в глазах разгоралось недоумение.
В этот момент к нему подошла Доминика:
– Что-то случилось?
– Я не знаю, – кхассер хмурился еще больше, – из письма непонятно. Но… Тхе’маэс собирает всех раньше.
– Как раньше? – Ника испуганно прижала руку к груди. Она утешала себя только тем, что до зимы еще целая осень, а теперь оказалось, что времени до разлуки совсем мало. – Почему раньше?
– Не знаю, – повторил Брейр, поднимая от свитка растерянный взгляд. – Какие-то учения.
На его памяти не было такого, чтобы кхассеров собирали в Андере до начала зимы. И учений тоже не было. Чему учить, когда и так все понятно? Проведи людей через драконьи горы в долину Изгнанников, возьми от перехода по максимуму. А после возвращения живи в лагере и охраняй Андракис от подземных тварей.
В том, что менялся привычный распорядок вещей, он видел дурной знак. Тем более что в письме кроме требования явиться в Андер в середине осени было еще кое-что.
– Брейр? – Ника чувствовала, как он напряжен, как искрился и гудел вокруг него воздух.
– Здесь еще сказано, – выдавил через силу, – что в этом году смотрины девиц из Шатарии тоже состоятся раньше, чем обычно… через две недели.
В полнейшем недоумении Доминика уставилась на него.
– И что?
Она действительно не понимала, потому что не знала законов Андракиса. Зато Брейр прекрасно их знал:
– Ника… Я с прошлого отбора привез тебя. Лаами, – показал серые нити, которые давно уже воспринимались как нечто привычное, родное, – а это… Это не считается.
– То есть как не считается? – опешила она.
– Понимаешь, лаами это просто лаами. Не избранная. Не жена. Поэтому я обязан снова явиться на отбор… и забрать другую высшую, которая приедет из Шатарии в этом году. – Он сам не верил, что говорил это.
Нике показалось, что из легких выбило весь воздух.
– То есть как забрать? Куда забрать? Зачем?
– Затем, что правила такие, – выдохнул Брейр, пытаясь найти путь в обход этих самых правил.
– Но как же… – Ника даже говорить не могла. От волнения перехватило горло, и голос стал тоньше мышиного писка. – Ты же обещал…
– Я знаю.
До этого момента он был уверен, что у него все идет по плану. Дождаться, когда пройдет год, отправиться к императору и снять серые нити с себя и Доминики. Потом взять ее в жены.
Но в этом году что-то случилось, изменило привычный распорядок вещей. Год еще не прошел, нити снять нельзя, а новые невесты из Шатарии уже готовы отправиться в путь, и ему нужно явиться на этот проклятый отбор.
Потому что исключений из правил нет. Ни для кого.
Он еще что-то говорил своим воинам, но Доминика уже не слышала. Брела к крыльцу, и каждый шаг давался через силу. Казалось, что на поясе не мешочек с парой склянок, а цепь с пудовой гирей, которая тянула к земле.
Новый отбор, новая высшая. А она сама – просто лаами. Вроде и свободная, но на деле рабыня, полностью принадлежащая кхассеру. Захочет – возвысит, захочет – заведет себе новую или женится на другой, а ее так и будет держать на коротком поводке.
Она так привыкла к этим серым нитям, что забыла их истинное назначение.
Оковы. Только и всего.
Откуда приедет новая Высшая для ее кхассера? Точно не из Ар-Хола. В этом году в ее родной гимназии не было выпускниц с таким даром. Ника знала всех девушек, которые были младше нее на год, и среди них точно не было высшей. Ирония судьбы – в том году две, в этом – ни одной. Значит, новенькая прибудет из какой-то другой гимназии. Может, из солнечной Мил-Верены или предгорного Вардана? Хотя какая разница? Кхассер возьмет ее в жены, и тогда…
Споткнулась на ступенях, в последний миг успев ухватиться за перила. Ноги совсем не держали. Не помня себя, Ника добралась до комнаты. Скинула при входе плащ, разулась и прошла к окну. Прижалась лбом к прохладному стеклу и, не в силах больше держаться, закрыла глаза.
Проклятый Андракис со своими дурацкими правилами! Почему у них все так сложно? Почему нельзя по-простому, без рамок и убийственных ограничений?
Как теперь быть? Как жить, зная, что совсем скоро на ее месте будет другая?
Ника не выдержала и заревела. Обида душила, и на сердце было так больно, что не выдержать, не проглотить. Она схватила со столика нож для фруктов и принялась отчаянно терзать серую нить на своем запястье.
Всего лишь лаами…
Не избранная…
Не жена…
Эти слова гремели в голове, выворачивали наизнанку, ломали что-то внутри, причиняя дикое мучение.
Нить, такая тонкая и никчемная на вид, была прочнее стальных канатов. Ни одно волокно не надорвалось и не треснуло от ее жалких попыток разрезать. Ника не сдавалась, давила ножом все сильнее и сильнее. Дергала, пытаясь разорвать. Резала пальцы, запястья и не замечала боли. Что значат какие-то царапины по сравнению с душой, которая захлебывалась в агонии?
Ничего!
Шагнув словно из ниоткуда, за ее спиной появился кхассер. На нем самом лица не было. Еще внизу через скреп почувствовал он ее боль, отчаяние, страх. Чуть не захлебнулся этими чувствами. Они били наотмашь, душили, раздирали в клочья, как и его собственные.
– Тише, успокойся, – Брейр вырвал из скольких от крови пальцев нож и бросил его на белую салфетку.
– Пусти меня!
Вырвавшись из его рук, Доминика отскочила к стене, но на большее ее не хватило. Она уткнулась в ладони и горько разрыдалась. Уже не было сил сопротивляться, когда кхассер сгреб ее в охапку, подвел к кровати и насильно усадил к себе на колени.
– Тихо, Ника. Тихо, – прижал ее к своей груди.
– Не надо, пожалуйста, – увернулась от его горячих губ, – я так не могу. Не хочу.
Кхассер не позволил ей выскочить из его рук, наоборот – прижал сильнее, зарываясь лицом в темные волосы.
– Успокойся. Я никуда не поеду.
– Ты же должен. Такие правила. – Она всхлипнула. – У вас полно дурацких правил. Не выполнил – наказание. Выполнил не так – наказание.
– Плевать. Не знаю, что стряслось в Андере, почему в этом году такая спешка и все сдвигается, но уже обращался к Императору по поводу этих нитей. Он обещал снять.
Ника судорожно вцепилась в его рубаху. Так хотелось верить, что выход из этой ситуации есть.
– Тхе’маэс мудрый и внимательный. Уверен, он пойдет навстречу. Завтра с обратным гонцом я отправлю ему письмо о том, что отказываюсь присутствовать на отборе. Пусть ищут кого-то другого на мое место.
– А если не разрешит?
– Разрешит, – упрямо повторил кхассер.
– А если нет?
– Мне все равно, – он взял ее за плечи и отстранил от себя, – я тебя выбираю.
Доминика растворялась в янтарном взгляде. Как во сне приложила ладони к щекам, покрытым едва заметной щетиной:
– А я тебя, – пальцами очертила линию бровей. Спустилась на скулы, провела по красивым мужским губам, – всегда только тебя.
Она сама потянулась к нему за поцелуем. Ее губы были солеными от слез. Кхассер слизал их, пытаясь забрать чужую боль, успокоить.
Ника отстранилась, сдавленно всхлипнула и прижалась своим лбом к его:
– Мне так страшно. Даже больно дышать от этого. Что если император не такой, как ты говоришь? Что если он не поймет? Откажет тебе в прошении и отправит в Наранд?
– Что-нибудь придумаю. Выкручусь, – невесело усмехнулся, – Жаль, что за это время ты так и не забеременела. Случись это – и у Тхе’маэса не было бы к нам никаких вопросов.
Ника сжалась, чувствуя, как привычно заполняет горечь до самых краев. Закусила губу чуть ли не до крови, пытаясь сдержать крик, рвущийся из груди. Уткнулась Брейру носом в шею и обняла крепко-крепко.
Она сама сделала все, чтобы ребенка не было. Кто ж знал, что все перевернётся с ног на голову, и о том своем отчаянном решении она будет так отчаянно жалеть? И менять что-то было уже поздно. Она уже пропиталась насквозь этим зельем, и даже сегодня с утра по привычке прикладывалась к крохотной бутылочке с отравой. Теперь месяц надо ждать, а то и дольше, прежде чем организм очистится.
Как же все неправильно. И не вовремя.