Пропавшая невеста

Глава 20

Всю неделю Доминика просыпалась в холодном поту от одной и той же картины.

Она, словно бесплотный призрак, парила под крышей часовни Вейсмора. Внизу ровными рядами сидели молчаливые гости, а возле ног богини плодородия Иль Шид в коленопреклонённой позе стояла красивая пара. Брейр в ритуальных одеждах, довольный, счастливый, с блеском в янтарных глазах. А рядом – девушка. В ее темные волосы вплетены свежие цветы, подозрительно похожие на румянницу, только в несколько раз крупнее. Их лепестки горели багрянцем и напоминали капли крови, упавшие на первый, нетронутый чужими следами снег. На лице невесты – белая полупрозрачная вуаль. И каждый раз Доминике мучительно хотелось увидеть, что скрывается под этой таинственной завесой. Почему-то ей казалось, что там она увидит себя.

Но когда жрец просит убрать вуаль, она видит совсем другое лицо. Незнакомую девушку, которая не отводит обожающего взгляда от ее кхассера.

В этот момент картинка всегда отдалялась. И Доминика оказывалась не возле алтаря, а у самого входа. Стояла на пороге, не в силах переступить через невидимую преграду, кричала, пытаясь привлечь к себе внимание, но бесполезно. Брейр не слышал ее. Никто не слышал ее.

Потом откуда-то приходила Берта и с улыбкой захлопывала у нее перед носом дверь, навсегда отсекая от того, кто дорог.

Доминика просыпалась в диком ужасе, хватая воздух ртом и едва сдерживая истошный крик. И каждый раз кхассер притягивал ее к себе, тихо целовал в висок и говорил:

– Спи. Я здесь.

Она укладывалась обратно. Сплетала свои пальцы с его и пыталась справиться с бешеным боем в груди.

Страшно.

Больше всего на свете ей хотелось, чтобы недели, оставшиеся до отбора, поскорее пролетели, и все это осталось позади. Только тогда она, наконец, снова научится дышать полной грудью и перестанет трястись от одной мысли, что может потерять его.

Брейр тоже был на взводе. Все эти изменения – перенос смотрин, ранний сбор в Андере – тревожили. Информации не было, и те из кхассеров, с которыми он успел пересечься, тоже ничего не знали.

Уверенность была лишь в одном: назревало что-то серьезное.

***

Как-то вечером над Вейсмором пронеслась черная крылатая тень. Опустившись на брусчатку во дворе, зверь обернулся человеком, с воодушевлением осмотрелся по сторонам, кивнул знакомым стражникам и направился к входу. Но не успел сделать и десяток шагов, как навстречу ему вышел хозяин замка.

– Какая неожиданность! – картинно изумился Брейр. – Неужели сам Эрраш соизволил вернуться в наши края?

– Не ерничай, – старший по-медвежьи сгреб его в объятия, – а то мигом хвост откручу.

– Надорвешься.

– А ты подрос, что ли? – брат оценивающе сжал крепкие плечи. – Уже не такой худосочный, как раньше.

– Это кто тут худосочный?

Брейр пихнул его локтем в бок. Завязалась дружеская потасовка, в результате которой оба оказались на земле. С детства они дрались, выясняя кто сильнее. Родители только успевали отвешивать подзатыльники и растаскивать их по разным углам.

Эрраш проворно откатился в сторону, на ходу принимая звериную форму, а Брейр только недовольно хмыкнул и просто поднялся на ноги.

– Та-ак, – брат снова вернулся в человечий облик, – и где твой зверь?

– Дома. На цепи.

– Кому-то запретили оборачиваться, – хохотнул он, – да?

– Да! – огрызнулся Брейр.

– Признавайся, кого из старших довел?

Брейр немного помялся, потом махнул рукой и произнес:

– Хасса.

– Нашел на кого нарываться, – Эррашу было весело. – Ничего. Походишь человечишкой, тебе полезно.

– Сам-то сколько раз запрет отхватывал?

– Три, – гордо ответил брат, – последний от самого Тхе'маэса. Так что тебе до меня еще расти и расти.

Переговариваясь и подшучивая друг над другом, братья зашли в кабинет, продвинули ближе к камину широкие кресла и уселись, протянув ноги к огню. Ночами уже было прохладно, поэтому за решеткой приветливо плясали языки пламени, и их мягкий свет раскрашивал бликами каменные стены.

Брейр жестом подозвал служанку и велел ей принести бутылку из погреба. Шутка ли – три года не виделись. Пока младший служил в лагерях Андракиса, старший выполнял специальные поручения императора за его пределами. Есть что обсудить, есть что друг другу рассказать.

– Тебя тоже призвали?

– Да. Птичка на хвосте принесла, что границы с Милрадией дрогнули. Не знаю, правда это или нет, но точно назревает что-то серьезное… Это что? – Раш склонился и подцепил мизинцем серую нить на запястье брата. – Обзавелся лаами?

– Да.

– И чего молчал? Рассказывай. Это поинтереснее, чем снежные переходы в Милрадию.

Брейр неспешно поведал о том, как встретил Доминику на смотринах в Наранде. Как она была зеленой, а потом не зелёной. Как у них все сложилось позже, и чему они пришли сейчас.

Раш слушал, кивал, а потом задумчиво поинтересовался:

– Ты уверен, что она тебе походит?

– Уверен, – сквозь зубы ответил Брейр, – что за вопросы?

– Ты подожди пениться. Если бы подходила, то наследника бы вы точно уже заделали. А у вас, насколько я понял, с этим делом тишина. Верно?

Брейр пожал плечами. Что он мог сказать? Ничего. Сам гадал, почему не выходит. Уже почти год прошел, а результата никакого. Вначале у них не клеилось, да и отсутствовал он долго, ну а дальше? Горели друг другом, насытиться не могли, но все вхолостую.

– Может, все-таки не твоя?

– Моя, – голос сорвался на рык.

– Может, привязанность с закрепом путаешь? Говорят, нити-то эти хитрые, голову порой дурманят не хуже настоящих чувств.

– Я сказал, Доминика – моя! – рявкнул Брейр, выходя из себя. – И когда надо будет, у нас все получится! Все. Закрыли тему!

– Как скажешь. – Раш примирительно пихнул брата в плечо, взял со стола опустевшую бутылку и, выглянув в коридор, поманил служанку. – Неси еще одну.

– Конечно, кхассер, – пряча улыбку, Берта почтительно склонила перед ним голову, – сейчас все сделаю.

За вечер она еще дважды спускалась в погреб за бутылками терпкого красного, как кровь, напитка. Прислуживала, улыбалась, скромно ждала в тени, наблюдая. Здоровенные оба. Сильные. Чтобы таких с ног свалить, надо много. Но Берте и не нужно было никого валить, она просто хотела, чтобы хмель коснулся кхассеров, расслабил, приглушив их извечную настороженность и способность видеть насквозь.

Вечер был тихим и спокойным. Огонь в камине потрескивал, неспешно поедая сухие поленья, в кубках плескалось вино, и разговор плавно перетекал с одной темы на другую. Предстоящий сбор в Андере братья предпочитали обходить стороной, потому что отсутствие информации рождало домыслы. А домыслы – это не то, что нужно Андракису. Если император призвал – значит надо. Остальное неважно.

– Еще? – услужливо спросила служанка, стирая густую пыль с пузатой бутылки.

Брейр накрыл свой кубок ладонью, отказываясь от предложения, а Раш махнул рукой:

– Давай. Когда еще с братом доведется вот так посидеть.

Берта аккуратно вытащила пробку и налила почти до краев. После этого бесшумно отступила, но зацепилась каблуком за ковер и чуть не повалилась навзничь, но старший из братьев молниеносным движением подхватил ее под руку, не позволив упасть.

– Спасибо, – едва слышно пролепетала она.

Ее ресницы дрожали, на щеках разливался густой румянец. Сокрушенно вздыхая и кланяясь, она развернулась, чтобы уйти, но ее остановил голос хозяина.

– Ты уронила, – склонившись с кресла, он подобрал маленький темный пузырек.

Берта тихо охнула и стыдливо прижала ладонь к губам.

– Простите, – в голосе едва сдерживаемые слезы, – простите, пожалуйста. Я такая неловкая.

Не то чтобы кхассера волновали, что за зелья принимали его служанки, но тут полоснуло. Сжал кулак, не позволив ей забрать склянку.

– Что это? – поднес пузырек ближе к глазам. Встряхнул, наблюдая, как темная маслянистая жидкость плещется внутри и лениво стекает по стенкам.

– Можно мне это забрать, пожалуйста? – взмолилась она, протягивая руку.

– Я спросил, что это.

Служанка покраснела еще сильнее, хотя и так была ярче спелой свеклы. Бросила отчаянный взгляд на дверь, словно собиралась сорваться с места и сбежать. Ее страх бил по нервам, заставляя по-звериному подбираться, искать подвох.

– И? – снова потряс пузырьком.

– Да, отстань ты от нее, – усмехнулся Эрраш, – запугал девчонку. Вон как трясется.

Но кхассера уже зацепило. Ее нежелание говорить, взгляд в сторону, словно в чем-то виновата, словно поймали на месте преступления, привлекли внимание хищника.

– Я жду.

– Это… это… – она мямлила, нервно теребя в руках краешек белого передника, – это от головной боли!

Нервы обожгло чужой ложью. Зверь тут же припал на передние лапы и оскалился. В янтаре закружилась тьма.

– Врешь.

– Н… нет, – отчаянно замотала головой и отступила на шаг назад, выдавая себя с головой.

– Брейр, отстань от нее, – Эрраш громко поставил кубок на стол, – ну пьет она что-там втихаря. И пусть пьет. Твое-то какое дело?

– Что в бутылке?

Ответа снова не было. Только чужое обжигающее желание утаить правду.

Тогда он выдернул пробку с флакона и вдохнул. Пахло незнакомыми цветами и сладостью, сквозь которую пробивались ноты горечи и чего-то отвратительно неправильного.

– Что это? – требовательно повторил хозяин Вейсмора.

Сдержанностью он никогда не отличался, а когда чувствовал подвох и опасность – тем более.

– Ты не угомонишься? – Раш обреченно закатил глаза и протянул брату ладонь: – Давай сюда. – Он забрал пузырек, посмотрел его на просвет. – Как кровь, – поднес к носу и принюхался, прислушиваясь к ощущениям.

Запах полоснул, заставляя морщиться.

– Что…

Раш остановил брата коротким жестом. Снова принюхался, потом уронил на ладонь тягучую алую каплю, слизнул языком. И тут же брезгливо сплюнул.

– Румянница? – вопросительно поднял брови. – Внезапно.

– Можно, я пойду? – взмолилась Берта.

– Стоп! Что за румянница? – Брейр пока не понимал, но в груди уже тугими кольцами стягивалось дурное предчувствие.

– Это, брат… женское снадобье, – усмехнулся Раш, наблюдая, как пунцовая от стыда служанка дергает кончик косы. – И я удивлен, что встретил его в Андракисе. Его используют шаманы и повитухи в далеком Ниб-Тарре, но никак не у нас.

– Для чего оно?

– Пусть девушка скажет. Раз уж принимает, значит достаточно взрослая, чтобы ответить на этот вопрос.

Берта спрятала лицо в ладонях и всхлипнула, а братья недоуменно переглянулась.

– Так для чего оно? – теряя терпение, процедил Брейр.

– Я… я… – она горько всхлипнула и разрыдалась, – я не знаю.

– Пьешь, не зная что?

– Можно я пойду, пожалуйста! – внезапно она упала на колени и протянула к нему сложенные ладони. – Пожалуйста. Отпустите меня.

– Я спрошу последний раз, – тьма почти вытеснила свет янтаря, – и если не получу ответ…

Берта распласталась лицом вниз, поливая слезами ковер.

– Пожалуйста, кхассер.

– Живо! – он уже рычал.

– Я не знаю.

Тьма полоснула, причиняя боль. Мимолетную, в одну сотую долю от настоящей мощи, но Берта истошно завизжала.

Эрраш больше не вмешивался. Его чутье тоже ловило что-то неладное, но он не мог понять что.

– Что это за зелье? – мрачно повторил Брейр.

– Я не знаю, – прорыдала она, – оно не мое.

– Снова лжешь?

– Нет. Пожалуйста. Поверьте.

– Чье оно?

– Умоляю, не заставляйте меня говорить.

Снова тьма и женский крик.

– Это… госпожи. Я нашла его среди вещей, когда раскладывала постиранное. Испугалась за нашу Доминику. Вдруг болеет чем-то и помощь ей нужна. Хотела лекарю показать… Простите, что взяла без спроса.

Брейр в недоумении посмотрел на брата, а тот лишь хмуро кивнул, требуя, чтобы служанка ушла.

– Иди. Завтра разберемся.

– Спасибо, кхассер, – она с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, словно пьяная, побрела к дверям.

Эрраш проводил ее тяжелым взглядом и мрачно произнес:

– Ты хотел знать, почему у вас не получались дети? Вот ответ, – он перебросил Брейру пузырек с отравой из румянницы. – Она сама так решила.

Из-за закрытой двери нельзя было расслышать, о чем говорили кхассеры, но Берта и так прекрасно знала, о чем пойдет речь. Она вытерла губы дрожащей ладонью и криво усмехнулась. Взгляд зверя все-таки неприятная штука, болезненная, но оно того стоило. Одна мысль о том, что Доминике скоро будет гораздо хуже, доставляла Берте ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Ерунда какая-то, – Брейр покрутил в руках склянку и, брезгливо сморщившись, поставил ее на стол.

– Спроси свою лаами, принимала она румянницу или нет. Что может быть проще?

Ни черта не проще. Получить ответ, глядя в синие глаза, во сто крат мучительнее, чем неопределенность.

– Нет. Она бы не стала.

– Уверен? Есть способ проверить.

– Не буду я ничего проверять! – вспылил Брейр, подрываясь с кресла. Прошелся несколько раз по комнате, пытаясь совладать с мыслями, которые разбегались словно тараканы. – Я спать!

Не оборачиваясь, вышел за дверь и почти бегом отправился к себе. Ника была там – он безошибочно определял ее местонахождение, стоило только прикрыть глаза и прислушаться к себе, к своей душе.

Не зажигая лампы, он подошел к широкой кровати, на которой она спала. Ему не нужен был свет, чтобы рассмотреть девушку на белых простынях. Темные волосы разметались по подушке, на губах застыла трепетная, едва заметная улыбка, дыхание такое тихое, что не слышно.

Он подтянул тяжелое кресло ближе к кровати, сел, уперся локтями в колени и долго смотрел на нее. Взглядом скользил по темному абрису бровей, по ресницам, которые трепетали во сне, по слегка приоткрытым губам.

Своя. Родная.

Не смогла бы она так поступить…

Дверь открылась не сразу – пришлось постучать еще пару раз, прежде чем на пороге появился сонный Раш:

– Тебе чего не спится? – прохрипел он, потирая колючую щеку.

– Я согласен.

Эрраш зевнул и отступил, пропуская брата в комнату:

– На что ты согласен, мой юный вспыльчивый брат?

Брейр кивнул на пузырек румянницы, стоявший на столе:

– Давай проверим.

– Ты говоришь таким тоном, будто я тебя заставляю. Если не хочешь, то просто выкини эту отраву и забудь о ней.

– Я хочу проверить, – процедил Брейр сквозь зубы, и янтарь на миг заволокло тьмой.

Он не спал всю ночь, размышляя над словами брата. Что если и вправду Доминика решила за них, перечеркивая этим все, что было важно для него? Отчаянно не хотелось в это верить, но душа маялась, сжималась от нехороших предчувствий

– Как скажешь, брат, – старший пожал плечами, – я знал, что ты так решишь, поэтому взял на себя смелость и наведался вечером в ваш лазарет. Вот.

Выставил рядом с румянницей еще один пузырек. В нем плескалась прозрачная, как слеза, жидкость.

– Простая медуница, с мятой и чертополохом. От зубной боли.

– И как это поможет?

– Медуница с румянницей не дружат, – он столкнул пузырьки, и даже сквозь стекло жидкости отпрянули друг от друга, – добавь несколько капель в еду Доминики.

– Я не буду ее травить, – жестко произнес Брейр.

– Ничего страшного не произойдет. Сама по себе медуница полезна, но если Доминика до этого принимала румянницу, то ее просто вывернет наизнанку.

– Когда?

– Кто ж его знает. Чем больше в организме румянницы, тем сильнее эффект. Может, через час, а может, и через десять минут. Зависит от того, когда она принимала и сколько… Если принимала, – поспешно добавил Эрраш, видя, как насупился младший брат. – В любом случае тебе решать.

Брейр отошел к окну, за которым едва забрезжил рассвет, долго смотрел на горные пики, подсвеченные просыпающимся солнцем. Молчал. Эрраш его не торопил. В таких вещах торопить нельзя, потому что там, где есть двое, другим места нет.

– Я готов, – наконец, выдавил из себя Брейр.

Не сможет он дальше жить в неопределенности, не сможет закрыть глаза и оставить все как есть. Ника изначально знала, как важно для него продолжения рода. Кхассер никогда ей не врал, не пытался быть лучше, чем есть на самом деле, и не скрывал, почему высшие так ценятся в Андракисе. И ему казалось, что между ними давным-давно уже полыхает притяжение гораздо большее, чем скреп из-за серых нитей. Они не говорили о чувствах, но те пробивались во взглядах, в прикосновениях и даже в том, как менялось дыхание и ритм сердца, стоило им оказаться поблизости.

Не могла она так поступить, потому что это бы обесценило все, что было между ними. Все то светлое, что распускалось в груди даже от мимолётного касания и звука голоса. Не могла.

– Дай мне немного времени, – кивнул Эрраш.

Пока брат собирался, Брейр отдал распоряжение накрыть на троих в малой столовой и пригласить Доминику.

Завтраки в Вейсморе простые, но сытные. Теплый дышащий хлеб, свежее масло, травяной чай и кувшин с молоком. Иногда омлет с колбасками, иногда просто горка вареных яиц, а сегодня – глиняный горшок с густой ароматной кашей и тонкие жареные ломтики мяса.

Раш достал из кармана зелье с медуницей, зубами вытащил пробку, тут же сплюнул ее себе на ладонь. Потом поднял крышку с горшочка и занес руку, замерев в миге от последнего шага.

– Лью? – вопросительный взгляд на брата.

– Лей.

В груди зажгло, когда прозрачная жидкость выплеснулась из склянки в кашу и тут же расползлась по всей поверхности.

– Готово, – Эрраш перемешал содержимое большой ложкой и принюхался, – пахнет вкусно.

Брейр поморщился, потому что сейчас ему чудился только один запах: тонкий, насмешливо-горький аромат предательства.

Едва Эрраш успел опустить крышку на место, как в столовую вошла Доминика. Сегодня на ней было светлое платье в пол и темно-зеленая жилетка, а в темной шелковистой косе лента в тон. Глаза синие сверкали, как драгоценные камни. Красивая, легкая, плавная, словно ива на берегу реки.

Глядя на нее, Брейр с трудом сглотнул острый осколок, вставший поперек горла.

Не могла она…