Просто мы научились жить

Глава 3. Гроза.

За завтраком Лека была молчаливой и мрачной, Аллочка же щебетала без умолку:

– А потом мы танцевали, и он меня поцеловал, и мы стояли на балконе и смотрели на салюты! Такая красота! И он меня обнимал, и было так хорошо, так хорошо, Леночка!

Лека слушала все это, изредка кивала и ковыряла вилкой в тарелке с омлетом. Она выпила уже три чашки кофе, и все равно хотела спать – сказывалась бессонная ночь на полу у батареи.

Иногда она оглядывала столовую в поисках Игоря, но тот не показывался. Она уже совсем было решила поискать его в комнатах после завтрака, как он появился на пороге, прошел мимо, кивнув, и сел за стол к друзьям.

Вот так, большая и взрослая. Помогла мальчику сделать выбор. Только правильный ли?

Настроение стремительно портилось, хотя, казалось бы, портиться ему уже некуда. Лека пропустила Аллочкин вопрос и включилась только на ее недоуменный взгляд.

– Прости, что ты сказала? – Спросила.

– Я спросила, как прошел твой вечер с Юрой, – обиженно сказала Аллочка, – но ты меня совсем не слушаешь.

– Я отвлеклась всего на секунду, – возразила Лека, – извини. Вечер прошел хорошо, но, думаю, я больше не буду с ним встречаться.

– Почему? Что произошло? Он был груб? Он приставал к тебе?

Лека чуть не расхохоталась. Ну что же это такое? Что за мир такой, где наивные девочки считают, что поводом для прекращения отношений может стать такая глупость, как проявление сексуального желания мужчиной?

– Нет, просто я поняла, что никого не хочу сейчас.

– Леночка, но ты одна уже так долго… – Алла взяла ее за руку. – Я понимаю, что было в твоей жизни что-то, что сильно травмировало тебя, но кажется, пришло время зализать раны и начать заново.

– Это не тебе решать, – сказала Лека, отдергивая руку.

Секунду обе молчали – одна ошеломленно, другая испуганно. Да что же это такое? Лека ошарашенно посмотрела на свою руку, перевела взгляд на обиженную Аллочку, и вылезла из -за стола.

– Извини, я… – пробормотала, – что-то со мной…

И практически выбежала из столовой.

Что за черт? Что за чертовщина с ней происходит? Как она посмела обидеть Аллочку? И не просто обидеть – в какой-то момент ей захотелось ногтями вцепиться в ее лицо, расцарапать в кровь, избить.

– Я схожу с ума? – Думала Лека, лихорадочно шагая по коридору. – Определенно, я сошла с ума. Что-то случилось вчера с Юрой, после чего у меня совсем поехала крыша.

Срочно нужно было чем-то себя занять.

– Лена, – послышался сзади голос. Директриса. Черт! Трижды черт! Сто сорок восемь раз черт! – Задержитесь за секунду.

Лека послушно задержалась, сосчитала про себя до десяти, и к моменту, когда директриса подошла близко, она уже была готова по крайней мере сходу не вцепиться ей в глотку.

Обернулась, улыбаясь, и готовясь выслушивать указания.

– Лена, у меня к вам просьба, – сказала директриса, – из-за этих длинных каникул совершенно нечем занять детей, а запланированный приезд театральной группы сорвался из-за проблем с транспортом. Я бы хотела, чтобы вы придумали что-то массовое, в чем можно было бы занять весь состав дома, и что требовало бы немалой подготовки.

– Хорошо, – ответила Лека, почти не слыша того, что ей говорят, и мечтая только об одном – убежать, спрятаться туда, где никто не сможет ее увидеть, – я все сделаю, Валентина Михайловна, не беспокойтесь.

Улыбнулась, и пошла по коридору, сумасшедшим усилием заставляя себя не бежать.

Ворвавшись к себе в комнату, Лека одним движением заперла ее изнутри на ключ, и подскочила к зеркалу.

– Ну что ты творишь? – Спросила громко. – А? Что?

Синие глаза в отражении горели огнем. Волосы растрепались, и даже губы были воспаленно-красными.

– Ты что, хочешь все испортить? Все, за что так долго я боролась, к чему стремилась? Ты хочешь испортить всю мою нормальную, спокойную жизнь? Я не дам тебе это сделать. Не смей. Поняла? Не смей! Я хочу, чтобы Сашка гордилась мной, и она будет гордиться, ясно? И никто не сможет мне помешать. Я теперь другая. Я изменилась. Я пойду сейчас и придумаю мероприятие, в котором будет принимать участие весь детский дом, а потом я пойду к Аллочке и извинюсь перед ней, а потом… потом… нет, Юре я звонить не буду – это была слишком плохая идея. Я просто пойду к Аллочке и все ей объясню.

С каждым словом сердце билось все тише и тише, тремор потихоньку уходил, и дышать становилось легче. Через полчаса Лека была уже в порядке – присела на кровать и глубоко вздохнула. Но когда она посмотрела на свои руки, то увидела, что все пальцы изгрызены в кровь. И тогда ей снова стало страшно.

Конечно, она помирилась с Аллочкой. Даже ходить никуда не пришлось – Аллочка сама поскреблась к ней в дверь, вошла и долго сидела рядом на кровати, гладя Леку по голове и успокаивая.

– Нет-нет, я совсем не обиделась, что ты! Просто это на тебя так непохоже, что я очень-очень испугалась, Леночка!

Ее прикосновения успокаивали гораздо больше, чем слова, и Лека не особенно слушала. Потом, окончательно успокоившись, они отправились гулять с детьми, и пока те развлекались, строя новую крепость и играя в снежки, тихо беседовали на лавочке, обсуждая указание директрисы.

– Если театральная группа не приехала, давай устроим свой театр, – предлагала Аллочка.

– За неделю не успеем, а там уже и занятия начнутся, будет не до того. Я так поняла, что главное – это найти всем занятие на ближайшие семь дней.

– Ну тогда можно какие-нибудь соревнования.

– Их не надо готовить.

В Лекиной голове зрела идея, но пока она никак не могла оформиться в слова. Она слушала Аллочку, смотрела на ребят, поневоле выискивая взглядом Игоря, и размышляла.

Озарение пришло внезапно.

– Послушай, – сказала она, – я знаю, что мы сделаем. Мы устроим не просто соревнования, а настоящую зимнюю олимпиаду – с церемонией открытия, собственно соревнованиями и церемонией закрытия. Но – что самое главное…

Она выдержала паузу, наслаждаясь вниманием Аллочки, подавшейся вперед.

– Что самое главное – мы пригласим участвовать в соревнованиях местных детей.

– Что? – Удивилась Аллочка. – Зачем?

Лекина идея не особенно ее впечатлила, но саму Леку было уже не остановить. Она с ногами влезла на лавочку и принялась ходить туда-сюда, волнуясь и проговаривая вслух носящиеся в беспорядке мысли:

– Смотри. Отчего все эти постоянные стычки с местными? Во-первых, детям некуда деть энергию, а во-вторых, местные мало что про наших знают, и в их глазах они какие-то враждебно настроенные, да еще и несчастненькие дети, обиженные судьбой. А как дети относятся к обиженным судьбой, ты сама знаешь. Моя идея решает обе проблемы – во-первых, они все перезнакомятся и увидят, как мы живем. А во-вторых, будет куда слить энергию.

Она спрыгнула с лавочки и схватила Аллочку за руки, заглядывая ей в лицо.

– Это будет здорово, вот увидишь!

– Ну не знаю, – засомневалась Аллочка, – надо рассказать Валентине Михайловне и послушать что она скажет… И потом, а как ты собираешься собирать местных? У них же тоже каникулы!

– Это как раз элементарно, – улыбнулась Лека, – схожу на местное радио и уговорю их сделать объявление. После этого дети сами сбегутся!

Ее энтузиазм оказался настолько заразительным, что уже в тот же день директриса утвердила идею, и детский дом начал готовиться к соревнованиям. Лека носилась туда-сюда, то составляя текст объявления, то утверждая виды соревнований, то следя за тем, как готовится праздничная программа открытия.

Как она и подозревала, местные дети восприняли идею с энтузиазмом – им тоже было нечем заняться в эти длинные каникулы, и они стайками шли к детскому дому записываться на соревнования. Каждому записавшемуся Лека выдавала повязку с номером, и наскоро отпечатанную на принтере программу мероприятий.

И вот наконец день икс настал. С самого утра в актовом зале девочки накрыли столы с фуршетом – расставили красиво блюда с печеньем и конфетами, перемежая их бутылками газировки. Трибуну жюри украсили красными лентами, а для спортсменов поставили две широкие скамьи.

Несколько воспитателей во главе с директрисой торжественно заняли места на трибунах, а в зал хлынули зрители – родители приглашенных местных детей, детдомовские, не занятые в соревнованиях, персонал и просто друзья и знакомые.

Когда все расселись и немного утихомирились, Лека вышла к микрофону и объявила:

– Дамы и господа! Я рада приветствовать вас на открытии первых в истории нашего дома зимних олимпийских игр! Прошу вас аплодисментами встречать спортсменов!

Под бравурный туш и аплодисменты зала, вошли спортсмены – все были одеты в одинаковые (детдомовские) спортивные костюмы и разномастные кроссовки. Десять человек представляло детский дом, и десять было из местных.

Они расселись по разным скамейкам, и начали называть свои имена в подносимый Лекой микрофон.

Когда она подошла к Игорю, сидевшему третим на детдомовской скамье, он вдруг улыбнулся и подмигнул ей.

– Итак, – сказала она, когда представление спортсменов было окончено, – начинаем открытие первых зимних олимпийских игр!

Первыми на открытии выступили девочки из старшей группы – они в русских-народных нарядах сплясали веселый танец. Затем дети из младшей читали стихи. Маша спела песню, а маленький Кирюша показал брейк-денс.

Каждого артиста зрители встречали и провожали аплодисментами, а когда один из ребят внес в зал импровизированный олимпийский огонь в виде электического факела, зал просто взорвался.

В первый день соревнований было решено устроить командный забег на лыжах. Все – и зрители, и участники, одевшись, высыпали во двор, но тут Лека преподнесла всем сюрприз.

– Поскольку наши игры, безусловно, являются дружескими, – сказала она, стоя с судейским свистком, – то команды будут сборными. Делиться будем честно: я отвернусь, каждый из участников будет подходить и хлопать меня по плечу, а я рукой буду показывать, в какую команду он попадает. Только предупреждаю – не бейте слишком сильно, если не хотите остаться без судьи.

Громкий хохот был ей ответом.

– А если я не хочу с детдомовскими в одной команде?

Лека обернулась на голос, и посмотрела на высокого мальчишку в белой шапке и лыжном костюме. Он стоял, независимо отставив ногу и ухмыляясь, видимо довольный произведенным эффектом.

– Тогда ты можешь войти в третью команду, состоящую из тебя одного, – тихо, чтобы слышал только он, сказала она, – едва ли кто-то захочет присоединиться к человеку, не уважающему товарищей.

Улыбку с мальчишки как водой смыло.

– Как тебя зовут? – Спросила Лека.

– Славой, – нехотя ответил он.

– Слава имел ввиду, что не хочет быть рядовым участником сборной команды, а предлагает себя на роль капитана, – громко объявила Лека, – думаю, мы предоставим ему такую возможность.

После этого проблем с распределением не возникло. Пока делились на команды, пока раздавали и надевали лыжи, Леку не покидало ощущение, словно за ней кто-то пристально наблюдает. Но сколько бы она ни оборачивалась, наблюдателя засечь не удавалось.

Первый день соревнований прошел интересно и спокойно – победила сборная команда, капитаном которой стал Игорь, но Славина команда не теряла надежды отыграться. Лека и Аллочка искренне радовались, наблюдая, как запросто общаются между собой детдомовские и местные дети, поедая после забега печенье и запивая его газировкой.

С песнями и весельем хозяева проводили гостей до ворот и отправились отдыхать.

Лека и Аллочка, предоставив уборщицам возможность вымыть актовый зал, заперлись в учительской, чтобы обсудить детали второго дня соревнований. Ожидалось перетягивание каната на льду и фигурное катание.

– Я просто боюсь, как бы они себе лбы не поразбивали, – волновалась Аллочка, – давай может посыплем дорожку песком?

– Тогда это уже не будет перетягиванием каната на льду! – Возмущалась Лека.

– Но ты же не хочешь травм!

Травм Лека не хотела, и потому на следующий день все зрители покатывались от хохота, когда на лед вышли участники соревнований, с ног до головы наряженные в защиту местной хоккейной команды. Особенно красовались капитаны во вратарских ботинках.

На этот раз с перевесом в два очка выиграла команда Славы, и счет сравнялся. Фигурное катание было скорее показательным выступлением, и потому все с нетерпением ждали третьего – решающего – дня соревнований.

Но жизнь внесла свои коррективы, и совершенно неожиданно с самого утра в детском доме разгорелся скандал.

Все началось с того, что Леку разбудила вбежавшая, вся в слезах, в комнату Маша. Из сбивчивых рыданий девочки стало понятно, что она проснулась утром и решила надеть подаренные Лекой сережки, но – вот беда – сережек на месте не оказалось.

– Маш, подожди, – успокаивала Лека, спешно одеваясь, – может быть, ты их просто в другое место положила?

– Я их всегда кладу только в шкатууулкуууу, – рыдала Маша, – их кто-то украл!

Такие случаи у них уже бывали. Но случались они только после прихода новеньких – красть у своих никто из долго проживших в детском доме не стал бы.

Лека даже застонала про себя, предвидя новый виток международного конфликта – и вчера, и позавчера ребята приглашали гостей в свои комнаты, и подозрение безусловно падет в первую очередь на них.

– Идем, – велела она, натянув, наконец, джинсы, – поищем еще.

Она не теряла надежды, но – увы – поиски успехом не увенчались. Приходилось признать: сережки и правда украли.

По уставу детского дома, о таких случаях следовало немедленно сообщать директрисе. И, как Леке ни хотелось этого делать, пришлось поступить именно так.

Валентина Михайловна поговорила с Машей и велела шум не поднимать, дождаться окончания соревнований, но тут воспротивилась Лека.

– Валентина Михайловна, – возмутилась она, – вы же знаете, что через час об этом будет знать весь дом. Как вы думаете, с каким настроением дети будут праздновать? Давайте перенесем соревнования на завтра, и разберемся с этим делом сейчас же.

– Лена, а как вы собираетесь сейчас же с ним разбираться? – Удивилась директриса. – Совершенно очевидно, что факт кражи совершен гостями. Это нужно милицию вызывать, и разбираться с ними – и это, по-вашему, не испортит праздник?

– А что, если это кто-то из наших? – Спросила Лека. – Маша и девочки никого не приводили к себе в комнату, они это единогласно подтверждают.

– И как вы собираетесь искать вора?

– Для начала поговорю со старшими детьми. Может, он признается сам.

Конечно, надежды на это было очень мало, но Лека все равно надеялась. Ее разбивала злость на человека, из-за которого срывалось такое удачное и затратное по силам мероприятие.

Через полчаса она собрала в комнате девочек всю старшую группу и прямо задала вопрос:

– Кто это сделал?

Молчание было ей ответом. Мальчики смотрели в пол, девочки отводили глаза.

– Вы знаете, кто, – догадалась Лека, – но играете в свои игры «умру, но не выдам». Детский сад какой-то, честное слово. Я думала, вы уже взрослые ребята, а вы, оказывается, еще не доросли до того, чтобы с вами нормально разговаривали.

Злость выливалась из нее через край, расплескиваясь повсюду. Глаза горели, когда она одного за другим осматривала с ног до головы детей из своей группы.

И когда дошло до Романа Харькова, все и произошло.

– Я знаю, кто это, – сказал он, – не точно, но… Больше некому.

– Ну? – Рявкнула Лека.

– Он.

Она проследила взглядом за его указывающей рукой, и почувствовала, как заболело вдруг тяжелой болью сердце и застучала кровь в висках. Рука указывала на Игоря.

А самым ужасным было то, что сам Игорь молчал – не кидался на Рому с кулаками, и не опровергал обвинений. Просто молчал, глядя в пол.

– Он раньше был вором, – нехотя продолжил Роман, – он сам мне признался. Его к нам отправили из детской колонии, где он сидел за воровство.

Лека посмотрела на Игоря, тщетно пытаясь поймать его взгляд, и сказала:

– Это еще ничего не доказывает.

– Но больше некому, – зашумели наперебой дети, – местных тут не было, а мы бы не стали.

– Да, мы бы не стали!

– Если он и раньше воровал, ему ничего не стоит…

– Да кто еще! Конечно!

– Пусть он сам скажет!

– Молчать! – Рявкнула Лека, доведенная до крайности в своей злости. – Каждый из вас раньше не умел вытирать себе попу, но это не значит, что теперь каждые грязные трусы в прачечной принадлежат вам, так?

Несколько неуверенных смешков были ей ответом.

– Игорь! – Продолжила она. – Посмотри на меня и скажи, это ты сделал?

Он поднял глаза и глянул на нее потухшим взглядом.

– Нет.

Секунду они смотрели друг на друга, а потом Лека сказала спокойно и внятно:

– Я тебе верю.

Повернулась к остальным детям:

– А вы ведете себя подло. Вместо того, чтобы искать вора, готовы навешать всех собак на того, кого давно знаете.

– Откуда мы знаем? – Возмутился Рома. – Он же нам врал! Если бы он сразу сказал про колонию…

– Ну, как минимум тебе он сказал, – возразила Лека, – и ты тут же обвинил его в воровстве. Может быть, именно поэтому он не говорил так долго? Может быть, именно поэтому он не сказал остальным?

Стыдливое молчание было ей ответом. Дети избегали смотреть друг на друга, а Маша снова разрыдалась.

И вдруг Леку осенило.

– Маш, – сказала она, положив руку девочке на плечо, – скажи честно. Они правда пропали?

Новый взрыв рыданий был ей ответом. Дети заволновались, зашевелились. И постепенно выяснилась правда.

Конечно, они никуда не пропадали, эти сережки. Маша, которой не дали петь песню на закрытии игр, обиделась, и решила, что раз так – закрытия не будет вовсе. Но она и предположить не могла, что все пойдет вот так, и в краже обвинят Игоря. Надеялась спихнуть все на местных, а потом «случайно» найти сережки где-нибудь во дворе.

Все разрешилось. Лека сходила к директрисе, и, узнав, что та еще не успела перенести игры, предложила ничего никуда не переносить. И отдельно попросила Машу не наказывать.

– Сейчас для нее это урок, – сказала она, – а если накажем – она запомнит не урок, а наказание.

На том и порешили.

В финальном соревновании победила команда Игоря. Многие дети выглядели смущенными, но постепенно лед растаял, и на закрытии снова царило веселье и смех. Одной Леке было не по себе. Она то и дело смотрела на Игоря, ловила его благодарный взгляд, и думала о том, что юный мальчик оказался гораздо смелее и сильнее, чем она сама.

Когда все закончилось, и награжденные победители, перемешавшись с награжденными проигравшими, отправились делать торжественный круг вокруг детского дома, Лека вдруг отстала от всех и потихоньку пробралась в свою комнату. Упала прямо поверх одеяла, и лежала так, закинув руки за голову, пока не пришла Аллочка.

Она села на край кровати, деловито потрогала Лекин лоб, и похвалила игры.

И тогда Лека приподнялась, присаживаясь, взяла Аллочку за руку, и рассказала ей всю правду.

На следующий день эту правду знал в детском доме каждый.