Эпилог.

А что же было дальше? И чем все закончилось? Да ничем, наверное…

Вернулась на Бали, снова стала ездить на работу и писать сценарий. Встречалась с друзьями, иногда виделась с Дианой, но все больше и больше времени проводила в океане, сидя на доске и покачиваясь на волнах.

И давно зажила в сердце рваная рана, и перестала болеть. И только иногда, ночью, под сигарету, выкуриваемую на балконе, ныли в душе застарелые воспоминания, и приходили снами, и улетучивались с рассветом.

И уже не вспомнить, когда это случилось, и как, но однажды я поняла, что совершенно перестала искать. Мой взгляд больше не останавливался на каждом человеке, проходящем мимо, моя душа не рвалась к нему в попытке обнаружить в нем кусочек тебя. Я отпустила Женьку. А ты отпустила меня.

И я научилась жить сама, жить для себя, жить настоящим и радоваться каждому приходящему дню и каждой уходящей ночи.

Жить так, как всегда хотела. И никогда не могла.

И так и не остановился паровоз времени, а лишь быстрее и быстрее разводил пары. Но теперь в мелькании дней я больше не видела проклятия, а видела только покой и нежность. Мою нежность.


***

Лека сидела на пляже, и, уставившись в ноутбук, с упоением колотила по клавишам. Сценарий сегодня писался на удивление легко и быстро – она еле успевала записывать приходящие в голову мысли. Не хватало времени даже на то, чтобы сунуть в рот сигарету – хотя пачка их, родимых, с момента возвращения на Бали, всегда лежала рядом. Она даже не заметила, как на нее упала тень, и кто-то присел рядом.

– Странно, правда? – Раздался слева незнакомый голос.

– Что странно? – Не поднимая головы, недовольно промычала Лека.

– Все эти люди думают, что они покоряют океан. А на самом деле океан покоряет их.

Предложение осталось недописанным, мысль улетела куда-то в сторону, и растворилась в прибое. Лека шмыгнула носом и повернула голову. Рядом с ней сидела женщина – неопределенного возраста, коротко стриженная, одетая в индийское сари и с ярко красной точкой на лбу.

– Ты кто? – Спросила Лека.

– Какая разница? – Мягко улыбнулась женщина. – Как будто мое имя сможет что-то рассказать тебе обо мне.

– А что сможет?

Женщина пожала плечами и повернулась к Леке.

– Читай по глазам, – тихо сказала она, – что прочтешь – то твоим и останется. А что не сможешь прочесть, я оставлю себе.

И Лека начала читать. Она молчала, секунда за секундой погружаясь в этот глубокий, полный неведомого, взгляд удивительно красивых карих глаз, и не могла пошевелить ни единым мускулом.

Она читала о далеких путешествиях, о других мирах, о преодолении и сомнениях, о боли и радости, о секундном счастье и секундном отчаянии. И чувствовала, как в ответ читают ее.

Они сидели так долго, что солнце успело спрятаться за горизонтом, а плечи словно мягким пледом укрыли сумерки. И когда женщина поднялась с тем, чтобы идти дальше, и разомкнула связь, Лека остановила ее взглядом.

– Я хочу еще, – честно сказала она.

– Завтра, – улыбнулась женщина, и скрылась в темноте.

Всю ночь Леке снились эти глаза. Она то погружалась в них до самого дна, то выныривала на поверхность. И когда настало утро, она схватила ноутбук и отправилась на пляж – ждать.

Теперь они встречались каждый день. Садились друг напротив друга и смотрели, молча разговаривая, молча рассказывая друг другу истории своих жизней. И не было в этом ни грамма осуждения, да и поощрения не было тоже. Они принимали как данность все, что происходило с ними раньше, и то, что начало происходить сейчас. И купались в этом, словно маленькие дети, нашедшие, наконец, успокоение.

Только через месяц заговорили. Назвали друг другу свои имена, и рассмеялись, потому что в них и правда не было никакого смысла. Вдвоем – на одном байке – ездили по острову, сидели под деревьями в джунглях, стояли на коленях в индуистских храмах, и по-прежнему долго молчали.

А когда однажды ночью случилось то, о чем они уже давно читали в глазах друг друга, каждую клеточку Лекиного существа ежесекундно пронзала любовь и нежность. Она изучала ее тело, и позволяла ей изучать свое. Она целовала каждый шрамик и каждую складочку. Она нашла каждую из множества родинок и изучала их тоже.

Она спрашивала себя: смогу ли я теперь без нее жить? И понимала: смогу. И это будет тоже хорошая жизнь, тоже ласковая и родная, просто немножечко – совсем чуть-чуть – другая.

Они провели вместе два долгих года. И по истечении этих лет Лека решилась показать ей свой сценарий. Они читали его вдвоем – сидя на пляже, страница за страницей листая правдивую сказку о настоящих, совсем обычных людях. Об их сомнениях и страхах, об ошибках и победах, о находках и горьких потерях.

И когда Лека перевернула последнюю страницу и посмотрела, в ожидании ответа, она услышала:

– Это сама жизнь. Не придуманная, а настоящая от первого до последнего слова. Но ты не сможешь сделать из этого фильм. Ни один фильм не расскажет о том, что они чувствовали, и о чем думали. А это стоит того, чтобы рассказать.

Лека молчала, ошеломленная и поникшая. А потом услышала снова:

– Напиши о них иначе. Напиши романом, повестью, длинным рассказом. Расскажи о том, как они боролись и побеждали, как страдали и учились любить, как учились прощать, и самое главное – учились жить.

И снова полетели дни. Дни, в которых по-прежнему было много нежности и много тепла. Но теперь в них появилось и кое-что еще. Цель, обычная цель, которая вдруг в одночасье стала смыслом.

И настал день, когда на стол легла стопка рукописных листов, на титульной странице которых было написано:


"Просто мы научились верить"


И – ниже, помельче:


"Александре. Единственной женщине, которую я люблю. Единственной женщине, которая меня этому научила".


© Александра Витальевна Соколова 2010-2012

Загрузка...